Часы показывают половину четвертого утра. Мы сюда приехали вечером, прошло… ну, полчаса, и сейчас никак не может быть половина четвертого. Впрочем, – добавил он уже со вздохом, – сейчас может быть все что угодно.
– Тут в трех километрах трасса, – заявила Галлена. – Предлагаю дойти до нее пешком, а там поймать машину. О Перемещениях и речи не идет!.. – прикрикнула она, увидев, что Добродеев, несколько пришедший в себя после всех встрясок, открывает было рот. – Я себя чувствую как выжатый лимон. Ни на что не способна. Это, верно, снова фокусы моего почтенного родителя.
Предложение Галлены было принято. Дионы, люди и зеленовато-бледный инфернал пошли по направлению к трассе, где можно было поймать попутку и доехать до города. Афанасьев шел и думал, что за истекшие с момента прибытия на Землю два с лишком месяца дионы сильно переменились. Куда подевалась самоуверенность?.. Куда улетучились бравада и склонность показывать свою силу по поводу и без повода?.. «Не все так просто, уважаемые кандидаты в боги, – подумал Женя и посмотрел на идущего рядом Альдаира. – Не так ли?» Альдаир ничего не ответил. Или же он просто не МОГ прочитать мыслей Афанасьева так, как раньше.
«Поистрепались», – добавил про себя журналист.
Наконец показалось шоссе. Галлена первой выскочила на обочину и огляделась по сторонам.
– Саратов в той стороне, – отозвался Афанасьев, указывая пальцем. – Значит, машины с той стороны ловить будем.
Уже светало. Ночь, которой никто так и не заметил, таяла. Нарождалось молодое утро. Афанасьев снова взглянул на часы. Двадцать минут пятого. Однако даже такое раннее время не могло объяснить одной странности. А именно: за те несколько минут, что они стояли на проезжей части, мимо них не проехало НИ ОДНОЙ машины.
– Так, – сказал Пелисье, – ни за что не поверю, что нас откинуло в дальнее прошлое, когда еще не было машин.
– Запросто.
Афанасьев наклонился и, мазнув рукой прохладный асфальт, буркнул:
– Только не надо. Бывал я в глубоком прошлом. Нет там таких асфальтовых дорог. И указателей с дорожными знаками тоже нет. Ничего и не изменилось.
– Кроме того, что ни одной машины мимо не проехало, – проговорил Альдаир мрачно.
– Может, рано еще… – предположил Эллер.
– Да какая разница, рано или поздно! – вмешался Афанасьев. – По шоссе круглосуточное движение, это ж вам не общественный транспорт!
– Кстати… – вдруг подал голос Вотан. – Видит мое око, что в той стороне стоит механический зверь, именуемый грузовиком. Зверь-грузовик сей весьма больших размеров.
– А и правда, – щурясь, согласился Афанасьев. – Грузовик. На обочине. Интересно. Пойдем взглянем.
– Пойдем, – не особенно оптимистично отозвались остальные.
Дионы тяжело переживали поражение. Наверное, это усугублялось неопределенностью того, в чем, собственно, заключалось это поражение. В чем они проиграли? Как это отразилось на окружающем их мире?..
В этом пораженческом настроении они и подошли к «КамАЗу», брошенному на обочине дороги. Мотор слабо фырчал. Дверь кабины была распахнута. В ней никого не было. Горела одна фара. Вторая была разбита, тут же рядом валялось и то, чем, скорее всего, эту фару и разбили. Монтировка.
– А где водитель? – Афанасьев заглянул в кабину:
– Он, наверное, где-то здесь. Ключи в зажигании, двигатель работает, дверь нараспашку. Может, по своим делам выбежал? Тогда где его напарник? Ведь они попарно ездят. Водии-и-ила!! – позвал он во всю силу своих легких.
– Сам виноват, – сказал Альдаир. – Нам нужна эта машина. Садимся и едем. Кто умеет ею управлять?
