Я заплачу тебе два или даже три доллара и посажу в дилижанс.
— Мам, хорошо? Я поеду?
— Ладно. Поезжай. Вы ведь будете за ним присматривать, мистер Конагер?
— Скорее он за мной. Ваш сын славный и сильный мальчуган, миссис Тил, и станет хорошим ковбоем.
Прибыв в Плазу, они разместили скот на торговом дворе и зарегистрировали его.
В платной конюшне конюх покосился на пять решеток на лошади Лабана.
— Эй, послушай-ка… — начал он.
— Нет, ты послушай, — прервал его Конагер. — Я оставляю здесь эту лошадь, пусть ее заберет любой скотокрад из пятирешеточных. Можешь так им и сказать. Владелец вряд ли явится за ней — а если вдруг таковой объявится, то можешь смело говорить друзьям в салуне, что видел настоящее, как Эйб Линкольн, честное привидение.
— Ты зарегистрировал скот?
— У меня коровы с ранчо «СТ», а я, тамошний пастух, собираюсь их немедленно продать и взять с покупателя расписку. Будь я проклят, если потащу их назад на ранчо в такую-то погоду. Деньги донести гораздо легче.
Конагер и Лабан перешли улицу и заглянули в салун, который, подобно другим салунам, являлся еще и клубом, и информационным бюро, а также местом торговых сделок и аукционов. На пороге Конагер помедлил, осматриваясь, и заметил Малера, сидевшего в дальнем углу. Входя, он предупредил Лабана:
— Ты меня не знаешь, держись подальше. Салун не место для мальчишки, но у нас есть одно дело.
Одетый в кожаную куртку квадратный человек, стоявший у стойки, наблюдал за ними. Малер поднял глаза, узнал старого знакомого, и его лицо застыло.
Конагер подошел к стойке.
— Вы Том Вебб?
— Да, я.
— Я пастух с ранчо «СТ». Привел двадцать семь голов неплохого скота и хочу его продать. Выпишу вам счет, а вы мне дадите расписку в подтверждение покупки.
Вебб заколебался.
— Я не против купить скот. Но не странное ли время для продажи ты выбрал?
— Этот скот украли. — Конагер говорил отрывисто, не стараясь понизить голос. — А я его вернул, но слишком далеко и трудно гнать его назад на ранчо по такому снегу.
Крис Малер сидел неподвижно, уставясь в стакан с пивом. На лице его застыла ледяная маска. Конагер подчеркнуто не обращал на него внимания.
— А что случилось? — спросил кто-то.
Конагер пожал плечами. Он не стал расстегивать свой полушубок, хотя револьвер под ним оставался теплым — таким, как надо. Кон не хотел никакой заварушки. Он проделал тягостный путь в мороз и снег и был вынужден действовать жестоко. Теперь бесконечная усталость заполонила каждую его косточку, каждую жилочку. Ему не хотелось распространяться о событиях минувших дней, просто объяснил все в двух словах:
— Шел по следу за стадом до хижины к северу от дома миссис Тил. Обнаружил скот, сжег хижину и привел стадо сюда.
— Шел по следу? В такой снег?
Конагер посмотрел на говорившего и тихо сказал:
— Я шел по следу. Случайно узнал о хижине. Когда потерял след, подумал, что они могут быть там. Так и оказалось.
Несколько минут царило общее молчание. Затем Вебб решил:
— Пойду взгляну на скот.
— Ты узнал, кто украл стадо? — спросил один из посетителей.
— У них лошади с клеймом «Пять решеток», — громко ответил Конагер.
Крис Малер отодвинул свой стул и встал. Он постоял минуту, опираясь руками о стол и не поднимая глаз. Потом резко повернулся и стремительно вышел из салуна.
