– Кира, откуда берутся тенники?
Он усмехается.
– Ты еще спроси, откуда берутся дети.
– Это я знаю. А вы откуда беретесь?
– Тебе правду рассказать или как у нас принято?
– Правду, конечно. Про детей Города, которых он забирает к себе, я уже слышала сотню раз.
– Ну слушай. Там, внизу, всегда есть такие люди, которым не нравится быть людьми. Книжек фантастических начитались, сказок наслушались. Или еще что-то в голову вступило. Им легче приходить в Город, и на пятой вуали они оказываются очень быстро. Чаще всего – еще подростками. Там их быстренько трансформирует в то, о чем они мечтали. Оборотни, вампиры, крылатые кошки – все подряд. Но... есть такое правило: не только мозг определяет форму тела, но и тело – свойства мозга. Трансформацией их переделывает в такое, что проснуться они уже не могут. По-настоящему проснуться. Это еще не тенники, а зародыши. Ты их видела, наверное, – тех, кто прошел повыше. Глупенькие совсем, тупые.
– Угу, – киваю я.
Действительно, глупенькие и слабые. Соображают плохо, обычно бестолково шатаются по Городу. Впрочем, глупость не мешает им выживать, а в свои силы они верят так, что вера с лихвой заменяет силу. Именно эти, как назвал их Кира, зародыши причиняют беспокойства больше, чем все их собратья с верхних завес.
– Тело внизу как-то доживает, но они уже здесь всей душой. И хотят сюда. Садятся на наркоту, сигают из окон. В аварии попадают, заболевают – Город их к себе забирает, ему эти ходячие страдания не по вкусу. Когда тело умирает, ну или в кому впадает, они оказываются на пятой вуали целиком. А там уж по мере способностей – кто сюда, а кто так и болтается на пятой. И готов тенник.
– Вот, значит, как... – Я ошеломлена.
Это не похоже на все, что мне доводилось слышать. Мне интересно, знает ли об этом Лаан. Он многое знает – но молчит, пока его не спросят. А чтобы задать вопрос, нужно знать половину ответа. Мне хочется спросить, как же на самом деле тогда получаются Смотрители, но я боюсь нарваться на насмешку. Еще мне хочется спросить, кем же был Кира.
– Тенник не может стать Смотрителем? – спрашиваю я.
– Нет. Чтобы быть Смотрителем, нужно быть человеком. Не совсем человеком, вы все-таки не вполне люди. Но хотеть быть человеком. Тот, кто хочет быть тенником, становится тенником, как я уже сказал.
– Что значит – не вполне люди?
Кира смеется и вдруг царапает меня когтями по голой руке, вспарывая кожу. Я вскрикиваю.
– Ты спятил?
– Смотри. – Он показывает на рану, которая затягивается на глазах. – Сколько раз с тобой что-нибудь случалось на вуалях?
– Да постоянно что-то. То с балкона упаду, то еще что.
– Вот в этом и отличие. Ты быстрее двигаешься, лучше соображаешь – ну, почти всегда, на тебе все заживает в момент. Это тебе дает Город, – говорит он, опережая меня. – Но за что? Ты – связываешь, ты чистишь, ты строишь. А вот этого таланта нет ни у кого, кроме Смотрителей. Это и называется – не вполне люди. И еще – ты помнишь Москву?
– Ну, что-то помню... – неуверенно говорю я, понимая, что вроде бы помнила о ней сегодня в первом путешествии по завесам и помнила много. Но сейчас все вылетело из головы. Город. Большой, шумный и красивый. Я даже не в нем родилась. Или родился? Я и этого не знаю точно.
– Ты когда-нибудь возвращалась ниже первой вуали? После того, как попала сюда?
– Нет. – В этом я уверена всецело.
– В том-то и дело.
– Я... умерла? Там, внизу? – Сердце заходится от страха. Я смотрю на Киру, ссутулившегося на своей табуретке, и чувствую, как по лицу текут слезы.
Кира задумчиво чертит узоры на столешнице. Когтями. Остаются глубокие царапины, напоминающие странные руны. Потом он поднимает глаза, видит фонтан слез, который я представляю собой. Бросается ко мне, я даже вздрагиваю – он проходит прямо через стол. Он же тенник, вспоминаю я. Может проходить через стены. Оказывается, и через столы.
Обнимает меня, прижимает к себе. Гладит по дурацким кудряшкам.
– Я не знаю, Тэри. Может быть, и нет. Может быть, Смотритель – просто человек, который умеет одновременно быть здесь и внизу. Я правда не знаю. Ну что ты, в самом деле...
