Учитывая страстную любовь гарпунщика к своему ремеслу, я не сомневался, что наступит день, когда его недовольство вырвется наружу.
Между тем наша шхуна не была оснащена для китового промысла, ведь, став капитаном «Халбрейн», Леи Гай занимался исключительно торговой навигацией между островами в южных водах Атлантического и Тихого океана. А количество усатых китов, которых мы то и дело замечали в нескольких кабельтовых от шхуны, поражало воображение.
Как-то раз часа в три дня я вышел на бак, чтобы полюбоваться играми нескольких пар морских гигантов. Хирн указывал собравшимся матросам на китов, сбивчиво выкрикивая:
— Вон, видите? Полосатик! А теперь двое, нет, трое! Экий спинной плавник — в пять-шесть футов высотой! Глядите, как они плывут — спокойно, без единого прыжка… О, будь у меня гарпун, то, ручаюсь головой, я бы воткнул его в одно из четырех желтых пятен у него на спине! Но разве на торговой посудине такое возможно?! Нет, здесь нечем потренировать руку! Тысяча чертей! Когда выходишь в эти моря, то надо добывать китов, а не … — Он осекся и, выругавшись, заорал: — Вон еще один, совсем другой!
— Тот, с горбом как у верблюда? — спросил кто-то из матросов.
— Да. Это горбач, — отвечал Хирн. — Видишь, у него все брюхо в складках и длинный спинной плавник? Горбач — редкая добыча, потому что он сразу ныряет на большую глубину и утаскивает за собой многие сажени линя!.. Мы и вправду заслужили, чтобы он огрел нас хвостом, коли не собираемся его загарпунить!
— Осторожно! — раздался крик боцмана.
Шхуне не грозил, разумеется, сокрушительный удар хвостом. Просто у самого борта всплыл огромный кит, и из его дыхал с шумом взметнулся фонтан поды. Весь бак окатило водой.
— Славная работка! — небрежно выговорил Хирн, пока остальные матросы, вымокшие до нитки, осыпали кита проклятиями.
Нам попадались также гладкие киты, чаще всего встречающиеся в южных морях. У них нет плавников, а под кожей — огромные запасы жира. Охота на них не сопряжена с большой опасностью, поэтому они — излюбленная добыча китобоев, антарктических водах. Мельчайшие ракообразные, называемые «китовой едой», составляют их единственный рацион.
Сейчас менее чем в трех кабельтовых от шхуны плыл гладкий кит длиною футов в шестьдесят, из которого можно было бы наготовить добрую сотню бочонков жира. Троих таких китов хватило бы, чтобы заполнить трюм корабля средних размеров.
— Да, это и есть гладкий кит! — воскликнул Хирн. — Его узнают по мощному, низкому фонтану. Вон, видите — там, по левому борту… Точно столб дыма… Это полосатик. И такое добро уходит у нас из-под носа! Какая жалость! Вот черт! Отказываться набить трюм, когда добро само плывет в руки, — это все равно, что вывалить в море мешок пиастров! Горе тому капитану, который упускает столько товару. Лишить свою команду такого богатства!..
— Хирн! — раздался властный голос. — Заступай-ка на вахту! Оттуда тебе будет легче считать китов.
То был голос Джэма Уэста.
— Господин лейтенант! — взмолился было гарпунщик.
— Ни слова больше, не то я продержу тебя там до завтра. Пошевеливайся!
Не смея противоречить, гарпунщик повиновался: «Халбрейн» заплыла в высокие широты вовсе не для охоты, и, набирая на Фолклендах матросов, мы предупреждали их, что охотиться не придется. У путешествия была единственная цель, о которой знали все, и ничто не должно было нас: от нее отвлекать.
Тем временем шхуна скользила по воде, поверхность которой приобрела красноватый оттенок из-за присутствия миллиардов ракообразных из рода тизаноподов, родственных креветкам. Киты собирали их на наших глазах своим усом, натянутым подобно сети между челюстями, и отправляли огромными глотками себе в желудок.