Глава 13
Предшественник весны, холодный и сырой ветер свистел над бурой равниной. Эви с тревогой посматривала на свой скот, потому что и коровы, и обе лошади болезненно отощали. Суровая зима далась тяжело. Жгучие ночные морозы и горячее дневное солнце превратили снег в прочный наст, и теперь даже лошади не могли добывать себе корм из-под него. Если только вскоре не появится зеленая травка, телята погибнут.
Но никаких признаков близкого пробуждения природы пока не появлялось. Весна ожидалась холодной и затяжной. Солнце проглядывало редко, а на теплый живительный дождь даже не было никакой надежды.
Провизия, которую два месяца назад оставил Конагер, давно кончилась. Один раз остановился дилижанс, которому потребовалось починить колесо, и, к счастью, нашлось достаточно продуктов, чтобы накормить пассажиров. Это дало небольшой заработок, но Эви опасалась пускаться в путь до Плазы при нынешнем состоянии лошадей.
Дети тоже исхудали. Лабан однажды подстрелил пару белок, но на них почти не было мяса. Мука кончилась, сахар тоже. На остатках топленого сала от бекона Эви жарила детям кусочки хлеба. Она понимала, что необходимо забить одного из телят, но ей никогда не приходилось убивать животных, и она не имела ни малейшего представления о том, как это делается. Более того, ей была ненавистна сама мысль об этом. Но как найти выход?
Дважды она собиралась остановить дилижанс и попросить Мак-Клауда или Логана привезти еды из города, но каждый раз пропускала их приезд Этим утром Эви поднялась пораньше и решила дежурить у дороги неотлучно.
Большая часть денег, заработанных на кормлении пассажиров, уже разошлась — пришлось купить куртку Лабану и рукавицы для всей семьи.
Конагер оседлал коня и выехал верхом. Он давно уже не видел Парнелла и полагал, что большая часть его банды покинула округ, по крайней мере на время. На дороге в Тусон несколько раз грабили дилижансы, равно как и в Черном Каньоне между Фениксом и Прескоттом. В горах Колорадо, на дороге в Хардивиль, произошло разбойное нападение на дилижанс. Бандиты убили пассажира.
Конагер безуспешно обшаривал территорию ранчо в поисках молодой травы. Подтаявший снег замерз, и животные не могли проломить наст. Разбив лед в нескольких колодцах, обнаружил в укрытом каньоне небольшое стадо в неплохой форме, а потом заметил зеленое пятно в овраге, в который раньше не попадал.
Кон сразу же развернулся и направился туда в надежде найти траву. Он проехал не более полумили, когда неожиданно увидал в стороне грязь, взбитую лошадиными копытами. След оказался свежий… не позднее сегодняшнего утра. Он повернул коня на одно мгновение раньше, чем ударила пуля.
Кон почувствовал сильный толчок в спину и, уже падая с лошади, услышал звук выстрела. Ударившись плечом о землю, он перекатился через себя. Лошадь помчалась дальше. Кон понял, что это охота за ним.
К счастью, он ехал, держа винтовку в руке на случай встречи с оленем или антилопой.
Под приближающийся грохот копыт он схватил с земли винтовку, перекатился через край скальной плиты, проскользил дюжину футов вниз и забился в щель среди скал.
Быстро оглядевшись, увидел сухое русло ручья, уходившее под камни, и нырнул в него. Там оказалось очень тесно.
Позади раздался крик:
— Он ранен, Смок! Он у нас в руках!
И тут Кон вспомнил, что из седла его выбил выстрел. Значит, он ранен и его след обозначен кровью. Боли пока не ощущалось — видимо, чувствительность притупилась от шока, но она не замедлит прийти. Возможно, он тогда не сможет двигаться.
Перед ним стоял вздыбленный обломок плоской скалы, похожий на петушиный гребень. На его фоне он будет отлично виден, но враги находились пока вне поля его зрения, за углом. В том месте, где поверхность скалы выходила на каменную осыпь, простиравшуюся на несколько сотен футов, как будто бы мог пройти человек. Сжимая винтовку, он пустился бежать. Через секунду его краткой передышке пришел конец, и рана запульсировала болью.
