А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Я обречена. Пожалуй, обречена…
Я готов был расцеловать обаятельную женщину, и в то же время внутренний голос твердил мне, чтобы я избегал ее, если хочу поскорее выбраться в Европу.
— До встречи, — шепнула Луийя, — сюда идут…
Она исчезла за дверью, искусно скрытой возле зеркала, а я направился в мужской туалет, откуда раздавался громкий голос Сэлмона, вновь в чем-то убеждавшего адмирала Такибае…
К застолью явился Атанга. Кто бы мог сказать, что жить ему оставалось несколько часов, гораздо меньше, чем остальным! Он словно присвоил себе роль прежнего Такибае, но держался еще более разнузданно и цинично.
— Раньше я думал, что государственные дела вершатся сверхсуществами, — сказал Атанга, наливая себе в рюмку. — А приглядевшись, понял, что все на свете делается заурядными людишками. Побольше напора, и все в порядке!.. Только что я навестил Оренгу. Осьминогу около сотни лет, а он все еще сам, без помощи клизмы, опорожняет желудок. «Как дела?» — говорю. «Великолепно, бой», — он зовет меня боем. Улыбается и выкладывает из костей домино букву О, свое имя — Оренга. «Пора вернуться к исполнению служебных обязанностей! — говорю ему. — Иначе мы вас уволим». А он не понял шутки и встал передо мной на колени…
Посмеявшись, Атанга утерся салфеткой и продолжал, ничуть не смущаясь тем, что в ответ улыбался один Сэлмон, тогда как Такибае оставался молчалив и хмур:
— Едва я стал преемником, только и слышишь: «Как мудро сказано! Как убедительно замечено!» Этим они, конечно, подчеркивают мою должность…
Он хохотнул, продолжая есть на полный рот, выплевывая кости на скатерть и рукою вытирая растопыренные ноздри, — это было привычкой полковника.
— Лично я заметил у вас слабую точку, — сказал Сэлмон, обращаясь к Атанге, — ваше нежелание выступать с импровизированными речами.
— Некоторые считали меня косноязычным. Но я внятно объяснил им, что к чему. Мое «косноязычие» в прошлом и теперь объясняется тем, что я остерегаюсь, будучи откровенным, выдать государственные секреты. Теперь, когда я исполняю обязанности преемника, к моим словам прислушиваются представители великих держав… Нельзя болтать так, чтобы слова были, а смысла не было…
— Да-да, — подал голос, болезненно скривившись, Такибае. Он почти не притрагивался к пище и пил одну минеральную воду. — И я замечаю: чем больше я теперь говорю, тем менее убедительно выходит. Слова изменили мне, в них не держится правда, как вода не держится в рыбацкой сети… Вроде все правильно, но в то же время все относится к чему-то другому. Например, ко вчерашнему дню…
— Ну, это не та опера, — перебил Атанга, раздувая ноздри. — Кстати, подписанный вами указ об амнистии уже объявлен по радио, его огласили на главной площади города, где все подготовлено к большим гуляниям. Скажу, однако, я не заметил большого энтузиазма.
— Еще слишком рано оценивать реакцию публики, — упрекнул полковника Сэлмон, разрезая ножом кусок поросятины.
— Отчего же? — пожал плечами Атанга. — Мы уже арестовали троих. Они распускали слух, что правительство хочет пополнить отряды карателей головорезами, которых по всем законам давно следовало бы казнить.
— Я не верю в существование оппозиции, — задумчиво сказал Такибае, и глаза его наполнились слезами, — я люблю народ, и народ знает об этом. А воду мутят ублюдки. Они хотят всего даром. Передайте им, адмирал Такибае не поскупится: он даст им и хлеба, и зрелищ… Полковник, вы любите народ?
— Конечно, — Атанга не спеша утер салфеткой широкий рот. — Все любят. Ведь что такое народ? Это мы сами и есть, если разобраться… Из-за любви к народу мы не пойдем ни на какие новые законы. Законы — это ограничение прав. Лучше всего было бы вовсе без законов. Настоящая свобода — там, где нет законов!
Сэлмон покосился на меня.
— Зачем вы так о свободе? — спросил Такибае.
— Затем, что это хороший тон каждого политического деятеля. Отними у нас это слово, и говорить совсем не о чем. И народ нас уже не поймет. Верно, мистер Сэлмон?
— Куда верней! Есть свобода или нет, никто не знает. Но когда о ней говорят, у каждого надежда: должна быть, если ей свечки ставят.
