Анна Сергеевна поправила сползший черный чулок на левой ноге:
— Когда мы узнали, что боярин, — тут она зло скривила губки, — так называемый боярин Василий вступил в контакт не только с Беовульфом, но и с Гренделем, то предприняли операцию по его ликвидации.
— Согласно вашим директивам, — вставил Каширский.
— Чего-чего? — вскинул брови князь. — Говорите проще, не умничайте!
— Согласно вашим указаниям, устранили, — презрительно бросила Анна Сергеевна. — Я самолично замочила его ножом, в корчме.
— Так, — удовлетворенно кивнул князь Григорий. — И в чем же закавыка?
— Сегодня Беовульф предъявил мне перстень, который он неделю тому назад подарил мне, а сегодня нашел, — объяснила Анна Сергеевна.
— Ничего не понял, — проворчал князь Григорий.
— Найти он его мог только в одном месте — в корчме, где я его обронила, — пояснила Анна Сергеевна. — Когда убивала Ду… боярина Василия!
— Удивляюсь еще, как он дал нам бежать, — добавил Каширский.
— В общем, я вижу, что работнички из вас… — Князь задумался, подбирая сравнение пооскорбительнее. И, так ничего и не придумав, зашелестел бумагами. — Ну, что у вас еще? — поднял он взор на Анну Сергеевну с Каширским, которые стояли, неловко переминаясь, перед столом.
— Князь, это еще не все, — несмело заговорил Каширский. — Операция по охмурению Беовульфа и Гренделя прошла не столь успешно, как мы предполагали.
— Это еще почему? — грозно вопросил князь Григорий.
— Они оба вышли из-под влияния моих установок, — обескураженно развел руками Каширский. — Я чувствую присутствие здесь другой силы внушения, куда более могучей, нежели моя!..
— Не темни, говори по делу, — оборвал его князь.
— Здесь мутит воду Чумичка, — заявил Каширский. — Он в прошлый раз был тут вместе с царевной и тем, кто именует себя боярином Василием.
— Не помню никакого Чумички, — проворчал князь.
— Вы его очень хорошо помните, — заявила Анна Сергеевна. — Это именно он, обернувшись царевной, гм, причинил вам некоторые неприятности.
— Что?!! — вскочил из-за стола Григорий. — Схватить… изловить… на кол посадить… сжечь живьем… Ну, что встали? — напустился он на Анну Сергеевну и Каширского. — Прочь отсюда, олухи!
Оставшись один, князь Григорий со сдавленным стоном упал в кресло.
— Это судьба, — прошептал князь. — Боярин Василий, Чумичка, Грендель… И что с того, что боярин убит — колесо уже закрутилось. И что-то сделать уже поздно. Альберт! — вскричал князь. — Крыса чернильная!
В кабинет испуганно заглянул начальник тайного приказа.
— Чего изволите, Ваша Светлость?
— Запереть в замке все ворота. Поднять мосты. На стене выставить лучников. И чтобы до послезавтра без моего приказания ни одна собака сюда не пробежала! Ни одна мышь не проскочила! Ни одна ворона не залетела!
— Слушаюсь, Ваша Светлость, — пролепетал барон Альберт. — Еще будут приказания?
— Да! — рявкнул князь. — Усилить надзор надо всеми! И над обоими Длиннорукими, и над этим дураком Каширским, и над Анной Сергеевной. Никому доверять нельзя, никому.
Барон Альберт на цыпочках покинул княжеский кабинет.
— Ох, не в духе нынче хозяин, — вздыхал барон, тяжело ступая по длинному полутемному коридору. — И так каждый год. Только наступает октябрь, как будто с цепи срывается. И что ж это за тайна такая, что даже мне, главе тайного приказа, не ведома?
* * *
Леший и его друг водяной привычно сумерничали в корчме, когда раздался стук в дверь.
— Толкайте, да посильнее! — крикнул корчмарь, и тут же дверь ввалилась вовнутрь, а следом за нею и запоздалый посетитель — высокий человек в лохмотьях, с которыми несколько контрастировала широкополая шляпа, надвинутая на самые брови.
— Добро пожаловать, дорогой гость, — приветствовал его хозяин. Вошедший украдкой огляделся по сторонам, снял шляпу и кинул ее на ближайший столик.
— Боярин Василий! — в голос ахнули водяной и леший.
— Никто не знает, что я здесь, — устало вздохнул Василий, присаживаясь за столик. — Переночуем, а завтра утром поедем восвояси.
— A как же… — начал было водяной и осекся.
— Увы, — развел руками Дубов, — сам я ничего не могу сделать, а те, на чью помощь рассчитывал, отказались. Да сам виноват — такие дела с наскока не делаются. Ну ничего, доживем до будущего года…
— Ах да, чуть не забыл. — Леший достал из-под стойки запечатанный в трубочку свиток. — Это для вас.
