Толпа волновалась, свистом и улюлюканьем выражала недовольство, поэтому я бросился в раздевалку Билла Гаррисона, чтобы поторопить его. К моему удивлению, у него оказался Джим Брент, и оба недружелюбно уставились на меня.
– В чем дело? Вы уже должны быть на ринге.
– Мы бастуем, – пояснил Гаррисон, и Брент подтвердил кивком.
– Это еще почему?! – заорал я. – Разве я не заплатил авансом?
– Этого недостаточно, – беспокойно заерзал Гаррисон. – Добавь, иначе не выйдем.
Толпа в зале зверела с каждой минутой. В отчаянии я едва не предложил этим гадам всю мою прибыль, все двадцать пять монет, но вовремя вспомнил, что половину должен отдать индусу.
– Мне просто нечего добавить, – посетовал я. – Братки, да вы что, в самом деле! Нельзя же просто взять и уйти и оставить меня на растерзание толпе.
– Неужто нельзя? – ухмыльнулся Брент. – А ну, посмотрим!
– А я говорю, вы не уйдете! – Рассвирепев, я метнулся к двери, повернул в замке ключ и сунул его в карман. – Вы будете драться на моем ринге, – процедил я. – За пятнадцать монет на нос, как договаривались.
Тут они яростно набросились на меня, и любому за дверью раздевалки слышен был шум сражения: хруст кулаков, крики боли и гнева, гулкий стук черепов о пол.
– Ну так что, будете драться? – растирая кровь под носом, спросил я вскоре двух измочаленных пентюхов, которых только что колотил головами об пол.
– Эй, Костиган! – послышался за дверью голос моего помощника. – Толпа угрожает разнести притон, если сейчас же кто-нибудь не выйдет!
– Будете драться? – повторил я, хватая обоих за шкирки.
– Погоди, – прохрипели они. – Будем драться...
У обоих подгибались ноги. Поддерживая бедолаг за плечи, я провел их по коридору на ринг. При виде разукрашенных боксерских физиономий публика взревела от изумления. Когда я объявил имена и вес противников, зрители вскочили с мест и освистали нас скопом.
Джонни ударил в гонг, гладиаторы, пошатываясь, побрели навстречу друг другу, и Гаррисон в отчаянии прошептал, что еле стоит на ногах – какой уж тут бокс!
– Тогда притворяйтесь, – кровожадно посоветовал я, – или мой первый урок покажется вам пикником по сравнению со вторым.
Гаррисон с воплем бросился через ринг, широко размахнулся и нанес зубодробительный удар правой. Вместо глаз у Брента остались щелки, поэтому он даже не углядел летящего кулака. Крепко получив по челюсти, он зарылся носом в брезент. Гаррисон повалился на него, и я присудил нокаут обоим.
Публика снова поднялась на ноги и разразилась львиным ревом. Я сроду не видел любителей бокса в таком дурном настроении. В зале было жарко, и в этом, похоже, все винили меня. Толпа так вопила, что я едва не оглох. Снаружи мог обрушиться весь город, и мы бы этого не заметили.
Пришлось мне с помощью Джонни оттащить бесчувственных полутяжей в раздевалку, после чего я приказал Джонни поскорее выставить на ринг Брока и Кинана.
Мое очередное появление в зале встретило такой бурный прием, что готов поспорить: его услышали в Австралии. Я хотел вежливо улыбнуться, но сумел изобразить только жуткую ухмылку. Я потел, как негр, Гаррисон подбил мне глаз, Брент расквасил нос, и в довершение всего публика своими издевками довела меня до бешенства.
– А сейчас... – Я с удовлетворением заметил, что зрителям меня не переорать – между прочим, это не под силу даже противотуманной сирене. – ...поединок из десяти раундов, в котором сойдутся Громила Брок из голландского города Амстердама и Туз Кинан из Сан-Франциско. Эти ребята шутить не любят...
– А то мы не знаем! – перебила обезумевшая толпа, стряхивая пот с глаз и потрясая кулаками. – Давай ближе к делу, обормот! Мы тоже шутить не любим!
Испепеляя взором ближайшие ряды зрителей, я заметил некоего субчика, шумевшего за десятерых. Он был в “закопченных” очках, с длинной рыжей бородой и в надвинутой на глаза матросской шапочке. Мне стало не по себе от его устремленного на меня через темные очки горящего взгляда. Может, это нанятый моими конкурентами стрелок? Я решил при малейшем подозрительном движении расколоть ему череп и только потом задавать вопросы.