— Забываю, что хочу сказать, — Такибае потер виски и лоб. — Ага, вот: жизнь — все равно стихия. И государство, и прочее — все равно стихия. Океан. Но кто ловит рыбу, я пока толком не разобрался. Может быть, вы, сэр, самый рыбак и есть? — указал он на Сэлмона и тотчас будто позабыл о нем, силясь что-то вспомнить. — Есть масоны. Никто не знает, кто ими управляет и чего они в конечном счете добиваются. И сами масоны не знают: что знают корни пальмы о ее вершине?.. Мерзавцы прибирают потихоньку к своим рукам всех нас. Они не хотят ничьей свободы, они хотят тайной власти с помощью интриг и денег, потому что никто на свете не согласится с их подлой и коварной властью. Они все анонимны и растворены повсюду. Международные монополии — их руки…
— Бред, — перебил Сэлмон. — Вымысел. Мания преследования. Уж вы-то не должны повторять эти штучки.
— Не вымысел, — неуверенно возразил Такибае. — Это объявляют вымыслом, потому что слишком чудовищно. В том-то и штука, что правду эти ловкачи представляют вымыслом, а ложь — более простую и кудрявую — выдают за правду…
— Чепуха, чепуха, — посол брезгливо поморщился. — Вымысел безответственных писак! Трудно себе даже представить, что ось земли поворачивается какой-то одной партией!
— Нет, Сэлмон, — сказал Такибае, — не засиживайте мне мозги. Империализм — это чей-то офис. Может, и вы не вполне знаете, чей…
— Нудную тему мы ковыряем, ребята, — сказал Сэлмон. — Борьба за спасение человечества стала преотвратительной модой. Каждый полагает себя новоявленным Иисусом Христом. А у самого вместо тернового венца пластиковые броши: «Люблю женщин всего мира», «Все мы похожи: у каждого лицо и зад».
— Именно, — кивнул Атанга, тяжело отдуваясь и тряся головою. — Если речь идет о философии, я считаю, что два глаза у человека когда-нибудь срастутся в один. Жизнь, в сущности, надоедливая штука, и мы обалдели бы, если бы постоянно не вносили в нее перемены. Как любовные позиции, следует менять привычки, пристрастия и, конечно, взгляды… Именно алкоголики выведут наши острова на путь прогресса… Вы скажете, мы испортим народ, генетика, гомилетика и так далее… Но это позволяет нам взяться за дело с другого конца. Отобрать, положим, тысячу лучших девушек и позволить лучшим мужчинам, таким, как я, например, создавать более прекрасное потомство. — Он выпил и звучно пожевал цыпленка. — Если публика не успокоится и агитаторы будут брать верх, я прикажу развернуть в Куале бесплатные пункты по выведению породистого народа. Это охладит политические страсти.
— Браво, полковник! — похвалил Сэлмон.
— Я пойду дальше, — воодушевляясь, продолжал Атанга. — Если вы настаиваете на коммунизме, я готов провести публичный эксперимент и выделить роту своих молодцов для коммунистической ячейки. Пусть практика подтвердит теорию!
— Это идея не ваша, — сказал Такибае.
— Да, это ваша идея, — ответил Атанга. — Но ценность имеют только те идеи, которые претворены надлежаще. Это тоже из вашего вокабулярия… Главное, конечно, в кровопускании. Когда слишком высокое кровяное давление, начинаются глупости… Мистер Сэлмон, расскажите про типа, который исходит уже из моей идеи!
Все посмотрели на Сэлмона.
— Да, господа, некий доктор Делинжер, ссылаясь на то, что человечество переживает неразрешимый кризис, предложил детальный план его уничтожения. Посредством особого, им самим синтезированного газа, малейшие примеси которого убивают всех теплокровных. Этот Делинжер намерен создать международный консорциум для постройки промышленной установки по производству своего газа. Говорят, уже выпущены акции.
— Ай, вы не договариваете, мистер Сэлмон! — Атанга шутливо погрозил ему пальцем.
— Одновременно доктор Делинжер собирается построить космический ковчег, где смогут укрыться те, кто создаст новое человечество.
— Но если их окажется слишком много? — спросил я.
— Их не будет слишком много. Место в ковчеге обойдется от пятидесяти до ста миллионов долларов.
— Какой-то бред!
— Практический вариант обновления человечества, — поправил меня Сэлмон. — Заметьте, это не подпольный сговор, а идеи, которые открыто обсуждаются в демократической печати.
— Они купили печать с потрохами. Они дурачат публику. Они приучают ее к мысли о самоубийстве. Зачем это делается, с какой целью?.. Мало нам проблем с атомным оружием?
