Может быть, потому, что мой первый переход наградил меня чем-то вроде иммунитета, как будто я получил прививку против воздействия, которому подвергся. А может, на сей раз мне было легче потому, что я имел представление, чего ожидать, и подготовился к этому. В целом ощущение было такое, будто из меня вырвали душу. Я чувствовал себя обнаженным. Больным и напуганным. Но это был совсем не тот страх, которого я боялся, если подобное выражение имеет для вас хоть какой-нибудь смысл. И я на собственных ногах вышел с другой стороны стены.
Меня тут же буквально оглушил раздавшийся где-то неподалеку громкий собачий лай. Я открыл глаза и увидел больше дюжины псов, все – на коротких поводках, все – яростно лают и рвутся с привязи, чтобы наброситься на меня. Их поводки были привязаны к толстым кольям, вбитым в землю перед обрубком дома, расположенного футах в пятидесяти от того места, где я вышел из стены, дома, стоящего на ломтике лужайки, занимающей внутренний угол, образованный двумя туманными стенами. За домом виднелся лес, а сам дом представлял собой двухэтажное дощатое строение, выглядевшее более уместным на ферме Среднего Запада. Пока я разглядывал его, открылась дверь, и на пороге дома появилась женщина со вскинутым и направленным на меня ружьем.
– Бросьте оружие! – У нее оказалось низкое чистое сопрано, мягкое, но уверенное..
– Минуточку, – взмолился я. – Может, сначала все обсудим?
Бросать ружье у меня не было ни малейшего желания. Она стояла позади собак на открытом месте, и ей не на что было опереть ружье для точного выстрела. Однако ружье у нее было и, главное, нацеленное на меня. Если бы мне пришлось застрелить ее, чтобы остаться в живых самому, я бы это сделал. Она же на таком расстоянии – если только она не являлась прирожденным снайпером – вряд ли смогла бы удержать ружье достаточно неподвижно, чтобы попасть в меня. С того места, где я стоял при свете солнца, я видел, как чуть подрагивает ствол ее ружья.
Гораздо больше меня тревожили ее собаки, и я вовсе не собирался бросать единственное оружие, которое смогло бы меня от них защитить. На самом деле – ситуация наконец оформилась у меня в сознании, и я пришел к неизбежному заключению, – если она спустит на меня своих псов, я сначала застрелю ее. Собаки были всех размеров, но даже самая мелкая весила никак не меньше сорока фунтов – вес вполне достойный, чтобы справиться с человеком. Я мог перестрелять три четверти псов, но все равно остальные легко завалят меня и прикончат. Кроме того, если она все же спустит их, то вряд ли сможет оттащить, чтобы спасти мне жизнь.
– Послушайте! – крикнул я ей. – Я попал сюда совершенно случайно...
– Я сказала – бросьте оружие! – крикнула она в ответ. Ее ружье громыхнуло, и пуля, просвистев мимо моего уха, исчезла где-то в туманной стене за моей спиной.
– Прекратите! – сказал я, поднимая свой «двадцать второй». – Или мне тоже придется стрелять.
Она заколебалась – а может, это и не было колебанием, – но больше не стреляла. Возможно, первый ее выстрел все же был скорее случайным, чем намеренным. Я продолжал:
– Послушайте, – выкрикнул я, стараясь перекричать собачий лай. – Я вовсе не собирался вас беспокоить. Наткнулся на ваш дом совершенно случайно и буду только рад продолжить путь. Да в общем-то и зачем мне доставлять вам беспокойство? Вы вооружены, и у вас есть ваши псы, а я один-одинешенек. Послушайте, почему бы нам обоим не опустить ружья и не потолковать...
Ее взгляд, устремленный на меня, вдруг переместился куда-то в сторону. Ружье качнулось туда же.
– Один? – крикнула она в ответ. – И это вы называете – один?
Я обернулся. И, конечно, вопрос ее был задан абсолютно по существу. Если я и мог быть в чем-то абсолютно уверен, когда дело касалось Санди и девочки, так это в том, что они сделают именно то, чего я им велел не делать ни в коем случае. Каким-то образом они набрались смелости, самостоятельно прошли сквозь туманную стену и теперь стояли прямо за моей спиной.
Конечно, это коренным образом изменило всю ситуацию. Теперь у женщины с ружьем стало в три раза больше целей. В меня она может и не попасть, зато ее шансы угодить хоть в кого-нибудь из нашей группы утроились. Я почувствовал что-то очень близкое к панике. А ведь ко всему прочему нужно добавить еще и тот факт, что, увидев Санди и учуяв его запах, собаки начали просто сходить с ума, а спина Санди начала медленно выгибаться как тетива лука. Он на дух не выносил собак.
