Несчастных оказалось девять, включая троих детей. Всех поочерёдно уводили на кухню и там убивали топором... То ли бандиты устали от этого, то ли Пудовочкин произвёл на них такое впечатление, зверски орудуя топором, но почти все претензии отпали.
Шайка громила, жгла усадьбы, грабила и горожан, не зная удержу. Пудовочкин был изворотлив, но попадался дважды. После первой поимки бежал из тюрьмы, после второй – его выпустила Февральская революция. Летом семнадцатого на воровской малине в Рузаевке он перестрелял шестерых членов своей старой шайки: вероятно, свёл счёты за давний спор. Объявил себя коммунистом, создал «группу идейных экспроприаторов». Они продолжали терроризировать помещиков, но уже – служа идее. После Октябрьского переворота новая власть назначила Пудовочкина начальником красной саранской милиции, а затем поручила сформировать красногвардейский отряд.
– Такова карьера этого экземпляра, – удовлетворённо, точно преподнося нечто весьма полезное, радующее, подытожил рассказчик. Но расстаться на этом с фигурой Пудовочкина оказался не в силах – продолжил с подъёмом: – Он далеко не туп. У попа-старообрядца выучился грамоте, пишет почти без ошибок. Прочитал «Антона Горемыку» Григоровича, возит с собой Писемского – «Старческий грех». Стихи пописывает. Послушайте:
Жарко лето, зелен сад,
Сердце так и ходит.
Фрукты красные висят,
Речка вся в народе.
Костарев в задумчивости хмыкнул:
– Сердце так и ходит... Строка-с!
Зверянский отозвался угрюмо:
– Обыкновенно сволочь любит буколику.
– Главным образом, сволочь мыслящая, которая обладает талантом быть популярной! – уточнил собеседник. – Итак!.. Что в нём ещё, помимо жестокости? Обжорство. И распутство – но без садизма, без «фокусов». С любовницами мил, щедр, они его ценят.
– А надругаться над гимназисткой, убить на её глазах отца – не садизм? – прорычал доктор. – Слушайте, зачем мне нужно что-то ещё знать об этой скверной, бешеной скотине?!
– Затем, что он – проходная фигура в комбинации!
– В какой комбинации?
– Против Хода Истории.
11
Пудовочкин выбрал для себя дом владельца сахарного завода Ерисанова. Одноэтажное каменное длинное здание фасадом на рынок. За домом – большой двор с каретным сараем, с баней.
От рынка – пять минут ходьбы до ресторана «Поречье». Его хозяину Гусарову было приказано «сервировать закуску с барашком». Если «не удовлетворишь», сказали Гусарову, то тебя ждёт приговор за торговлю самогонкой.
Утром Пудовочкин с тремя подручными направлялся в ресторан; прохожие жались к заборам, взирали на светлобородого кудрявого гиганта, идущего с лёгким наклоном вперёд, невесомо, как кошка. Некоторые сдёргивали шапки.
Он наедался больше часа, остался доволен. Когда возвращался в дом Ерисанова – стегнул выстрел: возле головы просвистела пуля. Он молниеносно оглянулся на звук выстрела: шагах в двухстах, за невысоким забором, отбегал вглубь двора подросток. Охрана бросилась ловить, но тот успел скрыться.
Во дворе, откуда стреляли, стояла лачуга, где обычно ночевали крестьяне победнее, пригонявшие на рынок скот. В это утро здесь никого не было. Не с кого спросить...
По раскатистому хлопку выстрела Пудовочкин определил берданку. Это подтвердила и найденная пуля: она глубоко увязла в саманной стене сарая.
Пудовочкин навестил в совдепе Юсина:
– Кто у тебя есть из большевиков – заядлый охотник?
Юсин позвал наборщика типографии Шемышеева. Пудовочкин спросил: ходил ли тот с кузнечанами на волков? Ходил и много раз. А на медведей? Бывало! Их уже не осталось в уезде. Больше всего, мол, ходим на зайцев.
– И у кого есть берданки?
