Пацаны даже щиты цепляли, точно тебе говорю, сам видел. Нет, Миха не цеплял. Ему и не нужно. Он ногой если в щит даст, так и щит, и мент до Новинок долетят. Дали ментам так, что те в автобусы свои попрятались и подкрепление вызвали, даже гроб с брандспойтом приехал. Ну, тогда пацаны смотались оттуда, кому кипятком по яйцам охота. Видишь, у Михи на плече пятно – это ему кипятком.
– Не от кипятка это, – буркнул Миха. – Не знаешь, а пи…дишь.
– Да от кипятка, – отмахнулся Сера. – Ты сам уже не помнишь.
– А чего вы пацанами друг друга называете? – спросил Дима.
– Ты че вы…бываешься? – вскипел Миха.
– Это кто вы…бывается, – сказал Дима. – «Пацан» – слово жидовское. Кто знает – никогда так своих не зовет.
– Какое жидовское, ё… твою!
– Тихо ты, – шикнул на него Сера. – Пусть разотрет.
– Так жиды нашу молодежь обзывали, а потом всё перепуталось, – сказал Дима, – вы ж знаете, что по-жидовски значит «поц»? Знаете?
– Пи…дишь ты, – проворчал Миха угрожающе.
– Не пи…дит Димон, – сказал Сера, – я знаю. Что, что! Что в штанах у тебя.
– Ты думаешь, я тупой, – ощетинился Миха. – Я тебя сейчас так пи…дану, до Новинок долетишь.
– Так вот, «пацан» – это значит «маленький поц», – продолжил Дима и, увидев выражение лица Михи, поспешно хлебнул пива, но во рту не удержал, поперхнулся, брызнув, и очень кстати закашлялся.
– Ты не спеши сосать. Думаешь, пиво твое без тебя выжрем? – сказал Миха и зареготал.
– Давай по спине похлопаю, – предложил Сера.
– Не, не, – сказал Дима, отдышавшись, – не нужно. Я уже. Берите пиво. Открой мне еще, Миха. Не слабо всё-таки. Как клещами.
– Я гвоздь, десятку, гну, – сказал Миха с гордостью.
– Мне пива че, не оставили? – спросил Сера и полез в сумку.
Дима повернулся и застыл, моментально трезвея. Рука Серы, нырнувшая в сумку, помедлила там немного, шаря.
– А это что? – хохотнул Сера, хохотнув.
– Это… положи это. На место, – ответил Дима тихо.
– Ты че, Димон? – спросил Сера.
– Положи, – сказал Дима, прищурившись. – Разожми ладонь. Не торопясь. Ты меня понял? Не торопясь.
– Хорошо, – согласился Сера, не сводя с Димы глаз. – Хорошо. Я положу. Только не надо, хорошо? Не надо.
– Ты че? – спросил Миха удивленно.
– Вот так, хорошо, – сказал Дима, поднимая сумку с пола и пристраивая рядом с собой на сиденье, – а теперь встань и иди на свое место.
– Он чаго? – переспросил Миха.
– Пойдем, пойдем, – сказал побледневший Сера, – пойдем, Миха, пойдем… Я… я тебе потом скажу, пойдем.
У их прежнего сиденья Миха обернулся, но Сера потянул его за локоть, они прошли до конца вагона и скрылись за дверью в тамбур. Дима, подхватив сумку, пошел в противоположную сторону. Электричка остановилась, и он вышел. Объявленное название станции он не расслышал, а прочитать было негде. Асфальтовая полоса вдоль путей, беленый бетонный навес, беленые остатки скамейки с одной уцелевшей жердью. Никаких табличек и надписей. В точности то же – с другой стороны, только скамейки нет. Почти вплотную к путям подступал реденький еловый лесок, с другой стороны – поля. Дима присел на жердь, закурил. Солнце лупило нещадно. Вдыхать горячий дым на такой жаре – сумасшествие. Будто рот набили ватой. Впрочем, подобное подобным – сигарета перебила вкус пива.
Дима прождал полчаса. Мимо прошла еще одна электричка – не останавливаясь. Прошли московский скорый и товарняк, длинная цепь грохочущих, заляпанных глянцевыми битумными кляксами цистерн. Дима подумал, что наверняка эти два идиота не побежали бы никому докладывать. Можно было спокойно ехать дальше – только перейти в другой вагон. Ничего бы не случилось. А так торчи здесь. Хотя кто заставляет торчать? До соседней станции наверняка километров десять, не больше. Два часа. Правда, по жаре.
Пистолет стоило всё-таки завернуть поаккуратнее, сперва в какой-нибудь пакет, а уже потом в полотенце. Пока таскался с бутылками, оно размоталось, и вот вам – кролик из шапки мистера фокусника. У Серы был такой вид, будто он гадюку вытащил. А тут даже не знаешь, как стрелять из этой штуки, есть там предохранитель или нет, куда жать и что передвигать.
