Например, в юрте у Джа-ламы висел «тулум» – кожа, содранная в 1913 году с пленного киргиза без разрезов, мешком, искусно просоленная и просушенная. Это не боевой трофей, но необходимая молитвенная принадлежность. «Есть такие моления лам, когда требуется расстелить на полу перед собой кожу Мангуса, воплощения зла; другое дело, что за неимением ее расстилают кусок белой ткани, символизирующей тулум Мангуса. Поскольку Джа-лама начал строить большой монастырь, кожа врага была нужна ему для будущих хуралов, молебствий».
«Тулум», сопровождавший Джа-ламу в его странствиях, интересен еще вот чем. Каждый народ, каждый город старается, помимо почитания Единого Небесного Отца (если он еще о Нем помнит), обрести более «близкого» духовного покровителя. Москва своим покровителем чтит св. Георгия Победоносца, а Петербург – св. Александра Невского. В античности Афина Паллада считалась покровительницей Афин, а Артемида – Эфеса… Кого же ламаисты считают покровителем своей священной столицы – Лхассы? – Богиню Лхамо. Она изображается всегда скачущей по морю крови на муле, покрытом страшной попоной – тулумом, сделанным из кожи ее сына, которого она сама убила за измену «желтой вере»…
Обряды Джа-ламы были не настолько «эзотеричны», чтобы никто другой их не практиковал. Когда один из сподвижников Джа-ламы Максаржав в 1921 году совершил переворот, он не просто уничтожил белый гарнизон (отряд атамана Казанцева – часть Унгерновской дивизии). Сердце есаула Ванданова (бурята-буддиста) было съедено. «При появлении в лагере Ванданова чеджин-лама сразу же впал в транс, воплотившееся в него божество требовало себе в жертву трепещущее сердце Ванданова. Ванданова расстреляли, а вынутое сердце было поднесено беснующемуся чеджину, который в экстазе его съел. Позднее он говорил, что во время транса действует божество, а не он, оно и съело сердце Ванданова». Исполнители этого действа рассказывали Бурдукову, что «его сало и мясо разобрали на лекарства. В тибетской медицине мясо, сало, череп человека и многое другое употребляются в качестве лекарств. Человеческое мясо и сало преимущественно берутся от казненных».
Ванданов был принесен в жертву при совершении все того же ритуала освящения знамени. Но на этот раз это было уже – красное большевистское знамя. И командир красных монголов Максаржав вскоре был награжден советским орденом Красного Знамени…
Вскоре в плен к «красномонголам» (термин А. Бурдукова) попал фельдфебель Филимонов из Бийска. И на этот раз сердце пленного было принесено в жертву красному знамени и съедено. Совершал обряд все тот же бывший при Максаржаве чеджин (чойджин) лама. «Интересно, что в современных случаях человеческих жертвоприношений инициаторами являются представители 1 высшего ламства – Джа-лама и чеджин».
Так что речь идет не об эксцессе. Речь идет о традиции. Естественно, эзотерической… В северном буддизме в обиходе «храмовые духовые инструменты из человеческих костей и из этого же материала изготовленные зерна дамских четок… Габала изготавливалась из черепа девственника, умершего естественной смертью и не убившего ни одного живого существа. В нее наливалась кровь жертвенных животных для призывания грозных дхармапала».
Когда людям рассказываешь о таких страничках буддистских верований и практик, реакция обычно стандартная: «Да не может такого быть. Ведь всем известно, что буддизм самая миролюбивая религия на земле!». До такой степени люди затерроризированны идеей обязательного «мира между религиями», настолько пленены пропагандой их «равноценности» (при предполагаемом превосходстве буддизма над христианством), что даже Инесса Ломакина, в книге которой о Джаламе столько страшных страниц, считает необходимым делать реверансы в адрес «мудрости ламаизма». «Молодая женщина – член буддийской общины Санкт-Петербурга, прочтя часть рукописи, спросила меня: „К чему все эти ужасы, эти жертвоприношения? Буддист не сорвет травинку, благословляя все, растущее и живущее на земле. Или вы против возрождения ламаизма?“. Нет-нет, не против; любая вера сейчас, наверное, во благо. Только ламаизм – вера особая, вобравшая мудрость Степи». Конечно, вырывать сердца из груди живых людей – это идет «во благо человека». Карма убитого от этого становится лучше.
