Сзади, на расстоянии нескольких метров, привычно топал Ноликов, выполнявший сегодня обязанности дежурного.
В парке было шумно и весело. Это мешало Флорову сосредоточиться. Он досадливо поморщился и свернул в тихую, малоосвещённую аллею. Ноликов поежился, но не решился возражать начальству и зашагал следом. Они дошли примерно до середины аллеи, как вдруг кусты впереди зашевелились и оттуда выскочил какой-то долговязый тип.
– Стой! – скомандовал он. – Не поднимать шума!
Флоров на мгновение застыл, потом лихо развернулся через левое плечо и бросился бежать. Ноликов почему-то мчался уже метрах в пятнадцати впереди него.
– Стойте! Куда? – выдавил долговязый. – Всё равно догоню!
Ноликов круто свернул вправо и принялся карабкаться на дерево Дружбы, посаженное в парке какой-то делегацией. Не умевший лазать по деревьям Флоров пронёсся мимо со скоростью комнатной собаки, спешащей на прогулку после восемнадцатичасового заточения в квартире.
Потеряв из виду Ноликова, долговязый всё внимание сосредоточил на Юрии Никитиче.
– Стой, тебе говорят! – потребовал он на бегу. Стой, а то хуже будет!
Однако Флорова его доводы не убедили. Видя, что убежать по прямой не удастся, Юрий Никитич свернул с аллеи и, петляя, помчался к пруду. Через некоторое время в той стороне послышался треск ломаемых кустов и что-то грузное с шумом шлёпнулось в воду. Долговязый, прибежавший к месту происшествия с некоторым опозданием, обнаружил небрежно брошенные на траву брюки да сиротливо плавающий неподалёку от берега лакированный ботинок.
Оставшийся с носом преследователь постоял на берегу, напряжённо вглядываясь в темноту, потом разочарованно вздохнул и принялся палкой выуживать из воды ботинок. Эта операция оказалась более успешной, и вскоре ботинок был у него в руках. Долговязый пошарил по дну, рассчитывая заполучить полный комплект обуви, но вскоре убедился в безнадёжности своей затеи.
– Ну, ладно, хоть так… – пробормотал он, достал из кармана авоську, сунул туда брюки и уцелевший ботинок и растворился в темноте.
Минут пятнадцать всё было тихо. Наконец из кустов, кряхтя и озираясь, вылез товарищ Флоров в трусах и в одном ботинке. Не обнаружив вокруг ничего подозрительного, он потянулся, чтобы размять затекшие конечности, и удовлетворённо улыбнулся:
– Ловко я провёл эту шпану! Однако… Гм, однако как же мне в таком виде идти домой?.. В милицию обращаться нельзя: может, чего доброго, всплыть история с факсимиле. Кто знает, на что покушался этот злоумышленник? Может быть, мне снять брюки с Ноликова? Я думаю, он не откажет заместителю начальника отдела…
Юрий Никитич бочком пробрался к дереву Дружбы и посмотрел вверх. Но Ноликова уже и след простыл. Вместо него на дереве сидела задумчивая ворона и грустно качала толовой, давая понять, что у неё нет даже пресловутого кусочка сыра, не то что брюк…
Заместитель начальника отдела разочарованно отвёл глаза и вдруг заметил протянувшийся над аллеей от столба до столба боевой лозунг:
«Перевезём на аттракционах 32 тысячи человек в текущем году!»
Юрий Никитич палкой сбил лозунг на землю, зубами оторвал от него кусок материи с цифрой 32 и, сняв с себя рубашку с галстуком, приколол цифры к майке. Затем он аккуратно сложил рубашку, завернул в неё единственный уцелевший ботинок и, взяв свёрток под мышку, деловитой рысцой затрусил по аллее к выходу.
Когда он выбегал из ворот парка, часы над входом показывали уже половину десятого. Юрий Никитич загляделся на циферблат и едва не налетел на мороженщицу.
– О господи! – вздохнула она. – И какой дурак вздумал в такое время соревнования проводить!
– Ошибаетесь, мамаша! – на всякий случай возразил Флоров. – Мы тут с самого утра состязаемся… – И, переложив свёрток в другую руку, помчался дальше.