– Берданки? – Шемышеев перечислил. А теперь, попросил Пудовочкин, назови, у кого из этих берданочников имеются сыновья лет эдак от тринадцати до двадцати? Охотник стал называть фамилии, загибая пальцы: нет, нет, нет...
– Семёнов, пчеловод. Тоже нет сына, одни дочери... Внук есть.
– Скольки лет?
– Примерно пятнадцати – Мишка. В реальном училище учился, бросил. Известный драчун.
Пудовочкин взглянул на Сунцова:
– Этого Мишу мне!
* * *
Миша Семёнов увидал в окно пятерых конных, подъезжавших к воротам, – всё понял. Выпрыгнул в окошко на задний двор, там полно кур – подняли переполох. Сунцов услышал, поскакал вокруг дома, увидел, как Миша перемахнул через плетень. Заулюлюкал, хлестнул лошадь. Она взяла барьер. Семёнов убегал огородами к канаве, полной талой воды, Сунцов настиг:
– Стопчу зайца!
Через канаву переброшено бревно. Миша перебежал по нему. Конник не стал соваться в воду – убил Семёнова из винтовки в спину, со второго выстрела.
12
Утром Костарев уговорил доктора проехаться; правил лошадьми сам, гнал их шибкой игристой рысью. Было тепло, но не солнечно, небо заволакивала сизая ватная пасмурь. Выехали за город; от просыхающих бугров налетал запах перегноя и одевшегося почками мелкокустья. Под ременной упряжью вспотевших лошадей шерсть взялась желтоватым мылом. Валерий Геннадьевич остановил пролётку на просёлочной дороге. Слева – овраг, в нём ещё белеет снег. Справа – пастбище, там только-только зазеленела травка; за пастбищем – лес.
Десятка два коров, гладко лоснясь после линьки, щиплют травку, из леса несутся птичьи голоса. Ближе к просёлку бык с широко расставленными рогами врыл копыта в податливую землю. Так и чувствуется прочность низких ног, что держат длинное туловище с литой покатой спиной; почти до колен свисает шелковистый тяжёлый подгрудок. Костарев, обращаясь к спутнику, размашисто повёл рукой, приглашая:
– Посмотрите, какая гармония в природе! – он сделал сладкий глубокий вдох и, как бы в упоении пейзажем, тряхнул головой. Потом, указывая пальцем, спросил с некоторым драматизмом: – Замечаете быка? Косится на нас. Наверняка хотел бы побаловать, но видит – мы не по нему. А бреди здесь старушка? Проходи семилетний мальчик? Каким чудовищем предстал бы этот спокойный бык! Заласкай он жертву рогами до смерти – думаете, его бы зарезали? Он нужен всей деревне.
– Но старушка, мальчик – это же люди! – доктор сделал ударение на последнем слове.
– И однако же права деревня. С этим согласится вся крестьянская Россия! Жертву не оживишь, а бык необходим, чтобы рождались телята, чтобы коровы давали молоко: чтобы поддерживалась жизнь. Таким же образом, и бык Пудовочкин нужен, чтобы жизнь России вернулась к гармонии. Вы возразите, что Пудовочкин наделён сознанием и ответствен за свои поступки. На это я вам скажу: убейте его – но всё равно без быков, имеющих обыкновение беситься, мы не обойдёмся! Когда я слышу, что народный вождь должен быть честен, что им должен быть порядочный интеллигент, на меня нападает неудержимое чиханье. Все, кто поднимутся спасать Россию от красных, не будучи сами чудовищами в достаточной мере, – обречены!
– Но почему? – вскричал Зверянский.
– Потому что ряд несообразностей повлиял на Ход Истории, и он завёл Россию в кровавое болото. Чем дальше, тем больше и больше крови, неслыханных бедствий, разврата, смертной тоски. Туда ведёт большевицкая идея. Свернуть вправо, влево – тоже кровь, химеры. Но скоро можно будет выбраться на сухое место. И тогда – всё исправлено; гармония – когда душа радуется, а глаз наслаждается красотой! Однако заворотить Россию сможет лишь редкого бешенства бык.