Я плачу и никак не могу остановиться. Он не знает – и это хуже, чем просто «да». Кто я такая – призрак, живущий энергией Города? Или человек с раздвоившимся сознанием, не помнящий там, внизу, то, что происходит здесь? Сколько лет мне ни разу не приходило в голову задуматься об этом. Мне так нравилось жить в Городе...
– Не оставляй меня, пожалуйста, – бормочу я сквозь рыдания и прижимаюсь к животу Киры щекой. Потом просто сползаю с табуретки и сижу на полу, продолжая повторять: – Не уходи.
– Да куда ж я ухожу-то... Тэри, перестань. Хватит плакать. Все хорошо.
Он действительно никуда не уходит, опускается на колени и так стоит рядом со мной. Через пелену слез тенник Кира выглядит очень старым, древним. Может быть из-за пыльно-серых волос, которые кажутся седыми.
– Тэри, малая, я не уйду никуда. Правда.
– Ты уверен? – Наверное, последние мозги у меня вытекли вместе с ручьями слез, иначе я никогда не стала бы задавать такие вопросы теннику. Особенно легендарному слухачу Кире, у которого, судя по сплетням, в каждом квартале по три бабы.
– Уверен, уверен.
– Но я же не женщина...
– А кто? – усмехается он. Задумываюсь.
И правда – а кто я, Смотритель Тэри?
Я не люблю ни людей, ни тенников. Первые для меня слишком скучны, предсказуемы и просты той простотой, в которую хорошо утыкаться носом, разбив в жизненных баталиях лоб и коленки; ненадолго – чтобы просто греться и не опасаться неожиданностей. Тенники же мне кажутся еще более ограниченными, чем люди. Они и есть люди – но бывшие; перестав быть людьми – не стали чем-то действительно новым. Не в меру горды своей инностью, излишне влюблены в свои «нелюдские» умения.
А я плыву посредине, не смешиваясь ни с теми, ни с другими, как нефть на воде. Лавирую между ними, прихожу к людям и тенникам по очереди, выбирая, кто мне нужнее...
Действительно – я же сама не считаю себя человеком. Кира прав. Я отделяю себя от обычных обитателей Города...
– Что ты знаешь? Что ты понимаешь? Что вообще можешь понимать ты – разве ты видел двадцать два оттенка в радуге? – долговязый, полупрозрачный, какой – то пыльный тенник ухмыляется и скалит отблески зубов в широкой пасти.
Усмехаюсь.
– А что ты знаешь о том, как просыпаются с любимой женой в постели? Приносят ей бутерброд и чай?
Тенник моргает совсем по-человечески, физиономия кривится уязвленной гордостью, через нее просвечивает обида.
У меня нет никакой жены, но я умею бить наотмашь. Только так – беспощадно, даже не думая, что и как говорю или делаю. Какая-то часть мозга, в которую я даже никогда не заглядывал, бесстрастно-злая и наблюдательная, сама подбирает слова и жесты, интонации и взгляд. И не промахивается. Этот вот обиделся. Другой мог бы и посмеяться – но другому я сказал бы иное. Я связующий. Это моя работа – чувствовать, не думая...
Я и моя работа – это не вполне одно и то же. А долгие годы, прожитые в Городе, научили меня, что нет ничего постоянного. Сегодня на площади стоит церковь – а завтра ничего нет. Сегодня ты не любишь кого-то – завтра плачешь от счастья в его руках.
– Ну, я не знаю... Перевертыш.
– А кому это мешало? – смеется Кира.
И в самом деле – вроде бы до сих пор это никому не мешало. Одна моя ипостась долгие годы была любовницей Лаана, другая – хорошим другом с ним же, и ни разу между нами не возникало напряжения или затруднений. Что-то не в порядке со мной – я забываю самые простые вещи и утрачиваю способность оценивать то, что помню. Вместо этого меня волнуют самые неожиданные вещи – моя двойственная природа и то, что происходит с моим телом в Москве, как ко мне относится Кира и прочая ерунда.
– Не плачь. Смотрителям нельзя плакать.
– Почему?
– Потому что вы – душа Города. Никогда не задумывалась, почему тебе все удается, везде, на всех вуалях?
– Не-а...
– Скажи-ка, Тэри, когда последний раз ты очень хотела чего-нибудь – и не могла получить?
Сегодня, хочется сказать мне, и я прикусываю губу. Но если задуматься серьезно – я действительно не припоминаю особых препятствий и нереализованных потребностей. Скучно – можно спуститься за нижние завесы, и там-то уж событий будет вволю. Это тоже работа на Город, каждая беготня с приключениями что-то решает и упорядочивает, но для нас-то это развлечение. Хочется новую шмотку или машину – достаточно только представить себе, что нужно, и быстро найдешь желаемое. Самыми забавными способами. Любви и ласки захотелось – и это немедленно находится на блюдечке с голубой каемочкой. На любой вкус – от несчастной влюбленности до долгого красивого романа. Или попросту соленого огурца.