– Я сяду, – произнес Пелисье. – В свое время мне довелось проехаться в знаменитом авторалли Париж-Дакар. Не участником, конечно. Один знакомый пилот в классе грузовиков дал порулить. Ну и придурок этот водитель!.. – вырвалось у Пелисье. – Тут под сиденьем канистра с солярой стоит, двадцатилитровая, а на крышке валяется недокуренная сигарета. Так и сгореть можно.
– По всему видно, что водитель и его напарник просто-напросто бежали из кабины, – тихо констатировал Афанасьев.
Вся компания загрузилась в машину и отправилась в сторону Саратова. Велико было их удивление, когда там и сям стали попадаться другие брошенные автомобили – легковые, грузовые, даже один рейсовый междугородный автобус. Людей нигде не было. Впрочем, нет: один раз на повороте им удалось застать какого-то типа, по-воровски кравшегося по обочине. Как будто боялся, что его застигнут врасплох и поймают. И это на пустынном предутреннем шоссе-то!..
При приближении грузовика он обернулся, увидел свет единственной фары и с дикими воплями бросился бежать, потом покатился под откос и скрылся в придорожных кустах. Кто-то из путешественников еще успел заметить, как сверкнули из зелени дико выкаченные глаза, и «КамАЗ» пролетел мимо.
– Ты видел выражение его лица, когда он убегал от нашего грузовика? – спросил сидящий за рулем Пелисье у своего соседа, Афанасьева.
– Да уж. Наверное, приблизительно с той же миной убегал сэр Чарльз Баскервиль, когда за его спиной появилось черное исчадие ада, чудовище со светящимися глазами и огненной пастью, – заметил Женя. – Собака Баскервилей.
– Вот именно… чудовище.
Оба переглянулись. Сумасшедшая мысль, смутная догадка начала угрюмо вызревать в их мозгах. Неужели?.. Неужели?!
По мере того как грузовик приближался к городу, брошенных машин оказывалось все больше. На крыше салона изуродованной «копейки» плясало несколько молодых людей, издававших радостные воинственные вопли. Когда «КамАЗ» проезжал мимо, их как ветром сдуло: они бросились в лесополосу и скрылись из виду.
– Опять, – уронил Афанасьев. – Так… кажется, я знаю, какую шутку сыграл с нами любезный господин Лориер, он же Люцифер.
Розовое, подрумяненное утро вкатилось в Саратов. Одновременно с утром в город вкатился грузовик, ведомый угрюмым Пелисье. Странные звуки наполняли просыпающиеся городские кварталы…
– У меня в Саратове есть один знакомый, прекрасный человек, интеллигент. Если он не сумеет ответить на мой вопрос, то нам уже никто не ответит, – сказал Женя Афанасьев.
– Надеюсь, он не такой прекрасный человек и интеллигент, как вон те двое? – спросил Пелисье и кивнул на двух собачников, которые, верно, вышли в придорожный парк выгуливать своих четвероногих питомцев.
Собачники были одеты в стариковские брючки и синенькие рубашки, в очках и шляпах. Однако эти мирные характеристики вчистую перекрывались той позой, в которой находились оба дедули: они стояли на четвереньках друг против друга и рычали, оскалив не бог весть какие зубы. Их псы вели себя гораздо культурнее и миролюбивее хозяев и смотрели на тех, кажется, с недоумением. Дескать, что вытворяете, хозяева-баре?
– А тот? – раздался голос Альдаира, и все увидели, что близ троллейбуса, уронившего «рога», стоит ремонтник и колотит монтировкой по фаре единицы общественного транспорта. При этом из его широкой груди вырывается какой-то воинственный рев, из которого только при большом желании можно было вычленить кое-какие слова. Альдаир, заметивший победителя троллейбусов первым, проговорил:
– Кажется, я понял, что он говорит. Он кричит, что ему удалось… ВЫКОЛОТЬ ГЛАЗ ЧУДОВИЩУ. Неведомому рогатому чудовищу с железными боками.
– Черрт!.. – простонал Женя. – Вот этого я и боялся. Не надо ни к кому ехать. Все ясно. Останови машину.