– Мда, тоже у этих физкультурников жизнь незавидная, покачала головой мороженщица и принялась раскладывать свой нехитрый товар.
…Юрий Никитич добрался до дома в начале одиннадцатого. Он бросил свёрток на стул и, не снимая номера с груди, повалился на диван.
– Ух, какое блаженство! – прошептал Флоров, вытягивая ноги. – Какое блаже…
Но в этот момент громкий стук потряс дверь, и чей-то неприветливый голос потребовал:
– Откройте!
– Кто? Что вам нужно? – испуганно потянулся к запасным брюкам Юрий Никитич и, холодея, услышал в ответ:
– Комедия окончена! Ваша игра проиграна. Собирайтесь с вещами!
Глава Х
КРУШЕНИЕ
Собравшись с последними силами, Флоров натянул брюки и открыл дверь. На пороге стоял Балдаев.
– Комедия окончена, – важно повторил он. – Ваш номер не удался, гражданин Флоров! Факсимиле товарища Ковшова нашлось!
– Как – нашлось? – пролепетал Юрий Никитич, принявшийся от растерянности снова стаскивать с себя брюки.
– А так! – победоносно сказал Балдаев. – Буфетчица обнаружила в ящике из-под апельсинов. Так что вы, гражданин Флоров, просто самозванец! Ничего вы не глотали, а только голову общественности морочили! Так вот, товарищ Макаронский велел вам передать, чтоб вы квартиру освободили. Она вам по ошибке была выделена.
– Почему? Как по ошибке? – начал приходить в себя Флоров. – Я два года на очереди стоял. У меня комната сырая была и тёмная…
– Два года стояли и ещё постоите! – осадил его Балдаев. – Ничего с вами не сделается, не за пивом стоите. Подумаешь, барин какой! За какие заслуги вам квартиру давать? В общем, товарищ Макаронский приказал вам в двадцать четыре часа освободить помещение!
– Но это… это невозможно, – робко возразил Юрий Никитич. – Сейчас уже ночь, а завтра я работаю… Я не успею собраться. Вы бы хоть пораньше предупредили…
– А я вас предупреждал, вы что, не помните? Нашёл вас в парке, вышел на аллею, говорю: «Стойте», а вы куда-то бежать бросились как ненормальный.
– Но почему вы не сказали, что это вы? – удивился Флоров. – Почему меня по фамилии не назвали? Там же такая темень, родного дядю не узнаешь…
– Не мог я вас назвать, – строго заметил Балдаев, с интересом разглядывая номер на майке Юрия Никитича. Товарищ Макаронский велел не поднимать шума, чтобы не вводить в курс дела гуляющих.
– Каких гуляющих? – не понял Флоров.
– Гуляющих по парку посетителей, – пояснил Балдаев и снова уставился на майку. – А это у вас форма какого общества?
– «Зенит», – буркнул Юрий Никитич. – А зачем вы мои брюки утащили?
– Как вещественное доказательство. А то бы товарищ Макаронский мог не поверить, что я выполнил его задание. Ну ладно, заболтался я с вами. Я вам не обязан докладывать, зачем да почему. Давайте мой лимон, и я пошёл.
– Какой лимон?
– Такой. Который я для вас у соседки брал. В горшочке. Ищите себе другое хобби, а меня в это дело не впутывайте! Я думал, вы порядочный человек, а вы…
Он взял с подоконника горшок с побегом лимона и, демонстративно хлопнув дверью, вышел.
Флоров горько вздохнул, снова лёг на диван и попробовал забыться во сне. Но сон не шёл. Юрий Никитич ворочался с боку на бок, кряхтел, сопел и никак не мог прогнать от себя горькие мысли. Ему было ужасно обидно, что он так неосмотрительно поспешил вернуть в отдел казённые вещи.
– Четыре дырокола, – с досадой вспомнил он, – почти новеньких! А скрепки! Это ж с ума сойти: шестнадцать коробок тащить!
Он принялся подсчитывать, сколько скрепок было в каждой коробке и сколько получится во всех шестнадцати, и за этими расчётами уснул.
