Угол оранжереи был отгорожен грязной узорчатой скатертью. Дядюшка подошел к ней, и отбросил ее в сторону театральным жестом.
– Вуал-ля! – вскричал он.
– Чтоб меня, – сказал я, подражая известному комику Тони Хэнкоку.
На кованом железном помосте стоял старинный аквариум, а в нем – самые причудливые растения, какие мне когда-либо приходилось видеть.
Сначала я вообще не поверил, что это растения. В них было очень много от ящериц и что-то от рыб. Они были чешуйчатые, блестящие и настолько зловещие на вид, что я чуть не потерял самообладание.
Как и у всех нормальных детей, глубоко в душе у меня гнездился страх перед овощами. Я нервничал при виде капусты, и едва не писался в штаны, подумав о брюссельской ее разновидности. Заверения родителей, что в ней много железа, уже были проверены с помощью магнита и признаны враньем. Почему родители так настаивали на том, чтобы на тарелках у их детей все время горой лежали овощи, мне объяснил Билли. Овощи дешевле мяса, сказал он, а времена, как всегда, тяжелые. Когда позже жизнь у меня сложилась так, что некоторое время я водил компанию с представителями кругов, более высоких по социальному положению, я был поражен, обнаружив, что есть взрослые, которые питаются исключительно овощами. Этих типов, как я узнал, называют вегетарианцами, и, хотя у них хватает денег на то, чтобы купить мясо, они сознательноне делают этого.
Поскольку я известен своей способностью сострадать другим, я, естественно, очень жалел этих несчастных, которые, по всей видимости, страдали неким помрачением рассудка, а я не мог способствовать их выздоровлению. Но затем, применив более философский подход, я увидел и положительную сторону сего явления. В конце концов, чем больше в мире вегетарианцев, тем больше мяса остается для нас, нормальных людей.
– Красавцы мои! – вскричал дядюшка, бесцеремонно вырвав меня из потока сознания. – Неси ведро. Сейчас будем ужинать.
Я приподнял ведро и осторожно приблизился. Они были чешуйчатые, блестящие, одновременно похожие на ящериц, рыб и, несомненно, на кочанчики брюссельской капусты. Чем бы они ни были, они были живые, они трепетали, тряслись и толкались.
– Это растения, сэр? – осведомился я.
– Большей частью, – ответил дядюшка, уставясь на своих «красавцев». – В основном брюссельская капуста. Скрещенная с василиском обыкновенным.
– Химеры, – сказал Т.С. Давстон.
– Химеры, – согласился дядюшка.
– И они будут есть мясо из этого ведра?
Дядюшка Джон Перу Джонс порылся в карманах куртки, и вытащил щипцы с длинными ручками. Протянув их мне, он сказал:
– Почему бы тебе не убедиться самому?
Т.С. Давстон одобряюще кивнул. – Ну давай, счастливчик, – сказал он, – тебе повезло. Брось им пару кусочков.
Я сжал щипцы в ладони. Пот капал у меня со лба, и чувствовал я себя далеко не на седьмом небе от счастья. Но я же заплатилшиллинг, и именно за этимпришел. Я подцепил кусок мяса из ведра.
– Ближе, чем на вытянутую руку не подходи, – посоветовал дядюшка, – и береги пальцы.
Я последовал его совету, и опустил кусок мяса, зажатый в щипцах, в аквариум. Произошло примерно то же самое, как если бы я бросил дохлую овцу в пруд, населенный пираньями. «Клац-клац-клац!» Отвратительные голодные ротики, усеянные остроконечными зубками, появились буквально ниоткуда. Я отшатнулся и почувствовал, как моя нижняя челюсть едва не проломила мне обе ключицы.
– Ну как тебе? – спросил Т.С. Давстон.
– Восхитительно! – сказал я. И я действительно так считал.
Держа щипцы по очереди, мы скормили все мясо этим созданиям. Дядюшка с умилением смотрел на нас, качая головой и улыбаясь, а его безумные глаза бегали по всем углам и пальцы безостановочно шевелились.
Когда мы закончили, он сказал:
– Ну и хватит. – И задернул скатерть, служившую занавесом.
Я вернул ему щипцы.
– Большое спасибо, сэр, – сказал я. – Было просто здорово.
– Работать тоже может быть здорово, – сказал дядюшка. – Даже работать во имя Великой Цели.
– Вы собирались рассказать мне об этом.
– Может быть, в следующий раз? – сказал Т.С. Давстон. – Нам пора идти, иначе мы опоздаем в Кабс.
– В Кабс? – удивился я.
– Да, в Кабс. – И Т.С. Давстон с намеком посмотрел на меня. С явно выраженным намеком. Смысл которого, впрочем, от меня ускользнул.
