А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Через каждые три часа ему делают какие-нибудь инъекции. Мать его смотрит на все это с ужасом. Каждый укол с болью отзывается в ее теле и она невольно протягивает руки, чтобы схватить сестру. Все время у нее льются слезы. Она так парализована страхом и необычной обстановкой, что пользы от нее мало. Больше вреда. Мария Дмитриевна просит, чтобы ее отправили из палаты.
Но сегодня я не могу этого сделать. Образы Маечки и ее матери стоят передо мной. Пусть эта мама смотрит на своего Вову. Я думаю, что завтра-послезавтра она сможет успокоиться. У мальчика ничего страшного нет и, я надеюсь, не будет. За это говорят все почасовые записи в листке, все анализы. И операция ему была сделана радикально. Все будет хорошо!
Пойду еще посмотрю Леночку. Она лежит в другой палате, вместе с двумя женщинами. Лена прожила семь лет от рождения и семь дней после операции. Может быть, это было вторым рождением, потому что смерть уже стояла за ее спиной. Не хочется вспоминать об этой тяжелой борьбе: были кошмарные осложнения. Ужас и отчаяние охватывали меня несколько раз, и я грубо, непозволительно ругал своих помощников, хотя они были совсем не виноваты или виноваты чуть-чуть. Сейчас все позади. Почти все. Едва ли что-нибудь может стрястись, если на восьмой день все, просто все, хорошо.
Я присаживаюсь к ней на кровать. Мне хочется потрогать эту девочку, приласкать ее, услышать ее голос.
— Ну как живешь, Леночка? Как спала?
Она поднимает свои огромные ресницы, под ними открываются большие голубые-голубые глаза.
— Хо-ро-шо... — тянет она и улыбается даже немного кокетливо. Ах ты, моя прелесть! — Мне уже сегодня ничего-ничего не колют, и я переезжаю в шестую палату. Вот только папа должен уехать...
Она хорошо вымыта и тщательно причесана. Две тугие косички торчат в стороны. В них белые капроновые банты.
(Кто заплетает сейчас косички той девочке, перед тем как положить в гроб? Мать, видимо, не в силах это сделать... Ладно. Довольно.)
Лене это сделали, наверное, девушки из лаборатории. У нас есть молодые лаборантки, и они приходят иногда ухаживать за своими любимцами. Потому что папа едва ли смог бы заплести так хорошо, а сестрам в пору заботиться о здоровье своих подопечных, а не о красоте.
Папа у Лены — техник. Дома маленький ребенок, и мать смогла приехать только на два дня. Впрочем, наши сестры уважают пап. Говорят, что они толковее и меньше поддаются панике. Вот этот папа починил плитки, ингалятор, отсос. Помогает во всякой работе.
Это трудная проблема — мамы и папы. К взрослым в послеоперационные палаты никого не пускают, чтобы «не заносили инфекцию», как мы, медики, говорим. А около детей сидят родители, хотя инфекция здесь еще страшнее. Это — уступка жалости. Нельзя, ну просто невозможно, отказать матери или отцу, когда их ребенок находится между жизнью и смертью. Некоторые, правда, помогают сестрам и няням: поднять, переложить, покормить. Персоналу работы хватает, и лишние руки всегда полезны. Но большей частью родители мешают. Ухаживать за больным нужно уметь. И нужны, кроме того, крепкие нервы. Или по крайней мере привычка. Попадаются истеричные и просто плохие люди. Им все кажется, что сестры и врачи недобросовестны, ленивы, жестоки. Чуть ли не одержимы желанием уморить их детей. Таких приходится выгонять, не обращая внимания на угрозы жаловаться. Впрочем, жалуются исключительно редко. Наверно, потом каждый все спокойно обдумает и устыдится. Слишком уж очевидна самоотверженная работа.
Есть еще и нахалы. Они проникают к больным всеми средствами: проходят черным ходом, приносят свои халаты. Подозреваем, что одна старая нянька в пропускнике берет за это взятки.
Довольно заниматься пустяками. Нужно идти делать главное дело. Леночка и Володя совсем хорошие. Вовка тоже будет жить. Так что все-таки есть уже какое-то оправдание перед Богом, или кто бы он там ни был, или перед собой — это все равно.
Иду в операционную. Больше никаких оттяжек. Все внутри напряглось. Чувства сжались в комочек и спрятались где-то в уголках моего «я». Ясность. Черное и белое.
Переодевание. Очки. Маска. У входа в предоперационную вижу всякие мелкие беспорядки, но сейчас нужно молчать. Нельзя растрачивать спокойствие. Для этого еще будет достаточно поводов.