Пробежав около половины пути, он вдруг заметил две навалившиеся друг на друга плиты. Проход между ними, напоминавший по форме букву V, зарос очень густым колючим кустарником.
Выбора не было. Преследователи приближались. Как только они обогнут скалу, он будет у них как на ладони. И они не промахнутся. Кон нырнул в жесткий кустарник, отчаянно продираясь сквозь перепутанные колючие ветви.
Удачно, что он упал на него сверху и скорее прополз по нему, извиваясь, как червяк, задыхаясь от боли и страха, чем прошел насквозь. Наконец ему удалось ухватиться за толстую ветку и подтянуться, и он упал по другую сторону куста, часто дыша.
Несколько минут лежал оглушенный, без единой мысли в голове. Воздух с хрипом вырывался из его груди.
Оглядевшись наконец, обнаружил, что находится в чашеподобной ложбинке, окруженной зубчатыми скалами. Она напоминала по виду вулканический кратер.
На дне ложбинки был клочок земли площадью не более одного акра, покрытый зеленой травкой. У одной стены росло несколько деревьев; ухо Кона различило журчание воды.
Преодолевая боль, он ползком пересек ложбину и добрался до ручейка с хрустально-чистой и холодной водой, напился и прилег. Видимо, в какой-то момент потерял сознание, потому что, когда очнулся, солнце уже зашло и совсем стемнело.
Кон страшно замерз и, не в силах подняться, продолжал лежать, пытаясь унять озноб. Вокруг стояла тишина. Опираясь на винтовку, как на костыль, он заставил себя подняться и, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу, дохромал до деревьев. Постояв в нерешительности, начал собирать сухие сучья. Конечно, он рисковал, разжигая костер, но ему вдруг стало как-то все равно, будут его искать или нет. Трясущимися пальцами накрошил коры, наломал прутиков и поджег, потом добавил веток потолще. Костер ободрил его; согревшись, он почувствовал себя лучше и снова внимательно огляделся: его окружали деревья и густые кусты.
Разматывая назад нить воспоминаний, он проследил свой извилистый путь с того момента, как появился на фоне петушиной скалы. Верхом в ложбинку, где он оказался, проникнуть невозможно, а сидя в седле, очень трудно заметить проход между навалившимися плитами.
Итак, для преследователей он исчез.
Вернутся ли они утром? Скорей всего. Но выход из ложбинки он возьмет на мушку, и никто не войдет сюда, пока у него хватит сил и патронов.
Кон осторожно ощупал спину и нашел отверстие, где пуля вонзилась в плоть, она прошила его насквозь под ребрами и вышла наружу, прорвав мускулы.
Болезненная рана оказалась не очень опасной. Могло быть и хуже. Он потерял много крови, но ребра, кажется, целы. Пуля, должно быть, угодила в луку седла, а потом рикошетом попала в него. Холод и плотно прилегающее к телу толстое шерстяное белье, которое было на нем, способствовали быстрому прекращению кровотечения.
Ни кофе, ни еды у него уже не осталось. Подогрев воду в берестяной плошке — старый прием, которым пользовались большинство ковбоев (пламя не повредит бересту, если оно касается посудины ниже уровня воды, поглощающей тепло), — Кон напился кипятку. Вырыл ямку в слое листвы и опавшей хвои под деревом, завернулся поплотнее в полушубок и заснул.
Проснувшись рано утром, когда на небе еще блестели последние звезды, он, дрожа от холода, попытался подняться, но снова упал. Скрученный болью, ясно осознал, что попал в препаршивейшую передрягу: до ранчо «СТ» очень далеко, конь сбежал, еды нет да еще и рана в придачу. И не важно, что по календарю весна. Любой зеленый новичок понял бы, что на него обрушилась большая беда.
