— Конечно, но…
— Если ты с самого начала будешь меня так баловать, то ты плохо исполнишь свою роль свирепого дядюшки…
— Свирепого!.. Разве я могу быть свирепым с тобой?
— Это нужно… чтобы отклонить всякие подозрения.
— И зачем, Жан, ты только поехал?..
— Потому что так было нужно.
— Отчего ты не остался у нас в доме… там… в Шан-тенэ… или в Нанте?
— Потому что мой долг велел мне ехать.
— Разве я не мог бы предпринять этого путешествия один?..
— Нет.
— Бороться с опасностями — это мое ремесло!.. Я только этим и занимался всю жизнь!.. К тому же для меня они далеко не то, что для тебя…
— Поэтому-то я и настоял на том, чтобы сделаться твоим племянником.
— Ах! Если бы можно было посоветоваться на этот счет с полковником!.. — воскликнул сержант.
— А как? — ответил Жан, лоб которого нахмурился.
— Да, это невозможно!.. Но если мы получим в Сан-Фернандо нужные указания и если нам суждено будет когда-нибудь его увидеть, что он скажет?..
— Он поблагодарит старого сержанта за то, что он внял моим просьбам, что он согласился предпринять со мной это путешествие!.. Он скажет, что ты исполнил свой долг, как и я!
— Ну конечно!.. — воскликнул сержант. — Ты всегда делаешь со мной что хочешь!
— И это вполне правильно, потому что ты — мой дядюшка, а дядюшки должны всегда слушаться своих племянников… конечно, не при людях!
— Да, не при людях… Это уже решено!
— А теперь, мой добрый Мартьяль, иди и спи хорошенько. Завтра мы с утра должны сесть на оринокский пароход. Опаздывать нельзя.
— Спокойной ночи, Жан!
— Спокойной ночи! До завтра!
Сержант Мартьяль пошел к двери, открыл ее, затем старательно запер, убедился, что Жан повернул в замке ключ, и задвинул внутреннюю задвижку. Несколько минут он оставался на месте, прислушиваясь. Затем, убедившись, что мальчик лег, направился в свою комнату. Здесь он ударил себя кулаком по голове и произнес:
— Да!.. Дело нам предстоит трудное!
Кто же были эти два француза? Откуда приехали они? Что привело их в Венесуэлу? Зачем они вздумали играть роль дядюшки и племянника? С какой целью собирались они плыть на оринокском пароходе и куда?
На эти вопросы трудно было бы дать обстоятельный ответ. Все станет понятным в будущем.
Впрочем, вот что можно было заключить из только что приведенного разговора.
Это были два француза, оба — бретонцы, из Нанта. Но если их происхождение было ясным, то гораздо труднее было сказать, что их связывало и какие между ними были отношения. Прежде всего, кто был этот полковник Кермор, о котором они так часто говорили, и притом с таким волнением?
Во всяком случае, молодому человеку нельзя было дать больше 16-17 лет. Он был среднего роста и для своего возраста имел крепкое сложение. Его лицо было несколько строгое, даже печальное, особенно когда он погружался в свои обычные думы. Но мягкий взгляд его глаз, улыбка, при которой открывались белые зубы, и яркий румянец сильно загоревших после морского перехода щек делали его очень привлекательным.
Другой из этих двух французов представлял собой настоящий тип старого сержанта, прослужившего в строю до предельного возраста. Он ушел в отставку унтер-офицером, прослужив всю службу под командой полковника Кермора, который однажды спас ему жизнь на поле сражения во время известной войны Второй Империи, закончившейся разгромом 1870-1871 годов. Это был один из тех старых служак, которые доканчивают свою одинокую жизнь в домах своих бывших начальников. Они становятся обыкновенно чем-то вроде прислуги в семье, нянча иногда детей, балуя их и давая им первые уроки верховой езды на коленях и первые уроки пения, с голоса выучивая их разным военным песням.
Сержант Мартьяль, несмотря на то, что ему перевалило за шестьдесят, был силен и держался еще прямо. Закаленный, равнодушный к холоду и жаре, он не изжарился бы в Африке и не замерз в России. Сложение у него было крепкое; храбрость его была вне сомнений. Он ничего никогда не боялся, разве только себя, так как всегда боялся своего первого порыва. Высокий и притом худой, он сохранил свои прежние силы и военную выправку. Это был ворчун, старый службист. Но характер у него был превосходный, а сердце предоброе. Для тех, кого он любил, он готов был на все. По-видимому, для него заботы о Жане, дядей которого он согласился быть, составляли смысл всей его жизни.
