Используя секундное затишье, боевики ящерицами расползлись в стороны. Сзади басил пулемет коротко и часто огрызался автомат Мусы. Он жертвовал собой, давая им возможность уйти. В этой дуэли одержать верх было невозможно даже случайно, потому что автомат против пулемета, да еще поднятого на высотку, да в чистом поле — оружие слабое.
Муса обеспечил им передышку, которая дорого стоила. Они успели отползти к далеким кустам, которые скрыли их. Тот, стрелявший сзади, автомат осекся и замолк. Но через пару секунд застучал снова. Муса был ранен, но тем не менее продолжал вести огонь. Жить ему оставалось не больше нескольких минут, потому что пулеметчик нащупал его и теперь не выпустит.
Они бежали уже в рост, когда стрекот сзади оборвался окончательно. Все — нет Мусы...
Еще несколько дней они уходили от преследователей, огрызаясь автоматными залпами и прячась в руинах и ямах. В этой, последней, они сидели почти сутки, чувствуя, как сужается вокруг них кольцо.
Но им повезло, сказочно повезло — федералы к ним так и не сунулись! В двух шагах проходили, но к ним не завернули. Видно, не понравился им исходящий от ямы густой трупный дух, и они решили, что в эту грязь, вонь и мусор никто по доброй воле не сунется.
Дождавшись ночи, они выползли наверх и, крадучись и выбирая самый тернистый и трудный путь, двинулись в сторону гор. Только горы могли дать им надежный приют...
В отряде их встретили как героев. Состав они под откос не пустили, но мост на воздух подняли, парализовав железнодорожное сообщение на несколько дней, доказав русским и всему остальному миру, что чеченские партизаны способны успешно действовать не только на своей, но и на чужой территории тоже. Что, с точки зрения командиров, имело важное пропагандистское значение, особенно для «внутреннего потребления». В чем они были правы, потому что среди населения Ичкерии рейд скоро оброс льстящими чеченскому уху слухами о нескольких взорванных бронепоездах, сваленных под откос танках и сотнях трупов федералов.
Обратно в свой отряд Аслан не вернулся. За него замолвил слово инструктор. Использовать минеров в качестве «пушечного мяса» было глупо и недальновидно, и нескольких, наиболее проявивших себя в минно-взрывном деле боевиков оставили при штабе.
Расчет оправдался — рядовым «пехотинцем» Аслан быть перестал. Стал минером. Которые, конечно, тоже гибнут. Но только если ошибаются. А он ошибаться не собирался!
Конечно, с куда большим удовольствием он согласился бы стать писарем, но эту должность ему никто не предлагал. Потому что такой должности в отрядах боевиков просто не было.
А жаль!
Вернее — очень жаль!..
Глава 22
Квартирующие в населенном пункте войска жить в мире и согласии с мирным населением не могут. В принципе! Когда в каком-нибудь даже очень приличном месте собираются вместе десять вполне респектабельных мужчин пивка попить — и то с ними сладу нет. Когда пятьдесят — хоть всех святых выноси! А если больше?.. Если сто или пятьсот? Или тысяча?! Причем одних, без женской ласки и пригляда? И не самых респектабельных? Без пива, но с оружием?..
Тысяча мужчин, без женщин, но с оружием, взрывоопасны, как атомная бомба! Особенно если это не команда стрелков по летающим тарелочкам, а неотесанная и грубая, как дерево-полено, солдатня, которая во все времена была одинакова и, устав от войны и тягот службы, желала одного и того же — водки, баб и приключений.
Так что не надо себя и других обманывать, а надо понимать, что, когда в рапортах и средствах массовой информации пишется, что «в населенный пункт вошли регулярные части», то, как это ни обзывай, это обозначает, что в деревню ввалилась здоровенная толпа бескультурной солдатни. Что добром кончиться не может по определению. Даже в самом благополучном случае — даже когда жители деревни «угнетенный народ», а солдаты — их «долгожданные освободители». Даже тогда!.. Потому что жизнь состоит не из праздников, а из быта и человеческих страстей. Всегда найдется кто-то, кто кого-то не понял или понял не так. И найдется тот, кто свалит у хозяев плетень, разобьет чашку или автомобиль, сворует курицу, пристрелит кабанчика или влезет на их дочь... Потому что тысяча здоровых, вооруженных мужиков не могут быть паиньками и никогда не поймут, почему в этом монастыре они должны жить по его постному уставу, а не этот монастырь служить по их?! В конце концов, кто сильнее?..