С огромными усилиями ему удалось снова развести костер. К счастью, вокруг валялось достаточно сухих веток и сосновых шишек, чтобы набрать топлива, не делая много движений. Когда огонь занялся, Кон, превозмогая боль, сумел принять удобное положение, повернувшись к теплу раненым боком, и долго сидел смирно, тихо греясь и время от времени подкидывая по ветке в костер.
Найдут ли они его, если вернутся? На осыпи, по которой он шел, снег уже растаял, но почва так замерзла, что на ней почти не оставалось следов. Бандиты могут заметить сломанные ветки в том месте, где он продирался через кустарник. Но это тоже проблематично. Да и зачем им вообще его искать? Они же знают, что он ранен, что все еще стоят морозы. У раненого человека, потерявшего много крови, выстоять против холода почти нет шансов. Им нужно всего лишь не выпускать его отсюда. Искать, рисковать собственной шкурой, идя по его следам, — все равно что ловить медведя в берлоге. Кому это нужно? Достаточно оставить сторожевой пост.
Среди нападавших был сам Смок Парнелл. А тот голос, который он слышал? Похоже, Тайл Кокер… Оба крутые ребята.
Согревшись достаточно, чтобы снова обрести интерес к сопротивлению, Конагер огляделся. Насколько он мог судить, его укрытие имело только один вход — тот самый, через который он и проник в него. В этом защищенном от ветра месте, на южном склоне холма, уже зазеленела трава и на тополях набухли почки. Но на дальней стороне ложбинки, куда солнце заглядывало реже, лежал смерзшийся снег.
За топливом далеко ходить не приходилось. Нависающие скалы образовывали естественное укрытие от дождя и снега. Возможно, на лугу росли травы, нужные для лечения раны. Левой рукой Кон ухватился за ветку, подтянул ее и выпрямился. Ковыляя вдоль склона, нашел горный розан — смолистое, сильно пахнущее растение, иногда называемое также хининовым кустом. Его молодые побеги служили зимним кормом для оленей, коров и овец; а, судя по остаткам, найденным в пещерах, первобытные индейцы изготавливали из его лыка обувь, веревки и циновки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— Мам, хорошо? Я поеду?
— Ладно. Поезжай. Вы ведь будете за ним присматривать, мистер Конагер?
— Скорее он за мной. Ваш сын славный и сильный мальчуган, миссис Тил, и станет хорошим ковбоем.
Прибыв в Плазу, они разместили скот на торговом дворе и зарегистрировали его.
В платной конюшне конюх покосился на пять решеток на лошади Лабана.
— Эй, послушай-ка… — начал он.
— Нет, ты послушай, — прервал его Конагер. — Я оставляю здесь эту лошадь, пусть ее заберет любой скотокрад из пятирешеточных. Можешь так им и сказать. Владелец вряд ли явится за ней — а если вдруг таковой объявится, то можешь смело говорить друзьям в салуне, что видел настоящее, как Эйб Линкольн, честное привидение.
— Ты зарегистрировал скот?
— У меня коровы с ранчо «СТ», а я, тамошний пастух, собираюсь их немедленно продать и взять с покупателя расписку. Будь я проклят, если потащу их назад на ранчо в такую-то погоду. Деньги донести гораздо легче.
Конагер и Лабан перешли улицу и заглянули в салун, который, подобно другим салунам, являлся еще и клубом, и информационным бюро, а также местом торговых сделок и аукционов. На пороге Конагер помедлил, осматриваясь, и заметил Малера, сидевшего в дальнем углу. Входя, он предупредил Лабана:
— Ты меня не знаешь, держись подальше. Салун не место для мальчишки, но у нас есть одно дело.
Одетый в кожаную куртку квадратный человек, стоявший у стойки, наблюдал за ними. Малер поднял глаза, узнал старого знакомого, и его лицо застыло.
Конагер подошел к стойке.
— Вы Том Вебб?
— Да, я.
— Я пастух с ранчо «СТ». Привел двадцать семь голов неплохого скота и хочу его продать. Выпишу вам счет, а вы мне дадите расписку в подтверждение покупки.
