Он вернулся к Мириам.
— Садись в седло, уходим отсюда.
Она повиновалась без слов, не требуя объяснений, не тратя время на бесполезные споры. Раз он решил — так и будет, она вполне доверяет ему.
Впереди ехал Сванти, сразу за ним — Мириам. Мулов вели в поводу.
Лунный свет позволял путникам хоть как-то осмотреться. Продвигаясь очень осторожно, они по пути искали следы трех исчезнувших всадников. В то же время Таггарт прикидывал, где можно укрыться на несколько дней, чтобы выяснить, что стало с Адамом и остальными.
Вскоре петляя, тропинка начала подниматься на утес, основание которого тянулось справа от них. Около двадцати ярдов она шла в прежнем направлении, потом повернула назад, и лишь еще через сорок ярдов вновь побежала вперед. Хотя высота утеса была не более пятисот футов, на то, чтобы одолеть подъем, ушел час. Судя по состоянию тропинки, по ней давно никто не поднимался. Сванти дважды приходилось спешиваться и оттаскивать преграждавшие дорогу обломки скал.
На вершине они остановились перевести дух. Вокруг простирался безбрежный, фантастический край. Огромные иззубренные пики и утесы купались в потоках серебристого лунного света. Ниже, в бездонных пропастях, царил непроглядный мрак. Место это, казалось, не принадлежало обычному миру. В кронах редких сосен зловеще завывал ветер.
Плато, на котором сейчас находились беглецы, было примерна на том же уровне, что и видневшаяся на северо-западе вершина Рокинстрау. Несколькими сотнями ярдов дальше над плато возвышалась плоская и широкая меса note 4. Вершина ее казалась ровной, точно была срезана ножом. Внимательно осмотрев гору издалека, Таггарт оставил Мириам ждать на обрыве и направился к месе. После недолгих поисков ему удалось отыскать путь на вершину и подняться туда.
Перед ним открылась площадка в пятнадцать — двадцать акров; с одной стороны она имела впадину, достаточно глубокую, чтобы спрятать там мулов. После недавнего дождя там собралось мелкое, но довольно большое, с половину акра озерцо.
Довольный увиденным, Сванти привел на вершину мулов и загнал их во впадину, а сам вместе с Мириам сел на краю месы, откуда открывался вид на много миль окрест. Холодный ветер пронизывал до костей. А над головой висело необъятное безоблачное небо. Из непроглядной тьмы выступали посеребренные вершины гор. Беглецы были затеряны среди этих безлюдных просторов; они словно очутились в ином, неведомом мире.
Внезапно до Мириам дошло:
— Пете Шойер убивал людей ради нескольких сотен долларов вознаграждения. Разве такой человек побоится убить ради золота, которое вез тот мул?
Сванти глубоко вздохнул. Он и сам об этом думал. Есть люди, которые ни за что не пошли бы на убийство, кроме как во имя закона… но ведь есть и другие. Где грань, что отделяет стража порядка от самого закоренелого бандита? И есть ли она вообще?
— Консуэло говорила со мной. Может, потом она с тем же предложением обратилась и к Шойеру. Она до смерти напугана, Мириам. И нисколько не верит в способность Адама защитить ее. Просила меня увезти ее.
— А где Адам?
— Это-то меня и тревожит. — Он поднялся. — Я оставлю тебя здесь одну. Что бы ты ни услышала, что бы ты ни увидела, что бы ты ни подумала, жди меня. Я хочу быть уверен, что ты тут… Едва ли тебя кто-то сможет найти. Но не подходи к краю, не высовывайся.
— Долго ли до рассвета?
Сванти глянул на звезды.
— Около часа, может, два. Вообще-то тут, наверху, рассвет наступает скорее, чем внизу. Я спущусь, и выясню в чем дело. Если с Адамом что-то случилось, непременно найду его.
— Хорошо, — еле слышно промолвила она.
Он потуже затянул подпругу и сел в седло.
— И вот еще, Мириам. Держи глаза нараспашку, а винтовку под рукой. Теперь тебе придется остерегаться не только апачей, но и Шойера.
— Ты думаешь, он вернется?
— Не исключено.
— Тот, кто убил ради одного мула с золотом, без колебаний убьет ради шести… Ты об этом?
— Адам не погиб. Не сомневаюсь. Выстрелов не было, и мы не слышали шума борьбы. Уверен, он жив.
Но говоря это, про себя думал, что стальной клинок убивает беззвучно.
Мириам крепко пожала ему руку:
— Возвращайся, Сванти!
Он сжал ее пальцы и умчался прочь. Всю дорогу его терзали тревожные мысли.