– Потому что вы – и есть Город, его часть, чувствующая. Городу нравится быть счастливым – и вы получаете все, чего пожелаете. Ты скажешь – не всегда и не так уж легко, но ведь то, что дается моментально и без малейших усилий, быстрее приедается.
– А вы?
– С нами все немного по-другому. Легенды не врут, мы – дети Города, и мы тоже получаем желаемое. Иногда. Детям ведь дарят игрушки, покупают одежду. Водят в парки аттракционов. Только мы – дети, которым никогда не дадут вырасти. Почти никому и не хочется...
Кира запускает длиннющие пальцы в волосы, резко проводит ото лба к затылку. И я понимаю, что все мои моральные терзания – мелочь по сравнению с тем, как живет тенник Кира. День за днем, ночь за ночью, привязанный к тринадцатой вуали, работающий слухачом – и не имеющий возможности ни уйти, ни стать чем-то другим. А ему тесно – я вижу, насколько ему тесно и тяжело.
У тенников в Городе – целый отдельный мир, легендарный, магический. Колдовство и экстрасенсорика – обыденность их жизни. Магические ритуалы и умения проходить через стены, летать или читать мысли – их повседневность. Бесконечная городская сказка, и чего в ней уже только не было – войны с горожанами и смешанные браки, битвы нижних и верхних, нашествие чужаков из-за Грани... Тенники видят и мыслят совсем не как люди, то, что для одних – техника и физика, для других – магия и ведьмовство, и только совокупность мистического и рационального подхода рождает неповторимое своеобразие Города. Смотрители же стоят посредине – ощущают намного больше, чем люди, но куда прагматичнее тенников.
Если подумать, жизнь тенника ничуть не хуже жизни человека и уж куда проще жизни Смотрителя. Сказки и романтики в ней – хоть залейся, приключений хватает. Да и интересно это – проходить через стены и видеть души улиц и домов. Но вот передо мною сидит тенник Кира, и я вижу, что все это ему давно надоело, что по горло он сыт своими умениями и своим бытием.
Однажды Город ошибся, спутав недолговечные мальчишеские бредни с истинным желанием нечеловеческого бытия. И появился Кира, из которого не получилось Питера Пэна, а получился усталый и измученный человек. Да, человек, несмотря на когти, кошачьи глаза и умение проходить сквозь мебель. Потому что тенники не взрослеют.
– Кира... а из Города уйти можно?
– Нет, – резко говорит он. – Только умереть окончательной смертью.
Это я знаю... но, как выясняется, все мои знания весьма неглубоки и эфемерны. Умереть окончательной смертью – умереть здесь и внизу одновременно и не иметь сил вырваться обратно в Город. Внизу можно умереть естественной смертью или любым иным доступным людям образом. Если сумеешь прорваться в Город – останешься жить здесь, но не вечно, а покуда хватит сил или что-нибудь не случится. Куда уходят из Города умершие дважды – неведомо. Если умрешь здесь, но останешься жив внизу – вернешься, когда накопишь силы. Мне доводилось умирать раз пятнадцать или двадцать, но ни разу меня не сбрасывало ниже первой завесы. Если же погибнешь на одной из верхних завес так, что растеряешь всю энергию, например, в лапах оглоеда, – умрешь и внизу. Тихо, во сне. Так погиб Ранэ. И если сам решишь уйти окончательной смертью, тоже никогда не вернешься в Город и, наверное, умрешь внизу. Так ушла Келли.
– А что такое окончательная смерть?
– Не знаю. – Кира невесело усмехается. – Может быть, полный конец всего. Разрушение структуры. А может быть – новое воплощение. Есть множество легенд. Если бы хоть одна была правдива – меня бы здесь уже не было.
Тенники – из умерших внизу, поэтому для них любая смерть в Городе – окончательная, запоздало соображаю я. Они живучи, куда сильнее людей, но и риск для них куда выше. Вспоминаю выходку Киры на зачистке, и меня начинает трясти мелкой дрожью. Какого пса он так рисковал? Чего ради? Ни одна зачистка, ни одно дело Смотрителей, тенников или людей не стоит, чтобы так рисковать жизнью!
Стоп, Тэри, говорю я себе. Ты действительно не в себе. Ты сама каждый день рискуешь собой ради Города.
– Не трепись о том, что я тебе рассказал, хорошо? Мне открутят голову свои...
Да уж – наверное, это одна из самых больших тайн тенников. Узнай ее, скажем, Альдо – пойдет давить всех, кто ему не приглянулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38