– Откуда в вас столько ужасного, Валерий Геннадьевич? – не вынес доктор. – Такой цинизм? Такая рассудочная кровавость?
– О себе я расскажу в другой раз. А сейчас я хочу, чтобы вы поняли смысл, – с нажимом продолжил Костарев. – Я произнёс слово «несообразности». И вот вам главная!
Испанцы, англичане, французы имели периоды исторического возбуждения, когда они устремлялись за моря, захватывали и осваивали огромные пространства, несоизмеримые с величиной их собственных стран. Грандиозные силы возбуждения избывались.
Русский народ таит в себе подобных сил поболее, чем указанные народы. Русские с кремнёвыми ружьями прошли Аляску, поставили свои форты там, где теперь находится Сан-Франциско. Но дальше подстерегала несообразность. За титанами России не потянулся народ, как потянулись испанцы за своими Писарро и Кортесом. Крепостничество, сонное состояние властей, сам косный, замкнутый характер чиновничьей империи не дали развиться движению. Гигантские силы стали копиться под спудом. С ними копилась и особенная непобедимая ненависть народа к господам, к царящему порядку – ненависть, чувство мести, мука – от того неосознанного факта, что великому народу не дали пойти достойным его величайшим путём.
Между прочим, это смутно чувствует и российская интеллигенция, которая так любит говорить о великом пути России – не понимая, что смотреть надо не вперёд, а назад: в эпоху, когда возможность такого пути упустили правители...
Пётр Столыпин был умницей наипервейшим, он лучше всех понимал всё то, о чём я веду речь. Его хлопоты о переселении крестьян в Сибирь – это попытка исполнить, пусть в крайне малом масштабе, но всё-таки исполнить те задачи, на которые предназначалась титаническая энергия России. Попытка дать выход накопленным силам возбуждения... Но Столыпина не стало. А большевики – для выпуска энергии – указали народу другой в известном смысле тоже грандиозный путь.
13
Пудовочкин сидел в кресле в гостиной сахарозаводчика, ел из ушата мочёные яблоки. Вошёл Сунцов, доложил, что стрелявший наказан, обрисовал происшедшее.
– А это... – Пудовочкин откусил пол-яблока, – родичи?
– Отпеты! – Сунцов махнул ладонями вниз. Пояснил: все, кто был в доме Семёновых – старик-пчеловод, обе его дочери, зять и работник – расстреляны.
– Надо вот чего, – с сухой деловитостью сказал Пудовочкин, выплёвывая сердцевину, – объяви на публику, что парнишка был не один, а было их двое. Второй – одинаковый с ним по росту. Сыми с парнишки обувку, пинжачок и дуй по домам: всем парням примеряй. Кому будет подходяще, собирай их на рынок. Кто из родных вякнет – аминь на месте!
Скоро в городе стали раздаваться выстрелы. Пудовочкин вскочил на лошадь и возбуждённо гонял её по Песчаной улице на Ивановскую площадь и обратно – на рыночную. Его ярило предстоящее. Бил лошадь плёткой – пускал вскачь, подымал на дыбы. Она храпела, роняла пену, глаза налились кровью.
Но вот Сунцов и группа конных пригнали десятерых подростков. Пудовочкин подскакал к ним, наклоняясь с седла, заглядывал в лица, казалось бы, без тени злобы, смеялся:
– Павлинами надо быть, хвосты кверху, а вы вон чего – печальные!
Сын путевого обходчика Коля Студеникин спросил:
– За что нас?
– А чего ваш бздун в меня целил? – обиженно вскричал Пудовочкин. – А то вы с ним не одних мыслей!
– А если нет? – Коля не отвёл взгляда.
Пудовочкин – сердясь как бы в шутку – бросил:
– Ну, знать, мне ещё извиняться перед тобой! Дурак ты, что ли?
Он указал плёткой на площадку, обнесённую изгородью: там обычно держали пригнанный на рынок скот; сейчас площадка пустовала. Приведённых загнали на неё.