Девочка уже в операционной. Уже введена трубка в трахею, подключен наркозный аппарат. Она спит. Ассистенты Мария Васильевна, Петр Александрович и Володя одеты и обкладывают операционное поле стерильными простынями.
Они сейчас будут начинать. Операционная сестра Марина — строгая, красивая, тонкая — стоит, положив руки на столик. У нее все готово. И там, внутри, — тоже.
В предоперационной мою руки. Без слов и почти без мыслей. Где-то в подсознании все уже обдумано вчера, сегодня утром, вот только что, пока был в палате. Одна щетка, другая.
Вхожу в операционную. Молча подается салфетка, потом спирт. Надевается халат.
— Поправьте свет. До операции никогда не поставите лампу как полагается!
Стоп. Нельзя заводиться. Все равно в следующий раз опять не поставят. Черт с ними!
Больная лежит на правом боку. Рубец от первой операции уже иссечен, и сейчас накладываются зажимы на мелкие кровоточащие сосуды. Движения у Марии Васильевны четки и точны. Она — само спокойствие и деловитость. Но это обман — она сильно нервничает, и когда оперирует одна, то часто ворчит. Все это замечается и думается каким-то краешком мозга. Марина подает инструменты в руку хирурга с легким щелчком, без слов угадывая, что нужно. Она очень опытна и давно работает со мной. Отличная сестра. Нет — помощница.
Перчатки. Спирт. Становлюсь на свое место. Рассекаю межреберные мышцы и попадаю в плевральную полость. Она заращена спайками. Легкое срослось с грудной стенкой, это естественно после операции. Спайки трудные: пальцем не разделяются, приходится рассекать скальпелем или ножницами. Кровоточит, нужно коагулировать, или попросту — прижигать электрическим током от аппарата диатермии. Легкий дымок и запах жженого.
Все делается почти автоматически. Видишь операционное поле, легкое, в голове есть план с разными вариантами, и он выполняется этап за этапом простыми, привычными движениями. Управление руками — это и есть мысли при операции. Движение, взгляд, мгновенная оценка результата, замыкание нового движения. Весь мир выключен. Можно простоять шесть часов и не почувствовать, что есть ноги. Конечно, когда трудно. Если просто — обычная работа, выполняемая стоя. Сейчас трудно. Вернее — будет трудно. Как только верхняя доля легкого отделилась от грудной стенки, сразу стало ясно, что уплотнение, похожее на опухоль, располагается в сосудах, отходящих от сердца: на дуге аорты, на легочной артерии. Легкое только припаяно к нему, и, хотя его ткань уплотнена, причина кровотечения — там, в крупных сосудах. Если на опухоль нажать, то она пульсирует под пальцами. Аневризма! Аневризма аорты! Картина болезни сразу стала ясной. После операции образовался абсцесс легкого, и воспалительный процесс разрушил измененную стенку аорты около боталлова протока. Образовалось выпячивание стенки аорты — аневризма. Недавно она прорвалась в бронх узким ходом, и через него периодически поступает кровь. Любое следующее кровотечение может оказаться последним.
Все понятно, и все очень плохо. Гораздо хуже, чем я ожидал. В аорте — отверстие. В легком — абсцесс. Полость аневризмы захватывает часть дуги аорты. Все это окружено толстым слоем спаек, прочных, как хрящ. Кроме того, воспалена легочная ткань.
Руки мои автоматически продолжают работать — разделяют сращения, все ближе подбираясь к аневризме. Но в голове одна мысль: что делать? При работе страха меньше, и я как будто еще не осознаю всей опасности положения.
Нужно остановиться. Помыть руки — это передышка для думания.
Итак, есть две возможности.
Первое — зашить и уйти. Пока еще отступление возможно.
Представляю: мать подбегает: «Все благополучно? Маечка будет жить?» Увы, нет. Погибнет, и, наверное, скоро. Нельзя ничего сделать. Вернее, сделать было можно, но очень опасно. Могла умереть на столе. А так? Молчание. Были шансы на спасение? Да, были, очень мало. Я побоялся их использовать. Зачем же вы брались оперировать? Что же нам теперь делать? Везти в Москву? Нет. Умрет в самолете.
Пауза. Взгляд.
Потом в палате проснется. Бледное личико. Глаза с надеждой. Немного спустя: кашель, кровь. Много крови. Снова взгляд. Недоумение: как же так? А разве операция?.. Нужно выйти из палаты. Профессор же не обязан сидеть сам около каждого больного. Хорошие ординаторы все сделают, что нужно. Тем более, когда делать нечего, кроме переливания крови. Знал?
Да. И побоялся, что скажут «зарезал»? Нет. Морг, похороны, взгляд матери? Да... Тогда иди ты...