Наутро, когда Флоров явился на службу, товарищ Макаронский сразу же пригласил его в свой кабинет и высказал всё, что он о нём на данный момент думал.
– Вымогатель! – горячился начальник отдела. – Зачем вам понадобилось делать вид, что вы проглотили факсимиле! Шантажист!
– Но я… – начал робко оправдываться Юрий Никитич. Я же и вправду думал, что проглотил…
– Он думал! – возмутился товарищ Макаронский. – А это что? – Яков Сергеевич достал из ящика стола факсимиле товарища Ковшова и торжествующе показал Флорову. – Это что, я вас спрашиваю!
Он спрятал факсимиле обратно, запер ящик и продолжал свою обвинительную речь:
– Буфетчица тоже могла сказать, что она его проглотила! Но она этого себе не позволила, как честный человек! А вы… вы… Одним словом, таким, как вы, не место среди нас! Советую вам подать заявление об уходе. Дела сдадите Балдаеву, Гегеля – в библиотеку. Расчёт можете получить сегодня же. Ступайте!
Флоров, пошатываясь, вышел из кабинета и нос к носу столкнулся с Анкетовой. Она вспыхнула и покрылась красными пятнами, словно небрежно покрашенное пасхальное яйцо.
– То, что произошло с вами, Юрий Никитич, укоризненно произнесла Анкетова, вынимая из сумочки лист бумаги, – то, что произошло с вами, для меня не новость. Я знала, что рано или поздно это должно было случиться. Позвольте зачитать вам открытое письмо…
– После, после, – отстранил её Флоров и направился в кассу.
– Вам причитается три рубля, – протянула ему ведомость кассирша. – Распишитесь вот здесь.
– Как это три рубля?! – вскипел Юрий Никитич. Наденьте очки! Мне там рублей семьдесят полагается!
– Совершенно верно, – согласилась кассирша. – Но шестьдесят семь рублей с вас удержали в счёт ошибочно выданной премии.
– Какой ещё премии?! – разъярился Флоров. – Что за неуместные ошибки?!
– На прошлой неделе вам была выдана премия за хорошую работу, – терпеливо начала объяснять кассирша. – А сегодня в бухгалтерию поступило распоряжение удержать с вас эти деньги. Оказывается, в вашей работе много изъянов. На какое-то важное поздравление вы поставили кляксу, в другом месте фамилию товарища Макаронского написали с маленькой буквы. Впрочем, детали вы можете выяснить у начальника отдела…
Юрий Никитич вздохнул так жалобно, что сидевший на потолке кассы паук шмыгнул носом, отпустил пойманную муху и дал себе клятву не брать отныне в рот мяса и питаться только растительной пищей.
Расписавшись в получении трёшки, Флоров вернулся в отдел, сдал Балдаеву дела, получил у Макаронского свои брюки и медленно побрёл домой. Он шёл по мостовой, суровый и страшный, и встречные «Москвичи» шарахались от него, как от двадцатипятитонного самосвала, а регулировщик, хотевший было его оштрафовать, только вытянулся и отдал честь.
Добравшись до дому, Юрий Никитич на минутку остановился возле своего почтового ящика, машинально вынул оттуда какой-то листок и пробежал глазами. Это было извещение об отчислении товарища Флорова из заочной аспирантуры.
В глазах у Юрия Никитича потемнело. Не помня себя, он снова выбежал на улицу, схватил забытый ремонтниками на мостовой чугунный ломик и бросился в своё учреждение…
Глава XI
ПОСЛЕДНЯЯ ОПЕРАЦИЯ ФЛОРОВА
Увидев размахивающего ломом Флорова, сотрудники поздравительного отдела несколько растерялись.
– Я… глубоко уважаю вас, Юрий Никитич, прочувствованно сказал из-под стола Ноликов. – Забудем все недоразумения…
– А я только выполнял приказ! – донёсся из шкафа голос Балдаева. – Меня Макаронский заставил! Если хотите, я вам лимон сегодня обратно принесу…
Анкетова, спрятавшись за радиатор парового отопления, лихорадочно набрасывала текст обращения к Флорову.
