– Я стараюсь, Олег! Все, кажется, перепробовал. Безрезультатно.
– Врешь! – загремел Прончатов. – Не стараешься, а – вот именно! – пробуешь… – Он снова обнял друга. – А может, тебе вернуться на Весенинский? Хочешь?
– Не хочу! То есть не думал, хочу ли…
Прончатов замолчал, непривычный: тихий и грустный.
– Хотел бы я знать, что с тобой! – проговорил он. – В болезнь не верю… Знаешь, что Рита сказала моей белокурой пассии? «Всех мужчин мира меняю на одного Игоря Гольцова». – Прончатов непонимающе, словно не человеку, заглянул Игорю Саввовичу в глаза. – Неужели этого мало, чтобы наконец перестать…
– Что перестать, Олег?
– Смотреть на мир глазами старой больной собаки. Ты хоть напейся, что ли! За десять лет я тебя ни разу не видел пьяным. Живой же ты, черт побери! Ну говори, чем могу помочь? Сам говори!
Игорь взял его руку, погладил прончатовские пальцы.
– Спасибо, Олег! Не знаю, чем мне можно помочь. А за вечеринку спасибо! Я понял, что для меня весь этот дурацкий шик…
Прончатов наклонился к Игорю Саввовичу совсем низко.
– С женой плохо? Не лги только! Пришли будни? Правду говори!
– Бредишь, Олег! Ни разу не поссорились. Хорошая жена!
Прончатов замолк. Редкий это был случай, когда сам тагарский бог не знал, что говорить, что думать.
– Ну хорошо, Игорь! – сказал он. – Поживем – увидим! Пошли!
В гостиной ничего не изменилось. Женщины сидели тесно, как бабы на посиделках, и были серьезны, как те же бабы, занятые пряжей, и было забавно видеть бабское, древнее, деревенское в облике трех ультрасовременных женщин.
– Послушайте, люди добрые, какая беда со мной приключилась! – вдруг громко и нервно сказала Неля и при этом скучно улыбнулась. – Хочу влюбиться до чертиков, а не могу… Ну, чем я прогневала господа!..
Гости молчали. И даже Прончатов молчал. Оставаясь образцовым семьянином, Прончатов время от времени влюблялся, и любил со всеми онерами – цветами, стихами, ревностью и любовными размолвками. Игорь Саввович знал со слов Олега, что первый секретарь обкома партии Левашев при случае деликатными намеками дал понять Прончатову, что хорошо бы вообще стать солидным человеком, а если уж Прончатова время от времени «пронзала» любовь, не делать из нее зрелищное предприятие. Прончатов вышел от Левашева смущенным, а позднее сказал Игорю: «Хорошо он со мной говорил, если честно признаться! Старше меня на год, а разумом держал меня на ковре. – Прончатов подумал и с улыбкой признался: – Поймал меня на тщеславии. Я же всех возлюбленных не могу не продемонстрировать друзьям и не друзьям. Тщеславие, брат! И фразу хорошую нашел Левашев: „Любовь в рекламе не нуждается!“
Игорь Саввович спросил: «Как же он тебя отпустил чистеньким?» Прончатов ответил быстро и просто: «Хорошо информирован. Знает, что я не блужу, а влюбляюсь… Кстати, он тобой интересовался. Хочет знать, почему ты постепенно отходишь от дел…»
– Ко мне приезжала из Ростова бабушка, – выждав паузу, тихо и таинственно сказала Рита. – Она рассказала, как они безумно веселились в молодости: играли во флирт… – Она старательно изображала веселое оживление. – Игорь, дайте-ка мне мою сумочку. Спасибо! Вот это знаменитый у наших бабушек флирт…
Засаленные десятилетиями, распухшие от частого употребления и от времени, но изготовленные из веленевой бумаги, с затейливыми виньетками по краям, на стол легли карточки игры, популярной и легендарной в начале века среди чиновников, мещан, а позднее нэпманов и провинциальных барышень. На каждой карточке крупно было напечатано название цветка, под ним литерами поменьше шел пророческий и любовно-игривый текст.
– Правила игры просты, – важно и преувеличенно торжественно сказала Рита. – Я протягиваю карточку, например, Игорю, говорю: «Резеда!», а вы читаете соответствующий текст. Итак, начали! «Резеда», Игорь! Остальные разбирайте карточки. Ну, позабавимся!
Игорь Саввович прочел с неожиданным любопытством: «Если Вы хотите знать, что я думаю о Вас, прочтите „Настурцию“. На той же карточке под „Настурцией“ значилось: „Возможно, я Вас могу полюбить. Только не будьте таким ветреным“. Он засмеялся, озабоченно почесал затылок, поразмыслив, остановился на „Гиацинте“, под которым стояло: „Все может быть, если Ваше прекрасное сердце не занято“. На это Рита мгновенно ответила „Ландышем“: „Все зависит только от Вас“.