Вебб заколебался.
— Я не против купить скот. Но не странное ли время для продажи ты выбрал?
— Этот скот украли. — Конагер говорил отрывисто, не стараясь понизить голос. — А я его вернул, но слишком далеко и трудно гнать его назад на ранчо по такому снегу.
Крис Малер сидел неподвижно, уставясь в стакан с пивом. На лице его застыла ледяная маска. Конагер подчеркнуто не обращал на него внимания.
— А что случилось? — спросил кто-то.
Конагер пожал плечами. Он не стал расстегивать свой полушубок, хотя револьвер под ним оставался теплым — таким, как надо. Кон не хотел никакой заварушки. Он проделал тягостный путь в мороз и снег и был вынужден действовать жестоко. Теперь бесконечная усталость заполонила каждую его косточку, каждую жилочку. Ему не хотелось распространяться о событиях минувших дней, просто объяснил все в двух словах:
— Шел по следу за стадом до хижины к северу от дома миссис Тил. Обнаружил скот, сжег хижину и привел стадо сюда.
— Шел по следу? В такой снег?
Конагер посмотрел на говорившего и тихо сказал:
— Я шел по следу. Случайно узнал о хижине. Когда потерял след, подумал, что они могут быть там. Так и оказалось.
Несколько минут царило общее молчание. Затем Вебб решил:
— Пойду взгляну на скот.
— Ты узнал, кто украл стадо? — спросил один из посетителей.
— У них лошади с клеймом «Пять решеток», — громко ответил Конагер.
Крис Малер отодвинул свой стул и встал. Он постоял минуту, опираясь руками о стол и не поднимая глаз. Потом резко повернулся и стремительно вышел из салуна.
Глава 13
Предшественник весны, холодный и сырой ветер свистел над бурой равниной. Эви с тревогой посматривала на свой скот, потому что и коровы, и обе лошади болезненно отощали. Суровая зима далась тяжело. Жгучие ночные морозы и горячее дневное солнце превратили снег в прочный наст, и теперь даже лошади не могли добывать себе корм из-под него. Если только вскоре не появится зеленая травка, телята погибнут.
Но никаких признаков близкого пробуждения природы пока не появлялось. Весна ожидалась холодной и затяжной. Солнце проглядывало редко, а на теплый живительный дождь даже не было никакой надежды.
Провизия, которую два месяца назад оставил Конагер, давно кончилась. Один раз остановился дилижанс, которому потребовалось починить колесо, и, к счастью, нашлось достаточно продуктов, чтобы накормить пассажиров. Это дало небольшой заработок, но Эви опасалась пускаться в путь до Плазы при нынешнем состоянии лошадей.
Дети тоже исхудали. Лабан однажды подстрелил пару белок, но на них почти не было мяса. Мука кончилась, сахар тоже. На остатках топленого сала от бекона Эви жарила детям кусочки хлеба. Она понимала, что необходимо забить одного из телят, но ей никогда не приходилось убивать животных, и она не имела ни малейшего представления о том, как это делается. Более того, ей была ненавистна сама мысль об этом. Но как найти выход?
Дважды она собиралась остановить дилижанс и попросить Мак-Клауда или Логана привезти еды из города, но каждый раз пропускала их приезд Этим утром Эви поднялась пораньше и решила дежурить у дороги неотлучно.
Большая часть денег, заработанных на кормлении пассажиров, уже разошлась — пришлось купить куртку Лабану и рукавицы для всей семьи.
Конагер оседлал коня и выехал верхом. Он давно уже не видел Парнелла и полагал, что большая часть его банды покинула округ, по крайней мере на время. На дороге в Тусон несколько раз грабили дилижансы, равно как и в Черном Каньоне между Фениксом и Прескоттом. В горах Колорадо, на дороге в Хардивиль, произошло разбойное нападение на дилижанс. Бандиты убили пассажира.