Для Унгерна и Джа-Ламы «кровь на лепестках буддийского лотоса казалась чем-то вполне ему соприродным и естественным». Когда Бурдуков поинтересовался у Джа-ламы, как, будучи буддийским монахом, он может носить оружие, сражаться и убивать, Джа-лама ответил: «Эта истина („щади все живое“) для тех, кто стремится к совершенству, но не для совершенных. Как человек, взошедший на гору, должен спуститься вниз, так и совершенные должны стремиться вниз, в мир – служить на благо других, принимать на себя грехи других. Если совершенный знает, что какой-то человек может погубить тысячу себе подобных и причинить бедствие народу, такого человека он может убить, чтобы спасти тысячу и избавить от бедствия народ. Убийством он очистит душу грешника, приняв его грехи на себя». Так что буддизм в состоянии предложить оправдания для преступлений, совершаемых своими адептами.
Но несмотря на это, с поразительной навязчивостью в современной (как оккультной, так и светской) пропаганде веротерпимость и миролюбие буддизма противопоставляются «кровожадности» христиан. Постоянно мелькают заявления типа: «Буддисты – единственные из всех верующих, которые за 2,5 тысячи лет никогда не были причиной кровопролития. Буддисты никогда не начинали войн, тем более братоубийственных, градзданских. Они не насаждали (в отличие от христиан) свою религию огнем и мечом». Что ж, прислушаемся к мнению историка: «Большинство западных буддологов подчеркивает „мирный“ характер учения буддизма по сравнению с исламом и христианством, и словно забывая о том, что многие правители древнего и средневекового Востока именовались в буддизме „чакравартинами“, „бодхисатвами“, „буддхараджами“, хотя некоторые из них отличались крайней жестокостью и известны истреблениями целых народов, например, Ашока, Чингис-хан и др. Причем в истории зафиксировано множество случаев, когда агрессия оправдывалась религиозными целями: войны на острове Шри-Ланка за обладание Зубом Будды, поход бирманского царя Ануруддхи на государство Тхатон якобы ради получения палийского закона и т.д. Э. О. Берзин отмечает, что „борьба за разрушение государств старого типа и создание государств нового типа, как это всегда бывало в средневековье, велась под религиозными лозунгами. Так, на поверхности событий мы видим борьбу буддизма хинаяны против буддизма махаяны в Таиланде, Кампучии, Лаосе, борьбу старых анимистических культов против буддизма хинаяны в Бирме, борьбу конфуцианства против буддизма махаяны во Вьетнаме, наконец, борьбу синкретической религии буддизм-индуизм против жрецов каждой из этих религий в отдельности в Индонезии. Необходимость и справедливость захватнической политики правителей, которые покровительствовали сангае и дхарме, идеологи буддизма оправдывают ссылками на эдикты Ашоки, являющиеся канонизированной экзегетикой буддизма тхерававды, и на канонизированный трактат „Милиндапаньха“, а в целом рассматривают природу этих войн через концепцию чакравартина. Следует отметить, что политика дхармавиджаи (доел. „завоевание с помощью дхармы“) известна в странах южного буддизма как часть концепции чакравартина, согласно которой правитель обязан распространять дхарму на соседние страны, то есть завоевательные походы – это его долг“.
Буддистские секты самого Тибета, бывало, выясняли отношения между собой с оружием в руках. А в буддистско-синтоистской Японии уже лилась кровь христиан. До начала гонений в стране насчитывалось около 300 000 христиан. И это было сочтено угрозой для национальной безопасности Японии и для благополучия буддистских монастырей. Христианство было объявлено вне закона. В 1623 г. было казнено 27 христиан. В 1618-1621 – убито 50 христиан-японцев. Следующий, 1622, год вошел в историю японской Церкви как «год великомучеников»: 30 христиан было обезглавлено и еще 25 сожжено заживо (из них – девять иностранных католических священников). И так продолжалось два с половиной века. Когда во второй половине XIX века христианство было все же объявлено разрешенной религией, христиан в Японии осталось 100 000 (при этом историк отмечает, что мало кто из христиан отрекался – большинство предпочитало смерть). Философское освящение этим гонениям было дано трактатом «О вреде христианства», написанным буддистским монахом Судэном.