Такое количество китов разных видов в ноябре указывало на удивительно ранний приход весны.
Отметим между прочим, что уже в первой половине века китобои махнули рукой на моря северного полушария, где киты теперь встречались редко в результате их неумеренного промысла. Французы, англичане и американцы обратили взоры на южное полушарие, где охота на китов еще не представляла особого труда. Вполне возможно, что китобойный промысел, процветавший в недавнем прошлом, скоро вообще сойдет на нет. Так я размышлял, наблюдая невиданное скопление китов.
Должен сказать, что со времени нашего последнего разговора о романе Эдгара По Лен Гай отбросил былую сдержанность в общении со мной. Теперь мы нередко просто болтали о том, о сем. В тот день он сказал:
— Присутствие китов свидетельствует о близости берега, потому что ракообразные, которых киты употребляют в пищу, всегда держатся вблизи берегов. К тому же самкам требуется мелководье, чтобы производить на свет потомство.
— Если дело обстоит гак, капитан, — отвечал я, — то почему мы не наметили никакой земли между Южными Оркнейскими островами и Полярным кругом?
— Вы правы. Чтобы увидеть землю, нам нужно отклониться на пятнадцать градусов к западу, где расположены открытые Беллинсгаузеном Южные Шетландские острова, острова Александра I и Петра, наконец. Земля Грейама, впервые открывшаяся взору Биско.
— Выходит, присутствие китов не всегда свидетельствует о близости земли?
— Даже не знаю, как вам ответить, мистер Джорлинг. Возможно, я ошибаюсь. Быть может, следует связать огромное количество китов с погодными условиями этого года…
— Пожалуй.
— Что ж, остается воспользоваться благоприятными условиями, — отвечал Лен Гай.
— Не слушая упреков со стороны части экипажа…
— В чем могут нас упрекнуть эти люди? — вскричал капитан. — Насколько мне известно, их брали на корабль не для охоты! Они отлично знают, для чего их наняли, и Джэм Уэст поступил верно, не дав им продолжить свои бессмысленные разговоры. Моя старая команда не позволяет себе подобных замечаний!.. Да, мистер Джорлинг, остается сожалеть, что я не смог ограничиться ею — учитывая количество туземцев, населяющих остров Тсалал!
Спешу пояснить, что, хотя мы не занимались охотой на китов, прочий морской промысел не возбранялся. Учитывая скорость «Халбрейн», от невода было бы мало толку. Однако боцман велел закинуть за корму удочки, что весьма способствовало разнообразию меню — к вящему удовольствию желудков, уставших от солонины. На удочки попадались бычки, лососи, треска, скумбрия, морские угри, кефаль, рыбы-попугаи. Гарпунами удавалось добывать дельфинов и морских свиней, темное мясо которых пришлось экипажу по вкусу, а филе и печень вообще считаются лакомствами.
На протяжении всего пути нас сопровождали белые и голубые качурки, а также зимородки, кайры и бесчисленные шашечницы. Однажды я заметил в отдалении гигантского буревестника. Видимо, именно эту необыкновенную птицу, обитающую неподалеку от Магелланова пролива, с размахом крыльев, достигающим четырнадцати футов, испанцы нарекли «quebrantahuesos». Размеры приближают этого буревестника к исполинам альбатросам, которых мы тоже встречали нередко, — таинственным пернатым с оперением цвета сажи, приверженным стране вечных льдов.