Но, несмотря на это, он вовсе не собирался отходить от меня и бросаться на них в одиночку. Он плотно прижался к моей ноге и, неотрывно следя за собаками, издавал негромкое горловое ворчание. Картина была восхитительно трогательной, но в то же время было совершенно невыносимо знать, что полоумный котяра останется со мной, даже если я погоню его прочь дубиной.
Я снова перевел взгляд на женщину, как нельзя более вовремя. Видимо, у нее устали руки держать ружье навскидку и она как раз двинулась к собакам, чтобы отвязать ближайших. Времени обсуждать этические проблемы ситуации уже не оставалось. Я выстрелил, и пуля угодила в землю между ней и ее зверюгами. Она замерла.
– Не пытайтесь спустить их! – крикнул я. – Я не желаю причинять вам вреда, но и не собираюсь позволить вашей своре растерзать нас. Отойдите назад и положите ружье.
Она попятилась, но ружья не бросила. Я еще раз выстрелил из «двадцать второго» – теперь в дверной косяк за ее спиной. Она замерла на месте, засомневалась и позволила ружью выскользнуть из руки и упасть на землю к ее ногам.
– Порядок! – сказал я. – Послушайте, я не собираюсь причинять вам вред. Но я должен быть уверен в том, что и вы нам не навредите. Стойте, где стоите, и не двигайтесь.
Она стояла неподвижно. Я обернулся к девушке.
– Стоять, Санди! – приказал я. – Стойте, где стоите, вы оба. На сей раз я не шучу!
Я двинулся вперед, держа «двадцать второй» наизготовку. Собаки до предела натягивали поводки, стараясь добраться до меня, поэтому я видел, где лучше проходить, чтобы ни одна не смогла ухватить меня зубами. Наконец я подошел к женщине, нагнулся и поднял с земли ее ружье. Это был «30.06», отлично вычищенное охотничье ружье. С ним в руках я почувствовал себя гораздо увереннее.
Я знал, что должен сделать обязательно, – перестрелять собак, пока все они на привязи и безопасны. Но уже поднимая ружье, я понял, что не смогу этого сделать. И не потому, что без них эта женщина останется совершенно беззащитной, особенно теперь, когда я заберу ее ружье и уйду. Просто я все еще оставался слишком цивилизованным человеком. Я не мог перестать думать о них, как о домашних животных, а не как о четвероногих убийцах, в которых она их превратила. Я снова повернулся к женщине.
– Послушайте, – сказал я. – Я собираюсь перебить ваших собак, поскольку хочу быть уверенным в том, что они не причинят нам вреда. И перестреляю, если вы не убедите меня в том, что они на нас не нападут.
Она тяжело вздохнула и одновременно вздрогнула. Создавалось впечатление, что внезапно ее полностью покинули силы.
– Я могу это сделать, – сказала она потускневшим голосом. Потом отвернулась от меня и посмотрела на собак. – Тихо! Лежать – все вы! Лежать! Тихо!
К моему удивлению, они все повиновались. Лай и рычание постепенно сменились тишиной. Псы, облизываясь, уставились на хозяйку и один за другим начали ложиться на землю, молча глядя на нас.
– Неплохо, – заметил я.
– Я содержала школу дрессировки, – отозвалась она все тем же тусклым голосом. – Больше вам беспокоиться не о чем. Можете продолжать путь.
– Простите, но я ничего не знаю насчет того, что у вас припасено дома, э.., в смысле оружия или собак. Давайте зайдем и посмотрим. Идите первая.
Она застыла.
– Нет!
– Да успокойтесь вы, черт побери! – разозлился я. – Мне просто хочется осмотреть дом.
Она по-прежнему стояла как изваяние.
– Минуточку, – сказала она. Повернув голову, она крикнула через открытую дверь в темное пространство прихожей:
– Уэнди, выходи! Моя дочь, – резко сообщила она.
Через секунду в дверях показалась светловолосая девочка младшего школьного возраста. Она вышла и прижалась к женщине, а та обхватила ребенка рукой.
– Все в порядке, – сказала женщина. – Мы сейчас просто покажем этому дяде наш дом.
