Ближайшие к ним сооружения возвели позднее, кладка их и в сравнение не шла с великолепной кладкой башен, и все вокруг завалило рассыпавшимися камнями, большими и малыми, цельными и разбитыми. Рол заметил, что Мириам пристально сморит на него, когда опустил глаза от башен. Она с мгновение холодно смотрела глаза в глаза, затем отвела взгляд.
– Пойдем на площадь. Там сегодня большое сборище, ибо «Проспер» Артимиона только что объявился и выглядит так, словно Ран воспользовался им вместо зубочистки. Могу добавить, вы не единственные, кому недавно досталось от имперцев. У наших причалов сейчас «Альбатрос» и «Ласточка». Прибыли сюда с разодранными парусами, поджав хвосты, двенадцатифунтовые ядра катаются по шпигатам. Они не будут годны для выхода в море ранее летнего солнцестояния.
– У этого побережья становится людно, – заметил Галлико.
– Ага. Нынче ночью самые слабые духом и немощные телом встанут на дыбы, помяните мои слова. Чтото затевается во дворцах этого мира. И коекто хотел бы выместить на нас свои обиды, им это проще.
– Как давно вы здесь? – спросил Рол Мириам.
– С тех пор как корабль моего капитана захватил Артимион на «Морском Змее». Десять лет назад. Благослови Господь этот старый бриг, он теперь на дне.
– Я обо всех. Как давно Ганеш Ка стал пиратской гаванью?
Мириам резко остановилась и оглядела Рола сверху вниз.
– Этот твой друг с холодными глазами горазд на оскорбления, Галлико. – Поднялся мушкетный ствол. Ее глаза были ореховые, жаркие и сверкающие.
– Он еще учится, Мириам, – успокоил ее полутролль, мягко отводя дуло мушкета. А Ролу объяснил: – Здесь, в Ка, не любят словечко «пират». Мы приватиры, если нас надо както называть.
– Прости, я ошибся. – Он выдержал взгляд Мириам, недолгий поединок воль завершился примирением. Она улыбнулась.
– Что бы ты о нас ни думал, дружок, ты теперь один из нас, по нраву тебе это или нет.
Они двинулись дальше под гору.
– Лет эдак двадцать пять прошло, – пояснила Мириам, – с тех пор, как мы, пираты, наткнулись на этот древний памятник. Насмешка судьбы в том, что, как я слышала, основал все это бьонарец, имперец, бежавший от соперников.
Перед ними возник вход в подземелье, каменные ступени вели вниз, огонь горел гдето на темном дне. Мириам простерла руку и оперлась о мушкет.
– Входите.
Рол насчитал шестьдесят ступеней. У подножия лестницы начиналась широкая пещера под резным сводом не менее пятидесяти фатомов ширины и тридцати футов высоты. Огонь горел в очагах на возвышениях посреди этого пространства. И повсюду вокруг двигались сотни людей. Воздух был душным и теплым, полным духа скученных людских тел и очажного дыма, а еще жарящегося мяса. Ролу защипало глаза, дышать оказалось почти невозможно после холодного чистого воздуха окрестных высот.
– Площадь, – торжественно объявила Мириам. – Или так мы ее зовем. Боги ведают, для чего ее использовали Древние. Кажется, тем нравилось, когда у них камень над головой, в любом случае. Ешьте и пейте в свое удовольствие: «Проспер» приволок сюда барку с вином Купеческого Союза, прежде чем самого его покалечили имперцы. И у нас сейчас пятьдесят тонн этого добра, лучшее оксьеррское, какого можно пожелать. Я скажу Артимиону, что вы здесь.
Она зашагала прочь, гибкая, с рыжей гривой и с важным видом прибрежного обитателя.
– Это город? – спросил Рол. – Больше похоже на лагерь беженцев. Кто здесь правит?
– Капитаны кораблей, – ответил ему Галлико, не встречаясь с ним взглядом. – Без них мы скатились бы до кремневых топоров и луков. Не суди нас слишком сурово, мальчик, большей частью здесь живет смиренный народ, многие вольноотпущенники или осужденные вроде Элиаса. Мы не корчим из себя одну из мировых держав. – Глаза его опасно засветились.
Рол положил ладонь на мускулистое и жилистое предплечье полутролля.
– Знаю. Прости. – Возможно, от выучки Пселлоса в нем осталось больше, чем он думал. Или, наверное, он ожидал чегото иного. Это был не сказочный город, а всего лишь приют беглецов.