Но Юрий Никитич, ни на кого не глядя, решительно проследовал в кабинет товарища Макаронского, подошёл к его столу и с размаху поддел ломом один из ящиков. Ящик, преодолевая сопротивление запертого замка, затрещал, глухо крякнул и открылся.
– Стойте! – закричал из-под кресла товарищ Макаронский. – Опомнитесь! Что вы делаете?!
Но было поздно. Флоров отбросил лом, запустил руку в ящик, достал оттуда факсимиле товарища Ковшова и, торжествующе улыбнувшись, медленно, с выражением проглотил его.
И в этот момент в кабинет вбежал запыхавшийся Кондрактов.
– Вы знаете, что произошло? – зловещим шёпотом спросил он.
– Знаю, знаю, – раздражённо ответил Макаронский, вылезая из-под кресла. – Мне оттуда всё прекрасно было видно…
– Ничего вы не знаете! – перебил Кондрактов. Произошла ужасная вещь! Я не успел предупредить Моралюка, и он доложил товарищу Ковшову, что сотрудник нашего отдела проглотил его факсимиле!
– Что вы говорите? – побледнел Яков Сергеевич. – И что сказал товарищ Ковшов?
– Товарищ Ковшов удивился…
– Так я и знал, – упавшим голосом сказал Макаронский. – Так я и знал, что он удивится этому чудовищному поступку…
– Да не этому, – махнул рукой Кондрактов. – Товарищ Ковшов удивился, что во вверенном ему учреждении существует поздравительный отдел. Он сказал, что впервые об этом слышит.
– Впервые слышит? – растерянно переспросил Яков Сергеевич. – Но ведь товарищ Ковшов работает у нас уже почти месяц…
– Ну и что же! – возразил Кондрактов. – В этом месяце почти не было праздников, так что товарищ Ковшов вполне мог и не знать о существовании нашего отдела.
– Ну, хорошо, хорошо, – брякнул Макаронский. – А что он ещё сказал?
– Он сказал, что это курам на смех.
– То, что Флоров проглотил его факсимиле?
– Да нет же!
1 2 3 4 5 6
В парке было шумно и весело. Это мешало Флорову сосредоточиться. Он досадливо поморщился и свернул в тихую, малоосвещённую аллею. Ноликов поежился, но не решился возражать начальству и зашагал следом. Они дошли примерно до середины аллеи, как вдруг кусты впереди зашевелились и оттуда выскочил какой-то долговязый тип.
– Стой! – скомандовал он. – Не поднимать шума!
Флоров на мгновение застыл, потом лихо развернулся через левое плечо и бросился бежать. Ноликов почему-то мчался уже метрах в пятнадцати впереди него.
– Стойте! Куда? – выдавил долговязый. – Всё равно догоню!
Ноликов круто свернул вправо и принялся карабкаться на дерево Дружбы, посаженное в парке какой-то делегацией. Не умевший лазать по деревьям Флоров пронёсся мимо со скоростью комнатной собаки, спешащей на прогулку после восемнадцатичасового заточения в квартире.
Потеряв из виду Ноликова, долговязый всё внимание сосредоточил на Юрии Никитиче.
– Стой, тебе говорят! – потребовал он на бегу. Стой, а то хуже будет!
Однако Флорова его доводы не убедили. Видя, что убежать по прямой не удастся, Юрий Никитич свернул с аллеи и, петляя, помчался к пруду. Через некоторое время в той стороне послышался треск ломаемых кустов и что-то грузное с шумом шлёпнулось в воду. Долговязый, прибежавший к месту происшествия с некоторым опозданием, обнаружил небрежно брошенные на траву брюки да сиротливо плавающий неподалёку от берега лакированный ботинок.
Оставшийся с носом преследователь постоял на берегу, напряжённо вглядываясь в темноту, потом разочарованно вздохнул и принялся палкой выуживать из воды ботинок. Эта операция оказалась более успешной, и вскоре ботинок был у него в руках. Долговязый пошарил по дну, рассчитывая заполучить полный комплект обуви, но вскоре убедился в безнадёжности своей затеи.