Да и в унгерновской дивизии, о которой упоминалось выше, самую боеспособную часть составляла Тибетская сотня, присланная барону Далай-ламой. Значит – были у тибетских лам и боевой опыт, и некоторые цели, ради достижения которых они не только имели войска, но и посылайте их за пределы Тибета.
Так что человеческие жертвоприношения в современном буддизме противоречат разве что не в меру завышенным европейским представлениям о буддизме, а не истории самого буддизма.
В своей истории христиане проливали крови, наверно, не меньше буддистов. Но эта кровь никогда не была ритуальной. И потому церковная жизнь, давно покрывшаяся золой быта и грешками мирян и пастырей, в схоластическом спокойствии ищущая равновесия всех духовных проблем – все же лучше безумного пламени, что опаляет ветеранов «контактов с космическим Разумом».
Я был в Мексике. Взбирался на пирамиды…
Что бы они рассказали, если б заговорили?
Ничего. В лучшем случае, о победах
над соседним, племенем, о разбитых головах.
О том, что слитая в миску
Богу Солнца, людская кровь укрепляет в последнем мышцу;
что вечерняя жертва восьми, молодых и сильных
обеспечивает восход лучше, чем будильник.
Все-таки лучше сифилис, лучше жерла
единорогов Кортеса, чем эта жертва.
Ежели вам глаза скормить суждено воронам,
лучше, если убийца – убийца, а не астроном.
Иосиф Бродский. «Мексиканский дивертисмент».
Этот мир, мир языческих жертвоприношений был хорошо знаком людям Библии. Не все язычники приносили человеческие жертвы. Например, ненависть римлян к Карфагену не в последнюю очередь объясняется отвращением римлян от человеческих жертвоприношений африканцев. Так же, как чувство омерзения к язычеству у библейских пророков становится вполне понятным на фоне ханаанской практики сжигания младенцев во славу Ваала. Жесткое отмежевание первых христиан от «античного наследия» также станет понятнее, если вспомнить, что в глубине этого «наследия» проступала человеческая кровь. И рассказ «Повести временных лет» о том, как Перуна пустили в плавание по Днепру, перестает казаться «разрушением культурных памятников родной старины», если вспомнить, что Перуну еще за несколько лет до года Крещения принесли в жертву христиан.
Не от жестокости люди приносили столь страшные жертвы – скорее от отчаяния. Слишком далек Бог. Слишком близки боги. И слишком непостоянен у них характер: сегодня помогают – завтра издеваются. И как жест последней надежды люди убивали друг друга перед лицом богов: может, хоть это сделает вас милосерднее…
Нельзя понять Евангелие без рассказа о грехопадении. Нельзя понять сияние Фаворской горы без знания той пропасти, в которую скатились люди. Долго человечество карабкалось к той «полноте времен», когда ему можно было дать Евангелие. За это время не только много воды утекло – но и много крови у многих алтарей.
Есть смутный отблеск правды в этих кровавых блужданиях религиозного чувства. Действительно, «без пролития крови не бывает прощения» (Евр. 9, 22). Кровь есть жизнь, и человек ощущает потребность именно жизнь, «весь живот наш» вверить, посвятить горнему миру. Кроме того, Бог просит людей; «Сыне, дай мне сердце твое». Но и духи также хотят всецело подчинить себе людей. Поистине, по слову Достоевского, – «здесь дьявол с Богом борются, и поле битвы сердца людей». Союз должен быть не поверхностен, он должен быть заключен не на периферии человеческой жизни, а в ее глубине – в сердце. И вот духи просят: так вынь это сердце наружу и дай его нам. Как жест вверения себя духовным владыкам, человек льет кровь свою и кровь жертв.
Возможно, и у семитов в доветхозаветные времена был культ человеческих жертв. Жертвоприношение Иеффая предстает как отголосок архаичной практики. По весьма вероятной догадке В. Розанова, обряд обрезания родился как замена ханаанскому обычаю жертвоприношения первенцев.