* * *
Прибывал народ. Пудовочкин скакал взад-вперёд по площади, беспокойно похохатывал, повторял: «Ну, попали в меня, а?», «А вот я це-е-ленький!» и: «Кому охота ещё попробовать?» Люди молчали.
Он спрыгнул с лошади, неуловимым движением тягнул из-за спины винтовку. Огромный, кудрявый, он не пошёл – он стремительно покралсяк площадке, слегка клонясь вперёд. Ноги несли богатырское туловище, точно воздушное. Десятизарядный «винчестер» выглядел детским ружьишкой в громадных ручищах.
Легко перемахнул через изгородь, что была по плечо человеку среднего роста. Ребята пятились от него, жались к городьбе. Пудовочкин встал к ним спиной.
Перед площадкой сидел на лошади Сунцов. Поймал взгляд командира. Приподнялся на стременах, повернулся к толпе:
– Все видят, товарищи и граждане? Вот так всегда будет делаться за разное нехорошее, да-а! – кривясь, помахал над собой рукой, словно разгоняя зловоние. – В пор-рядке рабоче-крестьянского наказанья... алле гоп – р-р-раз! – рубнул воздух ладонью. – Алле гоп – два!
Когда крикнул: «Три!» – Пудовочкин подпрыгнул, в прыжке развернулся к подросткам, упирая приклад в сгиб локтя, выстрелил. Колю Студеникина сорвало с ног, швырнуло оземь – будто ударило дубиной.
А ладонь Сунцова опять рубила воздух:
– Алле гоп – раз!
При выкрике «три!» – пленники упали на землю, но Пудовочкин не подпрыгнул. Он хохотал... Подпрыгнул при счёте «шесть». Выстрел убил Власа Новоуспенского, сына протодьякона. После этого прыжок и выстрел вновь последовали при счёте «три». Затем – при выкрике «пять».
* * *
Расстреляны десять патронов; трое ребят ещё вздрагивают на земле, крутятся, силятся вскочить. Кровь, стоны. Сунцов, не слезая с седла, стал издали добивать раненых из винтовки. Смертельных попаданий нет, мучения длятся.
В это время пригнали ещё группу: человек пятнадцать. Пудовочкин воздел громадные руки, в правой – «винчестер».
– Даю помиловку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Шайка громила, жгла усадьбы, грабила и горожан, не зная удержу. Пудовочкин был изворотлив, но попадался дважды. После первой поимки бежал из тюрьмы, после второй – его выпустила Февральская революция. Летом семнадцатого на воровской малине в Рузаевке он перестрелял шестерых членов своей старой шайки: вероятно, свёл счёты за давний спор. Объявил себя коммунистом, создал «группу идейных экспроприаторов». Они продолжали терроризировать помещиков, но уже – служа идее. После Октябрьского переворота новая власть назначила Пудовочкина начальником красной саранской милиции, а затем поручила сформировать красногвардейский отряд.
– Такова карьера этого экземпляра, – удовлетворённо, точно преподнося нечто весьма полезное, радующее, подытожил рассказчик. Но расстаться на этом с фигурой Пудовочкина оказался не в силах – продолжил с подъёмом: – Он далеко не туп. У попа-старообрядца выучился грамоте, пишет почти без ошибок. Прочитал «Антона Горемыку» Григоровича, возит с собой Писемского – «Старческий грех». Стихи пописывает. Послушайте:
Жарко лето, зелен сад,
Сердце так и ходит.
Фрукты красные висят,
Речка вся в народе.
Костарев в задумчивости хмыкнул:
– Сердце так и ходит... Строка-с!
Зверянский отозвался угрюмо:
– Обыкновенно сволочь любит буколику.
– Главным образом, сволочь мыслящая, которая обладает талантом быть популярной! – уточнил собеседник. – Итак!.. Что в нём ещё, помимо жестокости? Обжорство. И распутство – но без садизма, без «фокусов». С любовницами мил, щедр, они его ценят.
– А надругаться над гимназисткой, убить на её глазах отца – не садизм? – прорычал доктор. – Слушайте, зачем мне нужно что-то ещё знать об этой скверной, бешеной скотине?!
– Затем, что он – проходная фигура в комбинации!