Воодушевление и горечь Хирна и его единомышленников матросов при виде стад китообразных, которых мы не собирались преследовать, объясняется тем, что первенство среди китобоев антарктических вод принадлежит американцам. Согласно переписи, проведенной Соединенными Штатами в 1827 году, количество судов, оснащенных для китобойного промысла в этих водах, достигало 200; каждое привозило домой по 1700 бочонков жира; в год добывалось до восьми тысяч китов, не считая двух тысяч подранков, уходивших в глубину. Четыре года назад была проведена очередная перепись, показавшая, что флот вырос до четырехсот шестидесяти судов, что составило девятую часть от всего торгового флота страны. Общая стоимость китобойного флота равнялась примерно ста восемнадцати тысячам долларов, а торговый оборот достигал сорока миллионов.
Понятно теперь, почему гарпунщик и многие матросы-американцы относились к этому грубому, но доходному ремеслу с такой страстью. Однако американцам следовало бы поостеречься дальнейшего безоглядного истребления морских обитателей! Китов в южных морях будет все меньше и меньше, так что их придется преследовать среди льдов…
Услыхав от меня такие речи, Лен Гай заметил, что англичане всегда проявляли больше умеренности, — что ж, мне оставалось только согласиться с его словами.
Тридцатого ноября в полдень точные вычисления нашего местоположения показали, что мы находимся на 66°23'3" южной широты. Следовательно, «Халбрейн» пересекла Полярный круг.
Глава XII
МЕЖДУ ПОЛЯРНЫМ КРУГОМ И ПАКОВЫМИ ЛЬДАМИ
Стоило нашему кораблю пересечь этот воображаемый круг, проведенный в 23,5° от полюса, как он будто бы проник в новую страну, «страну отчаяния и безмолвия, где мерцает несказанный свет», как писал Эдгар По, волшебную темницу великолепия и славы, о вечном заточении в которой мечтает этот певец «Элеоноры».
Как известно, летом в Антарктиде царит полярный день, ибо солнце никогда не скрывается за горизонтом. А стоит ему исчезнуть, воцаряется полярная ночь, озаряемая сполохами полярного сияния.
Наша шхуна осмелилась войти в эти внушающие ужас широты в разгар полярного дня. Дневной свет должен помочь отыскать остров Тсалал, где нам предстояло спасти остатки экипажа «Джейн».
Человек, наделенный бурным воображением, наверняка испытал бы ни с чем не сравнимое возбуждение в первые часы, проведенные в пределах Полярного круга: его посетили бы видения, кошмары, галлюцинации… Он почувствовал бы себя перенесенным в мир сверхъестественного… Приближаясь к стране вечных льдов, он спрашивал бы себя, что таится за туманной завесой, скрывающей неведомые дали… Не ожидают ли его там удивительные открытия в царстве минералов, растений, животных, не встретит ли он там совершенно особенных человекоподобных существ, как это якобы случилось с Артуром Пимом? Какие еще чудеса ждут его в волшебном театре, скрытом до поры до времени занавесом тумана? Не суждено ли ему горькое прозрение, когда, вырвавшись из плена фантазий, он помыслит о возвращении? Не услышит ли он у самого уха хриплое карканье ворона, предрекающего ему, как в самых удивительных стихах, вышедших когда-либо из-под пера поэта: «Никогда не вернуть, никогда не вернуть»?..
Не будучи наделен бурным воображением, я, чувствуя некоторое возбуждение, оставался все же в рамках реального взгляда на вещи. Я молил Небо лишь об одном: чтобы и за Полярным кругом, и вне его волны и ветры все так же благоприятствовали нашему плаванию.
На обветренных лицах капитана, старшего помощника и членов старой команды шхуны читалось нескрываемое удовлетворение от мысли, что шхуна пересекла шестьдесят шестую параллель. На следующий день после этого знаменательного события цветущий Харлигерли весело окликнул меня на палубе:
— Эй, мистер Джорлинг! Вот мы и пересекли этот знаменитый круг!
— Все еще впереди, боцман. Все впереди…
— Всему свое время. Но я разочарован…
— Чем же?
— А тем, что мы не делаем того, что делают на борту всех остальных кораблей, пересекающих Полярный круг…
— Вы сожалеете об этом? — спросил я.