Тысяча солдат — это как слон в посудной лавке, который даже если не хочет — где-нибудь что-нибудь обязательно расколотит!
Всегда и везде.
А уж в Чечне, живущей по своим неписаным и непонятым законам, тем более!..
* * *
Конфликт вышел пустячным — какой-то солдат не так на женщину посмотрел или сказал что-то не то. Ну, сказал и сказал — подумаешь, делов-то!
Но это там, в России, «подумаешь»... В России много чего можно ляпнуть, не подумав, что тебе с рук сойдет. Можно на любые буквы послать, в морду дать, тут же сдачи получить и при этом лучшими друзьями остаться.
В Чечне — не так! В Чечне на каждое действие есть свое, узаконенное многовековыми традициями противодействие.
За оскорбленную женщину вступился мужчина.
Потому что должен был вступиться. Не мог не вступиться!
— Извинись! — потребовал он.
Нормальный, да, заход?! Чего это солдат, за которым еще полтысячи солдат с автоматами, бэтээрами, стоящей на околице системой «Град» и боевыми «вертушками» в пяти километрах отсюда должен извиняться перед каким-то занюханным безоружным «чехом»? Похоже, этот старик сильно борзый!..
— Да пошел ты!.. — послал защитника женщин куда подальше солдат. Потому что не мог извиняться на глазах у «товарищей по оружию». Мог только послать.
Если первое нанесенное оскорбление можно было попытаться как-то замять, то второе требовало отмщения. В общем, этот солдат, вместо того чтобы плеснуть на огонь водой, сыпанул в пламя порох.
Чеченец, яростно сверкнув глазищами, схватился за кинжал. Как предписывал ему его древний обычай.
Солдат передернул затвор автомата и снял его с предохранителя. Как это требовал Устав Вооруженных Сил. Но больше — страх.
Выхваченный кинжал так просто засунуть обратно в ножны было нельзя.
Взведенное оружие имеет дурное свойство стрелять.
— Извинись! — еще раз потребовал чеченец.
— Шел бы ты!.. — послал «чеха» туда, куда уже посылал, солдат, оценивший свое перед кинжалом «чеха» преимущество. И добавил что-то про его мать. Так, автоматически, как привычную русскому уху присказку.
Дурак был солдат!..
Между враждующими мужчинами попыталась встать женщина, чтобы предупредить кровопролитие. Потому что теперь это могла сделать только она! Но солдат ее не понял, он подумал, что она хочет влепить ему пощечину или схватиться за оружие... И толкнул женщину в сторону автоматом.
Чеченец бросился на него, успев чиркнуть кинжалом по гимнастерке, сильно оцарапав кожу. Солдат, отпрыгнув, нажал на спусковой крючок. Короткая очередь перерезала чеченца поперек живота, отбросив на землю. Приятели солдата мгновенно сбросили с плеч автоматы, быстро задергали затворами, изготовившись к стрельбе.
Деревня сразу перестала быть дружелюбной. Со всех сторон в них уперлись ненавидящие взгляды. Быстро пятясь и бестолково тыкая во все стороны дулами автоматов, солдаты отступали в сторону части...
Командирам провинившийся солдат сказал, что чеченец ни с того ни с сего прыгнул на него с кинжалом, собираясь зарезать. Что остальные солдаты подтвердили.
— Да, так все и было — прыгнул ни с того ни с сего из-за какой-то ерунды...
Причем они так и считали...
Происшествие замяли, возбудив против убийцы уголовное дело и под этим соусом спровадив его под усиленным конвоем в Россию. Где, немного помурыжив и потаскав по инстанциям, дело закрыли за отсутствием состава преступления, по, тихому отправив провинившегося солдата на дембель. Так что он дома даже раньше своих приятелей оказался, не раз с благодарностью вспоминая того, убитого им, «чеха».
Воинскую часть из населенного пункта тоже, на всякий случай, убрали, заменив другой. И решили что на этом можно считать инцидент исчерпанным.
Но если бы все было так просто...
Тогда бы — все было так просто!..
Глава 23
Умар Асламбеков коротал время с женой и сыном в лагере беженцев в Польше. Курица, как известно, не птица, а Польша еще не заграница, но уже и не Россия... В силу своего географического положения Польша стала той из Азии в Европу «дверью», возле которой топчутся толпы эмигрантов из стран бывшего Союза, страждущие попасть в вожделенную шенгенскую Европу. Считается, что если перескочить белорусско-польскую границу, то ты уже практически там, потому что поляки беженцев не сдают, по крайней мере чеченских.
