Главной целью групповых истязаний является достижение экстатического состояния (в чем также прослеживается влияние тундры), во время которого участникам, или, точнее, участницам, открывается, кому из них выпадет честь совершить священное ритуальное самоубийство в этом году. Действия Далиссем – хотя и абсолютно светские по способу выражения – недвусмысленно подтверждают данную точку зрения.
Хотя этими фактами заслуживающая доверия информация о культе исчерпывается, я полагаю необходимым отвлечься от основной цели моего повествования и указать, что нет никаких оснований верить нелепому утверждению обычно вполне надежного Арсгрейва, будто бы предполагаемая девственность жриц культа служит прикрытием в высшей степени нецеломудренной практики – он называет ее «главным концом культа»! – массовых оргиастических совокуплений с водяными демонами, населяющими глубины озера. Любой школяр, внимательно читавший Аквадемониаду, знает, что пресноводные демоны вымерли около трех тысяч лет тому назад. Я же придерживаюсь мнения, что гордость Арсгрейва собственной сексуальной мощью – которую он не может скрыть, даже рассуждая на темы как нельзя более далекие от этого предмета, – лишает его способности поверить в то, что можно отказаться от радостей «нормального» совокупления ради чего бы то ни было, кроме более причудливых способов утоления страсти.
Наконец, что касается царства мертвых, то я не стану ни компрометировать свое доверие к Ниффту – которое является абсолютным и непоколебимым, – выражая сомнения в его существовании, ни подрывать образ беспристрастного редактора, утверждая обратное Следует, однако, заметить, что и Ундль Девятипалый, и великий Пандектор, черпая из совершенно независимых источников и абсолютно ничего не зная друг о друге, подтверждают его существование; Пандектор, кроме того, описывает, как живой человек может войти в мир мертвых, и приводимый им способ в основных чертах совпадает с тем, о чем повествует Ниффт.
I
Тощий Ниффт и Барнар Чилит решили не спать всю ночь. Тьма застигла их посреди болота, где можно было дать отдых усталым телам, ни на мгновение не ослабляя бдительности, – такое уж это было место.
Они взобрались на одно из массивных раскидистых деревьев, тут и там возвышавшихся над топью, и устроились в развилке между сучьями. Им как раз хватило места, чтобы развести тщедушный костерок, который не в силах был оставить сколь-нибудь заметного следа на шершавой, как шкура мастодонта, коре гиганта, предоставившего им убежище на эту ночь, и расположиться вокруг него в неудобных полулежачих позах. Раздуть пламя повыше они не решились, хотя сырой промозглый воздух к этому очень располагал. Однако путешественники удовольствовались тем, что просушили над огнем обувь да обогрели иззябшие руки и ноги, не претендуя на большие удобства.
Время от времени друзья негромко переговаривались, однако чаще молчали, пристально вслушиваясь в протяжные вздохи и влажное чавканье трясины да еле слышный шелест древополза, кравшегося по ветке где-то рядом. Бывалые путешественники, они повидали немало угрюмых мест на своем веку и в совершенстве овладели талантом сливаться в одно целое с окружающим пейзажем. Ниффт сидел обхватив руками колени. Его необычайная худоба и поза, от которой его руки и ноги казались еще костлявей, невольно приводили на память больших птиц-падальщиков, которых они в изобилии встречали весь день, пробираясь по болоту. Барнар, массивный и неподвижный, скорее напоминал обитавших в этих местах водяных буйволов Однако производимое им впечатление сонливой неуклюжести было обманчивым: он зорко следил за всем происходящим вокруг, а его ноздри то и дело чутко подрагивали, улавливая малейшее изменение доносившихся с болота запахов.
Наступила долгая пауза. Барнар, прищурившись, вперился в сырую тьму, потом встряхнулся, точно отгоняя мрачные мысли.
– Сколько ни гляди, ясно одно: гнилое это место, не для людей, во всяком случае не для нормальных.
Ниффт лишь слабо взмахнул рукой и ничего не ответил. Взгляд его, также устремленный на болота, отличался большим благодушием, чем у его товарища. Барнар, досадливо нахмурившись, поворошил огонь. Ему хотелось поговорить, разогнать навеянную угрюмым пейзажем тоску. Пораскинув мозгами в поисках темы для разговора, он вдруг набрел на вопрос, который при более благоприятных обстоятельствах задать бы постеснялся, – среди воров не принято расспрашивать партнеров, даже самых проверенных, об их прошлом, человек сам расскажет, если возникнет желание.