Неужели Консуэло хотела, чтобы Адама убили? Трудно представить. Но она была в такой панике… Шойер — тому море по колено, и он не стал бы открыто расправляться с ним при Консуэло. Она не только сама не стала бы убивать Адама, но и не хотела бы этого вообще.
Однако Пете все больше беспокоил Таггарта. Он знавал подобных людей. По большей части они без зазрения совести убивали любого подозреваемого в преступлении, но, как ни странно, крайне неохотно шли на убийство во всех прочих случаях. Пете завоевал себе славу безжалостного и упорного преследователя, но насколько известно, еще никого не отправил на тот свет, кроме преступников, за захват которых назначали награду. Но это до сих пор, а теперь?
Направляясь к тому месту, где они начали подъем, Сванти инстинктивно стремился избегать тропы, по которой проехал. Не в его привычках было возвращаться той же дорогой — там могли ожидать в засаде враги. Однако спустившись с утеса, вынужден был выехать на тот путь, по которому шел их маленький караван — у него не было выбора: он не знал другой тропы и не располагал временем на ее поиски в темноте, хотя в глубине души каждый миг ждал встречи с Шойеррм. Уж коли такой, как Пете, вступил на кривую дорожку ради женщины и мула с золотом, и каким-то образом умудрился убрать Старка, то вполне в его стиле вернуться и за остальным. Как там он сказал? «Если нам придется разделиться, езжай своей дорогой. Ты меня не трогай, — и я тебя не трону».
Тогда ночью заявление можно было расценить как декларацию мира, освобождающую Таггарта от преследования при условии не докучать Шойеру; в свете нынешней ситуации слова эти служили лишь подтверждением того, что Пете заранее выработал свой план, успел тайком сговориться с Консуэло и что теперь они вдвоем уже далеко.
Неспешно начал подкрадываться день. Сперва тьма приобрела едва заметный серый оттенок, затем серый цвет стал переходить в бледно-желтый. Одна за другой гасли звезды, а из-за дальних вершин на востоке появились первые проблески света. Укрывшись среди деревьев, Сванти ждал. До рассвета он не мог практически ничего сделать, зато мог что-нибудь услышать. Вот и прислушивался во все уши, съежившись в седле от холода.
Его злило, что он угодил в какую-то странную и опасную переделку. В самом деле, ему следовало во всю прыть спешить к Глоубу, а не мешкать попусту невесть где. И все Шойер, будь он неладен. Адам Старк не мог так просто пропасть: А что, если его захватили апачи или он лежит на дне какого-нибудь каньона? Только бы скорей рассвело. Он посмотрел в сторону далекой Рокинстрау, выискивая на ее вершине хоть небольшой столбик дыма. Но ничего не нашел. Сванти не сомневался, что к этому времени индейцы уже вошли в каньон с часовней.
Апачи бдительны от природы. Накануне их застали врасплох. Так что нынче они настороже вдвойне. Вступать в каньон они будут с оглядкой, с величайшими предосторожностями. А это выигрыш во времени, столь необходимый сейчас.
Таггарта беспокоило, что пришлось оставить Мириам одну, пусть даже в самом безопасном месте на какое только можно было рассчитывать. Она надежно укрыта от вражеских глаз. Да и едва ли кому-то взбредет в голову искать ее на вершине мессы. Собственно говоря, Мириам была в несравненно большей безопасности, нежели он сам. Не исключено, что уже сейчас его держит на мушке какой-нибудь апач. Или Шойер. Если он решил вернуться за золотом, то ему ничего не стоит выследить их, и тогда он найдет Мириам. Человек, вроде него, ступая на путь беззакония, становится много опаснее заурядных преступников.
Неровная гряда дальних холмов окрасилась в розоватый цвет, алые блики потекли по склонам гор, будто раскаленная лава. Растерев руки, чтобы согреть их, Сванти взял ружье и вывел коня на тропу.
Разобраться в сумятице следов на ней было нелегко. Оставленные ночью отпечатки коней и мулов беспорядочно переплетались. Вскоре ему удалось отыскать место, где следы его коня и вьючных мулов исчезали на скалистом уступе, но других отпечатков не было.
Сванти все больше нервничал. Время поджимало, апачи уже вот-вот обнаружат след беглецов. Он был готов к действию, как туго свернутая пружина, и конь чувствовал состояние седока. Вскоре Таггарт выехал туда, где они с Мириам ночью ждали остальных, — туда, где обнаружилось, что остались одни.