Конагер безуспешно обшаривал территорию ранчо в поисках молодой травы. Подтаявший снег замерз, и животные не могли проломить наст. Разбив лед в нескольких колодцах, обнаружил в укрытом каньоне небольшое стадо в неплохой форме, а потом заметил зеленое пятно в овраге, в который раньше не попадал.
Кон сразу же развернулся и направился туда в надежде найти траву. Он проехал не более полумили, когда неожиданно увидал в стороне грязь, взбитую лошадиными копытами. След оказался свежий… не позднее сегодняшнего утра. Он повернул коня на одно мгновение раньше, чем ударила пуля.
Кон почувствовал сильный толчок в спину и, уже падая с лошади, услышал звук выстрела. Ударившись плечом о землю, он перекатился через себя. Лошадь помчалась дальше. Кон понял, что это охота за ним.
К счастью, он ехал, держа винтовку в руке на случай встречи с оленем или антилопой.
Под приближающийся грохот копыт он схватил с земли винтовку, перекатился через край скальной плиты, проскользил дюжину футов вниз и забился в щель среди скал.
Быстро оглядевшись, увидел сухое русло ручья, уходившее под камни, и нырнул в него. Там оказалось очень тесно.
Позади раздался крик:
— Он ранен, Смок! Он у нас в руках!
И тут Кон вспомнил, что из седла его выбил выстрел. Значит, он ранен и его след обозначен кровью. Боли пока не ощущалось — видимо, чувствительность притупилась от шока, но она не замедлит прийти. Возможно, он тогда не сможет двигаться.
Перед ним стоял вздыбленный обломок плоской скалы, похожий на петушиный гребень. На его фоне он будет отлично виден, но враги находились пока вне поля его зрения, за углом. В том месте, где поверхность скалы выходила на каменную осыпь, простиравшуюся на несколько сотен футов, как будто бы мог пройти человек. Сжимая винтовку, он пустился бежать. Через секунду его краткой передышке пришел конец, и рана запульсировала болью.
Пробежав около половины пути, он вдруг заметил две навалившиеся друг на друга плиты. Проход между ними, напоминавший по форме букву V, зарос очень густым колючим кустарником.
Выбора не было. Преследователи приближались. Как только они обогнут скалу, он будет у них как на ладони. И они не промахнутся. Кон нырнул в жесткий кустарник, отчаянно продираясь сквозь перепутанные колючие ветви.
Удачно, что он упал на него сверху и скорее прополз по нему, извиваясь, как червяк, задыхаясь от боли и страха, чем прошел насквозь. Наконец ему удалось ухватиться за толстую ветку и подтянуться, и он упал по другую сторону куста, часто дыша.
Несколько минут лежал оглушенный, без единой мысли в голове. Воздух с хрипом вырывался из его груди.
Оглядевшись наконец, обнаружил, что находится в чашеподобной ложбинке, окруженной зубчатыми скалами. Она напоминала по виду вулканический кратер.
На дне ложбинки был клочок земли площадью не более одного акра, покрытый зеленой травкой. У одной стены росло несколько деревьев; ухо Кона различило журчание воды.
Преодолевая боль, он ползком пересек ложбину и добрался до ручейка с хрустально-чистой и холодной водой, напился и прилег. Видимо, в какой-то момент потерял сознание, потому что, когда очнулся, солнце уже зашло и совсем стемнело.
Кон страшно замерз и, не в силах подняться, продолжал лежать, пытаясь унять озноб. Вокруг стояла тишина. Опираясь на винтовку, как на костыль, он заставил себя подняться и, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу, дохромал до деревьев. Постояв в нерешительности, начал собирать сухие сучья. Конечно, он рисковал, разжигая костер, но ему вдруг стало как-то все равно, будут его искать или нет. Трясущимися пальцами накрошил коры, наломал прутиков и поджег, потом добавил веток потолще. Костер ободрил его; согревшись, он почувствовал себя лучше и снова внимательно огляделся: его окружали деревья и густые кусты.