– Ты, кажется, знавал кое-кого из этих мест? Одного проводника, его многие уважали. Халдар его, по-моему, звали?
– Халдар Диркнисс. – Ниффт чуть насмешливо глянул на своего товарища. Подобные хождения вокруг да около были совсем не в духе Барнара, и Ниффт, догадавшись, в чем тут дело, расправил плечи и заговорил. – Мы с Халдаром шесть лет работали вместе. Тебе бы он понравился. Безграничное воображение сочеталось в нем со столь же беспримерной торжественностью. Видел бы ты, как он разрабатывал план очередной дерзкой выходки, – серьезный, сосредоточенный… ни дать ни взять ученый в своем кабинете! И дело свое он любил ничуть не меньше, чем прибыль, которую оно приносило. Артистично украденная горсть золотых монет была ему дороже мешка, доставшегося даром. Да, славная бы из нас троих вышла команда, небу жарко стало бы!
– А где он сейчас?
– В царстве мертвых, – отчетливо произнес Ниффт и уставился на своего спутника так пристально, что тот слегка опешил. Употребленная другом избитая метафора также показалась ему неуместной.
– Мне очень жаль, – неуверенно начал он. – Все мы там будем, и наверняка раньше, чем рассчитываем.
– Но не так, Барнар, не так, как Халдар… и я. Мы спустились туда живыми!
Если бы Ниффт произнес эти слова абсолютно серьезным током, Чилит сразу понял бы, что друг шутит. Но на лице его застыла зловещая усмешка, которую он приберегал специально для рассказов о своих жутких приключениях. В ней было что-то дразнящее, пробуждающее недоверие слушателей. Барнар хорошо знал своего напарника: одно насмешливое слово в ответ, и Ниффт рассмеется, точно сознаваясь в обмане, и замолчит до конца вечера. Так чаще всего и происходило в тавернах, где воровское братство собиралось выпить и посплетничать: неосторожное скептическое замечание лишало товарищей по ремеслу возможности услышать очередной рассказ о приключении настолько причудливом, что Барнар наверняка счел бы его выдумкой, не случись ему самому принимать в нем участие.
Ниффт продолжал загадочно улыбаться. Его последние слова все еще стояли между ними, как вызов, который необходимо было принять, чтобы услышать историю целиком. Барнару только и оставалось, что проворчать:
– Ну, если такое кому и под силу, так только тебе. Хотя, по правде говоря, в это как-то трудно поверить. Что же, выходит, Проводник Душ впускает и выпускает смертных в свои ворота, как обыкновенный привратник?
Этого было достаточно – Ниффт выпрямился, глаза его загорелись, и он принялся рассказывать.
– Ну вот, теперь мне уже легче продолжать. Я ведь чувствовал, как ты колеблешься, не зная, как реагировать. Я боялся, что ты ответишь насмешкой и разозлишь меня, а тогда дело могло бы дойти и до драки. С тех самых пор, как мы оказались на болоте, я все думаю о том приключении. Понимаешь, Барнар, никаких ворот там нет. Туда попадают сквозь дыру во времени. Для этого надо подобраться как можно ближе к умирающему и, когда он начнет испускать Дух, прошептать заклинание, которое позволит проникнуть внутрь смерти. И тогда можно увидеть Проводника Душ и Исторгателя, которые приходят за покойником. А все, кто будет толпиться у смертного ложа, покажутся неподвижными, словно статуи. Для них смерть происходит мгновенно, а тот, кто с помощью заклинания пройдет сквозь время, обнаружит за ним другое Время, где мертвые продолжают жить.
Барнар открыл было рот, точно желая спросить о чем-то, но, перехватив отрешенный взгляд друга, передумал. Ниффт и так готов рассказать всю историю от начала до конца, и перебивать его ни к чему. Чилит уселся поудобнее и приготовился слушать. Ни на мгновение не забывая о враждебном присутствии болота, он предвкушал занимательный рассказ, хитро улыбаясь в усы.