— А как же! «Халбрейн» могла бы позволить себе церемонию южного крещения!
— Крещения?.. Кого бы мы стали крестить, если все наши люди, подобно вам, уже поднимались выше этой параллели?
— Мы-то да, а вот вы, мистер Джорлинг?
— Верно, боцман, странствия впервые привели меня в столь высокие широты…
— И вы вполне заслуживаете крещения, мистер Джорлинг! Разумеется, без оглушительного шума, без барабанов и труб, даже без антарктического Деда Мороза… Позвольте мне благословить вас…
— Что ж, Харлигерли, — отвечал я, запуская руку в карман, — благословляйте и крестите! Держите пиастр — выпейте на него за мое здоровье в ближайшем кабачке за углом.
— Придется дожидаться острова Беннета или острова Тсалал, если только на этих диких клочках суши отыщутся кабачки… Ведь для того, чтобы открыть таверну, требуется такой человек, как Аткинс…
— Скажите-ка мне, боцман… У меня не выходит из головы этот Хант… Радуется ли он тому, что «Халбрейн» пересекла Полярный круг?
— Кто же его знает?.. — отвечал Харлигерли. — Он предпочитает держать паруса сухими, и к нему не подберешься ни с правого, ни с левого борга. Но я уже говорил вам: я не я, если он не хлебнул уже и ледяной водички, и ледяных полей…
— Что внушает вам такую уверенность?
— Все и ничего, мистер Джорлинг! Я нюхом чувствую. Хант — старый морской волчище, протащивший свой заплечный мешок через самые дальние закоулки земного шарика.
Я был целиком согласен с мнением боцмана и, повинуясь неосознанному предчувствию, без устали наблюдал за Хантом.
С 1 по 4 декабря штиль постепенно сменился на северо-западный ветер. В этих местах от северного ветра не приходится ожидать ничего хорошего — совсем как от южного в северном полушарии. Все, что он может принести, — это плохая погода, с ураганом и шквалами в придачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Между тем наша шхуна не была оснащена для китового промысла, ведь, став капитаном «Халбрейн», Леи Гай занимался исключительно торговой навигацией между островами в южных водах Атлантического и Тихого океана. А количество усатых китов, которых мы то и дело замечали в нескольких кабельтовых от шхуны, поражало воображение.
Как-то раз часа в три дня я вышел на бак, чтобы полюбоваться играми нескольких пар морских гигантов. Хирн указывал собравшимся матросам на китов, сбивчиво выкрикивая:
— Вон, видите? Полосатик! А теперь двое, нет, трое! Экий спинной плавник — в пять-шесть футов высотой! Глядите, как они плывут — спокойно, без единого прыжка… О, будь у меня гарпун, то, ручаюсь головой, я бы воткнул его в одно из четырех желтых пятен у него на спине! Но разве на торговой посудине такое возможно?! Нет, здесь нечем потренировать руку! Тысяча чертей! Когда выходишь в эти моря, то надо добывать китов, а не … — Он осекся и, выругавшись, заорал: — Вон еще один, совсем другой!
— Тот, с горбом как у верблюда? — спросил кто-то из матросов.
— Да. Это горбач, — отвечал Хирн. — Видишь, у него все брюхо в складках и длинный спинной плавник? Горбач — редкая добыча, потому что он сразу ныряет на большую глубину и утаскивает за собой многие сажени линя!.. Мы и вправду заслужили, чтобы он огрел нас хвостом, коли не собираемся его загарпунить!
— Осторожно! — раздался крик боцмана.
Шхуне не грозил, разумеется, сокрушительный удар хвостом. Просто у самого борта всплыл огромный кит, и из его дыхал с шумом взметнулся фонтан поды. Весь бак окатило водой.
— Славная работка! — небрежно выговорил Хирн, пока остальные матросы, вымокшие до нитки, осыпали кита проклятиями.