И все же не кровь людей, но кровь животных льется в мире Ветхого Завета. Это – лучше, чем «вечерняя жертва восьми молодых и сильных».
Тем не менее, если знать техническую сторону ветхозаветных ритуалов, то планы восстановления иерусалимского Храма и древнееврейского богослужения не вызывают энтузиазма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
«Тулум», сопровождавший Джа-ламу в его странствиях, интересен еще вот чем. Каждый народ, каждый город старается, помимо почитания Единого Небесного Отца (если он еще о Нем помнит), обрести более «близкого» духовного покровителя. Москва своим покровителем чтит св. Георгия Победоносца, а Петербург – св. Александра Невского. В античности Афина Паллада считалась покровительницей Афин, а Артемида – Эфеса… Кого же ламаисты считают покровителем своей священной столицы – Лхассы? – Богиню Лхамо. Она изображается всегда скачущей по морю крови на муле, покрытом страшной попоной – тулумом, сделанным из кожи ее сына, которого она сама убила за измену «желтой вере»…
Обряды Джа-ламы были не настолько «эзотеричны», чтобы никто другой их не практиковал. Когда один из сподвижников Джа-ламы Максаржав в 1921 году совершил переворот, он не просто уничтожил белый гарнизон (отряд атамана Казанцева – часть Унгерновской дивизии). Сердце есаула Ванданова (бурята-буддиста) было съедено. «При появлении в лагере Ванданова чеджин-лама сразу же впал в транс, воплотившееся в него божество требовало себе в жертву трепещущее сердце Ванданова. Ванданова расстреляли, а вынутое сердце было поднесено беснующемуся чеджину, который в экстазе его съел. Позднее он говорил, что во время транса действует божество, а не он, оно и съело сердце Ванданова». Исполнители этого действа рассказывали Бурдукову, что «его сало и мясо разобрали на лекарства. В тибетской медицине мясо, сало, череп человека и многое другое употребляются в качестве лекарств. Человеческое мясо и сало преимущественно берутся от казненных».
Ванданов был принесен в жертву при совершении все того же ритуала освящения знамени. Но на этот раз это было уже – красное большевистское знамя. И командир красных монголов Максаржав вскоре был награжден советским орденом Красного Знамени…
Вскоре в плен к «красномонголам» (термин А. Бурдукова) попал фельдфебель Филимонов из Бийска. И на этот раз сердце пленного было принесено в жертву красному знамени и съедено. Совершал обряд все тот же бывший при Максаржаве чеджин (чойджин) лама. «Интересно, что в современных случаях человеческих жертвоприношений инициаторами являются представители 1 высшего ламства – Джа-лама и чеджин».
Так что речь идет не об эксцессе. Речь идет о традиции. Естественно, эзотерической… В северном буддизме в обиходе «храмовые духовые инструменты из человеческих костей и из этого же материала изготовленные зерна дамских четок… Габала изготавливалась из черепа девственника, умершего естественной смертью и не убившего ни одного живого существа. В нее наливалась кровь жертвенных животных для призывания грозных дхармапала».
Когда людям рассказываешь о таких страничках буддистских верований и практик, реакция обычно стандартная: «Да не может такого быть. Ведь всем известно, что буддизм самая миролюбивая религия на земле!». До такой степени люди затерроризированны идеей обязательного «мира между религиями», настолько пленены пропагандой их «равноценности» (при предполагаемом превосходстве буддизма над христианством), что даже Инесса Ломакина, в книге которой о Джаламе столько страшных страниц, считает необходимым делать реверансы в адрес «мудрости ламаизма». «Молодая женщина – член буддийской общины Санкт-Петербурга, прочтя часть рукописи, спросила меня: „К чему все эти ужасы, эти жертвоприношения? Буддист не сорвет травинку, благословляя все, растущее и живущее на земле. Или вы против возрождения ламаизма?“. Нет-нет, не против; любая вера сейчас, наверное, во благо. Только ламаизм – вера особая, вобравшая мудрость Степи». Конечно, вырывать сердца из груди живых людей – это идет «во благо человека». Карма убитого от этого становится лучше.