– Но это лишь начало, Барнар, самое начало. Только того, кто рискнет схватиться с Приспешником Проводника и сумеет одолеть его, Проводник возьмет с собой в царство мертвых. Он поможет отыскать любую душу, в каком бы уголке обители смерти она ни скрывалась. А если повезет, то он же и выведет отважного назад…
II
Халдар и я пересекали широкую степь, когда ночь застала нас в пути – прямо как сегодня. А надо знать, что в тех местах полным-полно волков, да не четвероногих собирателей падали, которые водятся среди холмов, а настоящих матерых людоедов ростом с жеребца-двухлетка.
Чтобы они не увязались за нами следом, мы с самого утра гнали коней хорошим галопом, и потому к наступлению сумерек те еле передвигали ноги от усталости. Погони за нами, правда, не было, но мы понимали, что еще день такой бешеной скачки, и нам придется идти пешком. Несмотря на это, мы не остановились и после заката солнца, тем более что ему на смену вышла необычайно полная луна. Однако наше упорство не было вознаграждено – в степи просто невозможно найти место для безопасного ночлега, – и пришлось в конце концов заночевать прямо на склоне высокого каменистого холма, среди беспорядочно разбросанных булыжников. Мы с Халдаром устроились в некоем подобие пещеры меж трех соприкасающихся верхушками валунов, а лошадей стреножили у входа. Молочно-белые в лунном свете гранитные плиты вселяли уверенность своей основательностью: будет, по крайней мере, надежная защита с тыла, если волки осмелеют настолько, что придется обороняться от них мечами. И все же ощущения укрытия они не давали: даже крупный зернистый песок, которым было усыпано дно пещерки, источал, точно едва ощутимый тошнотворный запах, что-то зловещее. Бывают такие места, где все время страшно, без всяких видимых причин. Мы развели огонь, достали по лепешке с куском сыра и принялись жевать. Разговаривать не хотелось.
Всю дорогу нас преследовали неудачи: в захолустных степных городишках, через которые лежал наш путь, взять было, по большому счету, нечего, так что мы докатились до мелких базарных краж. Кошельки наши совсем отощали, животы прилипли к спинам, давно немытые тела немилосердно зудели, а настроение было таким же черным, как синяки, которыми наградили нас горожане за наши неуклюжие проделки. До Луркнахолма, богатого старинного города на берегу озера Большой Раскол, оставалось чуть больше дня пути. Мы полагали, что у нас есть все шансы добраться туда, при условии, конечно, что на утро мы будем все еще живы.
Однако даже эта мысль не внушала оптимизма, потому как хандра наша достигла к тому моменту стадии философской. Первым в мрачные размышления погрузился Халдар, ну а я, как обычно, от него заразился. В результате оба мы настолько сникли, что нам уже было все равно, в какую сторону отправляться, в Луркнахолм или куда еще. Так мы сидели и жевали, обиженные на весь свет, и разглядывали равнину, которая со склона нашего холма была вся как на ладони.
Сама земля в тех местах похожа на бок запаршивевшего с голодухи волка. Гладкие белые камни выпирают тут и там на поверхность, точно кости сквозь шкуру отощавшего животного. Меж ними, как клочья шерсти, серебрятся в лунном свете островки высокой редкой травы. А настоящие волки, единственные обитатели этих мест, то шныряют от одной травянистой кочки к другой, словно блохи, то крадутся в тени валунов. Мы их видели, пока сидели возле костра и мрачно созерцали равнину, однако тогда подобные сравнения не шли на ум.
Наконец Халдар тяжело вдохнул и отшвырнул обглоданную корку. Его полный укоризны взгляд ненадолго задержался на мне, а потом устремился в огонь.
– Знаешь, между нами и этими волками никакой разницы, – проворчал он. – Только мы на задних лапах ходим и задницы штанами прикрываем, вот и все.