– В какой комбинации?
– Против Хода Истории.
11
Пудовочкин выбрал для себя дом владельца сахарного завода Ерисанова. Одноэтажное каменное длинное здание фасадом на рынок. За домом – большой двор с каретным сараем, с баней.
От рынка – пять минут ходьбы до ресторана «Поречье». Его хозяину Гусарову было приказано «сервировать закуску с барашком». Если «не удовлетворишь», сказали Гусарову, то тебя ждёт приговор за торговлю самогонкой.
Утром Пудовочкин с тремя подручными направлялся в ресторан; прохожие жались к заборам, взирали на светлобородого кудрявого гиганта, идущего с лёгким наклоном вперёд, невесомо, как кошка. Некоторые сдёргивали шапки.
Он наедался больше часа, остался доволен. Когда возвращался в дом Ерисанова – стегнул выстрел: возле головы просвистела пуля. Он молниеносно оглянулся на звук выстрела: шагах в двухстах, за невысоким забором, отбегал вглубь двора подросток. Охрана бросилась ловить, но тот успел скрыться.
Во дворе, откуда стреляли, стояла лачуга, где обычно ночевали крестьяне победнее, пригонявшие на рынок скот. В это утро здесь никого не было. Не с кого спросить...
По раскатистому хлопку выстрела Пудовочкин определил берданку. Это подтвердила и найденная пуля: она глубоко увязла в саманной стене сарая.
Пудовочкин навестил в совдепе Юсина:
– Кто у тебя есть из большевиков – заядлый охотник?
Юсин позвал наборщика типографии Шемышеева. Пудовочкин спросил: ходил ли тот с кузнечанами на волков? Ходил и много раз. А на медведей? Бывало! Их уже не осталось в уезде. Больше всего, мол, ходим на зайцев.
– И у кого есть берданки?
– Берданки? – Шемышеев перечислил. А теперь, попросил Пудовочкин, назови, у кого из этих берданочников имеются сыновья лет эдак от тринадцати до двадцати? Охотник стал называть фамилии, загибая пальцы: нет, нет, нет...
– Семёнов, пчеловод. Тоже нет сына, одни дочери... Внук есть.
– Скольки лет?
– Примерно пятнадцати – Мишка. В реальном училище учился, бросил. Известный драчун.
Пудовочкин взглянул на Сунцова:
– Этого Мишу мне!
* * *
Миша Семёнов увидал в окно пятерых конных, подъезжавших к воротам, – всё понял. Выпрыгнул в окошко на задний двор, там полно кур – подняли переполох. Сунцов услышал, поскакал вокруг дома, увидел, как Миша перемахнул через плетень. Заулюлюкал, хлестнул лошадь. Она взяла барьер. Семёнов убегал огородами к канаве, полной талой воды, Сунцов настиг:
– Стопчу зайца!
Через канаву переброшено бревно. Миша перебежал по нему. Конник не стал соваться в воду – убил Семёнова из винтовки в спину, со второго выстрела.
12
Утром Костарев уговорил доктора проехаться; правил лошадьми сам, гнал их шибкой игристой рысью. Было тепло, но не солнечно, небо заволакивала сизая ватная пасмурь. Выехали за город; от просыхающих бугров налетал запах перегноя и одевшегося почками мелкокустья. Под ременной упряжью вспотевших лошадей шерсть взялась желтоватым мылом. Валерий Геннадьевич остановил пролётку на просёлочной дороге. Слева – овраг, в нём ещё белеет снег. Справа – пастбище, там только-только зазеленела травка; за пастбищем – лес.