Пелисье послушно тормознул. Афанасьев вышел из кабины и предложил своим спутникам из числа тех, что не уместились в кабину, вылезать из фуры. Последним появился Вотан Борович. Он мрачно скрестил руки на груди. Потом разлепил губы и изрек:
– Я чувствую запахи молодости. Тут пахнет так, как бывало, когда я еще был молод. Мир тоже помолодел.
Васягин огляделся по сторонам и сказал:
– Да ничего не изменилось. Ничего не помолодело. Мне приходилось бывать в Саратове в командировке. По обмену опытом с саратовской милицией. Так ничего тут не изменилось. Там Театральная площадь, там – областное правительство. Вон, видите, стоит памятник Ленину, а там, за площадью, за сквером, – театр имени этого… как его… Чернышевского. И запахи точно такие же. Какие тут могут быть ароматы? Там неподалеку местный Вечный огонь коптит.
– Ты не понял…
– А что я не понял? Если ты о тех двух типах, что лают друг на друга, то они, наверное, с утра похмелились, да так, что опомниться не могут. В трезвяк их, и дело с концом, а того детину, что троллейбус ломал, – за порчу имущества и хулиганство…
– Ничего-то ты не понял, человек, – прервал его Вотан Борович. – Эти люди… они стали такими, как пять или шесть тысяч лет назад, по вашему счету.
– Н-недопонял…
– А что тут недопонимать? – осведомился Афанасьев. – Нет, я все-таки дойду до своего друга. Еще раз проверю. Если подтвердится, то… В общем, кто со мной.
– Я, – вызвался Пелисье.
– Идем. Вы пока подождите здесь. Я… это… через пять минут. Он в том доме живет. Что носом клюете? Ну? Подъем! С добрым утром!
4
Афанасьев отсутствовал не пять, а все десять или даже пятнадцать минут. Вернулся он с таким веселым лицом, что все подумали: тревоги беспочвенны, все в порядке! Еще веселее был Пелисье. Он ухмылялся и время от времени тыкал пальцем в свои заплетающиеся ноги, при этом испуская булькающий смех.
Оба были пьяны. Оставалось только понять, как у них хватило времени и, главное, желания налакаться столь основательно.
– В-весело живем, братва! – воскликнул Женя, а Пелисье навернулся через бордюр и растянулся на травяном газоне. – Теперь даже Вася Васягин станет светочем познания!!!
Васягин выкатил грудь. Ему явно польстили слова Афанасьева, хотя смысл, в них вложенный, был прямо противоположен тому, что извлек из них сам сержант.
– В общем, приходим мы в гости. Антон Анатольевич – интеллигент, к которому мы, собственно, и шли, – был дома. Ох, лучше бы он вышел за хлебом!.. Впрочем, какой там хлеб. Ы-ым-мм!.. Я как на него посмотрел, так мне сразу и дурно стало. В общем, всяким я его видал, но чтобы таким!..
– А меня еще отправили в психушку, – обиженно сказал Пелисье заплетающимся языком, – а этот Антон Анатольевич оказался сущим дикарем. Когда мы пришли, он охотился на ревущий пылесос!.. Ох, что там было!.. Еле сбежали. Дикарь, полный дикарь! Хорошо, у него в прихожей стояла литровая бутылка… О-ох!!
И Пелисье сел на землю и заплакал, а потом принялся смеяться и икать вперемежку. Это была форменная истерика.
– Теперь мне понятно, что сделали мы… с помощью этих Ключей, – пробормотал Женя. – Недаром Лориер намекал… Он… он говори-и-ил!.. Молодой мир… обретение Всевластия…
– Но что? Что?
– А очень… очень просто! Не знаю, как это произошло, но все человечество сейчас отброшено в своем развитии на тысячелетия назад! И-ык!.. Понятно, почему были брошены машины на шоссе. Потому что люди, те, что ими управляли… вдруг обнаруживали себя в утробе какого-то диковинного страшилища – автомобиля! У людей – пещерные представления о жизни! Тот ремонтник, что колотил монтировкой по троллейбусу и выбил фару, – он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО думал, что перед ним огромное железное рогатое чудище! В-вот… вот так!!