— Любопытненько. — Василий подошел к стойке и, разломав печать, пробежал послание. — Кто его принес, вы не заметили?
— Русалка, — с некоторым удивлением ответил леший. — Я уж хотел ей сказать, что вас нет, что вас убили, а ее уж и след простыл.
— Теперь и это уже ни к чему, — и Дубов, мелко порвав письмо, кинул его в тлеющую печку. — Кузьма здесь?
— Да, в вашей горнице, — кивнул корчмарь.
— Спокойной ночи, господа, — и Василий по скрипучей лестнице стал подниматься на второй этаж. — Да-да, ничего не вышло, — бормотал он себе под нос. — Остается только заехать за Надей, и домой…
— Ну где ж ты пропадал? — напустился Кузька на Василия, едва тот переступил порог комнаты. — Я тут весь изволновался…
— На болоте прятался, — ответил Дубов, опустившись на кровать. — Не мог же я тут среди дня появиться! Ну как, вещи ты сложил?
— Сложил, — буркнул Кузька. — Выходит, впустую ездили, эх-ма…
— Завтра затемно выезжаем, — сообщил Василий, — а теперь неплохо бы малость подремать. Дверь бы чем припереть на всякий случай?
Но тут дверь в «апартаменты» Дубова распахнулась, и в ней, к немалому удивлению детектива, возникла долговязая фигура Гренделя. Василий про себя усмехнулся, но виду не подал.
— Чем могу служить? — вежливо осведомился он.
— Я, право, не знаю. — выдавил из себя Грендель и замолк. Бедолага явно находился в полном расстройстве чувств. Он затравленно озирался по комнате, будто ища поддержки у этих облезлых стен и пошарпаной мебели.
— Я, понимаете ли, человек тонкий, но… — наконец собрался с духом Грендель, и в этот момент дверь резко распахнулась и на пороге возникла массивная фигура Беовульфа.
— Я, знаете ли, человек такой… — начал было он, но увидев Гренделя, осекся.
Грендель машинально попятился к окну. Беовульф же лишь ухмыльнулся.
— И ты здесь. — И, уже обращаясь к Дубову, продолжил: — Я, знаете ли, такой человек, никому обид прощать задарма не намерен. Так что князю Григорию придется заплатить за подстроенную подлянку. Вот.
— Своею жизнью заплатить! — с пафосом добавил Грендель.
— Во-во, — мрачно ухмыльнулся Беовульф. — Это я и имел в виду.
— Ну что ж, господа, прекрасно, — улыбнулся Дубов. — Если я вас правильно понимаю, вы поддерживаете мой план и готовы принять в нем участие. — При этом заклятые друзья закивали головами. — В таком случае нам пора в путь.
— Как? Прямо сейчас? — опешил Грендель.
— Да. Это как-то того… — пробурчал Беовульф.
— Увы, господа. — развел руками Дубов. — Время не терпит. В нашем распоряжении чуть более суток. Поэтому надо выходить рано утром. Если вы, конечно, не передумали.
— Я готов, — выпятил впалую грудь Грендель.
— А чего там… — махнул рукой Беовульф. — Пошли! Только почему такая спешка?
— Дело в том, что князь Григорий уязвим только один день в году, объяснил Василий. — Точнее, одну ночь. И эта ночь — следующая. Подробности я расскажу по дороге, а теперь надо подумать о том, как нам обеспечить себе свободу действий. Господин Беовульф, как насчет того, о чем я вас просил?
— Мои люди проследили, куда они сбежали, — самодовольно кивнул Беовульф. — Ну, та дама и ее прислужник.
— И куда же?
— В Белую Пущу, к этому вурдалаку Григорию! И как я мог в нее втрескаться, ума не приложу.
— A я тем более в полном недоумении, — меланхолично вздохнул Грендель.
* * *
Король Александр и Надежда Чаликова сидели в потемках и прислушивались к мертвому молчанию, царящему в королевских покоях. Не было слышно даже мурлыканья Уильяма. Когда им стало невмоготу слушать зловещую тишину, Александр вполголоса предложил:
— А действительно, Наденька, что это мы тут сидим, будто в рот воды набравши? Если особо не шуметь, то можно и поговорить.
— Да, пожалуй, — также вполголоса согласилась Надя. — Знаете, Ваше Величество, когда вы давеча за обедом читали стихи Касьяна, то я наблюдала буквально за каждым.
— Ну и как? — заинтересовался король.
— Никакого результата. Во всяком случае людоед, если он один из ваших поэтов, ничем себя не выдал. Разве что… — Надя замолкла.
— Ну, договаривайте, — шепотом поторопил ее Александр. — Если вам что-то показалось, то не таите.