Сказав это, она повернулась и, по-прежнему обнимая девочку рукой, повела меня за собой. Я двинулся следом за ней, неся оба ружья. Внутри смотреть было не на что. Линия сдвига времени разрезала дом практически пополам. Остались лишь часть гостиной, вся кухня и ванная комната плюс полторы спальни. Яркие солнечные лучи, проникавшие в дом сквозь незанавешенные окна оставшихся комнат, сразу выдавали те спартанские условия, в которых жили здесь эти двое. Я тщательно осмотрел все помещения, но других ружей в доме не оказалось, а единственным возможным оружием могли бы стать только несколько кухонных ножей.
За все то время, что я осматривал дом, женщина не произнесла ни слова. Она стояла в гостиной у окна и время от времени выглядывала наружу. Я решил, что она проверяет, по-прежнему ли спокойны собаки, поскольку на улице было тихо. Но я ошибался.
– Там ваша жена? – наконец спросила она.
– Жена? – переспросил я.
На какое-то мгновение вопрос показался мне совершенно бессмысленным. Я выглянул в окно, чтобы понять, куда она смотрит, но увидел только Санди и девочку. И только тут я наконец понял.
– Конечно же нет! – ответил я. – Она еще совсем ребенок. Я нашел ее сразу после того, как по ней прошлась линия сдвига времени и крайне отрицательно воздействовала на нее. В принципе, она и сейчас еще не в себе. Я...
Я осекся, поймав себя на том, что хочу рассказать ей, как до самого последнего времени был твердо убежден в том, что Свонни удалось избежать изменений времени, и еще много другого, сугубо личного. Но все это совершенно ее не касалось. Да и судьба девочки, кстати, тоже ее не касалась. Суть заключалась в том, что я давным-давно скатился к игнорированию каких-либо половых отличий девочки, если, конечно, я вообще когда-нибудь обращал на это внимание. Голова моя была все это время занята множеством моих собственных личных проблем. Вряд ли стоило объяснять все это незнакомке, если я не хотел еще больше запутать проблему, вместо того чтобы прояснить ее. Я был даже слегка удивлен силой своего внезапного порыва взять да и выложить свою историю буквально первому встречному. Но потом я понял: она была первой разумной взрослой женщиной, которую я встретил со времени начала шторма времени. Тем не менее мои личные дела ее совершенно не касались.
Я еще раз окинул взглядом гостиную, собираясь уходить. Как будто прочитав мои мысли, женщина поспешно заговорила:
– Почему вы не пригласите ее зайти?
– Пригласить ее? – переспросил я. – Но если войдет она, то леопард зайдет следом за ней.
Услышав это, она слегка побледнела и еще крепче прижала к себе ребенка. Но затем откинула голову и спросила:
– А он опасен? Этот ваш леопард?
– Нет, если вы с дочерью будете держаться от него подальше, – сказал я. – Но для того чтобы войти в дом, ему придется пройти мимо ваших псов, а вот это действо просто трудно себе представить.
– А мне не трудно, – спокойно сказала она. – Они будут слушаться моей команды.
Они с дочерью подошли к открытой двери и вышли на улицу. Я последовал за ними.
– Заходите! – крикнула она девочке и Санди. Конечно же, девочка не шевельнулась и ничего не ответила, а уж Санди тем более.
– Все в порядке, – сказал я девочке. – Можете входить. – Я повернулся к женщине. – А вам лучше последить за собаками.
Девочка уже двинулась к дому, но Санди все еще оставался на месте. Заметив, что он не идет за ней, она повернулась к нему. Пришлось мне идти за ними обоими.
– Пошли, – сказал я. Взяв Санди за шкирку, я повел его к дому. Он подчинился – немного неохотно, но все же подчинился. Собаки, оказывавшиеся ближе всего к нему, при нашем приближении старались отползти назад, те же, что лежали подальше, скулили и старались подползти как можно ближе, натягивая поводки, скаля зубы и тяжело дыша.
– Лежать! – скомандовала женщина с крыльца, и, услышав ее голос, я понял, что, будь я собакой, то незамедлительно сделал бы так, как она приказывает. В мягком сопрано теперь слышались острые как нож нотки. Этот голос колол и резал. Он был отчетливо слышен, хотя она вроде бы говорила совсем негромко:
– Ну-ка, все вы – лежать! Тихо!
Собаки следили за девочкой и Санди – я буквально ощущал их частое влажное дыхание, – но с земли не вставали и лежали молча.
Мы все вошли в дом, и женщина закрыла за нами дверь. Стоило двери закрыться, как одна из оставшихся на улице собак негромко тявкнула. Женщина снова открыла дверь и выглянула наружу. Теперь все было тихо. Она снова закрыла дверь, и на сей раз тишину больше ничто не нарушало.
