— О любых изменениях по данному делу докладывать лично мне!
Ну не нравились начальнику президентской охраны люди, которые неделями не выходят из дома. А если выходят, то сразу — на встречу с Президентом страны. С «папой»!
Не нравятся — и все тут!
Глава 15
Гнусавый сидел в автомобиле. Уже час сидел. Потому что ехать было некуда. Куда надо, он уже приехал. Еще час назад. Теперь оставалось только ждать назначенного срока. Еще как минимум полчаса ждать.
Опять ждать! Разрешения зайти ждать!
Этой навязанной ему ночной гонкой, а потом этим бесконечным ожиданием «папу» города Краснозареченска ставили на место! А точнее, если не обманывать самого себя и окружающих, — ставили на колени! А может быть, и на четвереньки!
Гнусавый сидел, навалившись затылком на подголовник сиденья, и делал вид, что спит. Это единственное, что он мог делать в данных конкретных условиях. Чтобы не встречаться глазами со своими подручными и продемонстрировать относительную свою уверенность. Вот, мол, приехал на разборку — и сплю. Потому что никого не боюсь. Потому что спокоен как слон.
Охрана краснозареченского «папы», в отличие от него, не спала. Им это было не положено. Им было положено оберегать покой своего патрона. Отчего они сидели тихо, как мыши. А если решали перекурить, то выходили на улицу, бесшумно открывая и бесшумно закрывая дверцы. И курили, вздыхая и переглядываясь.
Охрана курила очень часто. Потому что нервничала. Охрана боялась остаться без «папы», без работы. Но еще больше боялась, что ей придется вступать в неравную борьбу с неизвестным и гораздо лучше вооруженным противником. Он даже вертолеты имеет с гранатометами.
Минутная стрелка приближалась к назначенному сроку.
Гнусавый спал. Сидя неподвижно, как покойник. И бледный, как покойник. Он боялся позволить себе лишний раз пошевелиться, размять затекшие, ноющие болью мышцы. Он опасался выдать своими ворочаньями свое беспокойство.
— Босс, время! — тронул его за плечо начальник охраны.
— А? Что? — «проснулся», сладко потянулся Гнусавый. — Уже? Хорошо вздремнул.
Из стоящего неподалеку дома вышел мужчина в камуфляжной куртке. И распахнул калитку.
— Заходите.
Гнусавый вылез из машины, попросил закурить, затянулся, пытаясь выиграть хотя бы минуты. Проиграв часы. Кончик сигареты слегка подрагивал в его пальцах, вырисовывая в воздухе дымом рваные зигзаги.
— Заходите! Вас ждут! — повторил мужчина.
— Сейчас, сейчас, — сказал кто-то из охранников.
Гнусавого хватило еще на две затяжки. После он сломал, бросил сигарету и не спеша, вразвалочку пошел к калитке. Слишком не спеша, слишком вразвалочку.
Охрана нерешительно, оглядываясь по сторонам, ожидая останавливающего окрика, двинулась следом за ним. Мужчина в калитке им не препятствовал.
Это был хороший признак, что пропустили охрану. Если бы с ним хотели разделаться, охрану оставили бы за забором. Разрешение на присутствие охраны — это знак уважения. Значит, дело не так плохо. Значит, есть шанс сторговаться.
— Сюда, — показал мужчина.
Все вошли в дом. Дом был большой. С одной-единственной во всю его площадь комнатой. Посреди которой на единственном кресле сидел, прикрыв глаза, человек. Один сидел. Больше ни кресел, ни стульев, ни скамеек не было. Больше сидеть было не на чем. И значит, присесть не приглашали.
Такое обхождение, а главное, полное отсутствие охраны в доме впечатляло. Так, чтобы не обыскать, не изъять у гостей стволы и чтобы допустить их к себе и при этом не открыть навстречу глаз, мог позволить себе только очень уверенный в своих силах человек. Только человек, уверенный, что, если с ним что-то случится, возмездие не заставит себя ждать. И придет обязательно. Для всех.
Гнусавый быстро огляделся, оценивая обстановку, сделал несколько шагов вперед, остановился, встал, широко раздвинув ноги и засунув руки в карманы плаща. Сзади столпилась его охрана.
— Здорово! — сказал человек в кресле, открывая глаза.
— Здорово.
— Ты, что ли. Гнусавый?
— Допустим.
— Допустим — не опустим, — усмехнулся человек. — Потолковать надо.
— С кем потолковать? — спросил, набравшись храбрости, Гнусавый.
— Со мной потолковать. А через меня еще с одним человеком. Про Мозгу слышал?