Поэтому-то, вероятно, он и заботился так о юноше! Каким вниманием окружал он его! Но откуда в нем эта внешняя суровость, зачем эта роль дядюшки, которая была ему так противна, — об этом лучше было бы его не спрашивать. Каким свирепым взглядом он ответил бы на такой вопрос! Какую грубость отпустил бы любопытному, прогоняя его в шею!
Такие случаи действительно уже бывали во время перехода через Атлантический океан. Те из пассажиров «Переры», которые пытались завести знакомство с Жаном или оказать ему обычное во время путешествия внимание, кто так или иначе заинтересовывался этим юношей, которого держал в такой строгости его грубый и необщительный дядюшка, — они отстранялись последним самым резким образом.
В то время как племянник был одет в простой дорожный костюм и в холщовую каску, дядюшка, точно наперекор, носил длинный сюртук военного покроя, хотя и без погон и форменных нашивок.
Сержанту Мартьялю невозможно было внушить, что гораздо удобнее для него была бы одежда, приспособленная к венесуэльскому климату.
Если он не носил настоящей каски, то только потому, что Жан заставил его надеть вместо нее холщовую, которая лучше всякой другой предохраняет от солнечных лучей.
Сержант Мартьяль подчинился Жану, однако неохотно, так как ему, с его жесткими, щетинистыми волосами и стальным затылком, было «наплевать» на солнце.
Само собой разумеется, в их чемоданах, хотя и небольших, было по смене платья и белья, обувь и вообще все необходимое в подобном путешествии, во время которого трудно чем-нибудь обзавестись вновь.
Тут были и дорожные одеяла, и оружие, и амуниция. Для юноши имелось легкое ружье и пара револьверов. Другая пара их предназначалась для сержанта Мартьяля; был еще карабин, которым он, как хороший стрелок, надеялся воспользоваться при случае.
При случае? Разве так уж велики опасности на территории Ориноко? Нужно ли здесь быть так же настороже, как, например, в Центральной Африке? Бывают ли на берегах этой реки и ее притоков набеги индейцев или нападения разбойников, грабителей и убийц?
И да, и нет.
Если судить по разговору, происходившему между Мигуэлем, Фелипе и Варинасом, то нижнее течение Ориноко, от Боливара до устья Апуре, не представляло никакой опасности. Средняя же часть, между этим устьем и Сан-Фернандо, требовала уже от путешественника некоторых мер предосторожности, особенно от индейцев квивасов. Что же касается верхнего течения реки, то здесь чувствовать себя в безопасности было совсем трудно, так как вся эта местность изобиловала кочевыми туземными племенами.
Как читатель помнит, в планы Мигуэля и его обоих товарищей не входило предположение подняться по реке выше Сан-Фернандо. Не собирались ли проникнуть дальше сержант Мартьяль и его племянник? Не находилась ли цель их путешествия выше этого городка? Не увлекут ли их обстоятельства до самых истоков Ориноко? Этого не знал никто, даже они сами.
Несомненно было то, что полковник Кермор покинул Францию 14 лет назад и направился в Венесуэлу. Что он там делал, что с ним сталось, по каким причинам он эмигрировал из Франции, не предупредив даже своего старого товарища по оружию, — об этом мы, может быть, узнаем из дальнейшего рассказа. Что же касается беседы сержанта с юношей, то в ней на этот счет ничего не говорилось.
Известно было пока лишь следующее.
Три недели назад, покинув свой дом в Шантенэ, около Нанта, они сели в Сен-Назере на пароход Трансатлантической компании «Перера», шедший к Антильским островам. Оттуда, уже на другом пароходе, они переехали в Ля-Гуаиру, порт Каракаса. А через несколько часов после этого поезд доставил их в столицу Венесуэлы.
Пребывание их в Каракасе продолжалось всего неделю. Они не тратили времени на осмотр города, если не замечательного, то, во всяком случае, чрезвычайно живописного вследствие того, что верхняя часть города поднимается над нижней больше чем на 1000 метров. Они едва успели подняться на холм кальвера, откуда можно охватить взглядом всю массу городских построек, которые нарочно сделаны чрезвычайно легкими ввиду частых землетрясений. В 1812 году, например, здесь погибло от землетрясения 12 000 человек.