Нам попадались также гладкие киты, чаще всего встречающиеся в южных морях. У них нет плавников, а под кожей — огромные запасы жира. Охота на них не сопряжена с большой опасностью, поэтому они — излюбленная добыча китобоев, антарктических водах. Мельчайшие ракообразные, называемые «китовой едой», составляют их единственный рацион.
Сейчас менее чем в трех кабельтовых от шхуны плыл гладкий кит длиною футов в шестьдесят, из которого можно было бы наготовить добрую сотню бочонков жира. Троих таких китов хватило бы, чтобы заполнить трюм корабля средних размеров.
— Да, это и есть гладкий кит! — воскликнул Хирн. — Его узнают по мощному, низкому фонтану. Вон, видите — там, по левому борту… Точно столб дыма… Это полосатик. И такое добро уходит у нас из-под носа! Какая жалость! Вот черт! Отказываться набить трюм, когда добро само плывет в руки, — это все равно, что вывалить в море мешок пиастров! Горе тому капитану, который упускает столько товару. Лишить свою команду такого богатства!..
— Хирн! — раздался властный голос. — Заступай-ка на вахту! Оттуда тебе будет легче считать китов.
То был голос Джэма Уэста.
— Господин лейтенант! — взмолился было гарпунщик.
— Ни слова больше, не то я продержу тебя там до завтра. Пошевеливайся!
Не смея противоречить, гарпунщик повиновался: «Халбрейн» заплыла в высокие широты вовсе не для охоты, и, набирая на Фолклендах матросов, мы предупреждали их, что охотиться не придется. У путешествия была единственная цель, о которой знали все, и ничто не должно было нас: от нее отвлекать.
Тем временем шхуна скользила по воде, поверхность которой приобрела красноватый оттенок из-за присутствия миллиардов ракообразных из рода тизаноподов, родственных креветкам. Киты собирали их на наших глазах своим усом, натянутым подобно сети между челюстями, и отправляли огромными глотками себе в желудок.
Такое количество китов разных видов в ноябре указывало на удивительно ранний приход весны.
Отметим между прочим, что уже в первой половине века китобои махнули рукой на моря северного полушария, где киты теперь встречались редко в результате их неумеренного промысла. Французы, англичане и американцы обратили взоры на южное полушарие, где охота на китов еще не представляла особого труда. Вполне возможно, что китобойный промысел, процветавший в недавнем прошлом, скоро вообще сойдет на нет. Так я размышлял, наблюдая невиданное скопление китов.
Должен сказать, что со времени нашего последнего разговора о романе Эдгара По Лен Гай отбросил былую сдержанность в общении со мной. Теперь мы нередко просто болтали о том, о сем. В тот день он сказал:
— Присутствие китов свидетельствует о близости берега, потому что ракообразные, которых киты употребляют в пищу, всегда держатся вблизи берегов. К тому же самкам требуется мелководье, чтобы производить на свет потомство.
— Если дело обстоит гак, капитан, — отвечал я, — то почему мы не наметили никакой земли между Южными Оркнейскими островами и Полярным кругом?
— Вы правы. Чтобы увидеть землю, нам нужно отклониться на пятнадцать градусов к западу, где расположены открытые Беллинсгаузеном Южные Шетландские острова, острова Александра I и Петра, наконец. Земля Грейама, впервые открывшаяся взору Биско.
— Выходит, присутствие китов не всегда свидетельствует о близости земли?
— Даже не знаю, как вам ответить, мистер Джорлинг. Возможно, я ошибаюсь. Быть может, следует связать огромное количество китов с погодными условиями этого года…
— Пожалуй.
— Что ж, остается воспользоваться благоприятными условиями, — отвечал Лен Гай.