– Я никуда не тороплюсь, – сказал я.
– Отлично, – обрадовался дядюшка.
Т.С. Давстон глухо застонал.
– С тобой все в порядке, Чарли?
– Да, дядюшка, да. Приступ золотухи, только и всего.
– У меня есть травка, которая тебе поможет.
– Не сомневаюсь.
– Я что-то пропустил? – спросил я.
Дядюшка покачал лысой головой.
– Я думаю, у Чарли есть подружка, – сказал он. – И ему не терпится попрактиковаться с ней в навыках, благоприобретенных с помощью библиотекарши.
Т.С. Давстон фыркнул и пошаркал ногами.
Я снова постарался изобразить лицом немой вопрос.
– Великая Цель, – начал дядюшка, становясь в величественную позу. – Достижение которой даст мне право занять место в учебниках истории. Но онизнают, что я стою на пороге, и именно поэтому следят за каждым моим шагом.
– Они, которые из тайной полиции?
– Из тайной полиции. У них везде мощные телескопы. Они видят нас даже сейчас. Именно поэтому я держу своих малюток за занавеской. В тайной полиции хотят знать все о моей работе и выкрасть их для своих хозяев на Морнингтон-Кресент. Но им это не удастся, вот уж нет – никак не удастся.
– Очень рад это слышать.
– То, чем я здесь занимаюсь, – сказал дядюшка, – послужит всему человечеству. Не только немногим избранным. То, чем я занимаюсь, обеспечит мир во всем мире. Ты спрашивал, почему я выращиваю именно эти конкретные виды, не правда ли?
Я кивнул, подтверждая, что интересовался этим.
– Потому что из них можно получать специальные средства. Мощные галлюциногены, которые, если смешать их в верных долях и принимать правильно, дают мне возможность входить в состояние измененного сознания. А когда я пребываю в нем, я могу общаться напрямую с растительным миром. Как доктор Дулиттл говорил со зверями, так и я могу говорить с деревьями.
Я поглядел на стоявшего поодаль Т.С. Давстона, который скорчил страдальческую гримасу.
– И что же могут сказать деревья? – спросил я.
– Многое, – ответил дядюшка, – даже чересчур. Болтают без умолку, как соседки за чашкой чая. Жалуются на белок и воробьев, на шум и автомобили. Если я еще хоть раз услышу, как старый дуб рядом с Домом Моряка распространяется на тему того, насколько цивилизованнее мир был раньше, я точно сойду с ума.
Я постарался не обращать внимания на то, как Т.С. Давстон закатил глаза к потолку.
– Они все разговаривают? – спросил я.
– Насколько мне известно, – ответил дядюшка. – Хотя я, разумеется, понимаю только английские породы. Не имею ни малейшего понятия, о чем могут говорить ливанские кедры или китайские гинкго.
– Может быть, стоит заняться языками?
– Боюсь, у меня нет на это времени.
Я кивнул, хлюпнув воротником рубашки, и снова подтянул шорты.
– Так значит, тайная полиция тоже хочет говорить с деревьями?
– Их хозяева. Представляешь, какие открываются возможности для шпионажа?
Я не представлял и прямо сказал об этом.
Дядюшка взмахнул руками.
– Для слежки! Уже не нужно посылать на рискованные задания людей, если вместо этого достаточно поговорить с соседним деревом. Подумай только, что могут подслушать цветы на окнах русского посольства. И они охотно тебе расскажут, если их вежливо попросить.
– Понял, – сказал я, и я действительно понял. – Но вам ведь придется научиться говорить по-русски?
– Ну разумеется, но идею ты уловил?
– Идеюя уловил, – сказал я. – Так это и естьВеликая Цель?
– Отчасти.
– То есть это еще не все?
– Далеко не все. – Дядюшка самодовольно выпрямился и ухватился за лацканы куртки. – Общение с растениями – только начало. Видишь ли, я хотел знать, чего им нужно от жизни, и я просто спросил их об этом. Те, что живут у меня в оранжерее, растут так хорошо, потому что они говорят мне, что им нужно, и я им это даю. Сколько тепла, сколько света и так далее. Но есть кое-что, чего им действительно хочется. Знаешь, что это?
– Любовь? – спросил я.
– Любовь? – спросил Т.С. Давстон.
– Извините, – сказал я. – Так, значит, не любовь?
– Они хотят передвигаться, – сказал дядюшка. – Ходить, как люди. Им так надоело проводить всю жизнь, сидя на одном месте в земле. Они хотят выкорчеваться и отправиться в путь.
– Именно поэтому вы вывели химер.
– Именно. Они – первые из нового вида. Гибрид животных и растений. Мои красавцы – абсолютно новой породы.