– Смотрите-ка, еще с ятем! – восхитилась Неля. – Беседка, оказывается, писалась через ять. Лиминский, где вы найдете теперь увитую плющом укромную беседку, в которую приглашаете меня «Гладиолусом»? Вы и здесь порете дичь… «Гортензия»! Это вам, несносный Лиминский!
Оживился и Прончатов, печальный после коридорного разговора с другом. Только Митрий Микитич опять секретничал с телефоном. Пришедший в себя тагарский директор загреб ручищей стопку карточек, плотоядно осклабился, но, заметив, что Наташа карточки не берет, шутливо нахмурился и погрозил ей пальцем. Блондинка без улыбки взяла карточки – она была прекрасна своей бесстрастностью и простотой. Читая карточку, она по-ученому нахмурила большой ясный лоб. Наташа к двадцати семи годам умудрилась окончить консерваторию, факультет иностранных языков, в совершенстве владела тремя языками: немецким, английским и – не удивляйтесь! – остяцким, на котором разговаривали аборигены Ромской области, нуждающиеся в хорошем переводе.
– «Георгин»! – вкрадчиво сказал Прончатов. – Держи, Наташка!
И как раз в это время Неля, наклонившись, протянула карточку Игорю Саввовичу:
– «Роза»!
Он прочел: «Вы любите, но не хотите признаться». Подняв глаза, он увидел, что Неля соединяет многозначительным взглядом его и Риту. Это было нелепо и смешно.
Игорь Саввович втихомолку улыбнулся, наклонившись к уху Риты, шепнул:
– Ты уверена, что Неля равнодушна к Лиминскому?
Рита покачала головой, нахмурившись, покрутила пальцем возле лба.
– Гольцов, вы глупы…
– Рита!
Она засмеялась, потом погрустнела, потом опять засмеялась и тем голосом, каким они разговаривали на работе, но, обращаясь к нему на «ты», серьезно сказала:
– Неужели ты не понимаешь, как это противно – здоровый, веселый, развратный и глупый мужик? «Гелиотроп».
«Я тебя люблю безумно», – прочел Игорь Саввович и мгновенно ответил «Львиным зевом», где стояло: «Взаимно, если не шутите». После этого одновременно с Ритой он лениво бросил карточки на стол… Ну кто бы поверил, что знаменитый Прончатов, три красивые, умные, образованные женщины, Гольцов и сын профессора физики Лиминский играют во «флирт» и при этом истинно наслаждаются!
– «Роза»!
– «Орхидея»!
Между тем у Володечки Лиминского дела шли, пожалуй, оживленнее, чем у других. Нарочно не заметив два грубых выпада Нели, уставшей за неделю от изматывающей работы, он медленно, но – кто знает? – верно шел к желанной цели. Из-за недостатка карточек «флирта» в ход уже пошли клочки бумаги и карандаши, потный Лиминский писал как заведенная машина, старался изо всех сил и к тому времени, когда Игорь Саввович и Рита отыгрались, опять держал руку на колене Нели.
– Не скучай! – попросил Игорь Саввович Риту. – Забавно ведь, а?
– А пить мы еще будем, граждане?
– Напьемся, напьемся! – с энтузиазмом подхватил Лиминский, ничего до сих пор по тупости не поняв. – Игорь Саввович, голуба-душа, придвинь ко мне водочку, Риточка, вашу рюмку, Наташа, ваш бокальчик.., Олег Олегович, а ты чего? Логарифмы берешь?
Кажется, налаживалось: разлили вино, водку и коньяк, мужские пальцы с обручальными кольцами, женские – с перстнями и кольцами взялись за хрустальные ножки, но что-то опять не сработало: пустяк, мелочь, соринка, а здание бесшумно рушилось, рассыпалось на глазах.
– Хочу выпить за наших женщин! – не унимался Лиминский. – Дай им бог хороших мужей и всего другого, чего хотят! Ура!
Раздался медленный, наслаждающийся хохот Нели.
– Ей-ей, лучше не скажешь! – рокочущим от смеха голосом проговорила она. – «Дай им бог хороших мужей и всего прочего!» Голубчик, лапушка Лиминский, не надо мне желать того, что есть! Муж? Мигну – будет отутюженный красавец, полный ко мне любви и обожания, выну из сумочки ключ – завожу собственные «Жигули» последней модели, выну другой ключ – трехкомнатная квартира без смежных комнат. Эх, Лиминский! Глупый, смешной мужичонка… Ну чего еще там полагается, по-твоему, для радости? Дача? Есть. Девочки, бабоньки, подскажите, что еще нам надо? Счастья? А в чем оно? Дурак ты, Лиминский. Ну, сообрази, что нам надо? Эх, Лиминский, не знаешь и знать не можешь! Любви! Понимаешь! Любви надо! – Она гневно сжала пальцы. – Да с кем я разговариваю? Обворовал всех – себя, жену, незнакомую женщину, но поставил галочку в блокноте: «девятнадцатая»! Отодвинься от меня, Лиминский! – Она была страшна. – Хорошего мужа желаешь, а за коленки хватаешь. Идиот!