— Не слушая упреков со стороны части экипажа…
— В чем могут нас упрекнуть эти люди? — вскричал капитан. — Насколько мне известно, их брали на корабль не для охоты! Они отлично знают, для чего их наняли, и Джэм Уэст поступил верно, не дав им продолжить свои бессмысленные разговоры. Моя старая команда не позволяет себе подобных замечаний!.. Да, мистер Джорлинг, остается сожалеть, что я не смог ограничиться ею — учитывая количество туземцев, населяющих остров Тсалал!
Спешу пояснить, что, хотя мы не занимались охотой на китов, прочий морской промысел не возбранялся. Учитывая скорость «Халбрейн», от невода было бы мало толку. Однако боцман велел закинуть за корму удочки, что весьма способствовало разнообразию меню — к вящему удовольствию желудков, уставших от солонины. На удочки попадались бычки, лососи, треска, скумбрия, морские угри, кефаль, рыбы-попугаи. Гарпунами удавалось добывать дельфинов и морских свиней, темное мясо которых пришлось экипажу по вкусу, а филе и печень вообще считаются лакомствами.
На протяжении всего пути нас сопровождали белые и голубые качурки, а также зимородки, кайры и бесчисленные шашечницы. Однажды я заметил в отдалении гигантского буревестника. Видимо, именно эту необыкновенную птицу, обитающую неподалеку от Магелланова пролива, с размахом крыльев, достигающим четырнадцати футов, испанцы нарекли «quebrantahuesos». Размеры приближают этого буревестника к исполинам альбатросам, которых мы тоже встречали нередко, — таинственным пернатым с оперением цвета сажи, приверженным стране вечных льдов.
Воодушевление и горечь Хирна и его единомышленников матросов при виде стад китообразных, которых мы не собирались преследовать, объясняется тем, что первенство среди китобоев антарктических вод принадлежит американцам. Согласно переписи, проведенной Соединенными Штатами в 1827 году, количество судов, оснащенных для китобойного промысла в этих водах, достигало 200; каждое привозило домой по 1700 бочонков жира; в год добывалось до восьми тысяч китов, не считая двух тысяч подранков, уходивших в глубину. Четыре года назад была проведена очередная перепись, показавшая, что флот вырос до четырехсот шестидесяти судов, что составило девятую часть от всего торгового флота страны. Общая стоимость китобойного флота равнялась примерно ста восемнадцати тысячам долларов, а торговый оборот достигал сорока миллионов.
Понятно теперь, почему гарпунщик и многие матросы-американцы относились к этому грубому, но доходному ремеслу с такой страстью. Однако американцам следовало бы поостеречься дальнейшего безоглядного истребления морских обитателей! Китов в южных морях будет все меньше и меньше, так что их придется преследовать среди льдов…
Услыхав от меня такие речи, Лен Гай заметил, что англичане всегда проявляли больше умеренности, — что ж, мне оставалось только согласиться с его словами.
Тридцатого ноября в полдень точные вычисления нашего местоположения показали, что мы находимся на 66°23'3" южной широты. Следовательно, «Халбрейн» пересекла Полярный круг.
Глава XII
МЕЖДУ ПОЛЯРНЫМ КРУГОМ И ПАКОВЫМИ ЛЬДАМИ
Стоило нашему кораблю пересечь этот воображаемый круг, проведенный в 23,5° от полюса, как он будто бы проник в новую страну, «страну отчаяния и безмолвия, где мерцает несказанный свет», как писал Эдгар По, волшебную темницу великолепия и славы, о вечном заточении в которой мечтает этот певец «Элеоноры».
Как известно, летом в Антарктиде царит полярный день, ибо солнце никогда не скрывается за горизонтом. А стоит ему исчезнуть, воцаряется полярная ночь, озаряемая сполохами полярного сияния.
Наша шхуна осмелилась войти в эти внушающие ужас широты в разгар полярного дня. Дневной свет должен помочь отыскать остров Тсалал, где нам предстояло спасти остатки экипажа «Джейн».