Мы с Халдаром так давно жили вместе, что я научился понимать его с полуслова, как в тот раз. Должен заметить, что друг мой был страшным идеалистом. Любя его, как родного брата, я всеми силами старался излечить его от этой болезни, но так и не смог. Его идеализм был воистину страшен. Вот хотя бы такой пример. Однажды мы провернули дельце в Багагской топи. Отличная была работа, тонкая и хорошо спланированная, можешь мне поверить. Ночью мы скрылись из города, везя чуть ли не по пуду кованого золота каждый. Наши кони неслись галопом, хотя никакой нужды в спешке не было: мы основательно запудрили мозги горожанам, так что они еще не скоро хватились своего золота. Но, распираемые радостью и гордостью за свое воровское умение и удачу, мы продолжали лететь вперед, как на крыльях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Хотя этими фактами заслуживающая доверия информация о культе исчерпывается, я полагаю необходимым отвлечься от основной цели моего повествования и указать, что нет никаких оснований верить нелепому утверждению обычно вполне надежного Арсгрейва, будто бы предполагаемая девственность жриц культа служит прикрытием в высшей степени нецеломудренной практики – он называет ее «главным концом культа»! – массовых оргиастических совокуплений с водяными демонами, населяющими глубины озера. Любой школяр, внимательно читавший Аквадемониаду, знает, что пресноводные демоны вымерли около трех тысяч лет тому назад. Я же придерживаюсь мнения, что гордость Арсгрейва собственной сексуальной мощью – которую он не может скрыть, даже рассуждая на темы как нельзя более далекие от этого предмета, – лишает его способности поверить в то, что можно отказаться от радостей «нормального» совокупления ради чего бы то ни было, кроме более причудливых способов утоления страсти.
Наконец, что касается царства мертвых, то я не стану ни компрометировать свое доверие к Ниффту – которое является абсолютным и непоколебимым, – выражая сомнения в его существовании, ни подрывать образ беспристрастного редактора, утверждая обратное Следует, однако, заметить, что и Ундль Девятипалый, и великий Пандектор, черпая из совершенно независимых источников и абсолютно ничего не зная друг о друге, подтверждают его существование; Пандектор, кроме того, описывает, как живой человек может войти в мир мертвых, и приводимый им способ в основных чертах совпадает с тем, о чем повествует Ниффт.
I
Тощий Ниффт и Барнар Чилит решили не спать всю ночь. Тьма застигла их посреди болота, где можно было дать отдых усталым телам, ни на мгновение не ослабляя бдительности, – такое уж это было место.
Они взобрались на одно из массивных раскидистых деревьев, тут и там возвышавшихся над топью, и устроились в развилке между сучьями. Им как раз хватило места, чтобы развести тщедушный костерок, который не в силах был оставить сколь-нибудь заметного следа на шершавой, как шкура мастодонта, коре гиганта, предоставившего им убежище на эту ночь, и расположиться вокруг него в неудобных полулежачих позах. Раздуть пламя повыше они не решились, хотя сырой промозглый воздух к этому очень располагал. Однако путешественники удовольствовались тем, что просушили над огнем обувь да обогрели иззябшие руки и ноги, не претендуя на большие удобства.
Время от времени друзья негромко переговаривались, однако чаще молчали, пристально вслушиваясь в протяжные вздохи и влажное чавканье трясины да еле слышный шелест древополза, кравшегося по ветке где-то рядом. Бывалые путешественники, они повидали немало угрюмых мест на своем веку и в совершенстве овладели талантом сливаться в одно целое с окружающим пейзажем. Ниффт сидел обхватив руками колени. Его необычайная худоба и поза, от которой его руки и ноги казались еще костлявей, невольно приводили на память больших птиц-падальщиков, которых они в изобилии встречали весь день, пробираясь по болоту. Барнар, массивный и неподвижный, скорее напоминал обитавших в этих местах водяных буйволов Однако производимое им впечатление сонливой неуклюжести было обманчивым: он зорко следил за всем происходящим вокруг, а его ноздри то и дело чутко подрагивали, улавливая малейшее изменение доносившихся с болота запахов.
Наступила долгая пауза. Барнар, прищурившись, вперился в сырую тьму, потом встряхнулся, точно отгоняя мрачные мысли.
– Сколько ни гляди, ясно одно: гнилое это место, не для людей, во всяком случае не для нормальных.
Ниффт лишь слабо взмахнул рукой и ничего не ответил. Взгляд его, также устремленный на болота, отличался большим благодушием, чем у его товарища. Барнар, досадливо нахмурившись, поворошил огонь. Ему хотелось поговорить, разогнать навеянную угрюмым пейзажем тоску. Пораскинув мозгами в поисках темы для разговора, он вдруг набрел на вопрос, который при более благоприятных обстоятельствах задать бы постеснялся, – среди воров не принято расспрашивать партнеров, даже самых проверенных, об их прошлом, человек сам расскажет, если возникнет желание.