Дима достал пистолет, взвесил на ладони. Серое, выглаженное ладонями железо. Наверняка часто пользованное. Старое. Предохранитель… Так, достаточно охватить рукоять ладонью, больше ничего. Взводить тоже не нужно. Обойма – нажать здесь, у наружного края, можно достать пальцем. В обойме прорезь по длине, чтобы видно было. Одиннадцать патронов. Тяжелых, с длинными гильзами – мощные. Остроносенькие пули, странные. Дима выщелкнул патрон – от острого кончика спиралью к кольцевой бороздке вились черные и белые расширяющиеся полосы. Как в мороженом – мягком, выдавленном в вафельный стаканчик. Пробившем бронестекло и череп доверенного лица отца нации. А ведь бронестекло рассчитано на винтовочный выстрел в упор. По крайней мере, если верить тому, что пишут о бронестеклах представительских авто. А тут пистолет.
Ведь эту пулю нашли, наверняка уже нашли. По пуле, по следам нарезов, как по отпечаткам пальцев, можно опознать пистолет. Установить марку, возраст. А иногда определить и номер машины, и количество любовниц последнего владельца. У пистолетов паспорта бывают вполне человеческие. И досье. Как говорил сосед, персонификация оружия. У пистолета больше отличительных признаков, чем у выпускника школы милиции, этот пистолет получившего. Пистолет к тому же и долговечнее. Может, стоило, по совету соседа, просто выбросить его подальше. Да хотя бы прямо здесь опустить в урну. Или закопать в лесу под деревом. А зачем тогда нужно было пистолет поднимать? Конечно, если бы взяли, то объяснять пришлось бы долго, кто ты и откуда и какое к этому пистолету имеешь отношение. Тут – как решат дяди из желтого дома на площади: захотят – не будешь иметь отношения. А не захотят – будешь, и еще какое. С другой стороны, от наличия пистолета под столом это не очень зависит. И хрен с ним.
Дима редко рефлексировал над своими поступками дольше одной сигареты. Только когда приспичит выкурить в один присест больше. Потому, раздавив окурок ногой и пристроив поаккуратнее в сумке завернутый в полотенце пистолет, он пошел вдоль путей, по тропинке под невысокой насыпью. Пройдя с километр, оказался на окраине села, разделенного железной дорогой надвое. По обе стороны дороги тянулись огороды. Заборы подходили к рельсам чуть ли не вплотную. Тропка сворачивала вбок и убегала на задворки, вилась между сараями. Дима прикинул, что в пачке, последней пачке, осталось четыре сигареты. Деревня тянулась и в ту, и в другую сторону чуть не до горизонта, бесконечная вереница шиферных и жестяных крыш, труб, разлапистых антенн. Где-то обязательно должен быть магазин – налево или направо? В кармане нашелся красный щербатый жетончик метро. Подброшенный, упал буквой «М» вверх. Дима, успевший забыть, какая сторона чему соответствует, сунул жетон в карман и пошел направо.
В магазине продавщица, распаренная, в прилипшем к спине халатике и синяком на пухлой руке, опершись бюстом о прилавок, беседовала с милиционером и лузгала семечки. Милиционер был в чине лейтенанта, при форме, кобуре, фуражке и в кожаных продранных шлепанцах на босу ногу.
– День добрый, – сказал Дима.
– Привет, – ответила продавщица. – Чего надо?
– Сигарет мне. Одну. Не, лучше две пачки.
– «Астру» всю распродали.
– Так мне и не «Астру». Вон у вас стоит. «Пэл Мэл». На верхней полке.
– Они дорогие.
– Мне как раз.
– Раз как раз, так сами и доставайте.
– Давай-давай, Семеновна, шевелись, – сказал милиционер. – Обслужи клиента.
– Я тебе не бл…дь, обслуживать.
– Семеновна, привлеку за нарушение трудового законодательства, – пригрозил лейтенант, ухмыльнувшись.
– Кобелина!
– Давай, давай, шевелись, ты пока повернешься, у хлопца борода вырастет… Вон табуретик, становись, потянись… самое то!
– Отстань, – огрызнулась Семеновна.
Сзади ее халатик, взмокший от пота, сделался почти прозрачным, прилип к спине. Судя по открывшемуся виду, Семеновна в такую жару белья не носила.
– На, – сказала Семеновна. – Мог бы и три купить. Всё равно этот кобель сейчас у тебя полпачки стрельнет… Что, без сдачи нету?
– Нет, – ответил Дима.
– Тогда обойдешься. Считай, свою сдачу уже получил.
– Тебе бы, Семеновна, театр стриптиза открыть. Мужики б стадами валили.
– От таких, как ты, проходу нету… А ты чего стоишь? Еще чего захотел купить? Всё, обед у меня, вали.
– Спасибо, – сказал Дима, выходя на улицу.
– Хлопец!
– Что? – спросил Дима, обернувшись.
– Ты кто такой будешь? Зачем приехал? Ты не из местных, я тут всех знаю. К родным, что ли?