Все молчали. Потом заговорил Вотан:
– Ты верно сказал, человек. Я чувствую то же. Во времена моей молодости люди были такими, какими они стали сейчас.
– Пять, шесть, семь, а то и десять тысяч лет назад! – простонал Афанасьев, а сидящий за его спиной на газоне Пелисье растянулся на траве во весь рост и стал ожесточенно колотить ногой по бордюру. – Никого, ничего!.. Был такой ученый Вернадский, у него – учение о ноосфере, о том, что вся культура и все знания, накопленные человечеством, отражены в природе, записаны в ней, как файлы записываются в компьютер и сохраняются на жестком диске! А мы… видно, Вернадский прав, а мы – мы стерли всю эту информацию. Теперь нет ни Пушкина, ни Эйнштейна, ни Христа, ни Цезаря, ни Толстого, ни Гомера, ни Горация… даже Акунина с Марининой и «телепрачкой» Андрюшей Малаховым… и тех нет! Никто не помнит, никто ничего не…
– Погоди, – сказал Колян Ковалев. – Ты говоришь, что… что люди теперь такие же тупые, как несколько тысяч лет назад?
– Да не тупые! Не тупые! Просто… просто у них представление о мире, какое было у человека много, много тысячелетий назад!!! Понимаешь? В их мозгу теперь не уложится, скажем, что такое телевизор или сотовый… для тебя специально, Колян, объясняю! Помнишь, как в Древнем Египте воспринимали твой CD-плеер? Так там еще культура высокая! А здесь, в европейской части России, пять тысяч лет назад жили дикие и неотесанные троглодиты, мало чем отличающиеся от обезьян. И теперь они здесь… везде… повсюду!
– А мы? – тихо спросил Колян. – Мы, значит, уцелели. Как-то… спаслись от этого… стирания информации?
– Ну да, – подтвердил Афанасьев.
Пелисье завопил с газона отчаянным голосом:
– А дядя полетел в Париж. Дядя Толя – он полетел в Париж! Понимаешь, в Париж? На самолете! У него там… какие-то дела, что ли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Тут в трех километрах трасса, – заявила Галлена. – Предлагаю дойти до нее пешком, а там поймать машину. О Перемещениях и речи не идет!.. – прикрикнула она, увидев, что Добродеев, несколько пришедший в себя после всех встрясок, открывает было рот. – Я себя чувствую как выжатый лимон. Ни на что не способна. Это, верно, снова фокусы моего почтенного родителя.
Предложение Галлены было принято. Дионы, люди и зеленовато-бледный инфернал пошли по направлению к трассе, где можно было поймать попутку и доехать до города. Афанасьев шел и думал, что за истекшие с момента прибытия на Землю два с лишком месяца дионы сильно переменились. Куда подевалась самоуверенность?.. Куда улетучились бравада и склонность показывать свою силу по поводу и без повода?.. «Не все так просто, уважаемые кандидаты в боги, – подумал Женя и посмотрел на идущего рядом Альдаира. – Не так ли?» Альдаир ничего не ответил. Или же он просто не МОГ прочитать мыслей Афанасьева так, как раньше.
«Поистрепались», – добавил про себя журналист.
Наконец показалось шоссе. Галлена первой выскочила на обочину и огляделась по сторонам.
– Саратов в той стороне, – отозвался Афанасьев, указывая пальцем. – Значит, машины с той стороны ловить будем.
Уже светало. Ночь, которой никто так и не заметил, таяла. Нарождалось молодое утро. Афанасьев снова взглянул на часы. Двадцать минут пятого. Однако даже такое раннее время не могло объяснить одной странности. А именно: за те несколько минут, что они стояли на проезжей части, мимо них не проехало НИ ОДНОЙ машины.
– Так, – сказал Пелисье, – ни за что не поверю, что нас откинуло в дальнее прошлое, когда еще не было машин.
– Запросто.