Разматывая назад нить воспоминаний, он проследил свой извилистый путь с того момента, как появился на фоне петушиной скалы. Верхом в ложбинку, где он оказался, проникнуть невозможно, а сидя в седле, очень трудно заметить проход между навалившимися плитами.
Итак, для преследователей он исчез.
Вернутся ли они утром? Скорей всего. Но выход из ложбинки он возьмет на мушку, и никто не войдет сюда, пока у него хватит сил и патронов.
Кон осторожно ощупал спину и нашел отверстие, где пуля вонзилась в плоть, она прошила его насквозь под ребрами и вышла наружу, прорвав мускулы.
Болезненная рана оказалась не очень опасной. Могло быть и хуже. Он потерял много крови, но ребра, кажется, целы. Пуля, должно быть, угодила в луку седла, а потом рикошетом попала в него. Холод и плотно прилегающее к телу толстое шерстяное белье, которое было на нем, способствовали быстрому прекращению кровотечения.
Ни кофе, ни еды у него уже не осталось. Подогрев воду в берестяной плошке — старый прием, которым пользовались большинство ковбоев (пламя не повредит бересту, если оно касается посудины ниже уровня воды, поглощающей тепло), — Кон напился кипятку. Вырыл ямку в слое листвы и опавшей хвои под деревом, завернулся поплотнее в полушубок и заснул.
Проснувшись рано утром, когда на небе еще блестели последние звезды, он, дрожа от холода, попытался подняться, но снова упал. Скрученный болью, ясно осознал, что попал в препаршивейшую передрягу: до ранчо «СТ» очень далеко, конь сбежал, еды нет да еще и рана в придачу. И не важно, что по календарю весна. Любой зеленый новичок понял бы, что на него обрушилась большая беда.
С огромными усилиями ему удалось снова развести костер. К счастью, вокруг валялось достаточно сухих веток и сосновых шишек, чтобы набрать топлива, не делая много движений. Когда огонь занялся, Кон, превозмогая боль, сумел принять удобное положение, повернувшись к теплу раненым боком, и долго сидел смирно, тихо греясь и время от времени подкидывая по ветке в костер.
Найдут ли они его, если вернутся? На осыпи, по которой он шел, снег уже растаял, но почва так замерзла, что на ней почти не оставалось следов. Бандиты могут заметить сломанные ветки в том месте, где он продирался через кустарник. Но это тоже проблематично. Да и зачем им вообще его искать? Они же знают, что он ранен, что все еще стоят морозы. У раненого человека, потерявшего много крови, выстоять против холода почти нет шансов. Им нужно всего лишь не выпускать его отсюда. Искать, рисковать собственной шкурой, идя по его следам, — все равно что ловить медведя в берлоге. Кому это нужно? Достаточно оставить сторожевой пост.
Среди нападавших был сам Смок Парнелл. А тот голос, который он слышал? Похоже, Тайл Кокер… Оба крутые ребята.
Согревшись достаточно, чтобы снова обрести интерес к сопротивлению, Конагер огляделся. Насколько он мог судить, его укрытие имело только один вход — тот самый, через который он и проник в него. В этом защищенном от ветра месте, на южном склоне холма, уже зазеленела трава и на тополях набухли почки. Но на дальней стороне ложбинки, куда солнце заглядывало реже, лежал смерзшийся снег.
За топливом далеко ходить не приходилось. Нависающие скалы образовывали естественное укрытие от дождя и снега. Возможно, на лугу росли травы, нужные для лечения раны. Левой рукой Кон ухватился за ветку, подтянул ее и выпрямился. Ковыляя вдоль склона, нашел горный розан — смолистое, сильно пахнущее растение, иногда называемое также хининовым кустом. Его молодые побеги служили зимним кормом для оленей, коров и овец; а, судя по остаткам, найденным в пещерах, первобытные индейцы изготавливали из его лыка обувь, веревки и циновки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19