– Ты, кажется, знавал кое-кого из этих мест? Одного проводника, его многие уважали. Халдар его, по-моему, звали?
– Халдар Диркнисс. – Ниффт чуть насмешливо глянул на своего товарища. Подобные хождения вокруг да около были совсем не в духе Барнара, и Ниффт, догадавшись, в чем тут дело, расправил плечи и заговорил. – Мы с Халдаром шесть лет работали вместе. Тебе бы он понравился. Безграничное воображение сочеталось в нем со столь же беспримерной торжественностью. Видел бы ты, как он разрабатывал план очередной дерзкой выходки, – серьезный, сосредоточенный… ни дать ни взять ученый в своем кабинете! И дело свое он любил ничуть не меньше, чем прибыль, которую оно приносило. Артистично украденная горсть золотых монет была ему дороже мешка, доставшегося даром. Да, славная бы из нас троих вышла команда, небу жарко стало бы!
– А где он сейчас?
– В царстве мертвых, – отчетливо произнес Ниффт и уставился на своего спутника так пристально, что тот слегка опешил. Употребленная другом избитая метафора также показалась ему неуместной.
– Мне очень жаль, – неуверенно начал он. – Все мы там будем, и наверняка раньше, чем рассчитываем.
– Но не так, Барнар, не так, как Халдар… и я. Мы спустились туда живыми!
Если бы Ниффт произнес эти слова абсолютно серьезным током, Чилит сразу понял бы, что друг шутит. Но на лице его застыла зловещая усмешка, которую он приберегал специально для рассказов о своих жутких приключениях. В ней было что-то дразнящее, пробуждающее недоверие слушателей. Барнар хорошо знал своего напарника: одно насмешливое слово в ответ, и Ниффт рассмеется, точно сознаваясь в обмане, и замолчит до конца вечера. Так чаще всего и происходило в тавернах, где воровское братство собиралось выпить и посплетничать: неосторожное скептическое замечание лишало товарищей по ремеслу возможности услышать очередной рассказ о приключении настолько причудливом, что Барнар наверняка счел бы его выдумкой, не случись ему самому принимать в нем участие.
Ниффт продолжал загадочно улыбаться. Его последние слова все еще стояли между ними, как вызов, который необходимо было принять, чтобы услышать историю целиком. Барнару только и оставалось, что проворчать:
– Ну, если такое кому и под силу, так только тебе. Хотя, по правде говоря, в это как-то трудно поверить. Что же, выходит, Проводник Душ впускает и выпускает смертных в свои ворота, как обыкновенный привратник?
Этого было достаточно – Ниффт выпрямился, глаза его загорелись, и он принялся рассказывать.
– Ну вот, теперь мне уже легче продолжать. Я ведь чувствовал, как ты колеблешься, не зная, как реагировать. Я боялся, что ты ответишь насмешкой и разозлишь меня, а тогда дело могло бы дойти и до драки. С тех самых пор, как мы оказались на болоте, я все думаю о том приключении. Понимаешь, Барнар, никаких ворот там нет. Туда попадают сквозь дыру во времени. Для этого надо подобраться как можно ближе к умирающему и, когда он начнет испускать Дух, прошептать заклинание, которое позволит проникнуть внутрь смерти. И тогда можно увидеть Проводника Душ и Исторгателя, которые приходят за покойником. А все, кто будет толпиться у смертного ложа, покажутся неподвижными, словно статуи. Для них смерть происходит мгновенно, а тот, кто с помощью заклинания пройдет сквозь время, обнаружит за ним другое Время, где мертвые продолжают жить.
Барнар открыл было рот, точно желая спросить о чем-то, но, перехватив отрешенный взгляд друга, передумал. Ниффт и так готов рассказать всю историю от начала до конца, и перебивать его ни к чему. Чилит уселся поудобнее и приготовился слушать. Ни на мгновение не забывая о враждебном присутствии болота, он предвкушал занимательный рассказ, хитро улыбаясь в усы.
– Но это лишь начало, Барнар, самое начало. Только того, кто рискнет схватиться с Приспешником Проводника и сумеет одолеть его, Проводник возьмет с собой в царство мертвых. Он поможет отыскать любую душу, в каком бы уголке обители смерти она ни скрывалась. А если повезет, то он же и выведет отважного назад…
II
Халдар и я пересекали широкую степь, когда ночь застала нас в пути – прямо как сегодня. А надо знать, что в тех местах полным-полно волков, да не четвероногих собирателей падали, которые водятся среди холмов, а настоящих матерых людоедов ростом с жеребца-двухлетка.