Афанасьев наклонился и, мазнув рукой прохладный асфальт, буркнул:
– Только не надо. Бывал я в глубоком прошлом. Нет там таких асфальтовых дорог. И указателей с дорожными знаками тоже нет. Ничего и не изменилось.
– Кроме того, что ни одной машины мимо не проехало, – проговорил Альдаир мрачно.
– Может, рано еще… – предположил Эллер.
– Да какая разница, рано или поздно! – вмешался Афанасьев. – По шоссе круглосуточное движение, это ж вам не общественный транспорт!
– Кстати… – вдруг подал голос Вотан. – Видит мое око, что в той стороне стоит механический зверь, именуемый грузовиком. Зверь-грузовик сей весьма больших размеров.
– А и правда, – щурясь, согласился Афанасьев. – Грузовик. На обочине. Интересно. Пойдем взглянем.
– Пойдем, – не особенно оптимистично отозвались остальные.
Дионы тяжело переживали поражение. Наверное, это усугублялось неопределенностью того, в чем, собственно, заключалось это поражение. В чем они проиграли? Как это отразилось на окружающем их мире?..
В этом пораженческом настроении они и подошли к «КамАЗу», брошенному на обочине дороги. Мотор слабо фырчал. Дверь кабины была распахнута. В ней никого не было. Горела одна фара. Вторая была разбита, тут же рядом валялось и то, чем, скорее всего, эту фару и разбили. Монтировка.
– А где водитель? – Афанасьев заглянул в кабину:
– Он, наверное, где-то здесь. Ключи в зажигании, двигатель работает, дверь нараспашку. Может, по своим делам выбежал? Тогда где его напарник? Ведь они попарно ездят. Водии-и-ила!! – позвал он во всю силу своих легких.
– Сам виноват, – сказал Альдаир. – Нам нужна эта машина. Садимся и едем. Кто умеет ею управлять?
– Я сяду, – произнес Пелисье. – В свое время мне довелось проехаться в знаменитом авторалли Париж-Дакар. Не участником, конечно. Один знакомый пилот в классе грузовиков дал порулить. Ну и придурок этот водитель!.. – вырвалось у Пелисье. – Тут под сиденьем канистра с солярой стоит, двадцатилитровая, а на крышке валяется недокуренная сигарета. Так и сгореть можно.
– По всему видно, что водитель и его напарник просто-напросто бежали из кабины, – тихо констатировал Афанасьев.
Вся компания загрузилась в машину и отправилась в сторону Саратова. Велико было их удивление, когда там и сям стали попадаться другие брошенные автомобили – легковые, грузовые, даже один рейсовый междугородный автобус. Людей нигде не было. Впрочем, нет: один раз на повороте им удалось застать какого-то типа, по-воровски кравшегося по обочине. Как будто боялся, что его застигнут врасплох и поймают. И это на пустынном предутреннем шоссе-то!..
При приближении грузовика он обернулся, увидел свет единственной фары и с дикими воплями бросился бежать, потом покатился под откос и скрылся в придорожных кустах. Кто-то из путешественников еще успел заметить, как сверкнули из зелени дико выкаченные глаза, и «КамАЗ» пролетел мимо.
– Ты видел выражение его лица, когда он убегал от нашего грузовика? – спросил сидящий за рулем Пелисье у своего соседа, Афанасьева.
– Да уж. Наверное, приблизительно с той же миной убегал сэр Чарльз Баскервиль, когда за его спиной появилось черное исчадие ада, чудовище со светящимися глазами и огненной пастью, – заметил Женя. – Собака Баскервилей.
– Вот именно… чудовище.
Оба переглянулись. Сумасшедшая мысль, смутная догадка начала угрюмо вызревать в их мозгах. Неужели?.. Неужели?!
По мере того как грузовик приближался к городу, брошенных машин оказывалось все больше. На крыше салона изуродованной «копейки» плясало несколько молодых людей, издававших радостные воинственные вопли. Когда «КамАЗ» проезжал мимо, их как ветром сдуло: они бросились в лесополосу и скрылись из виду.
– Опять, – уронил Афанасьев. – Так… кажется, я знаю, какую шутку сыграл с нами любезный господин Лориер, он же Люцифер.