Про Мозгу Гнусавый слышал. Много разного слышал. И про удачливость, про фарт его. И про жестокость. Если требовалась жестокость. Мозга был птицей высокого полета. Мозга был авторитет.
— Про Мозгу слышал. Зачем я ему?
— Ты — ни за чем, — усмехнулся человек в кресле. — Город твой нужен. Вернее, бабки с города. Положенный процент.
— Я все, что положено, отстегиваю, — возразил Гнусавый. — Я чист.
— Это раньше было положено. А теперь другое положено. Теперь придется платить больше. И платить нам.
— Кому вам?
— Центру. Твой город — на нашей территории. А кто на территории, должен платить. Так сходка решила.
— Какая сходка?
— Авторитетов. Центральных областей. Куда твой город входит.
— А что остальные? Остальные города?
— Согласились.
— А кто не согласился?
— Того заменили. На тех, кто согласился.
— Значит, платить?
— Платить. Лучше платить.
— А если не платить?
— Если не платить — сам знаешь...
— Мне надо подумать.
— Думай. Здесь.
И человек в кресле закрыл глаза. Показывая, что готов ждать сколько угодно. Потому что ему было удобно ждать. В отличие от стоящих перед ним людей.
— Зачем деньги? — поинтересовался Гнусавый.
— Для дела.
— Для какого?
— Для общего. Для большого дела. Каких еще не было.
— Я буду с него что-то иметь?
— Будешь. С него все будут иметь. Если оно выгорит.
— А если не выгорит?
— Если не выгорит — значит, не выгорит.
— Сколько? — спросил главное Гнусавый. Человек назвал цифру. Очень серьезную цифру. Большую, чем Гнусавый предполагал в своих раскладках. И в худших своих предположениях.
— Таких денег у меня нет.
— Есть!
— Я привез выкладки. Там все написано. И все понятно. Там понятно, что таких денег у меня нет.
— Засунь свои бумаги... Сам знаешь, куда засунь. У тебя есть деньги. Мы навели справки. У тебя хватит денег платить даже больше, чем требуется. Но мы не лезем в твою бухгалтерию. Мы требуем только свое.
— Я согласен. Я согласен платить на четверть меньше.
— Ты будешь платить столько, сколько положено платить. Или не будешь платить ничего. И уже никому. И им тоже, — показал человек на охрану. — Другой «папа» будет иметь других помощников.
Сзади в затылок Гнусавому тяжело задышали охранники. Охранники не хотели лишаться «папы» и лишаться средств к безбедному, не связанному с физическими перегрузками существованию.
— Хорошо. Я согласен, — зло сказал Гнусавый. Сзади облегченно вздохнули и переступили с ноги на ногу сопровождающие Гнусавого полуофициальные лица.
— Добро. Ну а чтобы частично покрыть твои расходы, Мозга имеет к тебе предложение.
Гнусавый удивленно приподнял бровь.
— У тебя в городе есть войсковая часть. Склады. Устаревших типов вооружения. Мозга предлагает взаимовыгодный бизнес. Тем, что есть в тех складах.
— Я не занимаюсь торговлей оружием.
— Торговля оружием на сегодня самое прибыльное дело.
— Склады охраняются.
— Склады охраняют солдаты. Солдаты хотят пить водку и трахать баб, которых у них нет, но которые есть у тебя. Ты можешь организовать выгодный тебе и нам товарообмен. Натуральный товарообмен. То есть натурой — за товар. Прибыль с реализации пополам.
— Пополам мало. Мой риск выше.
— Твоего риска нет. В стране бардак. В армии тоже бардак. В случае чего, если обнаружат недостачу, посадят одного-двух солдат. И уволят в запас одного-двух прапорщиков. Милиции, если уцепится, дашь на лапу. С милицией у тебя все схвачено.
— Мне — шестьдесят. Вам — сорок, — предложил Гнусавый.
— Фифти-фифти. Или ничего. Сам ты никогда не сможешь реализовать ни одной противопехотной мины. Потому что не знаешь, кому реализовывать, как транспортировать и как перетаскивать через границу, Оружейный бизнес самый доходный. Но и самый сложный. Это тебе не паленой водкой алкашей спаивать. Подумай. Твоих усилий — мизер. Только водку найти и баб. А барыш будет больше, чем если толкнуть партию левых автомобилей.
Подумай. Но не более двух дней. Через два дня сообщи свое решение. После двух дней можешь нас не тревожить. После мы сами найдем ходы к твоим складам. На тебе свет клином не сошелся. И тогда уже никаких процентов. Тогда — все наше!