Отсюда ровная безлесая вершина месы, где пряталась Мириам, четко вырисовывалась на фоне светлого утреннего неба. Первые лучи солнца уже коснулись ее. Похоже, там все было спокойно — никаких признаков жизни. Казалось, там совершенно негде укрыться.
Сванти поскакал дальше, и вдруг заметил следы драки на краю тропинки — земля была буквально взрыта сапогами. Он попробовал заглянуть вниз с обрыва, но разглядеть ничего не удалось — утес в этом месте выступал вперед, нависая над ущельем.
Ковбой стоял на тропе, оглядываясь. Давненько он не испытывал такого напряжения. Всеми фибрами души он ощущал смертельную опасность. Отчаянно хотелось курить, но даже это было рискованно.
Теперь нужно поскорей отыскать спуск в расщелину. Таггарт был готов биться об заклад, что Адам живой или мертвый лежит на дне. Но глубина обрыва — футов этак восемьдесят — не оставляла почти никакой надежды. Никто не может выжить, упав с такой кручи на острые скалы.
Развернув коня, Таггарт стал спускаться вниз.
Мириам беспокойно прохаживалась среди мулов, поглаживая их и ласково с ними разговаривая. Она замерзала и с нетерпением ждала первых теплых лучей.
Плоскую вершину горы покрывал тоненький слой почвы, но вокруг лужи был только камень — иссиня-черный базальт, холодный как железо.
Мулы и лошади, довольные остановкой после такого долгого и утомительного перехода, тихо подремывали. Оставив их, девушка с винтовкой в руке выбралась на обрыв впадины, откуда могла заглянуть за край месы.
Ничего.
Вдали, на востоке, бледно-лимонное небо начало обретать алый оттенок.
Следя, как занимается рассвет, Мириам думала о Таггарте. Она поняла, что любит его и что прежде никогда не испытывала этого чувства. Так немного произошло между ними, так мало слов было сказано… С ласковой улыбкой она отметила его излишнюю застенчивость.
Каждый раз он медлил, прежде чем хотя бы слегка прикоснуться к ней. Женское чутье говорило Мириам, что он тоже испытывает к ней нечто большее, чем дружеское участие. И вот теперь он ушел, ушел навстречу опасности.
Укрытие для нее было подобрано на славу — издали создавалось впечатление, что на совершенно ровной и плоской вершине месы просто невозможно спрятаться. Значит, никто и не полезет сюда. И все же до самого Глоуба ни один укромный уголок, не мог считаться совершенно безопасным. Мириам даже и не надеялась, что найдет здесь нечто большее, чем временное убежище.
Долгожданный рассвет настал как всегда внезапно. Горы сбросили ночную тень и предстали в розово-алых лучах солнца, окутанные зеленой дымкой лесов. Бескрайнее огромное безоблачное небо стало наливаться неимоверной голубизной. Снизу не доносилось ни единого звука. Казалось, девушка осталась одна во вселенной, и во всем мире нет больше ни одной живой души.
Мириам изрядно проголодалась, но не осмелилась бы развести огонь, даже если бы у нее имелось топливо. А на вершине не оказалось ни единой хворостинки. Зато неподалеку от края впадины росла трава, и Мириам принялась рвать ее для мулов. Отнесла добрую охапку и тут же вернулась за другой. Работа полностью поглотила ее, пока солнце медленно поднималось над горизонтом. Ей удалось немного согреться и подкормить животных.
Покончив с хозяйственными хлопотами, она снова выглянула за край впадины, но ничего настораживающего не увидела. Ни дыма, ни облака пыли из-под копыт коня — вообще ничего. Так протекло несколько часов. Первая примета жизни на горах появилась после полудня, над тропой, по которой ночью ехали беглецы, возник столб пыли. Завороженная этим зрелищем, девушка не слышала тихих шагов у себя за спиной, и, когда оглянулась, было слишком поздно. На нее смотрело дуло винтовки Пете Шойера.
— Я никогда еще не убивал женщин, — заявил он, — но золото на мулах способно весьма облегчить мне задачу. Только попробуй что-нибудь выкинуть — я нарушу свое правило. — Он огляделся по сторонам. — Где Таггарт?
— Где-то тут. — Скользнув мимо Шойера, взгляд Мириам упал на Консуэло. — Не ожидала от тебя такого, Конни.
На лице Консуэло читались подавленность и уныние.
— Я хочу уйти отсюда. Я хочу жить. Он спасет меня.
— Думаю не так быстро, как бы тебе хотелось. — Мириам повернулась к Шойеру. — Значит, не удовольствовался тем, что уже отхватил? Вернулся за остальным?
Шойер деловито собирал поводья мулов в одну связку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20