— Мне показалось, что донна Клара… Ну, в общем, она как-то странно на вас глядела. Я бы об этом и не вспомнила, если бы не ее выпрыги за ужином. — ну, когда она заявила, что, мол, ежели людоед к ней заявится, и все такое прочее.
— Ну, это она просто от страха, — вздохнул Александр.
— А если донна Клара таким образом пыталась отвести от себя возможные подозрения? — предположила Надя.
— Все может быть, — не стал спорить король. — А что это вы, Наденька, за обедом мне сказали, что людоед не из поэтов? Ну, оттого что он Касьяна съел, а его стихи не взял.
— Знаете, Ваше Величество, по зрелому размышлению я пришла к выводу, что это, пожалуй, не совсем так. Поэты действительно живо интересуются стихами, но с одним уточнением — своими. Но отнюдь не чужими, особенно если они не хуже твоих собственных. А то, что писал Касьян, на мой взгляд, это все-таки настоящая поэзия, хоть и не без недостатков.
— Нечто подобное я и собирался вам сказать, — ответил Александр.
В темной комнате вновь повисло зловещее молчание.
— Ваше Величество, — вновь заговорила Надя, — из разговора с летописцем господином Пирумом я поняла, что вы, кроме всего прочего, являетесь прямым потомком князя Феодора Шушка. Ну, тестя королевича Георга.
— Да, это так, — согласился король. — Более того, и в последующие сто с чем-то лет, до прихода князя Григория, ново-ютландские короли несколько раз женились на княжнах из Белой Пущи, и наоборот.
— Это значит, что при определенном стечении обстоятельств вы могли бы занять княжеский престол в Белой Пуще? — деланно равнодушным тоном спросила Чаликова.
— Что за глупость! — удивился король. — Там уже есть свой князь, да и на что мне это вурдалачье царство?
— Да, но если с князем Григорием что-то случиться, то занять престол будет некому — ведь никого из Шушков не осталось…
— Нет-нет-нет, и слушать не желаю! — решительно перебил Александр. Если вы с боярином Василием и впрямь решились извести князя Григория, то я вам мешать не буду, но меня от ваших замыслов — увольте!
— Ну что вы, Ваше Величество, избави меня боже вмешивать вас в наши дела, — поспешно ответила Надежда. — Но хоть чисто отвлеченно поговорить о престолонаследии все-таки можно?
— Ну, отчего ж не поговорить? — мгновенно успокоился король. Поговорить можно. И даже нужно. А то заснем тут и не заметим, как нас… гм… ну, вы, Наденька, понимаете. Да, так вот насчет престолонаследия. Если продолжить вашу мысль, то я мог бы наследовать чуть ли не всем королевским, княжеским и прочим престолам Европы. Ведь Ютландский королевский двор, откуда изгнали Георга, находился в родстве со многими августейшими семьями. Ну а сейчас у нас, конечно, все по-другому. Вернее, так же, но только в местных мерках.
— В каком смысле? — переспросила Надя.
— Ну, например, в том, послании, что привез боярин Василий, Кислоярский царь Дормидонт именует меня не иначе как «брат Александр». И это не просто принятое обращение между монархами, а действительно так. Моя бабушка была замужем за его дедушкой. Или нет, кажется наоборот. Ну и с другими правителями из соседних княжеств, поменьше, мы тоже в родстве. Это, конечно, не Испания и не Пруссия, даже не Ливония, но все же…
— Но неужели для Вашего Величества в окружающих княжествах не нашлось подходящей невесты?
Как показалось Чаликовой, король горестно вздохнул, и Надя пожалела, что затронула эту тему, видимо, болезненную для Александра. «Может, половая ориентация не позволяет ему жениться?» — промелькнуло в голове журналистки.
— Видимо, не нашлось, — усмехнулся король. — Была одна вполне подходящая, так и та замуж вышла.
— Вы имеете в виду царевну Татьяну Дормидонтовну? — сообразила Надя.
— Ну да. Дормидонт приглашал и меня на свадьбу, да тут как раз дождик полил… А если по-серьезному, так черт бы побрал все эти августейшие браки! — неожиданно вырвалось у Александра. — И как я завидую Татьяне Дормидонтовне, что она вышла за человека, которого действительно любит!.. Ох, чего-то я расшумелся, — понизил голос король. — Эдак мы нашего людоеда спугнем.
Надя прислушалась к мертвящей тишине и вполголоса спросила:
— А разве вы, Ваше Величество, против династических браков?
Король немного помолчал и вдруг по своему обычаю свернул разговор на совершенно другую тему:
— Вот я слушаю вас, Наденька, и с боярином Василием беседовал, и заметил, что довольно странными словами вы порой изъясняетесь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24