Уж не понятно почему, возможно, из-за старых обид на российскую и советскую империи, от которых Польша в свое время натерпелась, поляки чеченцев привечают.
В Брест они приехали на международном с польскими номерами автобусе, на который сбросились по «сотке» с головы. Но это была не цена за свободу. Все формальности были улажены еще там, в Москве, в польском посольстве, куда бегал со списками и паспортами приставленный к их группе чеченец. Поговаривали, что поляки будут сверяться с базами Интерпола и русского МВД, и если выяснится, что за кем-то тянется уголовный хвост, то визы ему не видать. Но куратор группы успокаивал, что даже если что-то выяснится, то с поляками всегда можно договориться, потому что они очень сильно уважают «американских президентов» и что он берется стать в этом деле посредником...
Но в их группе «потерь» практически не было, кроме одного мужчины и одной женщины, уроженцев Грозного, русских по национальности. Им визу не открыли, ссадив с автобуса и сказав, что их дело будет решаться отдельно.
Ночь и еще полдня добирались до Бреста. В битком набитом автобусе было душно и тесно. Люди сидели на сумках и друг на друге. Умар с женой заняли два места возле водителя, запихнув пакеты с вещами под сиденье, поставив на них ноги и посадив на колени сына. Отчего ехать было крайне неудобно, потому что невозможно было ни выпрямиться, ни вытянуть затекшие ноги, на которых волчком вертелся уставший от однообразия ребенок.
Но все это можно было перетерпеть, лишь бы ехать!
Останавливались не часто, когда уже совсем невтерпеж становилось. Тогда водитель сворачивал на обочину, поближе к какому-нибудь лесу, и пассажиры дружно бежали к кустам. Тесный, расположенный под сиденьями на выходе туалет водители открывали только для себя и для маленьких детей, из-за которых останавливаться смысла не было.
Перед самым Брестом старший группы объявил, что если пассажиры не желают иметь лишней головной боли на границе, то надо собрать по двадцать баксов с головы для дачи белорусским и польским пограничникам. И тогда они пройдут без задержек. Конечно, можно ничего не давать — дело это сугубо добровольное и их все равно пропустят, — но могут задержать на неопределенно долгий срок. К примеру, в прошлый раз они простояли на «нейтральной полосе» чуть не двое суток, что не предел.
Деньги, конечно, собрали, хотя подозревали, что не для пограничников.
Возле границы встали в огромную, на полсуток, очередь. Водители разрешили выходить на улицу «подышать воздухом», которого в автобусе уже практически не осталось. Хорошо одетые пассажиры стоящих впереди и сзади экскурсионных автобусов косились на диковинную, которая тоже ехала в Европу, публику — на кое-как одетых детей, на женщин, несмотря на жару, облаченных в темные закрытые платья, на стариков в бараньих папахах на головах.
Автобус стоял по полчаса, а то и больше, а когда трогался, водители загоняли их в салон, чтобы, проехав тридцать метров, снова встать.
Белорусские пограничники никуда не спешили, потому что никуда не ехали, — они работали неспешно, часто уходя покурить и перекусить.
Возле терминала их выпустили из автобуса и попросили выгрузить все вещи. Что было непросто, потому что нижний багажный «этаж» автобуса и весь салон были под завязку забиты сумками и баулами. Люди тащили с собой весь уцелевший на войне скарб, который вряд ли им мог пригодиться в Европе. Но не бросать же его!..
Надрываясь, протаскивая десять метров и бегом возвращаясь назад, пассажиры автобуса потащили в таможенный терминал сумки и потащили детей. Выстроились в живую очередь, ожидая и опасаясь досмотра. Откуда-то из-под одежды стали извлекаться завернутые в бумагу и перетянутые резинкой доллары. Для бегущих от войны беженцев их было не так уж мало.
— Проходите...
Умар потащил от столиков таможенников свои сумки.
Ну вот и все!.. Зря боялись! Самое страшное — белорусско-польская граница осталась позади...
По Польше ехали, прилепившись к окнам автобуса. Вдоль обочин часто мелькали новенькие, чистенькие, сложенные из светлых блоков домики, выросшие, как грибы после дождя, за каких-то десять последних лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40