– Привет, – сказала она девочке. – Меня зовут Мэри Уолкотт, а это моя дочь Уэнди.
Девочка – моя девочка – ничего не ответила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Меня тут же буквально оглушил раздавшийся где-то неподалеку громкий собачий лай. Я открыл глаза и увидел больше дюжины псов, все – на коротких поводках, все – яростно лают и рвутся с привязи, чтобы наброситься на меня. Их поводки были привязаны к толстым кольям, вбитым в землю перед обрубком дома, расположенного футах в пятидесяти от того места, где я вышел из стены, дома, стоящего на ломтике лужайки, занимающей внутренний угол, образованный двумя туманными стенами. За домом виднелся лес, а сам дом представлял собой двухэтажное дощатое строение, выглядевшее более уместным на ферме Среднего Запада. Пока я разглядывал его, открылась дверь, и на пороге дома появилась женщина со вскинутым и направленным на меня ружьем.
– Бросьте оружие! – У нее оказалось низкое чистое сопрано, мягкое, но уверенное..
– Минуточку, – взмолился я. – Может, сначала все обсудим?
Бросать ружье у меня не было ни малейшего желания. Она стояла позади собак на открытом месте, и ей не на что было опереть ружье для точного выстрела. Однако ружье у нее было и, главное, нацеленное на меня. Если бы мне пришлось застрелить ее, чтобы остаться в живых самому, я бы это сделал. Она же на таком расстоянии – если только она не являлась прирожденным снайпером – вряд ли смогла бы удержать ружье достаточно неподвижно, чтобы попасть в меня. С того места, где я стоял при свете солнца, я видел, как чуть подрагивает ствол ее ружья.
Гораздо больше меня тревожили ее собаки, и я вовсе не собирался бросать единственное оружие, которое смогло бы меня от них защитить. На самом деле – ситуация наконец оформилась у меня в сознании, и я пришел к неизбежному заключению, – если она спустит на меня своих псов, я сначала застрелю ее. Собаки были всех размеров, но даже самая мелкая весила никак не меньше сорока фунтов – вес вполне достойный, чтобы справиться с человеком. Я мог перестрелять три четверти псов, но все равно остальные легко завалят меня и прикончат. Кроме того, если она все же спустит их, то вряд ли сможет оттащить, чтобы спасти мне жизнь.
– Послушайте! – крикнул я ей. – Я попал сюда совершенно случайно...
– Я сказала – бросьте оружие! – крикнула она в ответ. Ее ружье громыхнуло, и пуля, просвистев мимо моего уха, исчезла где-то в туманной стене за моей спиной.
– Прекратите! – сказал я, поднимая свой «двадцать второй». – Или мне тоже придется стрелять.
Она заколебалась – а может, это и не было колебанием, – но больше не стреляла. Возможно, первый ее выстрел все же был скорее случайным, чем намеренным. Я продолжал:
– Послушайте, – выкрикнул я, стараясь перекричать собачий лай. – Я вовсе не собирался вас беспокоить. Наткнулся на ваш дом совершенно случайно и буду только рад продолжить путь. Да в общем-то и зачем мне доставлять вам беспокойство? Вы вооружены, и у вас есть ваши псы, а я один-одинешенек. Послушайте, почему бы нам обоим не опустить ружья и не потолковать...
Ее взгляд, устремленный на меня, вдруг переместился куда-то в сторону. Ружье качнулось туда же.
– Один? – крикнула она в ответ. – И это вы называете – один?
Я обернулся. И, конечно, вопрос ее был задан абсолютно по существу. Если я и мог быть в чем-то абсолютно уверен, когда дело касалось Санди и девочки, так это в том, что они сделают именно то, чего я им велел не делать ни в коем случае. Каким-то образом они набрались смелости, самостоятельно прошли сквозь туманную стену и теперь стояли прямо за моей спиной.
Конечно, это коренным образом изменило всю ситуацию. Теперь у женщины с ружьем стало в три раза больше целей. В меня она может и не попасть, зато ее шансы угодить хоть в кого-нибудь из нашей группы утроились. Я почувствовал что-то очень близкое к панике. А ведь ко всему прочему нужно добавить еще и тот факт, что, увидев Санди и учуяв его запах, собаки начали просто сходить с ума, а спина Санди начала медленно выгибаться как тетива лука. Он на дух не выносил собак.