Розовое, подрумяненное утро вкатилось в Саратов. Одновременно с утром в город вкатился грузовик, ведомый угрюмым Пелисье. Странные звуки наполняли просыпающиеся городские кварталы…
– У меня в Саратове есть один знакомый, прекрасный человек, интеллигент. Если он не сумеет ответить на мой вопрос, то нам уже никто не ответит, – сказал Женя Афанасьев.
– Надеюсь, он не такой прекрасный человек и интеллигент, как вон те двое? – спросил Пелисье и кивнул на двух собачников, которые, верно, вышли в придорожный парк выгуливать своих четвероногих питомцев.
Собачники были одеты в стариковские брючки и синенькие рубашки, в очках и шляпах. Однако эти мирные характеристики вчистую перекрывались той позой, в которой находились оба дедули: они стояли на четвереньках друг против друга и рычали, оскалив не бог весть какие зубы. Их псы вели себя гораздо культурнее и миролюбивее хозяев и смотрели на тех, кажется, с недоумением. Дескать, что вытворяете, хозяева-баре?
– А тот? – раздался голос Альдаира, и все увидели, что близ троллейбуса, уронившего «рога», стоит ремонтник и колотит монтировкой по фаре единицы общественного транспорта. При этом из его широкой груди вырывается какой-то воинственный рев, из которого только при большом желании можно было вычленить кое-какие слова. Альдаир, заметивший победителя троллейбусов первым, проговорил:
– Кажется, я понял, что он говорит. Он кричит, что ему удалось… ВЫКОЛОТЬ ГЛАЗ ЧУДОВИЩУ. Неведомому рогатому чудовищу с железными боками.
– Черрт!.. – простонал Женя. – Вот этого я и боялся. Не надо ни к кому ехать. Все ясно. Останови машину.
Пелисье послушно тормознул. Афанасьев вышел из кабины и предложил своим спутникам из числа тех, что не уместились в кабину, вылезать из фуры. Последним появился Вотан Борович. Он мрачно скрестил руки на груди. Потом разлепил губы и изрек:
– Я чувствую запахи молодости. Тут пахнет так, как бывало, когда я еще был молод. Мир тоже помолодел.
Васягин огляделся по сторонам и сказал:
– Да ничего не изменилось. Ничего не помолодело. Мне приходилось бывать в Саратове в командировке. По обмену опытом с саратовской милицией. Так ничего тут не изменилось. Там Театральная площадь, там – областное правительство. Вон, видите, стоит памятник Ленину, а там, за площадью, за сквером, – театр имени этого… как его… Чернышевского. И запахи точно такие же. Какие тут могут быть ароматы? Там неподалеку местный Вечный огонь коптит.
– Ты не понял…
– А что я не понял? Если ты о тех двух типах, что лают друг на друга, то они, наверное, с утра похмелились, да так, что опомниться не могут. В трезвяк их, и дело с концом, а того детину, что троллейбус ломал, – за порчу имущества и хулиганство…
– Ничего-то ты не понял, человек, – прервал его Вотан Борович. – Эти люди… они стали такими, как пять или шесть тысяч лет назад, по вашему счету.
– Н-недопонял…
– А что тут недопонимать? – осведомился Афанасьев. – Нет, я все-таки дойду до своего друга. Еще раз проверю. Если подтвердится, то… В общем, кто со мной.
– Я, – вызвался Пелисье.
– Идем. Вы пока подождите здесь. Я… это… через пять минут. Он в том доме живет. Что носом клюете? Ну? Подъем! С добрым утром!
4
Афанасьев отсутствовал не пять, а все десять или даже пятнадцать минут. Вернулся он с таким веселым лицом, что все подумали: тревоги беспочвенны, все в порядке! Еще веселее был Пелисье. Он ухмылялся и время от времени тыкал пальцем в свои заплетающиеся ноги, при этом испуская булькающий смех.
Оба были пьяны. Оставалось только понять, как у них хватило времени и, главное, желания налакаться столь основательно.