Для Унгерна и Джа-Ламы «кровь на лепестках буддийского лотоса казалась чем-то вполне ему соприродным и естественным». Когда Бурдуков поинтересовался у Джа-ламы, как, будучи буддийским монахом, он может носить оружие, сражаться и убивать, Джа-лама ответил: «Эта истина („щади все живое“) для тех, кто стремится к совершенству, но не для совершенных. Как человек, взошедший на гору, должен спуститься вниз, так и совершенные должны стремиться вниз, в мир – служить на благо других, принимать на себя грехи других. Если совершенный знает, что какой-то человек может погубить тысячу себе подобных и причинить бедствие народу, такого человека он может убить, чтобы спасти тысячу и избавить от бедствия народ. Убийством он очистит душу грешника, приняв его грехи на себя». Так что буддизм в состоянии предложить оправдания для преступлений, совершаемых своими адептами.
Но несмотря на это, с поразительной навязчивостью в современной (как оккультной, так и светской) пропаганде веротерпимость и миролюбие буддизма противопоставляются «кровожадности» христиан. Постоянно мелькают заявления типа: «Буддисты – единственные из всех верующих, которые за 2,5 тысячи лет никогда не были причиной кровопролития. Буддисты никогда не начинали войн, тем более братоубийственных, градзданских. Они не насаждали (в отличие от христиан) свою религию огнем и мечом». Что ж, прислушаемся к мнению историка: «Большинство западных буддологов подчеркивает „мирный“ характер учения буддизма по сравнению с исламом и христианством, и словно забывая о том, что многие правители древнего и средневекового Востока именовались в буддизме „чакравартинами“, „бодхисатвами“, „буддхараджами“, хотя некоторые из них отличались крайней жестокостью и известны истреблениями целых народов, например, Ашока, Чингис-хан и др. Причем в истории зафиксировано множество случаев, когда агрессия оправдывалась религиозными целями: войны на острове Шри-Ланка за обладание Зубом Будды, поход бирманского царя Ануруддхи на государство Тхатон якобы ради получения палийского закона и т.д. Э. О. Берзин отмечает, что „борьба за разрушение государств старого типа и создание государств нового типа, как это всегда бывало в средневековье, велась под религиозными лозунгами. Так, на поверхности событий мы видим борьбу буддизма хинаяны против буддизма махаяны в Таиланде, Кампучии, Лаосе, борьбу старых анимистических культов против буддизма хинаяны в Бирме, борьбу конфуцианства против буддизма махаяны во Вьетнаме, наконец, борьбу синкретической религии буддизм-индуизм против жрецов каждой из этих религий в отдельности в Индонезии. Необходимость и справедливость захватнической политики правителей, которые покровительствовали сангае и дхарме, идеологи буддизма оправдывают ссылками на эдикты Ашоки, являющиеся канонизированной экзегетикой буддизма тхерававды, и на канонизированный трактат „Милиндапаньха“, а в целом рассматривают природу этих войн через концепцию чакравартина. Следует отметить, что политика дхармавиджаи (доел. „завоевание с помощью дхармы“) известна в странах южного буддизма как часть концепции чакравартина, согласно которой правитель обязан распространять дхарму на соседние страны, то есть завоевательные походы – это его долг“.
Буддистские секты самого Тибета, бывало, выясняли отношения между собой с оружием в руках. А в буддистско-синтоистской Японии уже лилась кровь христиан. До начала гонений в стране насчитывалось около 300 000 христиан. И это было сочтено угрозой для национальной безопасности Японии и для благополучия буддистских монастырей. Христианство было объявлено вне закона. В 1623 г. было казнено 27 христиан. В 1618-1621 – убито 50 христиан-японцев. Следующий, 1622, год вошел в историю японской Церкви как «год великомучеников»: 30 христиан было обезглавлено и еще 25 сожжено заживо (из них – девять иностранных католических священников). И так продолжалось два с половиной века. Когда во второй половине XIX века христианство было все же объявлено разрешенной религией, христиан в Японии осталось 100 000 (при этом историк отмечает, что мало кто из христиан отрекался – большинство предпочитало смерть). Философское освящение этим гонениям было дано трактатом «О вреде христианства», написанным буддистским монахом Судэном.
