Рядом с королевским троном стоял трон поменьше, перед которым на золотой треноге была поставлена жаровня, где тлели угли, и вверх поднимался удушливый дым.
На Соломона накинули широкий плащ из шуршащего зеленого шелка, скрывший его позолоченные цепи и одежду, превратившуюся в грязные лохмотья. Кейна подтолкнули к трону рядом с жаровней, и он покорно сел на него, не произнося ни звука.
Затем его цепи прикрепили к трону, защелкнув на замок и укрыв их фалдами шелкового плаща.
Младшие жрецы и солдаты исчезли, в помещении остались только Кейн, жрец Ямен и король Ашшур-рас-араб. Но вскоре Соломон заметил сверкнувшее за одной из колонн лезвие меча и чью-то тень, мелькнувшую за другой колонной. У него появилось ощущение, что здесь готовится какое-то представление, скорее всего — шарлатанство.
Наконец Ашшур-рас-араб поднял золотой скипетр и ударил им в гонг, висевший рядом с троном. Сочная и мелодичная нота, напоминавшая отдаленный колокольный звон, эхом отдалась в высоких темных сводах храма. Среди сумрачных колонн показалась группа людей, которые, как понял Кейн, являлись представителями знати этого фантастического города. Все они были высокими, чернобородыми, с надменным выражением лица, одетыми в шелковые одежды с драгоценными украшениями. В центре группы шел закованный в золотые цепи юноша, весь вид которого выражал обреченность и в то же время — явное неповиновение.
Процессия опустилась на колени перед королем, склонив головы до самого пола. Король что-то сказал, и они тотчас поднялись и повернулись в сторону англичанина и идола, возвышавшегося перед ним. Затем жрец Ямен, казавшийся пузатым демоном, в злобных глазах которого мелькали отблески факелов, стал выкрикивать какие-то заклинания, высыпав в жаровню горсть порошка. В то же мгновение зеленоватый дым густым облаком взвился над жаровней. Кейн едва не задохнулся от едкого густого дыма, его сознание затуманилось, он чувствовал себя словно пьяный. Судорожным движением вцепившись в свои оковы, он пытался разорвать их, бормоча при этом какие-то бессвязные клятвы и проклятия.
Жрец Ямен подошел к Кейну и, наклонившись, стал вслушиваться в его бормотание. Затем порошок догорел, дым рассеялся, и Кейн стал понемногу приходить в себя, вновь ощутив, что он сидит на троне рядом с жаровней.
Ямен повернулся к королю и низко поклонился. Затем он выпрямился и, широко раскинув руки, высокопарно заговорил. Король мрачно повторил его слова, и Соломон увидел, как побледнело лицо юноши, закованного в цепи. Стражники схватили его за руки, и группа медленно направилась к выходу из храма; шаги их гулко отдавались в тишине.
Словно призраки, из теней колонн возникли солдаты. Окружив Кейна, они повели его между колоннами, затем по сквозным галереям — обратно в комнату, где Шем снова приковал его цепями к стене. Кейн сел на кровать, уперев подбородок в кулак, и принялся размышлять о том, что сейчас произошло, но неожиданно его раздумья прервал странный шум за окном.
Англичанин выглянул из окна и увидел, как внизу, на рыночной площади, освещенной множеством факелов, собралась толпа. В центре площади на небольшом помосте возвышалась фигура человека, но из-за столпотворения Кейн не разобрал, кто это был. Стоявшего на возвышении человека окружало плотное кольцо солдат; их доспехи зловеще поблескивали, отражая мерцающий свет факелов.
Внезапно пронзительный вопль боли и ужаса прозвучал над площадью, перекрывая шум и крики толпы; на мгновение он стих, но тут же раздался вновь с еще большей, чем прежде, силой. Толпа зашумела, послышались возгласы негодования и протеста, но Кейн услышал и возгласы презрения и насмешки, даже громкий, дьявольский хохот. И вновь страшный вопль ужаса, невыносимой, нечеловеческой боли, перекрывая все остальные крики, донесся до слуха Соломона.
В коридоре раздались поспешные шаги босых ног, и в комнату вбежал молодой раб, которого звали Сула. Бросившись к окну, он просунул в него голову, напряженно вглядываясь в происходящее. Отблески факелов заплясали на его возбужденном лице.
— Люди борются с копьеносцами, — пояснил он, забыв о строжайшем приказе не вступать с узником ни в какие разговоры. — Многие люди очень любили принца Беллардата. О, бвана, в нем не было никакого зла! Зачем вы просили короля заживо содрать с него кожу?
— Я? — воскликнул пораженный Кейн. — Я ничего не говорил! Я даже никогда не видел его!
Сула повернул голову и взглянул на Кейна.
— Теперь я знаю то, о чем тайно думал, бвана, — сказал он на банту, языке, достаточно хорошо знакомом Кейну. — Вы не бог и не уста бога, но человек, похожий на того, кого я видел раньше, чем люди Нинна захватили меня в плен. Однажды, давным-давно, когда я был еще маленьким, я видел людей, которые пришли из ваших земель со своими слугами и убили наших воинов оружием, говорящим огнем и громом.
— Но меня среди них не было, — покачал головой Кейн. — Скажи мне, что все-таки происходит там, на рыночной площади?
— Они заживо сдирают кожу с принца Беллардата, — ответил Сула. — В городе многие поговаривали о том, что король и жрец Ямен ненавидят принца, который происходит из рода Абдулаев. Но у него было много сторонников в народе, особенно среди арбиев, и даже король не осмеливался приговорить его к смерти. Но когда вас тайно привели в храм, так, чтобы никто в городе на знал об этом, Ямен сказал, что вы — уста бога. И он сказал, что Баал открыл ему: принц Беллардат вызвал гнев богов. Поэтому они привели его к оракулу...
Кейну стало не по себе. Это было совершенно невероятно — его бессвязное бормотание стало причиной того, что человека приговорили к ужасной, мучительной смерти. Хитрый Ямен перевел его слова так, как ему это было выгодно, и теперь несчастный принц, которого Кейн никогда не видел раньше, корчится в судорогах под ножами палачей на рыночной площади.
— Сула, — сказал он, — как эти люди сами себя называют?
— Ассирийцы, бвана, — ответил раб, не отрывая горящих глаз от дикой кровавой сцены внизу.
4
В последующие дни Сула время от времени находил возможность поговорить с Кейном. Он даже немного рассказал англичанину о происхождении жителей Нинна. Правда, он знал лишь то, что они пришли с востока много-много лет назад и построили свой мрачный город посреди каменного плато. Об этом говорили смутные легенды его племени. Его народ жил на холмистых равнинах далеко к югу отсюда и воевал с ниннитами с незапамятных времен. Люди его племени называли себя сулами, и они были сильными и воинственными. Время от времени они совершали набеги на Нинн. Изредка нинниты нападали на них, и в одном из таких набегов Сула был захвачен в плен.
«Жизнь раба у ниннитов тяжела», — сказал Сула, и Кейн в этом не сомневался — достаточно было увидеть следы от плети, дыбы и выжженное клеймо на теле юноши. Время нисколько не смягчило жестокий дух ассирийцев, не укротило их ярость, и они так и остались проклятьем древнего Востока.
Кейн хотел узнать, как этот древний народ появился в Африке, но Сула больше ничего не мог сказать. Они пришли с востока очень, очень давно — вот все, что ему было известно. Но теперь англичанин понял, почему их черты лица и язык показались ему знакомыми, — они были семитского происхождения. Внешность этих людей несколько изменилась со времен их переселения в Месопотамию, но многие из их слов имели несомненное сходство с еврейскими словами и выражениями.
Кейн узнал от Сулы, что не все жители города принадлежали к одной крови. Они не смешивались с рабами, а если такое и происходило, то ребенка от подобного союза немедленно умерщвляли. Господствующей ветвью, поведал Сула, были ассирийцы, но здесь жили и представители других народов — как простые люди, так и знатные, называвшие себя арбиями. Они похожи на ассирийцев, но кое в чем отличаются от них.
Среди жителей города были еще калдии — в основном маги и предсказатели. Ассирийцы относились к ним с некоторым пренебрежением. Шем, как сказал Сула, принадлежит к ветви эламитов, и Кейн припомнил, что это название он встречал в Библии. Их немного, но они сильны и жестоки, и жрецы используют их для наказания провинившихся. Сула и сам пострадал от рук Шема, как, впрочем, и все остальные рабы в храме.
Это был тот самый Шем, — золоченый ключ на его поясе так много значил для Кейна, мечтающего о свободе. Но бритоголовый стражник никогда не подходил близко к пленнику, если только его не сопровождали солдаты с копьями наперевес.
Не было ни одного дня, когда бы Кейн не слышал удары плетью и дикие вопли рабов, которых или нещадно хлестали, или ставили раскаленное клеймо, или заживо сдирали с них кожу. Нинн оказался сущим адом, в котором правили демонический Ашшур-рас-араб и его угодливый и хитрый помощник, жрец Ямен. Сам король считался верховным жрецом, как и его королевские предки в древней Ниневии. Внезапно Кейн понял, почему они называют его персом — они увидели в нем сходство с теми древними арийцами, которые когда-то пришли издалека, чтобы стереть Ассирийскую империю с лица земли. Спасаясь бегством именно от этих русоволосых завоевателей, нинниты и пришли в Африку.
Дни проходили один за другим, а в жизни Кейна ничего не менялось — он по-прежнему оставался пленником ниннитов. Больше ни разу ему не пришлось быть оракулом в храме.
Но вот однажды привычная череда дней нарушилась. Кейн услышал, как громко затрубили рожки на городской стене, запели литавры и зазвенела сталь на улицах. До его слуха донеслись топот ног и возбужденные крики людей. Выглянув в окно, Соломон увидел несущуюся по плато огромную толпу полуобнаженных чернокожих. Наконечники их копий сверкали на солнце, разноцветные страусиные перья на их головах развевались по ветру, а их громкие боевые кличи отчетливо доносились до слуха Кейна, несмотря на большое расстояние.
В комнату с горящими глазами вбежал Сула.
— Это мой народ! — взволнованно крикнул он. — Они идут против людей Нинна! Мои люди — воины! Богата — полководец, Катайо — король. Военные вожди нашего племени завоевывают себе славу силой своих рук, и если найдется какой-нибудь человек, который может убить военного вождя голыми руками, то он занимает его место и сам становится военным вождем. Так Богата стал полководцем, и пройдет еще немало дней, прежде чем кто-то сможет одолеть его голыми руками, потому что он сильнее всех на свете.
Кейну представилась прекрасная возможность наблюдать из своего окна за событиями в городе и даже за его пределами, потому что его комната находилась на самом верхнем этаже храма Баала. Вскоре туда торопливо вошел Ямен в сопровождении бритоголового Шема и других эламитов. Не приближаясь к Кейну, они направились к одному из окон и выглянули наружу.
Огромные ворота широко распахнулись, и ассирийцы маршем вышли из города навстречу врагу. Кейн смог приблизительно подсчитать, что их было не меньше полутора тысяч человек; еще триста солдат осталось в городе, не считая личной гвардии короля и стражников.
Соломон увидел, что войско ниннитов разделилось на четыре части: центральная, состоявшая примерно из шестисот человек, выдвинулась вперед; с флангов ее прикрывали две группы по триста человек каждая, а оставшиеся три сотни расположились позади центральной группы, между флангами, так что весь строй представлял собой следующую картину.
Ассирийцы были вооружены копьями, мечами, булавами и короткими тяжелыми луками. За их спинами висели колчаны с ощетинившимися стрелами — острыми и длинными.
Нинниты вышли на равнину в совершенном порядке и остановились, ожидая приближения нападавших. Кейн подсчитал, что чернокожих воинов было по меньшей мере тысячи три, и даже с довольно большого расстояния он смог разглядеть, что они великолепно сложены, полны сил и отваги. Но должного порядка и умения вести военные действия у них не наблюдалось — сулы представляли собой несущуюся вперед огромную беспорядочную толпу. Из строя ниннитов им навстречу полетел град стрел; их щиты из бычьей кожи оказались пробиты, словно бумажные.
Ассирийцы повесили свои щиты на шеи, чтобы освободить руки, и продолжали безостановочно поливать стрелами чернокожих воинов, которые с какой-то безрассудной отвагой еще быстрее стремились навстречу этому смертоносному ливню. Кейн видел, как один за другим падали ряды атакующих, и вскоре равнина покрылась множеством черных тел. Тем не менее они упорно продолжали наступать, расточая свои жизни, ускользающие, как песок сквозь пальцы. Кейна поразила совершенная дисциплина семитских солдат, которые действовали с таким хладнокровием, как будто это были всего лишь учения.
Когда фланги ассирийцев пошли в наступление, поддерживая центральную часть войска, толпа нападавших дрогнула и остановилась. Но внезапно от нее отделилась группа человек в четыреста; прорвавшись под ливнем стрел, они бросились на правое крыло ассирийского войска, смяв его передовые ряды.
1 2 3 4 5