– Нет, – ответил Дима, лихорадочно соображая. – У меня тут дела.
– Дела, значит, – хмыкнул милиционер. – Документы есть при себе?
– Паспорт, вот. Студенческий еще.
– Ты присядь. Давай, на лавочку рядом со мной, покури, пока я на твои бумажки посмотрю… Не угостишь сигаретой?
– Пожалуйста. – Дима протянул пачку.
Милиционер вытянул три.
– Студент, значит. Из Города.
– Из Города, – подтвердил Дима.
– А что у нас делаешь?
– Я… я историей увлекаюсь, – сказал Дима. – У меня тут дед воевал, в сорок первом. В самом начале войны. Вот я и хочу выяснить, где он тут лазил.
– Ты что, историк по специальности?
– Я – н-нет, – ответил Дима. – Я программист. В Радиотехе учусь.
– В РТИ, что ли?
– В РТИ. Только сейчас он академией называется.
– Наш капитан в РТИ учился. На заводе год повкалывал, в милицию пошел. Хороший мужик, – сказал милиционер. – А ты, значит, историк?
– Нет, я – программист. Историей так, сам по себе, увлекаюсь. Войной.
– Да, воевали здесь. Партизанили. Как в сорок первом началось, так до сорок четвертого ни дня, ни ночи спокойной не было. Всё время стреляли… Кыш, курва! – шуганул лейтенант курицу, норовившую клюнуть носок его шлепанца. – Сколько раз говорил – на улицу не пускайте. У нас же гэ-пэ считается, а не деревня, задавит кто на улице и денег не заплатит. А то вон всю улицу засрали, на скамейках срут, не сядешь. Так говоришь, дядька твой тут воевал?
– Дед, – сказал Дима терпеливо.
– Дед, значит. А откуда ты, программист, историю знаешь? Со школы, что ли?
– Я в книгах читал. У меня друзья есть, историки. Квалифицированные. Кандидаты наук, в Институте истории работают. Они мне рассказывали. О Гудериане, об июне-июле сорок первого, о том, какие тут танковые бои шли. Мой же дед танкистом был, – вдохновенно соврал Дима.
О танковых боях сорок первого ему сосед все уши прожужжал. У него целая полка была заставлена мемуарами немецких генералов и книгами о сорок первом на Востоке. Сосед бредил войной.
– Он на чем воевал? На «Исе»? Мощный был танк, – сказал милиционер. – Самый лучший наш. Все немцы боялись.
– «Исы» на фронте только в сорок четвертом появились. Под Корсунь-Шевченковским, – поправил Дима.
– Да? А на чем воевал твой дядька?
– Мой дед воевал на «БТ-5». И утопил его в болоте под Копысью, перед тем, как немцы форсировали Днепр. Тогда был встречный танковый бой, наши танки шестьдесят шестого стрелкового корпуса, против немецких, двадцать девятой гудериановской танковой дивизии.
– В болоте? Под Копысью?
– Под Копысью, – подтвердил Дима.
– Пойдем-ка мы, хлопец, ко мне. Там поговорим про Гудериана, деда, про стрелковый корпус. Пошли.
Милиционер шел посреди улицы, шаркал по асфальту. Сзади у него вылез из штанов пропотелый клок рубашки. Сейчас можно бы было подскочить, выхватить у него из руки паспорт с удостоверением и побежать. Только куда? Можно побежать и так, без паспорта. С тем же результатом. Или достать пистолет и прямо посреди улицы пристрелить. Мать же твою. Захотелось идиоту сигарет купить. И зачем было трепаться про танки? Плохо стало в электричке, затошнило, вышел на полустанке, теперь не знаю, как уехать. Всё.
Но лейтенант пришел не к отделению, а к недостроенному дому за высоким забором из сплошных досок. Постучал в дверь. Открыл огромный, щетинистый мужик с расплывшейся синюшной вытатуированной русалкой над обвислым пупом.
– Заходь, – сказал мужик. – Кто это с тобой?
– А, интересный хлопчик, – ответил лейтенант, снимая фуражку. – Из Города.
– Пойдем на кухню, – буркнул мужик, – я в зале только паркет начал класть.
Кухня оправдывала свое название только тем, что в углу, на табуретке, стояла электроплитка, а на ней – мятая алюминиевая сковородка с лужицей застывшего жира.
– Я сейчас табуретки принесу.
– Мы постоим, – остановил его лейтенант.
– Ладно, – сказал хозяин. – В чем дело?
– Подарочек из Города, – ухмыльнулся лейтенант. – Я ж вам говорил, зря мы на переправе колупаемся. В Протасовском болоте надо искать.
– Откуда? – оживился толстяк. – Кто это? Как?
– Ты что думаешь, одни мы такие умные? Не одному тебе хочется пол в зале дубовым паркетом застелить.
– Простите, не понимаю, про что это вы, – сказал Дима, осторожно пододвигая сумку вперед.
– Да? В самом деле? Кто у тебя там в шестьдесят шестом стрелковом воевал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44