Десятка два коров, гладко лоснясь после линьки, щиплют травку, из леса несутся птичьи голоса. Ближе к просёлку бык с широко расставленными рогами врыл копыта в податливую землю. Так и чувствуется прочность низких ног, что держат длинное туловище с литой покатой спиной; почти до колен свисает шелковистый тяжёлый подгрудок. Костарев, обращаясь к спутнику, размашисто повёл рукой, приглашая:
– Посмотрите, какая гармония в природе! – он сделал сладкий глубокий вдох и, как бы в упоении пейзажем, тряхнул головой. Потом, указывая пальцем, спросил с некоторым драматизмом: – Замечаете быка? Косится на нас. Наверняка хотел бы побаловать, но видит – мы не по нему. А бреди здесь старушка? Проходи семилетний мальчик? Каким чудовищем предстал бы этот спокойный бык! Заласкай он жертву рогами до смерти – думаете, его бы зарезали? Он нужен всей деревне.
– Но старушка, мальчик – это же люди! – доктор сделал ударение на последнем слове.
– И однако же права деревня. С этим согласится вся крестьянская Россия! Жертву не оживишь, а бык необходим, чтобы рождались телята, чтобы коровы давали молоко: чтобы поддерживалась жизнь. Таким же образом, и бык Пудовочкин нужен, чтобы жизнь России вернулась к гармонии. Вы возразите, что Пудовочкин наделён сознанием и ответствен за свои поступки. На это я вам скажу: убейте его – но всё равно без быков, имеющих обыкновение беситься, мы не обойдёмся! Когда я слышу, что народный вождь должен быть честен, что им должен быть порядочный интеллигент, на меня нападает неудержимое чиханье. Все, кто поднимутся спасать Россию от красных, не будучи сами чудовищами в достаточной мере, – обречены!
– Но почему? – вскричал Зверянский.
– Потому что ряд несообразностей повлиял на Ход Истории, и он завёл Россию в кровавое болото. Чем дальше, тем больше и больше крови, неслыханных бедствий, разврата, смертной тоски. Туда ведёт большевицкая идея. Свернуть вправо, влево – тоже кровь, химеры. Но скоро можно будет выбраться на сухое место. И тогда – всё исправлено; гармония – когда душа радуется, а глаз наслаждается красотой! Однако заворотить Россию сможет лишь редкого бешенства бык.
– Откуда в вас столько ужасного, Валерий Геннадьевич? – не вынес доктор. – Такой цинизм? Такая рассудочная кровавость?
– О себе я расскажу в другой раз. А сейчас я хочу, чтобы вы поняли смысл, – с нажимом продолжил Костарев. – Я произнёс слово «несообразности». И вот вам главная!
Испанцы, англичане, французы имели периоды исторического возбуждения, когда они устремлялись за моря, захватывали и осваивали огромные пространства, несоизмеримые с величиной их собственных стран. Грандиозные силы возбуждения избывались.
Русский народ таит в себе подобных сил поболее, чем указанные народы. Русские с кремнёвыми ружьями прошли Аляску, поставили свои форты там, где теперь находится Сан-Франциско. Но дальше подстерегала несообразность. За титанами России не потянулся народ, как потянулись испанцы за своими Писарро и Кортесом. Крепостничество, сонное состояние властей, сам косный, замкнутый характер чиновничьей империи не дали развиться движению. Гигантские силы стали копиться под спудом. С ними копилась и особенная непобедимая ненависть народа к господам, к царящему порядку – ненависть, чувство мести, мука – от того неосознанного факта, что великому народу не дали пойти достойным его величайшим путём.
Между прочим, это смутно чувствует и российская интеллигенция, которая так любит говорить о великом пути России – не понимая, что смотреть надо не вперёд, а назад: в эпоху, когда возможность такого пути упустили правители...
Пётр Столыпин был умницей наипервейшим, он лучше всех понимал всё то, о чём я веду речь. Его хлопоты о переселении крестьян в Сибирь – это попытка исполнить, пусть в крайне малом масштабе, но всё-таки исполнить те задачи, на которые предназначалась титаническая энергия России. Попытка дать выход накопленным силам возбуждения... Но Столыпина не стало. А большевики – для выпуска энергии – указали народу другой в известном смысле тоже грандиозный путь.
13
Пудовочкин сидел в кресле в гостиной сахарозаводчика, ел из ушата мочёные яблоки. Вошёл Сунцов, доложил, что стрелявший наказан, обрисовал происшедшее.
– А это... – Пудовочкин откусил пол-яблока, – родичи?