Но, несмотря на это, он вовсе не собирался отходить от меня и бросаться на них в одиночку. Он плотно прижался к моей ноге и, неотрывно следя за собаками, издавал негромкое горловое ворчание. Картина была восхитительно трогательной, но в то же время было совершенно невыносимо знать, что полоумный котяра останется со мной, даже если я погоню его прочь дубиной.
Я снова перевел взгляд на женщину, как нельзя более вовремя. Видимо, у нее устали руки держать ружье навскидку и она как раз двинулась к собакам, чтобы отвязать ближайших. Времени обсуждать этические проблемы ситуации уже не оставалось. Я выстрелил, и пуля угодила в землю между ней и ее зверюгами. Она замерла.
– Не пытайтесь спустить их! – крикнул я. – Я не желаю причинять вам вреда, но и не собираюсь позволить вашей своре растерзать нас. Отойдите назад и положите ружье.
Она попятилась, но ружья не бросила. Я еще раз выстрелил из «двадцать второго» – теперь в дверной косяк за ее спиной. Она замерла на месте, засомневалась и позволила ружью выскользнуть из руки и упасть на землю к ее ногам.
– Порядок! – сказал я. – Послушайте, я не собираюсь причинять вам вред. Но я должен быть уверен в том, что и вы нам не навредите. Стойте, где стоите, и не двигайтесь.
Она стояла неподвижно. Я обернулся к девушке.
– Стоять, Санди! – приказал я. – Стойте, где стоите, вы оба. На сей раз я не шучу!
Я двинулся вперед, держа «двадцать второй» наизготовку. Собаки до предела натягивали поводки, стараясь добраться до меня, поэтому я видел, где лучше проходить, чтобы ни одна не смогла ухватить меня зубами. Наконец я подошел к женщине, нагнулся и поднял с земли ее ружье. Это был «30.06», отлично вычищенное охотничье ружье. С ним в руках я почувствовал себя гораздо увереннее.
Я знал, что должен сделать обязательно, – перестрелять собак, пока все они на привязи и безопасны. Но уже поднимая ружье, я понял, что не смогу этого сделать. И не потому, что без них эта женщина останется совершенно беззащитной, особенно теперь, когда я заберу ее ружье и уйду. Просто я все еще оставался слишком цивилизованным человеком. Я не мог перестать думать о них, как о домашних животных, а не как о четвероногих убийцах, в которых она их превратила. Я снова повернулся к женщине.
– Послушайте, – сказал я. – Я собираюсь перебить ваших собак, поскольку хочу быть уверенным в том, что они не причинят нам вреда. И перестреляю, если вы не убедите меня в том, что они на нас не нападут.
Она тяжело вздохнула и одновременно вздрогнула. Создавалось впечатление, что внезапно ее полностью покинули силы.
– Я могу это сделать, – сказала она потускневшим голосом. Потом отвернулась от меня и посмотрела на собак. – Тихо! Лежать – все вы! Лежать! Тихо!
К моему удивлению, они все повиновались. Лай и рычание постепенно сменились тишиной. Псы, облизываясь, уставились на хозяйку и один за другим начали ложиться на землю, молча глядя на нас.
– Неплохо, – заметил я.
– Я содержала школу дрессировки, – отозвалась она все тем же тусклым голосом. – Больше вам беспокоиться не о чем. Можете продолжать путь.
– Простите, но я ничего не знаю насчет того, что у вас припасено дома, э.., в смысле оружия или собак. Давайте зайдем и посмотрим. Идите первая.
Она застыла.
– Нет!
– Да успокойтесь вы, черт побери! – разозлился я. – Мне просто хочется осмотреть дом.
Она по-прежнему стояла как изваяние.
– Минуточку, – сказала она. Повернув голову, она крикнула через открытую дверь в темное пространство прихожей:
– Уэнди, выходи! Моя дочь, – резко сообщила она.
Через секунду в дверях показалась светловолосая девочка младшего школьного возраста. Она вышла и прижалась к женщине, а та обхватила ребенка рукой.
– Все в порядке, – сказала женщина. – Мы сейчас просто покажем этому дяде наш дом.
Сказав это, она повернулась и, по-прежнему обнимая девочку рукой, повела меня за собой. Я двинулся следом за ней, неся оба ружья. Внутри смотреть было не на что. Линия сдвига времени разрезала дом практически пополам. Остались лишь часть гостиной, вся кухня и ванная комната плюс полторы спальни. Яркие солнечные лучи, проникавшие в дом сквозь незанавешенные окна оставшихся комнат, сразу выдавали те спартанские условия, в которых жили здесь эти двое. Я тщательно осмотрел все помещения, но других ружей в доме не оказалось, а единственным возможным оружием могли бы стать только несколько кухонных ножей.