Чтобы они не увязались за нами следом, мы с самого утра гнали коней хорошим галопом, и потому к наступлению сумерек те еле передвигали ноги от усталости. Погони за нами, правда, не было, но мы понимали, что еще день такой бешеной скачки, и нам придется идти пешком. Несмотря на это, мы не остановились и после заката солнца, тем более что ему на смену вышла необычайно полная луна. Однако наше упорство не было вознаграждено – в степи просто невозможно найти место для безопасного ночлега, – и пришлось в конце концов заночевать прямо на склоне высокого каменистого холма, среди беспорядочно разбросанных булыжников. Мы с Халдаром устроились в некоем подобие пещеры меж трех соприкасающихся верхушками валунов, а лошадей стреножили у входа. Молочно-белые в лунном свете гранитные плиты вселяли уверенность своей основательностью: будет, по крайней мере, надежная защита с тыла, если волки осмелеют настолько, что придется обороняться от них мечами. И все же ощущения укрытия они не давали: даже крупный зернистый песок, которым было усыпано дно пещерки, источал, точно едва ощутимый тошнотворный запах, что-то зловещее. Бывают такие места, где все время страшно, без всяких видимых причин. Мы развели огонь, достали по лепешке с куском сыра и принялись жевать. Разговаривать не хотелось.
Всю дорогу нас преследовали неудачи: в захолустных степных городишках, через которые лежал наш путь, взять было, по большому счету, нечего, так что мы докатились до мелких базарных краж. Кошельки наши совсем отощали, животы прилипли к спинам, давно немытые тела немилосердно зудели, а настроение было таким же черным, как синяки, которыми наградили нас горожане за наши неуклюжие проделки. До Луркнахолма, богатого старинного города на берегу озера Большой Раскол, оставалось чуть больше дня пути. Мы полагали, что у нас есть все шансы добраться туда, при условии, конечно, что на утро мы будем все еще живы.
Однако даже эта мысль не внушала оптимизма, потому как хандра наша достигла к тому моменту стадии философской. Первым в мрачные размышления погрузился Халдар, ну а я, как обычно, от него заразился. В результате оба мы настолько сникли, что нам уже было все равно, в какую сторону отправляться, в Луркнахолм или куда еще. Так мы сидели и жевали, обиженные на весь свет, и разглядывали равнину, которая со склона нашего холма была вся как на ладони.
Сама земля в тех местах похожа на бок запаршивевшего с голодухи волка. Гладкие белые камни выпирают тут и там на поверхность, точно кости сквозь шкуру отощавшего животного. Меж ними, как клочья шерсти, серебрятся в лунном свете островки высокой редкой травы. А настоящие волки, единственные обитатели этих мест, то шныряют от одной травянистой кочки к другой, словно блохи, то крадутся в тени валунов. Мы их видели, пока сидели возле костра и мрачно созерцали равнину, однако тогда подобные сравнения не шли на ум.
Наконец Халдар тяжело вдохнул и отшвырнул обглоданную корку. Его полный укоризны взгляд ненадолго задержался на мне, а потом устремился в огонь.
– Знаешь, между нами и этими волками никакой разницы, – проворчал он. – Только мы на задних лапах ходим и задницы штанами прикрываем, вот и все.
Мы с Халдаром так давно жили вместе, что я научился понимать его с полуслова, как в тот раз. Должен заметить, что друг мой был страшным идеалистом. Любя его, как родного брата, я всеми силами старался излечить его от этой болезни, но так и не смог. Его идеализм был воистину страшен. Вот хотя бы такой пример. Однажды мы провернули дельце в Багагской топи. Отличная была работа, тонкая и хорошо спланированная, можешь мне поверить. Ночью мы скрылись из города, везя чуть ли не по пуду кованого золота каждый. Наши кони неслись галопом, хотя никакой нужды в спешке не было: мы основательно запудрили мозги горожанам, так что они еще не скоро хватились своего золота. Но, распираемые радостью и гордостью за свое воровское умение и удачу, мы продолжали лететь вперед, как на крыльях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14