– Ну, ладно, хоть так… – пробормотал он, достал из кармана авоську, сунул туда брюки и уцелевший ботинок и растворился в темноте.
Минут пятнадцать всё было тихо. Наконец из кустов, кряхтя и озираясь, вылез товарищ Флоров в трусах и в одном ботинке. Не обнаружив вокруг ничего подозрительного, он потянулся, чтобы размять затекшие конечности, и удовлетворённо улыбнулся:
– Ловко я провёл эту шпану! Однако… Гм, однако как же мне в таком виде идти домой?.. В милицию обращаться нельзя: может, чего доброго, всплыть история с факсимиле. Кто знает, на что покушался этот злоумышленник? Может быть, мне снять брюки с Ноликова? Я думаю, он не откажет заместителю начальника отдела…
Юрий Никитич бочком пробрался к дереву Дружбы и посмотрел вверх. Но Ноликова уже и след простыл. Вместо него на дереве сидела задумчивая ворона и грустно качала толовой, давая понять, что у неё нет даже пресловутого кусочка сыра, не то что брюк…
Заместитель начальника отдела разочарованно отвёл глаза и вдруг заметил протянувшийся над аллеей от столба до столба боевой лозунг:
«Перевезём на аттракционах 32 тысячи человек в текущем году!»
Юрий Никитич палкой сбил лозунг на землю, зубами оторвал от него кусок материи с цифрой 32 и, сняв с себя рубашку с галстуком, приколол цифры к майке. Затем он аккуратно сложил рубашку, завернул в неё единственный уцелевший ботинок и, взяв свёрток под мышку, деловитой рысцой затрусил по аллее к выходу.
Когда он выбегал из ворот парка, часы над входом показывали уже половину десятого. Юрий Никитич загляделся на циферблат и едва не налетел на мороженщицу.
– О господи! – вздохнула она. – И какой дурак вздумал в такое время соревнования проводить!
– Ошибаетесь, мамаша! – на всякий случай возразил Флоров. – Мы тут с самого утра состязаемся… – И, переложив свёрток в другую руку, помчался дальше.
– Мда, тоже у этих физкультурников жизнь незавидная, покачала головой мороженщица и принялась раскладывать свой нехитрый товар.
…Юрий Никитич добрался до дома в начале одиннадцатого. Он бросил свёрток на стул и, не снимая номера с груди, повалился на диван.
– Ух, какое блаженство! – прошептал Флоров, вытягивая ноги. – Какое блаже…
Но в этот момент громкий стук потряс дверь, и чей-то неприветливый голос потребовал:
– Откройте!
– Кто? Что вам нужно? – испуганно потянулся к запасным брюкам Юрий Никитич и, холодея, услышал в ответ:
– Комедия окончена! Ваша игра проиграна. Собирайтесь с вещами!
Глава Х
КРУШЕНИЕ
Собравшись с последними силами, Флоров натянул брюки и открыл дверь. На пороге стоял Балдаев.
– Комедия окончена, – важно повторил он. – Ваш номер не удался, гражданин Флоров! Факсимиле товарища Ковшова нашлось!
– Как – нашлось? – пролепетал Юрий Никитич, принявшийся от растерянности снова стаскивать с себя брюки.
– А так! – победоносно сказал Балдаев. – Буфетчица обнаружила в ящике из-под апельсинов. Так что вы, гражданин Флоров, просто самозванец! Ничего вы не глотали, а только голову общественности морочили! Так вот, товарищ Макаронский велел вам передать, чтоб вы квартиру освободили. Она вам по ошибке была выделена.
– Почему? Как по ошибке? – начал приходить в себя Флоров. – Я два года на очереди стоял. У меня комната сырая была и тёмная…
– Два года стояли и ещё постоите! – осадил его Балдаев. – Ничего с вами не сделается, не за пивом стоите. Подумаешь, барин какой! За какие заслуги вам квартиру давать? В общем, товарищ Макаронский приказал вам в двадцать четыре часа освободить помещение!