Они присоединились к толпе у одного из очагов. Их угостили олениной и жареной зайчатиной и дали пухлый бурдюк вина. Полутролля хлопали по спине, шумно приветствовали и одаривали радостными возгласами, и число народу вокруг троих потерпевших кораблекрушение росло по мере того, как распространялась новость об их присутствии. Вскоре уже несколько десятков, тесно их обступив, сидели на корточках и обгрызали мясо с костей, передавая друг другу кубки темного вина, смеясь и болтая. Галлико не упоминал о выпавших им испытаниях и все же создал некий рассказ о своих приключениях с тех пор, как покинул город – яркий многоцветный ковер, только свет и ни одной тени. Это была откровенная сказка, но как раз такое требовалось слушателям, как понял Рол.
Жизнь их была слишком отчаянна, чтобы позволить себе иное. Наблюдя за ними, он ни о чем так не вспоминал, как о кухнях в Башне Пселлоса, где поварята дрались изза объедков после одного из блистательных пиров хозяина. Эти люди были самого разного возраста. Одевались они в пестрые лохмотья и полувыделанные звериные шкуры, хотя коекто красовался в богатых нарядах, отделанных кружевом или расшитых жемчугом, без сомнения, доставшихся им среди морской добычи. Какаято девочка пробилась сквозь тяжко пахнущую толпу и уселась близ Рола. Не более десятиодиннадцати лет, но тревожаще взрослые глаза. Он мягко убрал ее ладонь из своей промежности и с мольбой уставился на Галлико.
– Нет, Дженра, не трогай его. Поцелуй его, и хватит. Она притянула к себе лицо Рола и поцеловала его в губы, затем улыбнулась блаженно и отсутствующе и, свернувшись с ним рядом, тут же уснула.
Звериная морда Галлико плохо подходила для выражения сочувствия, но глаза его пылали. Он погладил золотую голову спящей, точно собачью.
– Дженра пробыла какоето время игрушкой бьонийских пехотинцев. Ее продали работорговцу Купеческого Союза, а освободил ее Артимион. Он распял капитана того корабля, а команду скормил акулам. Думаю, он был милосерден.
Девочка захныкала во сне, женщина средних лет с иссушенным горем лицом подняла ее и унесла, негромко напевая.
– Все здесь могли бы порассказать о себе нечто подобное, – неумолимо продолжал полутролль. – Мы сейчас на материке Бьон, а не на Семи Островах и не на Мамертинах. Здесь человек сделал свои первые шаги, и говорят, делая последние, тоже приковыляет сюда.
– Когда ктото в большом мире думает о Бьоне, это вызывает картину старой империи, великих воинств и прославленных битв, – сказал Рол. – Я понятия не имел, что бьонарцы все еще вроде этого.
– Когда находят время, – крякнул полутролль. И подтолкнул Крида: – Эй, господин осужденный, не увлекайся вином, ночь еще только начинается.
Крид вытер губы. С тех пор как они вступили в город, он не произнес ни слова.
– Элиас, – сказал Рол. – С тобой все как надо?
Крид кивнул, но глаза его были подозрительно яркими.
– Я не пил оксьеррского свыше одиннадцати лет. Я нашел путь в единственное место на свете, где я свободен и могу не оглядываться через плечо, на бич надсмотрщика. И нынче ночью выпью, сколько смогу удержать. – Но это звучало не как у человека, намеренного праздновать, а скорее как у того, кто стремится к забвению.
Явилась Мириам, распихивая локтями толпу и воздев над головой мушкет. Рядом с ней держался некто черный, бочкообразный в запятнанной солью коже, шагавший враскачку, как тот, кто недавно сошел на берег. Толпа расступалась перед этой парочкой, задорно ее приветствуя. Парочка остановилась перед Ролом.
Спутник Мириам в упор уставился на него. Лицо темное, как влажная сырая шкура, нос широкий и полный, губы складчатые, но глаза льдистоголубые, казалось, вбиравшие свет огня и удерживавшие его, пляшущий в зрачках. Вздрогнув, Рол понял, что в этом человеке тоже есть Кровь. Его глаза напоминали глаза Рауэн. И глядели с той же холодной неумолимостью.
– Я Артимион. Галлико, пошли куданибудь отсюда, – сказал он. Его взгляд ни на миг не отпускал взгляд Рола. – Нужно поговорить кое о чем таком, чего не стоит говорить здесь. – Одна его кисть покоилась на гнутой рукояти короткого меча у пояса, пальцы были толстыми, как сосиски.
– Проводи своих друзей.