– В-весело живем, братва! – воскликнул Женя, а Пелисье навернулся через бордюр и растянулся на травяном газоне. – Теперь даже Вася Васягин станет светочем познания!!!
Васягин выкатил грудь. Ему явно польстили слова Афанасьева, хотя смысл, в них вложенный, был прямо противоположен тому, что извлек из них сам сержант.
– В общем, приходим мы в гости. Антон Анатольевич – интеллигент, к которому мы, собственно, и шли, – был дома. Ох, лучше бы он вышел за хлебом!.. Впрочем, какой там хлеб. Ы-ым-мм!.. Я как на него посмотрел, так мне сразу и дурно стало. В общем, всяким я его видал, но чтобы таким!..
– А меня еще отправили в психушку, – обиженно сказал Пелисье заплетающимся языком, – а этот Антон Анатольевич оказался сущим дикарем. Когда мы пришли, он охотился на ревущий пылесос!.. Ох, что там было!.. Еле сбежали. Дикарь, полный дикарь! Хорошо, у него в прихожей стояла литровая бутылка… О-ох!!
И Пелисье сел на землю и заплакал, а потом принялся смеяться и икать вперемежку. Это была форменная истерика.
– Теперь мне понятно, что сделали мы… с помощью этих Ключей, – пробормотал Женя. – Недаром Лориер намекал… Он… он говори-и-ил!.. Молодой мир… обретение Всевластия…
– Но что? Что?
– А очень… очень просто! Не знаю, как это произошло, но все человечество сейчас отброшено в своем развитии на тысячелетия назад! И-ык!.. Понятно, почему были брошены машины на шоссе. Потому что люди, те, что ими управляли… вдруг обнаруживали себя в утробе какого-то диковинного страшилища – автомобиля! У людей – пещерные представления о жизни! Тот ремонтник, что колотил монтировкой по троллейбусу и выбил фару, – он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО думал, что перед ним огромное железное рогатое чудище! В-вот… вот так!!
Все молчали. Потом заговорил Вотан:
– Ты верно сказал, человек. Я чувствую то же. Во времена моей молодости люди были такими, какими они стали сейчас.
– Пять, шесть, семь, а то и десять тысяч лет назад! – простонал Афанасьев, а сидящий за его спиной на газоне Пелисье растянулся на траве во весь рост и стал ожесточенно колотить ногой по бордюру. – Никого, ничего!.. Был такой ученый Вернадский, у него – учение о ноосфере, о том, что вся культура и все знания, накопленные человечеством, отражены в природе, записаны в ней, как файлы записываются в компьютер и сохраняются на жестком диске! А мы… видно, Вернадский прав, а мы – мы стерли всю эту информацию. Теперь нет ни Пушкина, ни Эйнштейна, ни Христа, ни Цезаря, ни Толстого, ни Гомера, ни Горация… даже Акунина с Марининой и «телепрачкой» Андрюшей Малаховым… и тех нет! Никто не помнит, никто ничего не…
– Погоди, – сказал Колян Ковалев. – Ты говоришь, что… что люди теперь такие же тупые, как несколько тысяч лет назад?
– Да не тупые! Не тупые! Просто… просто у них представление о мире, какое было у человека много, много тысячелетий назад!!! Понимаешь? В их мозгу теперь не уложится, скажем, что такое телевизор или сотовый… для тебя специально, Колян, объясняю! Помнишь, как в Древнем Египте воспринимали твой CD-плеер? Так там еще культура высокая! А здесь, в европейской части России, пять тысяч лет назад жили дикие и неотесанные троглодиты, мало чем отличающиеся от обезьян. И теперь они здесь… везде… повсюду!
– А мы? – тихо спросил Колян. – Мы, значит, уцелели. Как-то… спаслись от этого… стирания информации?
– Ну да, – подтвердил Афанасьев.
Пелисье завопил с газона отчаянным голосом:
– А дядя полетел в Париж. Дядя Толя – он полетел в Париж! Понимаешь, в Париж? На самолете! У него там… какие-то дела, что ли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50