– Но это… это невозможно, – робко возразил Юрий Никитич. – Сейчас уже ночь, а завтра я работаю… Я не успею собраться. Вы бы хоть пораньше предупредили…
– А я вас предупреждал, вы что, не помните? Нашёл вас в парке, вышел на аллею, говорю: «Стойте», а вы куда-то бежать бросились как ненормальный.
– Но почему вы не сказали, что это вы? – удивился Флоров. – Почему меня по фамилии не назвали? Там же такая темень, родного дядю не узнаешь…
– Не мог я вас назвать, – строго заметил Балдаев, с интересом разглядывая номер на майке Юрия Никитича. Товарищ Макаронский велел не поднимать шума, чтобы не вводить в курс дела гуляющих.
– Каких гуляющих? – не понял Флоров.
– Гуляющих по парку посетителей, – пояснил Балдаев и снова уставился на майку. – А это у вас форма какого общества?
– «Зенит», – буркнул Юрий Никитич. – А зачем вы мои брюки утащили?
– Как вещественное доказательство. А то бы товарищ Макаронский мог не поверить, что я выполнил его задание. Ну ладно, заболтался я с вами. Я вам не обязан докладывать, зачем да почему. Давайте мой лимон, и я пошёл.
– Какой лимон?
– Такой. Который я для вас у соседки брал. В горшочке. Ищите себе другое хобби, а меня в это дело не впутывайте! Я думал, вы порядочный человек, а вы…
Он взял с подоконника горшок с побегом лимона и, демонстративно хлопнув дверью, вышел.
Флоров горько вздохнул, снова лёг на диван и попробовал забыться во сне. Но сон не шёл. Юрий Никитич ворочался с боку на бок, кряхтел, сопел и никак не мог прогнать от себя горькие мысли. Ему было ужасно обидно, что он так неосмотрительно поспешил вернуть в отдел казённые вещи.
– Четыре дырокола, – с досадой вспомнил он, – почти новеньких! А скрепки! Это ж с ума сойти: шестнадцать коробок тащить!
Он принялся подсчитывать, сколько скрепок было в каждой коробке и сколько получится во всех шестнадцати, и за этими расчётами уснул.
Наутро, когда Флоров явился на службу, товарищ Макаронский сразу же пригласил его в свой кабинет и высказал всё, что он о нём на данный момент думал.
– Вымогатель! – горячился начальник отдела. – Зачем вам понадобилось делать вид, что вы проглотили факсимиле! Шантажист!
– Но я… – начал робко оправдываться Юрий Никитич. Я же и вправду думал, что проглотил…
– Он думал! – возмутился товарищ Макаронский. – А это что? – Яков Сергеевич достал из ящика стола факсимиле товарища Ковшова и торжествующе показал Флорову. – Это что, я вас спрашиваю!
Он спрятал факсимиле обратно, запер ящик и продолжал свою обвинительную речь:
– Буфетчица тоже могла сказать, что она его проглотила! Но она этого себе не позволила, как честный человек! А вы… вы… Одним словом, таким, как вы, не место среди нас! Советую вам подать заявление об уходе. Дела сдадите Балдаеву, Гегеля – в библиотеку. Расчёт можете получить сегодня же. Ступайте!
Флоров, пошатываясь, вышел из кабинета и нос к носу столкнулся с Анкетовой. Она вспыхнула и покрылась красными пятнами, словно небрежно покрашенное пасхальное яйцо.
– То, что произошло с вами, Юрий Никитич, укоризненно произнесла Анкетова, вынимая из сумочки лист бумаги, – то, что произошло с вами, для меня не новость. Я знала, что рано или поздно это должно было случиться. Позвольте зачитать вам открытое письмо…
– После, после, – отстранил её Флоров и направился в кассу.
– Вам причитается три рубля, – протянула ему ведомость кассирша. – Распишитесь вот здесь.
– Как это три рубля?! – вскипел Юрий Никитич. Наденьте очки! Мне там рублей семьдесят полагается!
– Совершенно верно, – согласилась кассирша. – Но шестьдесят семь рублей с вас удержали в счёт ошибочно выданной премии.
– Какой ещё премии?! – разъярился Флоров. – Что за неуместные ошибки?!