Человек в кресле закрыл глаза, показывая тем, что аудиенция закончена. Стоять дольше было бессмысленно. И унизительно.
Гнусавый повернулся и пошел к выходу. За ним, стараясь не шуметь, потянулись его заметно повеселевшие сподвижники. Которых в совсем недалеком будущем вместо хладных могил ждали подруги, жратва и водка.
Боя не случилось. Потому что случилась капитуляция. Безоговорочная, то есть по всем пунктам...
Глава 16
Сходка молчала долго. Сходка молчала минут пять. Что для сборища подобного рода людей очень много. Настоящих авторитетов трудно вывести из душевного равновесия. И почти невозможно заставить показать свою растерянность. Авторитет не должен показывать свою растерянность. Он всегда должен помнить о своем высоком в иерархии преступного мира звании. Должен быть невозмутим и спокоен, как индейский вождь во время жертвенного обряда.
Всегда и везде.
Даже если выносит смертный приговор своему ближнему.
Даже если выносят смертный приговор ему.
Даже если эти приговоры приводятся в исполнение.
Он должен говорить, или многозначительно слушать, или спокойно размышлять о том, что предложить сходке, когда до него дойдет очередь. Но он не должен растерянно молчать, не зная, что сказать.
Но в этом случае авторитеты не знали, что сказать. Никогда они еще не имели дела с товаром, с которым имели дело сейчас. И с такого уровня решением, которое им предстояло принять сейчас. Никогда им еще не приходилось думать на уровне государственных мужей государств, имеющих на вооружении ядерное оружие. Они были просто мелкими уголовниками. Они не знали что делать с атомными бомбами, неожиданно свалившимися им в руки. И не хотели произносить банальные, которые им потом могут припомнить, слова. И поэтому пауза затягивалась.
На минуту.
На две.
Напять...
Дольше молчать было невозможно. Дольше молчать значило терять авторитет, который прежде всего...
— Атомное оружие не может быть товаром, — наконец произнес первую, прервавшую долгую тишину фразу авторитет из Твери.
Сказал просто. Уже без понтов. Потому что, когда дело доходит до обсуждения серьезных тем, содержание становится выше формы. И никто уже не подбирает изысканных слов.
Базар идет по существу.
— Почему не может? Товаром может быть все! Атомное оружие в том числе, — возразил Мозга, — чем атомное оружие хуже или лучше всего прочего ширпотреба, которым торгуют на каждом перекрестке? Чем в том числе торгуем все мы?
— Атомное оружие это атомное оружие! Это средство массового поражения. А вдруг какой-нибудь дурак надумает его использовать? По прямому назначению.
— А мы не будем продавать его дуракам. Будем продавать умным. Тем более что у дураков таких денег быть не может. Но я готов выслушать мнение каждого из присутствующих здесь. Потому что такое дело не может решаться одной головой. И одним капиталом.
Время Мозги вышло. Теперь он должен был уступить слово другим, чтобы узнать их авторитетное мнение.
Разговор встал на первый круг.
— Я сомневаюсь, — еще раз возразил авторитет из Твери, — атомное оружие — монополия государства. Оно принадлежит Большим Паханам. И только им. Если мы влезем в эту сферу, они поставят на уши всех: легавых, безопасность, армию. Они найдут нас и сотворят из нас фарш.
— Он прав. Они не будут смотреть, как мы таскаем из их арсеналов их атомные бомбы. Атомные бомбы не детские игрушки. За их пропажу спросят на всю катушку, — высказал свое мнение ярославец.
— Мы научились жить с ними мирно, потому что поделили сферы влияния. Мы отдали им политику и власть. Они нам торговлю. Бомбы — это власть и политика. Это не наша сфера. Если мы займемся бомбами, нарушится установившийся баланс. Начнется война. И еще неизвестно, кто победит. Да, мы можем выиграть много. Но мы и рискуем проиграть все, — сказал авторитет из Тамбова.
— Нэ надо дразныт свору дэлящих между собой кость псов. Если не хотытэ иметь дело со всей сворой, — задумчиво сказал московский грузин.
— Если мы тронем бомбу, они достанут нас. И мало не покажется, — покачал головой калужанин...
— Я не верю, что нам сойдет такое с рук...
— Много — хорошо. Но больше ведь не всегда значит лучше...
Мозга слушал суждения авторитетов, поворачивая голову в сторону каждого. И не выказывал никаких эмоций. Ни плохих, ни хороших. Он слушал так, как должен был слушать авторитет. Отстранение.
Наконец круг мнений замкнулся. На нем. Он начал этот разговор. Ему и следовало выводить его на второй виток.
— Я выслушал вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55