Второе: попробовать. Выделить аорту выше и ниже аневризмы. Как можно ближе. И легочную артерию. И долю легкого.. Потом пережать аорту зажимом и быстро удалить аневризму с долей легкого. Отверстие в аорте зашить. Но пережать аорту можно только на десять минут, и то при условии, что сосуды к голове останутся выше зажима. Если больше, то погибнет спинной мозг. Времени очень мало. Но можно заткнуть дырку в аорте пальцем, отпустить зажимы, подождать, пока мозг промоется артериальной кровью, и снова пережать сосуды. Так можно несколько раз. Есть опыт в прошлом, удачный. Но здесь спайки, воспаление. Удастся ли зашить дырку в аорте? Если нет? Тогда — все.
Снова мать. Не надо слов. Ужас в глазах. «Умерла!» Да. Я не мог. Аневризма. Спайки. Ткани изменены. Прорвались. Кровотечение... «О-о-о... умерла...»
А может, удастся? Тогда, как сегодня, войду в палату: «Ну, как живешь, девочка? Милая моя...»
Две возможности. Только две. Трудно выбрать. Поработаем еще. Можно немного оттянуть с решением. Если не удастся выделить аорту и сохранить артерии, идущие к голове, тогда само собой решится: невозможно.
Но это удалось. Почти удалось. Вскрыл полость перикарда, освободил восходящую аорту и, идя по ней вниз, добрался до важных сосудов. Сделал под аортой канал и подвел тесемку. Это было самое трудное. Выделил аорту ниже аневризмы. То же с легочной артерией. Все это очень медленно. Операция продолжается уже три часа. Я этого не замечаю. Анестезиолог молчит — значит, все хорошо. Кроме того, я вижу, как работает сердце. Полная тишина. Нужно беречь нервы для будущего. Хотя есть поводы для ворчания: Петр Александрович ассистирует не очень хорошо. Он мне редко помогает и не привык. Зато двое других — на высоте. Все время переливается кровь. Учитывается и восполняется каждая капля, потерянная на марлевых шариках или салфетках.
— Дмитрий Алексеевич, позаботьтесь, чтобы послали на станцию еще за кровью. Если я решусь, то кровопотеря будет большая, — говорю я анестезиологу.
Продолжаю работать. Очень трудно — выделять из спаек сосуды и долевой бронх. Шаги измеряются долями миллиметра. По-прежнему работают руки. Мысли редки и отрывочны. Может быть, приключить аппарат искусственного кровообращения? Тогда я безопасно пережму аорту.
К сожалению, подготовка занимает два часа. Кроме того, нет свежей крови. И самое главное — нужно снять свертываемость крови.
Операция идет очень чисто и хорошо. Начинает казаться, что я сам Бог. Все мне доступно. Вот как чудесно разделены все сосуды! Корень доли легкого уже выделен. Это нелегко в таких спайках и рядом с аневризмой, не думайте. Все-таки я неплохой хирург. Пожалуй, один из самых лучших.
Не хвастай. Руки у тебя дрожат. Всю жизнь. И вообще ты.... Морг. Крик.
Все подготовительные шаги подходят к концу. Даже больше — я перевязал бронх. Отступить еще можно. Сейчас нужно решаться.
Но решаться не пришлось. Внезапно брызнула струя крови и залила мне лицо... Мгновение — и кровоточащее место прижато пальцем.
— Протрите мне очки!
А пока я ослеп. Но это ничего. Палец знает свое дело.
— Осушайте кровь в ране!
Стенка аневризмы прорвалась. В одном месте я немножко глубже рассек спайки. Этого следовало ожидать, и все-таки случилось неожиданно.
Зачем я не остановился?!
Теперь поздно говорить. Но пока еще все тихо. Сердце работает хорошо. Все хорошо!
Нет. Теперь уже нет. Стоит мне отпустить палец — и за несколько секунд плевральная полость зальется кровью, кровяное давление упадет до нуля, а сердце будет сокращаться тихо-тихо. Нужно держать. Как мальчик, который спас Голландию, заткнув пальцем дырку в плотине. К нему пришли на помощь. Ко мне никто не придет.
— Переливайте кровь, как можно скорее! Начинайте в артерию!
Я набираю воздух в легкие, как будто перед прыжком в воду. Как будто вдыхаю в последний раз...
— Петя, пережимай аорту! Марья, зажимай легочную артерию!
Отнимаю палец от дырки. Струя крови ударила и быстро ослабла — нет притока.
— Отсос! Черт бы вас побрал, не сосет! Давай другой, быстрее!
В моем распоряжении десять минут. Это так мало. Я разрываю отверстие в стенке аневризмы. Быстро вычерпываю из ее полости старые сгустки крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов