У Крутого было каменное лицо.
* * *
Подойдя к своей кровати, Джейн с удивлением обнаружила, что там ее ждет Крутой, поджав ноги и привалясь к стене. На мгновение ее ударило страхом, будто электрическим током. Но, прежде чем она успела что-то сказать. Крутой судорожно вздрогнул и проговорил тусклым шепотом:
— С тобой происходит что-то плохое… очень плохое…
— Ну-ка, — сказала она с притворной заботой в голосе, — пошли, тебе надо лечь.
Она взяла его за руку — Крутой был такой легкий, шел за ней так послушно! — и отвела на место. Уложила, укрыла одеялом. Прикасаться к нему было вовсе не так противно, как она думала.
— Нет. Тебе нужно… — Первый раз за все время он открыл уцелевший глаз. Там не было ни белка, ни радужки, один громадный зрачок, бездонная черная яма, дыра, отверстая в запредельную пустоту. Джейн в страхе выпустила его руку.
— Ходуля… не один он вырос. У меня есть… немного ясновидения… совсем немного…
Он снова вздрогнул. Какая-то мучительная сила снизошла на него, перекатывалась под кожей, грозила расщепить изнутри кости. Его худенькое тельце дрожало под ее напором, как перенапрягшийся двигатель.
Справившись со своим страхом, Джейн легла рядом с ним, под его одеяло, обняла, прижала к себе. Он был холодный как труп.
— Ты была у меня во сне, — прохрипел он. — Я тебя видел.
— Тихо, тихо, молчи!
— Я потерял лучшего друга, — сказал он. — Не хочу потерять тебя. — Он говорил все тише. Его голова склонилась на сторону, потом на другую, словно он пытался поймать ускользающую мысль. — Уже виден свет в конце туннеля. Темпы инфляции снижаются. Принцип невмешательства во внутренние дела…
— Тихо, тихо! — Она крепче прижалась к нему, делясь с ним теплом своего тела. Странная сила покинула его, и Джейн больше не слушала, что он говорит. Он лежал, хватая ртом воздух, обессиленный, потный, бледный. Джейн тихонько выбралась из-под одеяла и ушла к себе.
* * *
В этот день Блюгг велел Джейн кончить работу пораньше и привел ее к себе в комнату. Это была типичная тролличья берлога с черной дубовой мебелью и обилием пошловатых глиняных статуэток: крошка-эльф, ворующий яблоки, бык, похищающий Европу, и прочее в том же духе. Блюгг поставил Джейн в центре комнаты и стал к ней шумно принюхиваться. Поросячьи глазки его глядели довольно.
— Ладно хоть кровь не идет! — Он указал на полуоткрытую дверь. — В той комнате корыто. И мыло. Вымойся как следует.
За дверью оказался тесный темный чулан с застарелыми запахами нужника. Но там стояло цинковое корыто с горячей водой, а мыло, лежащее на краю корыта, пахло сиренью. Джейн сбросила одежду и, стиснув двумя руками мыло, как рукоятку меча, полезла в воду.
Мылась она неспешно, думая о напалмовых пушках, о баллонах с эльфо-пси-газом, о ракетах с лазерным управлением — обо всей системе вооружения дракона. Теперь его голос совсем внятно, хотя и тихо, чуть щекоча мозг, слышался ей и без гримуара.
Медленно водя по телу душистым мыльным бруском, чувствуя кожей ласку теплой воды, Джейн впала в полудрему. Голос дракона был почти реален. Схема с переплетающимися проводами плыла у нее перед глазами, как мандала.
Дракон, кажется, требовал, чтобы она не позволяла Блюггу к ней прикасаться.
Джейн ничего на это не отвечала. Она знала — что бы ей этот голос ни говорил, реален он или только проекция ее собственных страхов — неважно, — все равно Блюгг сделает с ней все, что захочет. Он сильнее ее, и ничего тут не поделаешь.
Ее молчание рассердило дракона. Она словно увидела, как он, уменьшаясь, скрывается в западной стороне неба, а она остается в одиночестве, по-прежнему беспомощная, пожизненная пленница. Но в драконьем гневе ей чувствовался оттенок страха.
Джейн осторожно намылила холмик внизу живота — совсем недавно на нем выросли кудрявые волоски. Потом она выпустила мыло из рук, и оно с плеском выскочило на поверхность. Глядя на него, она наклонила голову — один глаз ушел под воду, другой смотрел поверху. Она представила себе, что корыто — это корабль, галеон, который сейчас уплывет с нею далеко-далеко. Вода зыбилась в такт дыханию. Все вокруг плыло перед глазами.
Под тяжелыми шагами заскрипел пол. Эти звуки воспринимались словно аккорд — то ухо, что было над водой, слышало громкий, пронзительный звук, а для другого, которое скрывала вода, то же самое звучало мягче и мелодичнее. Блюггова туша нависла над ней. Она закрыла глаза. Его тень заслонила свет.
— Все, хватит!
Она открыла глаза и увидела кривую полуулыбку.
— Ополоснись, вытрись и одевайся. Нас ждут в Замке.
* * *
Замок оказался странноватым кирпичным сооружением, располагающимся почти в самом центре заводской территории. Построенные позже него корпуса завода нависли над ним, лишив его всякой внушительности, но изящества, даже в сравнении с ними, в нем было столько же, сколько в поставленной на попа коробке из-под печенья. Всю отделку давно покрыл слой заводской копоти, а потеки грязи на стенах казались следами пролившихся с крыши слез.
Дверь открыла та самая худощавая эльфа. Хмуро глянув на Джейн, она впустила ее в дом.
— Придете через два часа, — бросила она Блюггу и захлопнула дверь перед самым его носом.
Молча повернувшись, она направилась в глубину дома. Джейн оставалось только пойти за ней.
Внутри дом оказался намного вместительнее, чем казалось снаружи. Джейн шла за хозяйкой по узкой и очень высокой галерее, слабо освещаемой люстрами, которые свисали с потолка, как гигантские светящиеся медузы. Поднялись по лестнице, прошли анфиладу комнат. Обстановка была дорогая, но какая-то обшарпанная. Шелковая обивка на кушетках протерлась, кружевные занавески казались хрупкими и ломкими, как старая паутина. К штофным обоям прочно пристал застарелый запах табачного дыма и средства для полировки мебели — как память бесчисленных, неотличимых один от другого дней, протекших средь этих стен.
За одной из раскрытых дверей Джейн увидела гостиную, где вся мебель уютно располагалась на потолке. Полки с безделушками и старинные портреты висели на стенах вверх ногами, а в окно был виден падающий снизу вверх дождь. Эльфа нахмурилась.
— Нам не сюда, — сказала она и решительно захлопнула дверь.
Наконец они пришли в какую-то заброшенную спальню. Ткань старинного балдахина посеклась и у колец начала рваться. Стоящую на ночном столике свечу покрывал. густой слой серой пыли. Сама свеча томно согнулась и перекосилась.
Эльфа достала с полки стенного шкафа большую картонную коробку. Зашуршала оберточная бумага.
— Вот, надень! — Эльфа достала из коробки розовое платье.
Джейн стала снимать, аккуратно складывая, свою рабочую одежду. Эльфа поморщилась, увидев, какое на ней белье, и достала из ящика шелковый детский гарнитур.
— Это тоже надень, — приказала она. Платье было льняное, нежно-розовое, с рукавами фонариком. На лифе до самой талии шли оборки, вышитые розочками и зелеными листиками. По краю подола тоже были вышиты розочки.
Эльфа хмуро курила и смотрела, как Джейн одевается. Она молчала, только раз обронила: «Молодые не ценят молодости».
Платье застегивалось на спине длинным рядом жемчужных пуговок. Джейн кое-как удалось с ними справиться, но до последней пуговицы на шее ей было никак не достать.
— О Цернунн! — вздохнула эльфа, быстро подошла и застегнула пуговицу. — Можешь посмотреться в зеркало, — сказала она.
Джейн заглянула в трюмо на когтистых орлиных лапах и увидела там нечто совсем неожиданное. Себя. Грудь ее была туго стянута, отчего бедра выглядели слишком широкими, — платье явно было рассчитано на девочку гораздо младше, чем Джейн. И все же платье не изменило ее, не убавило лет, но только усилило и подчеркнуло все то, что делало ее самой собою. Она протянула руку, и отражение сделало то же, стремясь коснуться ее. Рука замерла, почти уперевшись в стекло.
— Извините, сударыня, — робко спросила Джейн, — что я должна делать?
— Сейчас узнаешь. — Эльфа раскрыла дверь. — Сюда!
Через пять минут они вошли в кабинет. В высоком, с арочным перекрытием камине пылали дрова. Колонны поддерживали трехсводчатый потолок. Стены были увешаны картинами и фотографиями в золоченых рамах и красивых рамках из перегородчатой эмали. Висели также оленьи рога и другие охотничьи трофеи, религиозные символы, полки с книгами, переплетенными в кожу осенних оттенков
— от желтого до темно-багрового. Мебели практически не было: на устланном коврами и ковриками полу стояли только шезлонг да кресло-качалка.
В кресле на горе подушек сидел старый и важный эльф, но не качался. Был он невероятно древний, коричневый и шишковатый, как старый пень. Смотрел он прямо перед собой.
— Батюшка, это малютка Джейн. Она сегодня здесь поиграет.
Старик на это едва заметно повел глазами.
— Вам ведь это приятно? Вы всегда любили детей. Джейн сделала бы старику реверанс, да не умела.
Но этого от нее, по-видимому, и не ждали. Она неловко стояла посреди комнаты. Эльфа вытащила из-за качалки деревянный ящик.
Старик по-прежнему не шевелился. Только глаза его казались живыми, но и они ничего не выражали.
— Извините, пожалуйста, сударыня, — решилась проговорить Джейн, — он что, болен? Эльфа надменно ответила:
— Мой отец совершенно здоров. Его имя Болдуин де Болдуин из Болдуинов-Гринлифов. И веди себя перед ним соответственно. Твое присутствие должно развлекать его по вечерам. Если подойдешь, будешь бывать здесь регулярно. Если нет, то нет. Я понятно говорю?
— Да, сударыня.
— Можешь называть меня госпожа Гринлиф.
— Да, госпожа Гринлиф. Деревянный ящик был полон игрушек.
— Ну что же ты? — сказала госпожа Гринлиф. — Играй, деточка.
Джейн неуверенно склонилась над ящиком и стала перебирать его содержимое. Игрушки были разнообразные и великолепные. Там был, например, набор счетных палочек, выложенных слоновой костью и перламутром. Была крошечная, но действующая карусель — она бойко вертелась, сиденья покачивались, на ободе красовались все двенадцать знаков зодиака. Был набор оловянных солдатиков всех родов войск вплоть до лучников и саперов, две полные армии и во главе каждой по чародею в тюрбане. Был волшебный колокольчик — когда в него звонили, он издавал такие нежные звуки, что от красоты захватывало дух, но, когда колокольчик умолкал, его музыка немедленно забывалась. Были марионетки, был мяч.
Госпожа Гринлиф села в шезлонг, развернула газету и принялась за чтение. Некоторые места она прочитывала вслух, чтобы и отец мог послушать.
Прошло часа два. Игрушки доставили Джейн меньше радости, чем можно было бы ожидать. Она все время ощущала присутствие старика, чувствовала спиной его неподвижный взгляд. Этот взгляд вбирал и поглощал все, ничего не выпуская наружу. Старика окутывала какая-то зловещая аура, грозное чувство непредсказуемой опасности. Время от времени Джейн отваживалась бросить взгляд в его сторону и видела ноги в полосатых брюках и блестящие кончики крыльев. Поднять глаза выше она боялась. Его присутствие ощущалось как близость перегретого парового котла, который, того и гляди, взорвется.
— Вот еще интересная статья. Дредноуты класса «Нептун» снимаются с производства, а верфи переоборудуют для ракетоносцев. У вас ведь, кажется, есть акции ракетостроительной компании?
Болдуин молча смотрел в одну точку.
* * *
Было уже совсем темно, когда она, переодевшись в собственную одежду, собралась уходить. Со странным облегчением покидала она эту душную гостиную, страшного хозяина и госпожу Гринлиф с ее скучной газетой. Мрачный Блюгг, дрожа от холода, ждал на крыльце.
— Можете снова привести ее через два дня в то же время, — сказала хозяйка. И с формальной вежливостью добавила: — Примите нашу благодарность.
Джейн ждала, что Блюгг закатит ей оплеуху, а потом всю дорогу до спального корпуса будет ныть, ворчать и пилить ее. Но оказалось, что слова госпожи Гринлиф снова повергли его в эйфорию.
— Благодарность! — повторял он. — Вон как! Примите нашу благодарность. Не каждый день слышишь такое!
Они сделали крюк через складской двор, потому что Блюггу вздумалось зайти в кузнечный цех. Там в старой печи для обжига жил чертенок, с которым Блюгг любил пропустить рюмочку. Чертенок был тощий, плюгавый, с кошачьими усами. Массивный, самоуверенный Блюгг был его кумиром.
— Ну как, удачно? — спросил чертенок. — Выгорело дело?
— Еще как! — похвастался Блюгг. — Примите, говорит, мою благодарность, представляешь? Мне говорит! Не кто-нибудь, а Гринлиф!
Они чокнулись, и чертенок стал требовать подробностей.
Цех был пуст и погружен в полумрак — только в топках метались багровые сполохи да над печью, жилищем чертенка, висела голая пыльная лампочка. Предоставленная самой себе, Джейн скользнула в тень, нашла теплый уголок в уютном углублении печи и присела на кучу золы. Приятно пахло коксовой гарью.
Она устала и рада была, что никто на нее не смотрит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
* * *
Подойдя к своей кровати, Джейн с удивлением обнаружила, что там ее ждет Крутой, поджав ноги и привалясь к стене. На мгновение ее ударило страхом, будто электрическим током. Но, прежде чем она успела что-то сказать. Крутой судорожно вздрогнул и проговорил тусклым шепотом:
— С тобой происходит что-то плохое… очень плохое…
— Ну-ка, — сказала она с притворной заботой в голосе, — пошли, тебе надо лечь.
Она взяла его за руку — Крутой был такой легкий, шел за ней так послушно! — и отвела на место. Уложила, укрыла одеялом. Прикасаться к нему было вовсе не так противно, как она думала.
— Нет. Тебе нужно… — Первый раз за все время он открыл уцелевший глаз. Там не было ни белка, ни радужки, один громадный зрачок, бездонная черная яма, дыра, отверстая в запредельную пустоту. Джейн в страхе выпустила его руку.
— Ходуля… не один он вырос. У меня есть… немного ясновидения… совсем немного…
Он снова вздрогнул. Какая-то мучительная сила снизошла на него, перекатывалась под кожей, грозила расщепить изнутри кости. Его худенькое тельце дрожало под ее напором, как перенапрягшийся двигатель.
Справившись со своим страхом, Джейн легла рядом с ним, под его одеяло, обняла, прижала к себе. Он был холодный как труп.
— Ты была у меня во сне, — прохрипел он. — Я тебя видел.
— Тихо, тихо, молчи!
— Я потерял лучшего друга, — сказал он. — Не хочу потерять тебя. — Он говорил все тише. Его голова склонилась на сторону, потом на другую, словно он пытался поймать ускользающую мысль. — Уже виден свет в конце туннеля. Темпы инфляции снижаются. Принцип невмешательства во внутренние дела…
— Тихо, тихо! — Она крепче прижалась к нему, делясь с ним теплом своего тела. Странная сила покинула его, и Джейн больше не слушала, что он говорит. Он лежал, хватая ртом воздух, обессиленный, потный, бледный. Джейн тихонько выбралась из-под одеяла и ушла к себе.
* * *
В этот день Блюгг велел Джейн кончить работу пораньше и привел ее к себе в комнату. Это была типичная тролличья берлога с черной дубовой мебелью и обилием пошловатых глиняных статуэток: крошка-эльф, ворующий яблоки, бык, похищающий Европу, и прочее в том же духе. Блюгг поставил Джейн в центре комнаты и стал к ней шумно принюхиваться. Поросячьи глазки его глядели довольно.
— Ладно хоть кровь не идет! — Он указал на полуоткрытую дверь. — В той комнате корыто. И мыло. Вымойся как следует.
За дверью оказался тесный темный чулан с застарелыми запахами нужника. Но там стояло цинковое корыто с горячей водой, а мыло, лежащее на краю корыта, пахло сиренью. Джейн сбросила одежду и, стиснув двумя руками мыло, как рукоятку меча, полезла в воду.
Мылась она неспешно, думая о напалмовых пушках, о баллонах с эльфо-пси-газом, о ракетах с лазерным управлением — обо всей системе вооружения дракона. Теперь его голос совсем внятно, хотя и тихо, чуть щекоча мозг, слышался ей и без гримуара.
Медленно водя по телу душистым мыльным бруском, чувствуя кожей ласку теплой воды, Джейн впала в полудрему. Голос дракона был почти реален. Схема с переплетающимися проводами плыла у нее перед глазами, как мандала.
Дракон, кажется, требовал, чтобы она не позволяла Блюггу к ней прикасаться.
Джейн ничего на это не отвечала. Она знала — что бы ей этот голос ни говорил, реален он или только проекция ее собственных страхов — неважно, — все равно Блюгг сделает с ней все, что захочет. Он сильнее ее, и ничего тут не поделаешь.
Ее молчание рассердило дракона. Она словно увидела, как он, уменьшаясь, скрывается в западной стороне неба, а она остается в одиночестве, по-прежнему беспомощная, пожизненная пленница. Но в драконьем гневе ей чувствовался оттенок страха.
Джейн осторожно намылила холмик внизу живота — совсем недавно на нем выросли кудрявые волоски. Потом она выпустила мыло из рук, и оно с плеском выскочило на поверхность. Глядя на него, она наклонила голову — один глаз ушел под воду, другой смотрел поверху. Она представила себе, что корыто — это корабль, галеон, который сейчас уплывет с нею далеко-далеко. Вода зыбилась в такт дыханию. Все вокруг плыло перед глазами.
Под тяжелыми шагами заскрипел пол. Эти звуки воспринимались словно аккорд — то ухо, что было над водой, слышало громкий, пронзительный звук, а для другого, которое скрывала вода, то же самое звучало мягче и мелодичнее. Блюггова туша нависла над ней. Она закрыла глаза. Его тень заслонила свет.
— Все, хватит!
Она открыла глаза и увидела кривую полуулыбку.
— Ополоснись, вытрись и одевайся. Нас ждут в Замке.
* * *
Замок оказался странноватым кирпичным сооружением, располагающимся почти в самом центре заводской территории. Построенные позже него корпуса завода нависли над ним, лишив его всякой внушительности, но изящества, даже в сравнении с ними, в нем было столько же, сколько в поставленной на попа коробке из-под печенья. Всю отделку давно покрыл слой заводской копоти, а потеки грязи на стенах казались следами пролившихся с крыши слез.
Дверь открыла та самая худощавая эльфа. Хмуро глянув на Джейн, она впустила ее в дом.
— Придете через два часа, — бросила она Блюггу и захлопнула дверь перед самым его носом.
Молча повернувшись, она направилась в глубину дома. Джейн оставалось только пойти за ней.
Внутри дом оказался намного вместительнее, чем казалось снаружи. Джейн шла за хозяйкой по узкой и очень высокой галерее, слабо освещаемой люстрами, которые свисали с потолка, как гигантские светящиеся медузы. Поднялись по лестнице, прошли анфиладу комнат. Обстановка была дорогая, но какая-то обшарпанная. Шелковая обивка на кушетках протерлась, кружевные занавески казались хрупкими и ломкими, как старая паутина. К штофным обоям прочно пристал застарелый запах табачного дыма и средства для полировки мебели — как память бесчисленных, неотличимых один от другого дней, протекших средь этих стен.
За одной из раскрытых дверей Джейн увидела гостиную, где вся мебель уютно располагалась на потолке. Полки с безделушками и старинные портреты висели на стенах вверх ногами, а в окно был виден падающий снизу вверх дождь. Эльфа нахмурилась.
— Нам не сюда, — сказала она и решительно захлопнула дверь.
Наконец они пришли в какую-то заброшенную спальню. Ткань старинного балдахина посеклась и у колец начала рваться. Стоящую на ночном столике свечу покрывал. густой слой серой пыли. Сама свеча томно согнулась и перекосилась.
Эльфа достала с полки стенного шкафа большую картонную коробку. Зашуршала оберточная бумага.
— Вот, надень! — Эльфа достала из коробки розовое платье.
Джейн стала снимать, аккуратно складывая, свою рабочую одежду. Эльфа поморщилась, увидев, какое на ней белье, и достала из ящика шелковый детский гарнитур.
— Это тоже надень, — приказала она. Платье было льняное, нежно-розовое, с рукавами фонариком. На лифе до самой талии шли оборки, вышитые розочками и зелеными листиками. По краю подола тоже были вышиты розочки.
Эльфа хмуро курила и смотрела, как Джейн одевается. Она молчала, только раз обронила: «Молодые не ценят молодости».
Платье застегивалось на спине длинным рядом жемчужных пуговок. Джейн кое-как удалось с ними справиться, но до последней пуговицы на шее ей было никак не достать.
— О Цернунн! — вздохнула эльфа, быстро подошла и застегнула пуговицу. — Можешь посмотреться в зеркало, — сказала она.
Джейн заглянула в трюмо на когтистых орлиных лапах и увидела там нечто совсем неожиданное. Себя. Грудь ее была туго стянута, отчего бедра выглядели слишком широкими, — платье явно было рассчитано на девочку гораздо младше, чем Джейн. И все же платье не изменило ее, не убавило лет, но только усилило и подчеркнуло все то, что делало ее самой собою. Она протянула руку, и отражение сделало то же, стремясь коснуться ее. Рука замерла, почти уперевшись в стекло.
— Извините, сударыня, — робко спросила Джейн, — что я должна делать?
— Сейчас узнаешь. — Эльфа раскрыла дверь. — Сюда!
Через пять минут они вошли в кабинет. В высоком, с арочным перекрытием камине пылали дрова. Колонны поддерживали трехсводчатый потолок. Стены были увешаны картинами и фотографиями в золоченых рамах и красивых рамках из перегородчатой эмали. Висели также оленьи рога и другие охотничьи трофеи, религиозные символы, полки с книгами, переплетенными в кожу осенних оттенков
— от желтого до темно-багрового. Мебели практически не было: на устланном коврами и ковриками полу стояли только шезлонг да кресло-качалка.
В кресле на горе подушек сидел старый и важный эльф, но не качался. Был он невероятно древний, коричневый и шишковатый, как старый пень. Смотрел он прямо перед собой.
— Батюшка, это малютка Джейн. Она сегодня здесь поиграет.
Старик на это едва заметно повел глазами.
— Вам ведь это приятно? Вы всегда любили детей. Джейн сделала бы старику реверанс, да не умела.
Но этого от нее, по-видимому, и не ждали. Она неловко стояла посреди комнаты. Эльфа вытащила из-за качалки деревянный ящик.
Старик по-прежнему не шевелился. Только глаза его казались живыми, но и они ничего не выражали.
— Извините, пожалуйста, сударыня, — решилась проговорить Джейн, — он что, болен? Эльфа надменно ответила:
— Мой отец совершенно здоров. Его имя Болдуин де Болдуин из Болдуинов-Гринлифов. И веди себя перед ним соответственно. Твое присутствие должно развлекать его по вечерам. Если подойдешь, будешь бывать здесь регулярно. Если нет, то нет. Я понятно говорю?
— Да, сударыня.
— Можешь называть меня госпожа Гринлиф.
— Да, госпожа Гринлиф. Деревянный ящик был полон игрушек.
— Ну что же ты? — сказала госпожа Гринлиф. — Играй, деточка.
Джейн неуверенно склонилась над ящиком и стала перебирать его содержимое. Игрушки были разнообразные и великолепные. Там был, например, набор счетных палочек, выложенных слоновой костью и перламутром. Была крошечная, но действующая карусель — она бойко вертелась, сиденья покачивались, на ободе красовались все двенадцать знаков зодиака. Был набор оловянных солдатиков всех родов войск вплоть до лучников и саперов, две полные армии и во главе каждой по чародею в тюрбане. Был волшебный колокольчик — когда в него звонили, он издавал такие нежные звуки, что от красоты захватывало дух, но, когда колокольчик умолкал, его музыка немедленно забывалась. Были марионетки, был мяч.
Госпожа Гринлиф села в шезлонг, развернула газету и принялась за чтение. Некоторые места она прочитывала вслух, чтобы и отец мог послушать.
Прошло часа два. Игрушки доставили Джейн меньше радости, чем можно было бы ожидать. Она все время ощущала присутствие старика, чувствовала спиной его неподвижный взгляд. Этот взгляд вбирал и поглощал все, ничего не выпуская наружу. Старика окутывала какая-то зловещая аура, грозное чувство непредсказуемой опасности. Время от времени Джейн отваживалась бросить взгляд в его сторону и видела ноги в полосатых брюках и блестящие кончики крыльев. Поднять глаза выше она боялась. Его присутствие ощущалось как близость перегретого парового котла, который, того и гляди, взорвется.
— Вот еще интересная статья. Дредноуты класса «Нептун» снимаются с производства, а верфи переоборудуют для ракетоносцев. У вас ведь, кажется, есть акции ракетостроительной компании?
Болдуин молча смотрел в одну точку.
* * *
Было уже совсем темно, когда она, переодевшись в собственную одежду, собралась уходить. Со странным облегчением покидала она эту душную гостиную, страшного хозяина и госпожу Гринлиф с ее скучной газетой. Мрачный Блюгг, дрожа от холода, ждал на крыльце.
— Можете снова привести ее через два дня в то же время, — сказала хозяйка. И с формальной вежливостью добавила: — Примите нашу благодарность.
Джейн ждала, что Блюгг закатит ей оплеуху, а потом всю дорогу до спального корпуса будет ныть, ворчать и пилить ее. Но оказалось, что слова госпожи Гринлиф снова повергли его в эйфорию.
— Благодарность! — повторял он. — Вон как! Примите нашу благодарность. Не каждый день слышишь такое!
Они сделали крюк через складской двор, потому что Блюггу вздумалось зайти в кузнечный цех. Там в старой печи для обжига жил чертенок, с которым Блюгг любил пропустить рюмочку. Чертенок был тощий, плюгавый, с кошачьими усами. Массивный, самоуверенный Блюгг был его кумиром.
— Ну как, удачно? — спросил чертенок. — Выгорело дело?
— Еще как! — похвастался Блюгг. — Примите, говорит, мою благодарность, представляешь? Мне говорит! Не кто-нибудь, а Гринлиф!
Они чокнулись, и чертенок стал требовать подробностей.
Цех был пуст и погружен в полумрак — только в топках метались багровые сполохи да над печью, жилищем чертенка, висела голая пыльная лампочка. Предоставленная самой себе, Джейн скользнула в тень, нашла теплый уголок в уютном углублении печи и присела на кучу золы. Приятно пахло коксовой гарью.
Она устала и рада была, что никто на нее не смотрит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55