– Отпеты! – Сунцов махнул ладонями вниз. Пояснил: все, кто был в доме Семёновых – старик-пчеловод, обе его дочери, зять и работник – расстреляны.
– Надо вот чего, – с сухой деловитостью сказал Пудовочкин, выплёвывая сердцевину, – объяви на публику, что парнишка был не один, а было их двое. Второй – одинаковый с ним по росту. Сыми с парнишки обувку, пинжачок и дуй по домам: всем парням примеряй. Кому будет подходяще, собирай их на рынок. Кто из родных вякнет – аминь на месте!
Скоро в городе стали раздаваться выстрелы. Пудовочкин вскочил на лошадь и возбуждённо гонял её по Песчаной улице на Ивановскую площадь и обратно – на рыночную. Его ярило предстоящее. Бил лошадь плёткой – пускал вскачь, подымал на дыбы. Она храпела, роняла пену, глаза налились кровью.
Но вот Сунцов и группа конных пригнали десятерых подростков. Пудовочкин подскакал к ним, наклоняясь с седла, заглядывал в лица, казалось бы, без тени злобы, смеялся:
– Павлинами надо быть, хвосты кверху, а вы вон чего – печальные!
Сын путевого обходчика Коля Студеникин спросил:
– За что нас?
– А чего ваш бздун в меня целил? – обиженно вскричал Пудовочкин. – А то вы с ним не одних мыслей!
– А если нет? – Коля не отвёл взгляда.
Пудовочкин – сердясь как бы в шутку – бросил:
– Ну, знать, мне ещё извиняться перед тобой! Дурак ты, что ли?
Он указал плёткой на площадку, обнесённую изгородью: там обычно держали пригнанный на рынок скот; сейчас площадка пустовала. Приведённых загнали на неё.
* * *
Прибывал народ. Пудовочкин скакал взад-вперёд по площади, беспокойно похохатывал, повторял: «Ну, попали в меня, а?», «А вот я це-е-ленький!» и: «Кому охота ещё попробовать?» Люди молчали.
Он спрыгнул с лошади, неуловимым движением тягнул из-за спины винтовку. Огромный, кудрявый, он не пошёл – он стремительно покралсяк площадке, слегка клонясь вперёд. Ноги несли богатырское туловище, точно воздушное. Десятизарядный «винчестер» выглядел детским ружьишкой в громадных ручищах.
Легко перемахнул через изгородь, что была по плечо человеку среднего роста. Ребята пятились от него, жались к городьбе. Пудовочкин встал к ним спиной.
Перед площадкой сидел на лошади Сунцов. Поймал взгляд командира. Приподнялся на стременах, повернулся к толпе:
– Все видят, товарищи и граждане? Вот так всегда будет делаться за разное нехорошее, да-а! – кривясь, помахал над собой рукой, словно разгоняя зловоние. – В пор-рядке рабоче-крестьянского наказанья... алле гоп – р-р-раз! – рубнул воздух ладонью. – Алле гоп – два!
Когда крикнул: «Три!» – Пудовочкин подпрыгнул, в прыжке развернулся к подросткам, упирая приклад в сгиб локтя, выстрелил. Колю Студеникина сорвало с ног, швырнуло оземь – будто ударило дубиной.
А ладонь Сунцова опять рубила воздух:
– Алле гоп – раз!
При выкрике «три!» – пленники упали на землю, но Пудовочкин не подпрыгнул. Он хохотал... Подпрыгнул при счёте «шесть». Выстрел убил Власа Новоуспенского, сына протодьякона. После этого прыжок и выстрел вновь последовали при счёте «три». Затем – при выкрике «пять».
* * *
Расстреляны десять патронов; трое ребят ещё вздрагивают на земле, крутятся, силятся вскочить. Кровь, стоны. Сунцов, не слезая с седла, стал издали добивать раненых из винтовки. Смертельных попаданий нет, мучения длятся.
В это время пригнали ещё группу: человек пятнадцать. Пудовочкин воздел громадные руки, в правой – «винчестер».
– Даю помиловку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38