– Довольно злобной породы, – заметил я.
– Разумеется, нужно быть злобным, если идешь в бой.
– Кабс, – вмешался Т.С. Давстон. – Пора в Кабс.
– Нет, – ответил я. – В какой бой, сэр?
– В последний бой, – дядюшка вытянулся в струнку и даже поднялся на цыпочки. – Бой добра и зла, как предсказано в Откровении Иоанна. Он будет в двухтысячном году, и я буду готов к нему.
– Так вы роете бомбоубежище?
– Зачем мне бомбоубежище, сынок! Это я буду атаковать. Я намерен засеять своими химерами весь мир. Они растут в любом климате. Они будут огромными, злобными, и когда я призову их под свои знамена, их придут миллионы, сотни миллионов, и они вырежут своих угнетателей без всякой жалости. Великая армия мутантов двинется маршем через страны и континенты, разрушая все на своем пути и подчиняясь только мне. Только мне, слышите?! Только мне!
Тогда я видел дядюшку в последний раз. Больше я к нему не ходил. Примерно месяц спустя к нему в дверь постучались, но это были уже не мы. Это были полицейские, и с ними еще несколько людей в белых халатах. Дело в том, что появились жалобы на пропажу кошек и собак в округе, а в мешке под мойкой у дядюшки, по слухам, нашли несколько воротничков, забрызганных кровью.
Мой друг Билли, который как раз водил группу американских туристов по Баттсу, рассказывал, что видел, как дядюшку, одетого в рубашку с очень длинными рукавами и застежкой на спине, посадили в машину и увезли. Изо рта у него шла пена, и туристы даже остановились, чтобы сфотографироваться.
На следующий день вспыхнул пожар. Сам дом почти не пострадал, но прекрасная оранжерея выгорела дотла.
Никто не знал, как начался пожар.
Никому, в общем-то, и дела не было.
Никому, кроме Т.С. Давстона. А он горевал. Он очень любил своего приемного дядю, и очень расстроился, когда его увезли. Я, конечно, как мог, старался утешить его – ну, покупал ему конфеты, делился сигаретами. Мне кажется, что мы с ним очень сблизились, потому что он стал звать меня «Эдвин», и я понял, что я ему тоже стал приемным родственником.
Однажды на перемене, в следующей четверти, он отозвал меня в дальний угол школьной площадки.
– Я верю, что у меня хватит способностей, чтобы прославить свое имя, – сказал он. – И я хочу, чтобы ты стал моим секретарем и биографом. Если я – Сэмюел Джонсон, ты будешь моим Босуэллом. Доктором Ватсоном, если я – Шерлок Холмс. Твоя работа – составлять хронику моих слов и дел для потомков. Что скажешь на такое предложение?
Я поразмыслил над словами Т.С. Давстона.
– А деньги и женщины с длинными ногами будут? – уточнил я.
– Сколько угодно и того, и другого, – ответил он.
– Считай, что я в деле, – сказал я, и мы пожали руки.
И действительно, было сколько угодно и того, и другого. Сколько угодно, и даже намного больше. Но прежде, чем мы закончим рассказ о дядюшке Джоне Перу Джонсе, следует упомянуть еще одно.
Его «красавцев».
После разрушения оранжереи я был убежден, что больше никогда не увижу этих злобных созданий, и поэтому жутким сюрпризом была моя новая встреча с ними четыре десятилетия спустя. И они уже не были малютками в аквариуме. Они были огромными и разгуливали на свободе по всему поместью.
Которое называлось «замок Давстон».
4
Табак, божественный, редчайший, сверхвеликолепный табак, намного превосходящий любую панацею, золото в цветочном горшке и философский камень, самое эффективное средство от всех болезней.
Ричард Бертон (1577–1640)
Мы редко боялись чего-то действительно сильно – хотя нам было чего бояться. В конце концов, это были пятидесятые годы, и над всеми нами висела тень Бомбы.
Родители очень беспокоились начет Бомбы, но нам в школе раздали листовки, из которых стало ясно, что если во время вспышки прикрыть глаза фольгой от шоколадки и не забыть «нырнуть в укрытие», то при взрыве останешься живым и здоровым. Мы приберегали те страхи, что у нас были, для более ощутимых вещей. Нужно было знать массу всего, чтобы пережить детские годы, и мы старались знать все.
Змей, к примеру, надо было опасаться. Змей и кусачих жуков.
О змеях ходило множество рассказок, которые передавались изустно на школьной площадке. Все змеи были смертельно опасны, и все они подлежали убиению по принципу «или ты их, или они тебя».
Парк Ганнерсбери был лучшим местом для змей, или худшимместом, как, возможно, следует сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37