Артимион занимал комнату дальше в глубь выдолбленных скал, выдававшихся в бухту. Там имелось широкое окно, без стекол, но во всех прочих отношениях безупречное, вырубленное среди резного камня. Такое, как если бы его проделали нынче утром. Огонь горел в столь же широком очаге, поленья были из безграничных лесов Ганеша. Из мебели здесь оказались стол, на котором горели заправленные оливковым маслом лампы, и несколько трехногих табуретов. Развернутый поверх груды вереска и прочих веток морской плащ служил постелью, да еще в угол была задвинута астролябия. Луна, высокая и белая, отбрасывала дорожку из серебристых пятен на поверхность воды за окном. Рол воззрился туда, на заводь и на почти непрерывное кольцо скал вокруг кратера. Он чуял в ветре морскую соль. Казалось, это дыхание иного мира. Здесь по меньшей мере он ощущал морской воздух на лице.
– Прекрасный вид, впору королям, – заметил он.
Артимион не ответил. Он выставил несколько глиняных кружек на стол и наливал в них вино. Среди них затесался серебряный кубок превосходной работы. Его хозяин дал Галлико, хотя вещица выглядела слишком хрупкой для когтистой лапы полутролля. Галлико уселся на пол, скрестив ноги, но к вину не притронулся. Крид сидел, тупо таращась в огонь, а Мириам стояла у дверей, опираясь на дуло своего мушкета. Рол отступил от окна. По какойто причине он чуял в комнате опасность, и его рука непроизвольно упала на холодную рукоять сабли.
– Выпьемка, – сказал Артимион и поднял две до края полные глиняные кружки. Они выпили вдвоем, ни разу не отпустив взгляды друг друга. Рол понял, что этот человек правитель Ганеш Ка так же верно, как Язва правил Аскари.
– Я знал Матуу Крида, – небрежно проронил Артимион, не глядя на Элиаса. – Это был отпетый бродяга, сводник и лжец. Он плутовал в кости и похищал чужих женщин. Рвался к дешевой роскоши и не знал меры в питии. – Когда Элиас вскинул голову и стало видно, что кровь бросилась ему в лицо, Артимион улыбнулся ему. – Он был моим другом. Как его сына, тебя здесь от всей души приветствуют. Я пью в его память. – Что и сделал. После короткого смятения Элиас последовал его примеру. То и дело вино текло на его черную с серым бороду. – А теперь о тебе, – сказал Артимион, и холодный свет в его глазах стал еще жестче. Он опять улыбнулся, но на этот раз без всякого добродушия. – О тебе, у которого Кровь так и смотрит из глаз. Что же мне делать с тобой?
– Артимион… – начал Галлико.
– Тише, Галлико. Я должен сам принять решение. У меня нет сомнений, что этот человек твой друг, что он себя восхитительно вел, что он истинный товарищ. Но он здесь, в нашем доме, и некая туча висит над его головой. Это так же верно, как то, что я здесь, перед вами. Из нас пятерых в этой комнате в троих есть Кровь, но в этом парне она едва ли не чистая. Я это чую.
Мириам небрежно провела рукой по дулу мушкета, издав неприятный хриплый звук. Рол расслабился, свободно повесив руки по бокам. И начал глубоко дышать, прислушиваясь к голосу голодной сабли. Его разум непроизвольно подметил расположение всего и всех в комнате. И это доставило почти радость.
– Ты прошел выучку, – заметил Артимион. – У кого, хотел бы я знать.
– Я моряк, – ответил ему Рол. – Как и ты. – Откуда это чувство опасности? Стены как будто украдкой смыкаются вокруг, слишком много людей, слишком ярок огонь? Он начал потеть. Артимион кивнул. И поставил вино.
– Все, кто приходит в Ганеш Ка, чтото оставили или от чегото бегут. Порой одно от другого трудно отличить. И в этом нет стыда. Но ты, Рол Кортишейн, принес с собой то, что пытался оставить.
– И что это может быть?
– Да хотя бы кровь в твоих жилах. Тебя нельзя за это корить, многие и со Старым Миром во плоти хотели бы отмахнуться от него или изгнать его из себя тем или иным могучим средством. Но таковы дела, я говорил с одним человеком, тем, что носит перо на шляпе, и он предложил мне кучу денег, целое состояние в риалах, если я всего лишь сообщу ему чтонибудь о молодом человеке по имени Рол, в котором Кровь чиста и сильна и за которым тянется прошлое, темное, как его тень. Этот человек называл себя Язва, и он правая рука той, которая провозгласила себя королевой Бьонара. Я вижу, это имя знакомо тебе, и ты тот самый Рол, которого он назвал.
Сабля выскользнула из ножен, издав скрип льда по дереву. В ней вспыхнул свет, бледный, ничего не озаряющий. Клинок зашипел покошачьи. Замок мушкета Мириам щелкнул, и судя по звуку, его хорошо смазали. Длинный ствол указывал теперь точнехонько на сердце Рола. Галлкио встал, серебряный кубок со звоном откатился в сторону.
– Эй, что творится?
Крид вскочил на ноги и, стоя рядом с полутроллем, покачиваясь, обнажил кортик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39