Да и в унгерновской дивизии, о которой упоминалось выше, самую боеспособную часть составляла Тибетская сотня, присланная барону Далай-ламой. Значит – были у тибетских лам и боевой опыт, и некоторые цели, ради достижения которых они не только имели войска, но и посылайте их за пределы Тибета.
Так что человеческие жертвоприношения в современном буддизме противоречат разве что не в меру завышенным европейским представлениям о буддизме, а не истории самого буддизма.
В своей истории христиане проливали крови, наверно, не меньше буддистов. Но эта кровь никогда не была ритуальной. И потому церковная жизнь, давно покрывшаяся золой быта и грешками мирян и пастырей, в схоластическом спокойствии ищущая равновесия всех духовных проблем – все же лучше безумного пламени, что опаляет ветеранов «контактов с космическим Разумом».
Я был в Мексике. Взбирался на пирамиды…
Что бы они рассказали, если б заговорили?
Ничего. В лучшем случае, о победах
над соседним, племенем, о разбитых головах.
О том, что слитая в миску
Богу Солнца, людская кровь укрепляет в последнем мышцу;
что вечерняя жертва восьми, молодых и сильных
обеспечивает восход лучше, чем будильник.
Все-таки лучше сифилис, лучше жерла
единорогов Кортеса, чем эта жертва.
Ежели вам глаза скормить суждено воронам,
лучше, если убийца – убийца, а не астроном.
Иосиф Бродский. «Мексиканский дивертисмент».
Этот мир, мир языческих жертвоприношений был хорошо знаком людям Библии. Не все язычники приносили человеческие жертвы. Например, ненависть римлян к Карфагену не в последнюю очередь объясняется отвращением римлян от человеческих жертвоприношений африканцев. Так же, как чувство омерзения к язычеству у библейских пророков становится вполне понятным на фоне ханаанской практики сжигания младенцев во славу Ваала. Жесткое отмежевание первых христиан от «античного наследия» также станет понятнее, если вспомнить, что в глубине этого «наследия» проступала человеческая кровь. И рассказ «Повести временных лет» о том, как Перуна пустили в плавание по Днепру, перестает казаться «разрушением культурных памятников родной старины», если вспомнить, что Перуну еще за несколько лет до года Крещения принесли в жертву христиан.
Не от жестокости люди приносили столь страшные жертвы – скорее от отчаяния. Слишком далек Бог. Слишком близки боги. И слишком непостоянен у них характер: сегодня помогают – завтра издеваются. И как жест последней надежды люди убивали друг друга перед лицом богов: может, хоть это сделает вас милосерднее…
Нельзя понять Евангелие без рассказа о грехопадении. Нельзя понять сияние Фаворской горы без знания той пропасти, в которую скатились люди. Долго человечество карабкалось к той «полноте времен», когда ему можно было дать Евангелие. За это время не только много воды утекло – но и много крови у многих алтарей.
Есть смутный отблеск правды в этих кровавых блужданиях религиозного чувства. Действительно, «без пролития крови не бывает прощения» (Евр. 9, 22). Кровь есть жизнь, и человек ощущает потребность именно жизнь, «весь живот наш» вверить, посвятить горнему миру. Кроме того, Бог просит людей; «Сыне, дай мне сердце твое». Но и духи также хотят всецело подчинить себе людей. Поистине, по слову Достоевского, – «здесь дьявол с Богом борются, и поле битвы сердца людей». Союз должен быть не поверхностен, он должен быть заключен не на периферии человеческой жизни, а в ее глубине – в сердце. И вот духи просят: так вынь это сердце наружу и дай его нам. Как жест вверения себя духовным владыкам, человек льет кровь свою и кровь жертв.
Возможно, и у семитов в доветхозаветные времена был культ человеческих жертв. Жертвоприношение Иеффая предстает как отголосок архаичной практики. По весьма вероятной догадке В. Розанова, обряд обрезания родился как замена ханаанскому обычаю жертвоприношения первенцев.
И все же не кровь людей, но кровь животных льется в мире Ветхого Завета. Это – лучше, чем «вечерняя жертва восьми молодых и сильных».
Тем не менее, если знать техническую сторону ветхозаветных ритуалов, то планы восстановления иерусалимского Храма и древнееврейского богослужения не вызывают энтузиазма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13