Человек, наделенный бурным воображением, наверняка испытал бы ни с чем не сравнимое возбуждение в первые часы, проведенные в пределах Полярного круга: его посетили бы видения, кошмары, галлюцинации… Он почувствовал бы себя перенесенным в мир сверхъестественного… Приближаясь к стране вечных льдов, он спрашивал бы себя, что таится за туманной завесой, скрывающей неведомые дали… Не ожидают ли его там удивительные открытия в царстве минералов, растений, животных, не встретит ли он там совершенно особенных человекоподобных существ, как это якобы случилось с Артуром Пимом? Какие еще чудеса ждут его в волшебном театре, скрытом до поры до времени занавесом тумана? Не суждено ли ему горькое прозрение, когда, вырвавшись из плена фантазий, он помыслит о возвращении? Не услышит ли он у самого уха хриплое карканье ворона, предрекающего ему, как в самых удивительных стихах, вышедших когда-либо из-под пера поэта: «Никогда не вернуть, никогда не вернуть»?..
Не будучи наделен бурным воображением, я, чувствуя некоторое возбуждение, оставался все же в рамках реального взгляда на вещи. Я молил Небо лишь об одном: чтобы и за Полярным кругом, и вне его волны и ветры все так же благоприятствовали нашему плаванию.
На обветренных лицах капитана, старшего помощника и членов старой команды шхуны читалось нескрываемое удовлетворение от мысли, что шхуна пересекла шестьдесят шестую параллель. На следующий день после этого знаменательного события цветущий Харлигерли весело окликнул меня на палубе:
— Эй, мистер Джорлинг! Вот мы и пересекли этот знаменитый круг!
— Все еще впереди, боцман. Все впереди…
— Всему свое время. Но я разочарован…
— Чем же?
— А тем, что мы не делаем того, что делают на борту всех остальных кораблей, пересекающих Полярный круг…
— Вы сожалеете об этом? — спросил я.
— А как же! «Халбрейн» могла бы позволить себе церемонию южного крещения!
— Крещения?.. Кого бы мы стали крестить, если все наши люди, подобно вам, уже поднимались выше этой параллели?
— Мы-то да, а вот вы, мистер Джорлинг?
— Верно, боцман, странствия впервые привели меня в столь высокие широты…
— И вы вполне заслуживаете крещения, мистер Джорлинг! Разумеется, без оглушительного шума, без барабанов и труб, даже без антарктического Деда Мороза… Позвольте мне благословить вас…
— Что ж, Харлигерли, — отвечал я, запуская руку в карман, — благословляйте и крестите! Держите пиастр — выпейте на него за мое здоровье в ближайшем кабачке за углом.
— Придется дожидаться острова Беннета или острова Тсалал, если только на этих диких клочках суши отыщутся кабачки… Ведь для того, чтобы открыть таверну, требуется такой человек, как Аткинс…
— Скажите-ка мне, боцман… У меня не выходит из головы этот Хант… Радуется ли он тому, что «Халбрейн» пересекла Полярный круг?
— Кто же его знает?.. — отвечал Харлигерли. — Он предпочитает держать паруса сухими, и к нему не подберешься ни с правого, ни с левого борга. Но я уже говорил вам: я не я, если он не хлебнул уже и ледяной водички, и ледяных полей…
— Что внушает вам такую уверенность?
— Все и ничего, мистер Джорлинг! Я нюхом чувствую. Хант — старый морской волчище, протащивший свой заплечный мешок через самые дальние закоулки земного шарика.
Я был целиком согласен с мнением боцмана и, повинуясь неосознанному предчувствию, без устали наблюдал за Хантом.
С 1 по 4 декабря штиль постепенно сменился на северо-западный ветер. В этих местах от северного ветра не приходится ожидать ничего хорошего — совсем как от южного в северном полушарии. Все, что он может принести, — это плохая погода, с ураганом и шквалами в придачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49