Прончатов неторопливо поднялся, подойдя к окну, уперся лбом в стекло – известная, знакомая всем, любимая прончатовская поза. Хорош до зависти!
– Вот чего я хочу, подружки! – глядя на него, бабьим голосом проговорила Неля. – Прончатов, хочу от тебя ребенка! Стань отцом, и забудь об этом навсегда!
Прончатов обернулся, зло спросил:
– Кого заказываете? Мальчика, девочку?
– Естественно, девочку!
Прончатов снова прочно уперся лбом в оконное стекло, и опять огромную гостиную наполнила скучная, серая, шероховатая тишина – ни звука, ни движения. А в комнате сидели интеллектуалы и эрудиты, здоровяки и смельчаки, много ездившие по свету люди, в полном расцвете сил и ума, лишенные ханжества и предрассудков. Завести бы увлекательную беседу, послушать, как Маргарита Васильевна Хвощ побывала в Норвегии, что видела, слышала, или разговорить Нелю, вернувшуюся неделю назад из Франции, где советские швейники изучали опыт знаменитых французских фирм. Тот же суетливый и пошловатый мышиный жеребчик Володечка Лиминский, обладающий фантастической памятью, знал добрую сотню умных, тонких анекдотов, так как на самом деле, в трестовских стенах и дома, был другим человеком. Он делался идиотом только в том случае, когда коллекционировал женщин.
– Хотите кофе? – глядя в окно, спросил Прончатов. – По штату положено…
– Хочу! Идея! – внезапно раздался голос позабытого полковника Митрия Микитича.
Потирая руки, откровенно довольный собой, полученной для кого-то путевкой, он подошел к столу, хитро прищурился – не хотел продешевить, выбирая еду.
– Люблю, грешный! – сказал полковник, смачно засовывая в рот кусок семги. – Где же кофе?
Мягкой, славной, неотразимой улыбкой цвело его круглое лицо, розовое и щекастое; сияли замечательные голубые глаза, которые выдержали бы пошлое сравнение с васильками. Пятьдесят два года прожил на этой теплой и круглой земле полковник Сиротин, трижды был ранен, умирая, четыре дня прятался на мызе в Польше; три дня над его головой разговаривали немцы, нашли, упрятали в лагеря, били и приговорили к расстрелу за побег, но он чудом выжил; казалось, должен был смотреть на мир хмуро и зло, однако хорошо, доброкачественно, по-русски был устроен Митрий Микитич – не оставили страдания ни одной горькой морщинки на его лунообразном лице коренного сибиряка, чалдона, рыбака и охотника.
– Где кофе, спрашиваю? – грозно повторил полковник. – Ну?!
– Кто хочет кофе, тот варит кофе, – сказала Неля. – Ты большой человек, Сиротин!
– Не задирайся, Нелька! – ласково ответил Митрий Микитич. – Еще будешь ползать на коленях: «Достань, родной, веретенное масло!»
Полковник Дмитрий Никитич Сиротин, как острили в городе, делал бескорыстное добро в стоячем, сидячем, лежачем и висячем положении. Не надеясь даже на спасибо, порой с риском для себя, всегда за счет личного отдыха и даже работы, он трудолюбивой пчелкой занимался делами знакомых, малознакомых и просто незнакомых людей. Полковник жил много лет в малогабаритной квартире из трех комнат, помещаясь в ней с женой, тремя детьми и тещей, а доставал четырехкомнатную квартиру некоему полузнакомому доценту на трех человек; жена полковника Нина ходила в старенькой цигейковой шубе, а муж-полковник выбивал сверхмодную дубленку сестре соседа по дому; полковник все время кого-то прописывал, устраивал в институты, доставал шифер, выручал проштрафившегося шофера-любителя. Он совсем не думал о себе, этот Димка Сиротин, и однажды при Игоре Саввовиче, пять лет дружившем с полковником, Нина, жена полковника, разбушевалась: «Хоть спать-то спокойно я имею право? Я тебя, Игорь, спрашиваю: спать я могу? А ему звонят всю ночь!»
– Где кофеварка? – голосом хорошо отдохнувшего человека спросил полковник Митрий Микитич. – Олег, где электрическая кофеварка, которую я тебе достал для длительных командировок? Гони! Заварю кофе…
– Не надо кофе, – резко сказала Рита. – И вообще спать пора!
– Идея! – подумав, сказала Неля. – У меня в девять пятнадцать деловое рандеву… Лиминский, убери лапы, хочешь получить по физиономии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62