За все то время, что я осматривал дом, женщина не произнесла ни слова. Она стояла в гостиной у окна и время от времени выглядывала наружу. Я решил, что она проверяет, по-прежнему ли спокойны собаки, поскольку на улице было тихо. Но я ошибался.
– Там ваша жена? – наконец спросила она.
– Жена? – переспросил я.
На какое-то мгновение вопрос показался мне совершенно бессмысленным. Я выглянул в окно, чтобы понять, куда она смотрит, но увидел только Санди и девочку. И только тут я наконец понял.
– Конечно же нет! – ответил я. – Она еще совсем ребенок. Я нашел ее сразу после того, как по ней прошлась линия сдвига времени и крайне отрицательно воздействовала на нее. В принципе, она и сейчас еще не в себе. Я...
Я осекся, поймав себя на том, что хочу рассказать ей, как до самого последнего времени был твердо убежден в том, что Свонни удалось избежать изменений времени, и еще много другого, сугубо личного. Но все это совершенно ее не касалось. Да и судьба девочки, кстати, тоже ее не касалась. Суть заключалась в том, что я давным-давно скатился к игнорированию каких-либо половых отличий девочки, если, конечно, я вообще когда-нибудь обращал на это внимание. Голова моя была все это время занята множеством моих собственных личных проблем. Вряд ли стоило объяснять все это незнакомке, если я не хотел еще больше запутать проблему, вместо того чтобы прояснить ее. Я был даже слегка удивлен силой своего внезапного порыва взять да и выложить свою историю буквально первому встречному. Но потом я понял: она была первой разумной взрослой женщиной, которую я встретил со времени начала шторма времени. Тем не менее мои личные дела ее совершенно не касались.
Я еще раз окинул взглядом гостиную, собираясь уходить. Как будто прочитав мои мысли, женщина поспешно заговорила:
– Почему вы не пригласите ее зайти?
– Пригласить ее? – переспросил я. – Но если войдет она, то леопард зайдет следом за ней.
Услышав это, она слегка побледнела и еще крепче прижала к себе ребенка. Но затем откинула голову и спросила:
– А он опасен? Этот ваш леопард?
– Нет, если вы с дочерью будете держаться от него подальше, – сказал я. – Но для того чтобы войти в дом, ему придется пройти мимо ваших псов, а вот это действо просто трудно себе представить.
– А мне не трудно, – спокойно сказала она. – Они будут слушаться моей команды.
Они с дочерью подошли к открытой двери и вышли на улицу. Я последовал за ними.
– Заходите! – крикнула она девочке и Санди. Конечно же, девочка не шевельнулась и ничего не ответила, а уж Санди тем более.
– Все в порядке, – сказал я девочке. – Можете входить. – Я повернулся к женщине. – А вам лучше последить за собаками.
Девочка уже двинулась к дому, но Санди все еще оставался на месте. Заметив, что он не идет за ней, она повернулась к нему. Пришлось мне идти за ними обоими.
– Пошли, – сказал я. Взяв Санди за шкирку, я повел его к дому. Он подчинился – немного неохотно, но все же подчинился. Собаки, оказывавшиеся ближе всего к нему, при нашем приближении старались отползти назад, те же, что лежали подальше, скулили и старались подползти как можно ближе, натягивая поводки, скаля зубы и тяжело дыша.
– Лежать! – скомандовала женщина с крыльца, и, услышав ее голос, я понял, что, будь я собакой, то незамедлительно сделал бы так, как она приказывает. В мягком сопрано теперь слышались острые как нож нотки. Этот голос колол и резал. Он был отчетливо слышен, хотя она вроде бы говорила совсем негромко:
– Ну-ка, все вы – лежать! Тихо!
Собаки следили за девочкой и Санди – я буквально ощущал их частое влажное дыхание, – но с земли не вставали и лежали молча.
Мы все вошли в дом, и женщина закрыла за нами дверь. Стоило двери закрыться, как одна из оставшихся на улице собак негромко тявкнула. Женщина снова открыла дверь и выглянула наружу. Теперь все было тихо. Она снова закрыла дверь, и на сей раз тишину больше ничто не нарушало.
– Привет, – сказала она девочке. – Меня зовут Мэри Уолкотт, а это моя дочь Уэнди.
Девочка – моя девочка – ничего не ответила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70