Тем не менее Каракас имеет красивые парки, прекрасные общественные здания, дворец президента республики, террасы, с которых глаз охватывает великолепное Антильское море. Вообще здесь царит оживление большого города, насчитывающего до 100 000 жителей.
Однако все это не обратило на себя внимания ни сержанта Мартьяля, ни его племянника. Они приехали сюда совсем с иными целями. Все эти восемь дней они употребили на собирание всяких справок, нужных для намеченного путешествия, которое, быть может, должно было увлечь их в самые отдаленные, почти неизвестные области Венесуэльской Республики. Указания, которые у них имелись, были далеко не достаточны, но они надеялись дополнить их в Сан-Фернандо, откуда Жан решил вести свои поиски до тех пор, пока это окажется нужным, хотя бы для этого пришлось углубиться в самые опасные местности верхнего Ориноко.
Если бы тогда сержант Мартьяль вздумал помешать Жану в этом опасном предприятии, он наткнулся бы — старый солдат слишком хорошо понимал это — на действительно необычайную для такого возраста настойчивость, которую ничто не могло бы сломить. И он уступил бы, потому что пришлось бы уступить…
Вот почему эти два француза, только накануне приехавшие в Боливар, должны были в ближайшее же утро отправиться дальше на пароходе, который обслуживает нижнюю часть течения Ориноко.
Глава третья. НА БОРТУ «СИМОНА БОЛИВАРА»
«Ориноко вытекает из рая». Это сказано Христофором Колумбом.
В первый раз, когда Жан произнес эти слова генуэзского мореплавателя перед сержантом Мартьялем, последний скептически ответил:
— Увидим!
Он оказался прав, не доверяя утверждению знаменитого путешественника, открывшего Америку.
Каковы бы, однако, ни были легенды о происхождении Ориноко, откуда бы оно ни вытекало, во всяком случае, оно образует громадную дугу на территории между третьей и восьмой параллелями к северу от экватора. Венесуэльцы гордятся своей рекой, и, как мы уже видели, Мигуэль, Фелипе и Варинас в этом отношении ни в чем не уступали своим соотечественникам.
Кто знает, может быть, они готовы были бы протестовать против утверждения Элизе Реклю, в XVIII томе его «Новой всемирной географии», что Ориноко занимает среди рек лишь девятое место после Амазонки, Конго, Параны-Уругвая, Нигера, Янцзы, Брахмапутры, Миссисипи и реки Св. Лаврентия.
С шести часов утра 12 августа «Симон Боливар» был готов к отплытию. Пароходное сообщение между населенными пунктами, расположенными по течению Ориноко, существовало всего лишь несколько лет, да и то оно поддерживалось лишь до устья Апуре. Но, поднимаясь по течению этого притока, пассажиры и товары могли быть доставлены и до Сан-Фернандо и даже дальше, до порта Нутриас, благодаря венесуэльской компании, которая установила на этом пространстве постоянные рейсы, два раза в месяц.
Именно здесь, у устья Апуре, или, вернее, несколькими милями ниже, у городка Кайкара, те из пассажиров, которым предстояло продолжать путешествие по Ориноко, должны были оставить пароход «Симон Боливар» и пересесть на самодельные индейские лодки.
Пароходы здесь построены с таким расчетом, чтобы на них можно было плавать по реке не только в разливы, но и в засуху, когда вода в Ориноко сильно спадает. Устройство этих пароходов напоминает колумбийские с плоским дном и громадным задним колесом в качестве единственного двигателя, приводимого в движение машиной двойного расширения. Представьте себе плот, над которым возвышается целая постройка, а над последней, в передней ее части, — две дымовые трубы. Эта постройка, оканчивающаяся спардеком, заключает в себе гостиные и каюты классных пассажиров, а нижняя ее часть предназначается для товаров. Все это общим своим видом напоминает североамериканские пароходы. Пароход весь раскрашен в яркие краски, включая рулевое колесо и капитанский мостик, расположенные на самом верху, под развевающимся флагом республики. Что же касается топлива, то его доставляют прибрежные леса, достаточно уже поредевшие, по обоим берегам Ориноко.
Боливар расположен в 400 километрах от устья Ориноко, так что прилив чувствуется здесь очень слабо и не преодолевает течения реки. Таким образом, прилив не может способствовать ускорению хода судов, которые идут вверх по течению. Тем не менее он иногда поднимает уровень реки у столицы до 12-15 метров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42