— А что атомное оружие? — в упор взглянул на меня Сэлмон. — Пора привыкнуть к реальностям современного мира… Иные страны жалуются, к примеру, на свою зависимость от других стран. Но это кретинизм — не понимать, что зависимость — неизбежное следствие сложившегося разделения труда и ответственности. Все мы зависимы, и больше всех Соединенные Штаты. Вот отчего в каждой стране у нас есть жизненно важные интересы… То же и с атомным оружием. Это — естественное оружие эпохи перенаселения. В конце концов, такой кошмар, как современная война, не должен длиться столетия… Нынешняя стратегия требует устранения колоссальных биомасс. Кто не хочет атомной войны, должен перестать плодиться… Кстати, вы читали о последнем выступлении сенатора Спайка?.. На ближайших выборах в президенты Спайк собирается выставить свою кандидатуру. Оригинальный парень с независимым мышлением. Он подготовил законопроект об оказании экономической помощи странам, готовым планомерно сокращать свое население. Великая мирная инициатива. К сожалению, не понятая традиционалистами. Им не оторвать носа от сопливого платка бабушек… Коммунисты трубят, что война выгодна миллиардерам, что будто бы существует какой-то закулисный «клуб трехсот», где решаются судьбы мира… Будто бы эти люди готовы сократить население планеты до десяти миллионов человек. Но разве нынешние скопища не загаживают среду и не потребляют слишком много кислорода, который становится теперь в один ряд с такими ресурсами, как нефть и газ? Массы, требующие свободы и благосостояния, ничего не получат, пока будут столь многочисленны. Бедность — результат количества…
Меня бесили слова Сэлмона. Но что было возражать? Его не интересовали иные точки зрения, кроме своей собственной…
— Страшна смерть одного, — продолжал Сэлмон, — а смерть многих и даже всех уже не может пугать. Народы это понимают. Есть даже такая пословица: в компании легко идти на самые тяжелые преступления.
— Это не совсем то, — не удержался я.
— Не совсем. Но то же самое, мистер Фромм!.. С помощью самых совершенных компьютеров мы попытались найти ответ на вопрос, оправдана ли война. Мы заложили в машину все точки зрения, учли все факторы. И что же? Машина дала недвусмысленный ответ: да, война оправдана, если поставлены под угрозу главные ценности мира.
— Машина — всего только машина, — сказал я. — Она не может заменить мудрости человека. Она никогда не учтет всех факторов. Она бессильна учесть значение самой жизни. Вид этого залива в лучах солнца, запах океана и земли…
— Эмоции! Политики же принимают во внимание только реальные факторы.
— Нынешняя война — это отказ от учета реальных факторов!
— Да вы никак трус, мистер Фромм? — покачал головой Сэлмон. — Нельзя же аргументировать своим страхом!.. Вы объявляете ядерную войну незаконной на том основании, что боитесь ее последствий. Но люди умирали и умирают. И все — насильственной смертью. Даже самоубийцы… Приготовьтесь, грядут времена, когда средства уничтожения станут еще более мощными. Мы сможем взрывать планеты и даже галактики… Ученые работают сейчас над такой адской машинкой, которая способна поглощать кислород из воздуха в невероятных количествах. Сотнями миллионов тонн. Это вообще черт знает что, потому что поставит под угрозу жизнь тех, кто переживет катастрофу…
— Значит, вы не сомневаетесь, что кое-кто непременно выживет после ракетно-ядерной войны?
— Ну, разумеется, — Сэлмон почти с любопытством глядел на меня, стараясь предугадать ход моей мысли. Но он не мог его предугадать, потому что он, считая потери на миллиарды, не зачислял себя в число жертв, тогда как я не сомневался, что буду погублен.
— На чем же основана ваша надежда? Если война может разразиться каждую секунду, вы так же не защищены, как и я. Не кажется ли вам, что ваши рассуждения определяются навязчивой и безосновательной идеей?
Сэлмон засмеялся. Маленькие глазки за стеклами очков утонули в морщинках.
— Он просто не верит в прогресс, — сказал обо мне Атанга. — Он пацифист сомнительного толка. А между тем прогресс неостановим. В нашем распоряжении, например, есть препараты, какие выворачивают наизнанку. Укол, и у человека не остается ни единой задней мысли…
Атанга и Сэлмон покатились со смеху. Чтобы не выглядеть дураком, я засмеялся вместе с ними. Дорого дался мне этот смех:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов