– Я – солдат фюрера и великой Германии, – отчеканил Иван, мысленно матерясь. – Как только я буду в состоянии держать в руках оружие, я хочу, чтобы меня направили туда, где трудно, туда, где я смогу принести наибольшую пользу…
– Этот момент очень скоро настанет, – несколько зловеще, как показалось Ивану, произнес Кляйн. – Вы сумеете проявить себя на поле битвы…
– Скоро? – очень радостно произнес Иван.
– Скоро, – подтвердил эсэсовец.
– Ну, не так чтобы очень, – вдруг вмешался профессор.
– Вы еще здесь полежите…
– А что такое? – недовольно спросил Кляйн. – Он же здоров как бык. Да у меня и в спецгруппе таких здоровяков нет!
«Спасибо на добром слове, – кисло подумал Иван. – Хоть что-то приятное здесь можно услышать…»
– Здоров-то он здоров, – проговорил профессор, – но все-таки.., все-таки надо немного подождать…
– Сколько? – немедленно спросил Кляйн.
– Ну.., денек хотя бы.
Иван поперхнулся.
– Пока немного введу его в курс дела, – продолжал профессор, – а потом можно будет и отправляться.
– Куда? – чуть было не закричал Иван. Немцы посмотрели на него.
– Узнаете, – коротко сказал Кляйн.
– Со временем все узнаете. Фронт и передний край теперь для вас – здесь. Зиг хайль!
– Зиг хайль, – уныло пробубнил Иван.
Кляйн кивнул ему, кивнул профессору, повернулся и, поскрипывая амуницией, вышел вон.
Иван посмотрел на Кугельсдорфа.
Профессор, набычившись, глядел на своего пациента. В пустоте его глаз вспыхивали и гасли темные искры.
Ивану показалось, что его тело становится легким, совсем невесомым: оно послушно выполняло волю ветров, разгуливавших по Вселенной и сбивающих с толку планеты и солнца. Кровать, на которой он лежал, плавно повернулась вокруг своей оси, осторожно поднялась в воздух и направилась в далекое путешествие, подобно тому самом кораблю без руля и без ветрил.
Бездна сменяла бездну; путь был далек, и требовался отдых: и он наступил, этот долгожданный отдых, когда Иван закрыл глаза, и бесконечны ласковый сон принял его в свои объятия, обещая тишину, пустоту и неспешную ласку временного покоя.
В том же самом сне ему привиделось, что его накорми ли, напоили и вообще всячески за ним ухаживали, исполняя любую прихоть и каждое желание.
Это не показалось ему раем, потому что, наверное, не бывает рая для одного Ивана: но все же это был настоящий отдых.
Так продолжалось очень долго:
Иван наслаждался неожиданным покоем, которого так мало он видел на своем веку.., разве что только во сне. Однако сон есть сон, пуст даже сквозь кровь и пыль, поэтому Ивану это скоро все надоело, и он был рад, когда почувствовал, как кто-то трясет его настойчиво за руку.
Он посмотрел на трясуна.
Это был, разумеется, профессор.
У Ивана вдруг мелькнуло странное ощущение, что фон Кугельсдорф знает его давным-давно, что они встречались не раз и не два, что профессор что-то хочет ему сказать и вообще чего-то от него, Ивана, ожидает – какого-то действия, ожидает с неимоверным упорством, терпеливость" и уверенностью.
В то же время сам Иван готов был хоть дать трясомую руку на отсечение, что профессора этого он раньше в глаз не видел, в данный момент видеть не очень хочет и когда-нибудь еще увидеть вряд ли пожелает.
Некоторое время Иван и профессор смотрели друг другу в глаза, потом фон Кугельсдорф кривовато улыбнулся сказал:
– Вставайте, барон, вас ждут великие дела!..
Опять дурацкие шуточки, зло подумал Иван и рывком сел, откинув одеяло.
Он стиснул зубы, ожидая приступа головокружения и тошноты, но, к своему удивлению, ничего особо неприятного не ощутил.
Он огляделся. Оказалось, что кровать находится вовсе не в той комнате, где она была раньше: здесь было гораздо просторнее, у стены стоял какой-то агрегат явно медицинского предназначения, на тумбочке рядом громоздились судочки с едой и еще какая-то посуда.
Иван хмыкнул. Значит, его питательный сон был, так сказать, некоторым образом явью… Интересно…
– Одевайтесь, – сказал профессор и жестом указал на стул, на котором была развешена одежда.
Иван встал с кровати, с радостным удивлением чувствуя, как его тело движется легко и свободно, без малейших последствий долгого лежания и предшествующих лежанию тяжелых травм. Он взялся за одежду и обнаружил, что она представляла собою полный комплект черной эсэсовской формы: в петлицах красовались знаки различия, долженствующие обозначать гауптштурмфюрера. Иван посмотрел на профессора.
Тот ласково улыбнулся в ответ: глаза его стали как щелочки.
– Понимаю, понимаю вас, – произнес он и сочувственно покивал, – но и вы поймите: не так просто вернуть все ваши многочисленные награды! Потерпите немного, и все вернется на свои места…
Видимо, Иван не совсем сумел совладать со своим лицом, потому что профессор улыбнулся еще ласковее, похлопал его по плечу и сказал:
– Полно, полно, дорогой барон, не огорчайтесь вы так… Потомок столь древнего рода и такой доблестный солдат, как вы, не должен обращать внимания на такие в принципе мелочи… Да неужели вы не все еще вспомнили?
Иван сделал неопределенный жест рукой и скорчил еще более неопределенную гримасу. Барон, говоришь.., ну-ну.
– Собирайтесь, наш дорогой герр Кляйн уже ждет. Пока мы тут за вами ухаживали, он провел кое-какое расследование – по поводу вас… уж извините его: служба такая. Так что если события прошлого еще не полностью восстановилось вас в памяти, то он сейчас освежит ее. В смысле – память.
Последняя фраза прозвучала несколько зловеще: Иван внимательно посмотрел на профессора, но тот улыбался все так же ласково. Деваться было некуда, и Иван принялся мрачно напяливать на себя одежку, готовясь к новым неприятностям.
Он быстро облачился; форма пришлась точно впору Взяв ремень с висевшей на нем кобурой, Иван почувствовал, что в ней что-то есть: он открыл кобуру и извлек оттуда офицерский П-38.
Не меняя выражения лица, Иван проверил оружие, вытащил обойму, действуя как бы машинально. Все оказало вроде в порядке. Иван слегка повеселел.
Он затянул ремень, поправил фуражку – раз выдали, надо надевать, – и молодцевато щелкнул каблуками до блеска начищенных сапог, оттопырив локти и прижав ладони к бедрам.
Получилось неплохо и даже браво: да здравствует советский кинематограф, усмехнулся про себя Иван.
Профессор с явным удовольствием оглядел новоиспеченного гауптштурмфюрера и сказал:
– Настоящего арийского солдата всегда видать за целую милю. Пойдемте, капитан.
Они вышли из палаты и долго бродили по тускло освещенным коридорам, то спускаясь по лестницам, то поднимаясь снова. На каждом повороте или лестничной площадке обязательно торчал эсэсовец с автоматом и притом в чине, как заметил Иван, не ниже унтерштурмфюрера, то есть лейтенанта: что бы это ни был за объект, он очень серьезно охранялся.
Иван машинально поглядывал по сторонам, а сам при этом думал нелегкую свою думу.
Как бы то ни было, ситуация, в которой он очутился, была весьма непростой: можно даже было сказать, что она представлялась безвыходной.
Вот разве только пистолет есть… а что пистолет, в конце концов?.. Втянули в какую-то непонятную игру.., и еще бароном зачем-то обзывают. Будем действовать по обстановке, решил Иван, потому что больше ничего придумать не смог: тут они как раз и пришли.
Профессор остановился возле массивной двери, нажал кнопку в стене, и дверь бесшумно отъехала в сторону.
Кугельсдорф сделал приглашающий жест, пропустил Ивана вперед и вошел следом. Дверь за ними закрылась.
В помещении стоял большой стол, заваленный какими-то папками и бумагами. Еще там были три стула, на одном из которых восседал оберштурмбаннфюрер Кляйн. Он курил, пуская дым колечками. Иван вскинул руку и гаркнул:
– Хайль Гитлер!..
– Хайль, – несколько небрежно отозвался оберштурмбаннфюрер.
Профессор обошел Ивана и тоже уселся на стул.
– Присаживайтесь и вы, капитан, – любезно сказал он.
– Гауптштурмфюрер, – поправил его Кляйн и затушил сигарету в массивной пепельнице, выполненной в виде черепа. – Мы все-таки в СС…
Он вдруг усмехнулся.
– Кстати, – произнес он, глядя на Ивана, – могу вас поздравить: очевидно, совсем скоро вы будете уже штурм-баннфюрером…
– Да неужели? – обрадованно воскликнул профессор. – Документы уже представили?
Кляйн кивнул.
– Это за экспедицию?..
Кляйн еще раз кивнул.
– И за нее тоже… Впрочем, – он посмотрел Ивану прямо в глаза, – обо всем по порядку, если не возражаете.
Иван не возражал. Он просто стоял себе и никого не трогал.
– Вы знаете, – доверительно наклонился к эсэсовцу профессор, – наш дорогой барон так и не оправился, по-моему, от амнезии…
– Да? – слегка приподнял бровь Кляйн, – Ну, тогда тем более начнем сначала.
Он выудил из пачки новую сигарету, прикурил, выпустил клуб дыма и, сказав: «Да садитесь же, барон», откинулся на спинку стула. Ивану закурить он не предложил, зараза такая.
Иван помедлил, не решаясь присесть, но потом подумал, что дожидаться третьего приглашения просто глупо, и поэтому опустился на стул, решив начать привыкать к новому непривычному титулованию.
– Итак, – заговорил Кляйн, – что вы помните из своего прошлого?
– Ничего, – почти что честно сказал Иван.
– Детство, юность?..
– Нет…
– А недавнее прошлое?..
– Ну, – осторожно произнес Иван, – я помню, что был офицером СС… кажется, гауптштурмфюрером.., и…
Он умолк. Кляйн и профессор выжидательно смотрели на него.
– И?..
– И все, – решительно сказал Иван. – Больше ничего.
Немцы переглянулись.
– Н-да, – с сожалением произнес Кляйн.
– А я-то на вас надеялся, профессор.
Тот смущенно пожал плечами.
– Мы пока не всесильны, дорогой оберштурмбаннфюрер, – сказал он. – Видимо, шок был очень силен.., но это пройдет, уверяю вас.
Эсэсовец молчал, пуская паровозные струи дыма из ноздрей.
Молчал и Иван, чувствуя свою полную непричастность к происходящему.., и в то же время ощущая, что каждое его движение, каждый жест или взгляд весомы, от них зависит многое в этом чужом мире, что все предопределено ранее в той же степени, в какой решается и сейчас…
Это было очень неприятное ощущение: как будто все внутри зачесалось, засвербило и сместилось куда-то в сторону: однако приходилось терпеть.
– Ладно, – произнес наконец Кляйн. – Тогда я буду рассказывать, а вы меня поправите, если что вспомните. Иван несколько уныло кивнул.
– Вас зовут Курт фон Штайнхорст, – сказал Кляйн. – Вы родились в октябре одна тысяча девятьсот семнадцатого года в знатной семье.., по материнской линии вы, кстати, приходитесь дальним родственником Кларе фон Унрух, матери генерал-майора Генриха фон Люттвица, однако близких родственников у вас, увы, не осталось. В СС вы с тридцать восьмого года, в партии – с тридцать седьмого: в работе проявили себя с самой лучшей стороны. Шутка ли – многочисленные личные благодарности фюрера… в двадцать три года из рук вождя нации вы получаете рыцарский крест.., и вообще!..
Кляйн покрутил головой и потушил сигарету.
Иван смотрел на него, открыв рот. Он ничего не понимал.
Кляйн перехватил его взгляд.
– Вы спросите, конечно, откуда мне все это известно? – усмехнулся он. – Это было несложно… Когда вы упомянули об экспедиции во льды.., мы тоже о ней кое-что знали… и поэтому просто воспользовались архивом. Вот, – сказал он, открыл одну из лежащих перед ним папок, достал оттуда пачку фотографий и передал их Ивану.
Тот взял их с некоторой дрожью в руках. Дрожь появилась не зря; сюжет оказался лихо закручен. Иван перебирал снимки, не веря своим глазам.
Вот он сам, собственной персоной, стоит на мостике субмарины – улыбка до ушей, в руках – бинокль; вот он на фоне какого-то красивого замка, при полном параде, а руку ему пожимает морской чин с брюзгливым выражением лица и с многочисленными нашивками на рукавах; вот он возле танка, в камуфляже, с автоматом на шее.., танк немецкий, кажется, Т-4… а рядом некий здоровяк с маленькими усиками и каким-то нарочитым шрамом на щеке; вот уже Ивану сам фюрер пришпиливает к мундиру какую-то железку… а вот – вешает на шею другую;
Иван, кажется, доволен, и железок у него уже много; вот он в компании каких-то хмырей в черной эсэсовской форме, а рядом – пулемет… и трупы; а вот Иван опять на мостике субмарины, в обнимку с неким ухарем: ухарь и Иван – оба в форме капитан-лейтенантов Кригсмарине…
– Но ведь я – не моряк, – слабым голосом проговорил Иван.
Кляйн посмотрел на снимок.
– Ах это.. – сказал он. – Это вы в гостях у Гюнтера Прина. Только что получили Дубовые листья к Рыцарским Крестам. Последний ваш снимок, кстати.
– Но почему?..
– Конечно, вы не моряк, – терпеливо сказал Кляйн. – Однако перед походом в Антарктику вам пришлось кое-чему поучиться…
У Ивана голова пошла кругом.
– Какая Антарктика? – чуть было не застонал он. – Чего я там забыл? Как я туда попал?.. Кляйн и профессор переглянулись.
– Вы что же, ничего не помните?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41