– На прошлой неделе вам была выдана премия за хорошую работу, – терпеливо начала объяснять кассирша. – А сегодня в бухгалтерию поступило распоряжение удержать с вас эти деньги. Оказывается, в вашей работе много изъянов. На какое-то важное поздравление вы поставили кляксу, в другом месте фамилию товарища Макаронского написали с маленькой буквы. Впрочем, детали вы можете выяснить у начальника отдела…
Юрий Никитич вздохнул так жалобно, что сидевший на потолке кассы паук шмыгнул носом, отпустил пойманную муху и дал себе клятву не брать отныне в рот мяса и питаться только растительной пищей.
Расписавшись в получении трёшки, Флоров вернулся в отдел, сдал Балдаеву дела, получил у Макаронского свои брюки и медленно побрёл домой. Он шёл по мостовой, суровый и страшный, и встречные «Москвичи» шарахались от него, как от двадцатипятитонного самосвала, а регулировщик, хотевший было его оштрафовать, только вытянулся и отдал честь.
Добравшись до дому, Юрий Никитич на минутку остановился возле своего почтового ящика, машинально вынул оттуда какой-то листок и пробежал глазами. Это было извещение об отчислении товарища Флорова из заочной аспирантуры.
В глазах у Юрия Никитича потемнело. Не помня себя, он снова выбежал на улицу, схватил забытый ремонтниками на мостовой чугунный ломик и бросился в своё учреждение…
Глава XI
ПОСЛЕДНЯЯ ОПЕРАЦИЯ ФЛОРОВА
Увидев размахивающего ломом Флорова, сотрудники поздравительного отдела несколько растерялись.
– Я… глубоко уважаю вас, Юрий Никитич, прочувствованно сказал из-под стола Ноликов. – Забудем все недоразумения…
– А я только выполнял приказ! – донёсся из шкафа голос Балдаева. – Меня Макаронский заставил! Если хотите, я вам лимон сегодня обратно принесу…
Анкетова, спрятавшись за радиатор парового отопления, лихорадочно набрасывала текст обращения к Флорову.
Но Юрий Никитич, ни на кого не глядя, решительно проследовал в кабинет товарища Макаронского, подошёл к его столу и с размаху поддел ломом один из ящиков. Ящик, преодолевая сопротивление запертого замка, затрещал, глухо крякнул и открылся.
– Стойте! – закричал из-под кресла товарищ Макаронский. – Опомнитесь! Что вы делаете?!
Но было поздно. Флоров отбросил лом, запустил руку в ящик, достал оттуда факсимиле товарища Ковшова и, торжествующе улыбнувшись, медленно, с выражением проглотил его.
И в этот момент в кабинет вбежал запыхавшийся Кондрактов.
– Вы знаете, что произошло? – зловещим шёпотом спросил он.
– Знаю, знаю, – раздражённо ответил Макаронский, вылезая из-под кресла. – Мне оттуда всё прекрасно было видно…
– Ничего вы не знаете! – перебил Кондрактов. Произошла ужасная вещь! Я не успел предупредить Моралюка, и он доложил товарищу Ковшову, что сотрудник нашего отдела проглотил его факсимиле!
– Что вы говорите? – побледнел Яков Сергеевич. – И что сказал товарищ Ковшов?
– Товарищ Ковшов удивился…
– Так я и знал, – упавшим голосом сказал Макаронский. – Так я и знал, что он удивится этому чудовищному поступку…
– Да не этому, – махнул рукой Кондрактов. – Товарищ Ковшов удивился, что во вверенном ему учреждении существует поздравительный отдел. Он сказал, что впервые об этом слышит.
– Впервые слышит? – растерянно переспросил Яков Сергеевич. – Но ведь товарищ Ковшов работает у нас уже почти месяц…
– Ну и что же! – возразил Кондрактов. – В этом месяце почти не было праздников, так что товарищ Ковшов вполне мог и не знать о существовании нашего отдела.
– Ну, хорошо, хорошо, – брякнул Макаронский. – А что он ещё сказал?
– Он сказал, что это курам на смех.
– То, что Флоров проглотил его факсимиле?
– Да нет же!
1 2 3 4 5 6