Кто-то просунул руку между канатами и дернул меня за брючину. Я увидел побледневшего Джонни.
– Стив, – прошептал он. – Теперь нам крышка. Брок смылся!
– Что? – Я непроизвольно дернулся, потом наклонился, сгреб его за ворот и протащил меж канатами на ринг. И процедил: – Развлеки этих паразитов. Спой им что-нибудь или спляши, а я сейчас вернусь.
Бегом устремляясь по проходу, я расслышал жалкий лепет Джонни:
– Господа, не угодно ли послушать “Мордой об стойку бара”?
– Не-ет! – хором заорала толпа, в которой я уже приметил знакомую персону. То был англичанин Бристол Рейни, бывалый боксер.
Я ухватил его за плечо, наклонился и прошипел на ухо:
– Брок удрал из клуба. Не хочешь взгреть Туза Кинана за двадцать пять монет?
– За такие деньги я готов взгреть самого Демпси, – живо отозвался он и поспешил за мной. В раздевалке я быстро объяснил ситуацию Кинану.
– Извини, но это не моя вина, – потея как лошадь, сказал я боксеру. – Но если откажешься драться с Рейни, я тебя размажу по стенам этой раздевалки.
– Я с ним подерусь, – заверил меня Кинан. – Но только он мне не нравится.
– Плевать! – бросил я, торопясь вернуться в зал, где неблагодарная толпа забавлялась швырянием пустых пивных бутылок в беднягу Джонни.
Мой громовой рев положил этому конец.
– Хватит! Того, кто бросит еще одну посудину, я своими ногами втопчу в пол! – Как ни странно, публика утихомирилась, и я добавил: – Господа, к сожалению, Брок смазал пятки. Я заменяю его Бристолем Рейни и...
Я вынужден был замолчать, потому что от рева едва не обрушилась крыша. Ничто на свете не огорчает публику сильнее, чем замена бойца.
– Гони назад наши деньги! – орали зрители.
– Ладно! – отозвался я, на миг теряя терпение. – Я верну ваши проклятые монеты, но только желающий забрать их пускай подойдет ко мне!
Все еще вне себя, я спрыгнул с ринга, и ко мне нетвердой походкой подошел здоровенный матрос.
– Хочешь забрать свои деньги? – осведомился я.
– Ага! – рявкнул он. – Я выложил за этот вшивый балаган целый доллар!
– Ну хорошо, – проскрежетал я. – Забирай!
Сунув в протянутую лапу мой последний доллар, я изо всей мочи саданул ему по скуле. Он перелетел через первый ряд стульев и успокоился среди обломков второго, задрав к потолку матросские сапоги.
– Кто еще хочет забрать деньги? – воинственно прогремел я, приплясывая от возбуждения. Во “Дворце Удовольствий” воцарилась зловещая тишина, но никто не подошел ко мне, а через минуту в проходе появились боксеры.
Воспоминания о том поединке останутся со мной до последнего дня. Иногда он мне снится, и я просыпаюсь среди ночи с воплем о помощи. То был кошмар наяву. В первом раунде Рейни схлопотал в брюхо и после этого уже не открывался. Он был подл, хитер и труслив. Кинан желал драться по-мужски, но Рейни сводил на нет все его благородные порывы. Один клинч следовал за другим, я замучился разнимать. Попробуйте-ка оторвать друг от дружки пару двухсотфунтовых громил. Только растащил, глядишь, они снова в обнимку... И так целых семь раундов, а жарища – вот-вот мозги расплавятся!
Лампы над рингом опаляли нас адовым пламенем, и все это время я сознавал, что подвергаюсь этой пытке задаром. Рейни кусался, лез пальцами в глаза противнику и в клинче падал на колени. Когда мне надоели эти фокусы и я пригрозил его вышвырнуть, он заржал и сказал: “Валяй, я ведь уже получил свои деньжата!”
Короче говоря, все кончилось в седьмом раунде. На протяжении всего боя болельщики Рейни осыпали меня оскорблениями, им не нравилось, что я заставлял их любимца драться честно. В толпе их поддержали многие англичане. Но вот боксеры вышли из своих углов. Кинан размахнулся – тщетно, Рейни мигом вошел в клинч. Я, пошатываясь, приблизился, чтобы разнять, и – бац! – пивная бутылка разбивается о мой череп. Я растянулся между боксерами, секунду повисев на их сомкнутых руках, затем Рейни ухмыльнулся и злобно опустил каблук мне на подъем стопы. Я мигом очнулся и вышел из себя, забыв при этом о публике, индусе и всем прочем, кроме ухмыляющейся физиономии Рейни.
Размахнувшись от самого бедра, я впечатал Рейни по челюсти. Никогда еще мне не доводилось видеть столь восхитительного полета: кувыркаясь в воздухе, этот лимончик перелетел через канаты и уже без чувств шмякнулся на колени своим подлипалам. Толпа с ревом вздыбилась, и человек сорок с пеной у рта полезли на ринг.
Джонни взвыл и устремился к ближайшему выходу. Кинан каким-то чудом перевалился через канаты, и его поглотила свора очумелых лимончиков. Я тремя ударами уложил троих, остальные волной прокатились по мне. Их было так много, что я не мог работать кулаками. С охапкой нападающих я обрушился на пол, чтобы кусаться, царапаться, увечить. Кто-то вцепился в мою глотку, другой прижался ко мне так тесно, что я отчетливо расслышал треск его сломанных ребер; пока он орал от боли, мои зубы застряли в чужом ухе; все это время по мне градом молотили сапоги. Послышался треск рвущейся материи и кожи, затем пронзительный визг, и я понял, что в схватку вступил Майк. Неожиданно в гущу дерущихся с грозным боевым кличем прыгнул некто устрашающий, он размахивал стулом, будто цепом. Это был рыжебородый незнакомец в темных очках!
Благодаря его стулу и зубам Майка нажим толпы ослабел, и я поднялся, раздавая тумаки направо и налево и каждым ударом повергая по меньшей мере одного зрителя. Зал превратился в бедлам, кругом метались и корчились люди, в щепки разлетались стулья и скамьи, стену вспучило наружу. Кто-то выломал столбик ринга, помост с треском накренился. Потом этим столбиком рыжебородого шарахнули по башке, вынудив покачнуться и уронить очки.
Я уложил парня со столбиком зверским хуком левой, и тут вдруг раздался страшный грохот.
Постройка закачалась, будто в нее угодил мощный снаряд. Я ясно увидел, как покосилась и застыла крыша; вскоре она взмыла в ночь, и мы, оглушенные ревом ветра и грохотом рушащихся стен, изумленно уставились в красно-черное небо. Кто-то крикнул: “Тайфун!” – и все окончательно обезумели.
Смутно припоминаю, что меня опять сбили с ног и едва не затоптали, когда я пытался добраться до рыжебородого спасителя. Я дотянулся до него и схватил за рыжую бороду. Она осталась у меня в руке – то был Старик. Я снова вцепился – на этот раз в настоящую бороду, – но порыв ураганного ветра буквально разнес в щепы “Дворец Удовольствий” и подхватил помост ринга. Берег был рядом, но я почти не помню нашего полета. Помню только, как меня едва не растерзали ураган и потоки воды, как швыряло туда-сюда помост, точно бутылочную пробку. Я держался за бороду Старика, Майк – за мой ворот, и кто-то еще висел на канатах ринга, что плыл в бурных волнах пролива, бывшего некогда улицей.
Мимо, кружась, проплывали дома и обломки построек, за них цеплялись китайцы. Ураган и вода превратили ту ночь в настоящий ад.
– Держись! – крикнул я Старику. – Нас выбросит на холм!
– А! – отвечал Старик, задирая голову, чтобы извергнуть из глотки добрый галлон морской воды.
– Где “Морячка”? – крикнул я, перекрывая гул ветра.
– С ней все в порядке! – ответил кэп. – Я заранее узнал о тайфуне. Шхуна в море, с командой на борту. Я отправился следом за тобой в Сингапур, потому что знал: парню вроде тебя не справиться в одиночку. Но не хотелось, чтобы ты меня узнал, если добьешься успеха.
– Свами Дитта Бакш посоветовал открыть здесь боксерский клуб! – выкрикнул я.
– Знаю! – отозвался Старик. – Свами – гнусный обманщик, он никакой не индус, а белый мошенник по имени Ормонд. Его брат – боксер, и Ормонд выпроводил тебя из порта, чтобы его чертова братца нанял Джо Барлоу. Послушай, если выберемся отсюда живыми, ты вернешься на шхуну?
– С одним условием! – ответил я. – Ты меня отвезешь на Батавию, и я отдам должок свами Дитта Бакшу, или Ормонду, или как там его...
Несколько дней спустя я вошел в “Замок Снов” и устремил на индуса загадочный взор. Вначале он немного удивился, затем просиял:
– Ага! Ты пришел отдать мне половину выручки?

1 2