Что такое инстинкт? Это непререкаемый закон для вас, биологических электронов. Амеб, червяков и хомяков… Вот и все.
Андрей вдруг замер. Потом взял ручку, пододвинул к себе чистый лист бумаги и, сам того не замечая, стал выводить на нем бесконечные закорючки, похожие на сильно искаженные, связанные друг с другом восьмерки. Потом бросил ручку и продолжил:
– А для нас?… Так ли уж мы, люди, отличаемся от вас? Чем?! У нас те же законы. Мы работаем, чтобы было что есть, было где спать и с кем, чтобы обеспечить себе надежное существование… Все наши действия тоже можно объяснить инстинктивными законами! Вон человек изо всех сил стремится подняться по служебной лестнице… Для чего? Чтобы иметь хорошую клетку для сна ночью, хороший корм и красивых самок… Вон другой с утра до ночи пашет на заводе. Для чего? Чтобы было все, как у людей… Так в чем отличие?! Все наши действия объясняются инстинктивными или социальными законами! И если поверить профессору и принять то, что амебы – это просто усложненные электроны, а хомяки – усложненные амебы, значит, человек – это просто большой и сложный хомяк, лишенный шерсти и ходящий на двух ногах! В чем разница?! – Андрей схватил карандаш, но тут же сломал грифель, с силой ткнув его в лист бумаги. – В том, что у нас есть разум?… А в чем это проявляется? Может, у хомяков тоже есть разум и богатый внутренний мир, но мы никогда этого не узнаем, так как видим только их бег по лабиринту… А наш бег? Сон, работа, еда, подружка, сон, работа, еда… Чем наш бег по жизни отличается от их бега по лабиринту? Тем, что теоретически мы можем остановиться и попрать законы, которые непререкаемы для них? И все?!
Андрей увидел сломанный карандаш у себя в руках, вытащил из шкафчика стола точилку и стал остервенело, резкими движениями, крутить в ней карандаш.
– Да, и можем ли? Не теоретически, а практически… Какие там примеры приводил Арнольд Яковлевич? Терпеть физические лишения ради научного открытия? А само открытие ради чего? Чтобы наилучшим образом избавиться от тех же самых физических лишений! Чтобы было больше пищи, внимания женщин и меньше беспокойств… Самоубийство? Якобы пренебрежение основным инстинктом… Но когда совершается самоубийство? Когда появляются большие проблемы с выполнением каких-то других законов: банкротство (человек лишается защиты и пищи), бросает возлюбленная (потеря самки), слишком тяжело и больно существовать (инстинкт самосохранения)… Все можно уложить в схему! Так все-таки люди – это всего лишь большие и сложные хомяки, бегущие по своему большому и сложному лабиринту?…
Андрей встал и принялся ходить из стороны в сторону.
– Получается, что так… Но я же нутром чувствую – нет! Кстати, что это за нутро такое, которым можно чувствовать? Может, верующие люди правы, и в человеке есть душа, которая вечно куда-то рвется, что-то ищет? И это главное отличие между человеком и «живыми электронами»? Только что она ищет? Что чувствует?… – Андрей остановился и посмотрел на лабиринт. Он оказался напротив седьмого куба, из которого на Андрея сквозь полупрозрачную стенку грустными глазами-пуговками смотрел Новичок. – Свободы?…
Слово вырвалось как бы само собой. Андрей прислушался, словно убеждаясь, что это он сам сказал.
– Мое тело, как и у хомяков, ищет пищи, самок, удобств и сна, мой ум – карьеры, уважения и признания других людей, а чего хочет эта невидимая и неведомая душа, которой, как говорят многие, нет, но неясные желания которой отравляют жизнь каждого человека-хомяка?…
Андрей легонько постучал пальцем по стенке куба, в котором сидел Новичок. Хомячок сразу встал на задние лапы и заперебирал передними – словно старался выбраться.
– Что скажешь? – спросил его Андрей. – Может, именно свободы не хватает моей душе? Может, она хочет остановить этот бесконечный и бессмысленный бег по лабиринту в поисках пищи, самок и развлечений? Но разве одной свободой она насытится? Я чувствую, что нет. Есть еще что-то, но я не могу подобрать… – Андрей зашевелил губами. – Я смутно чувствую, но не могу подобрать слова… Может, ты знаешь?…
Андрей присел, почти вплотную разглядывая сквозь стекло маленького беленького хомячка. Тот по-прежнему перебирал лапками.
– Наверное, ты тоже хочешь свободы? – спросил его Андрей. – Но обречен всю жизнь бегать по лабиринту, который десять лет назад построил некий профессор, чтобы оправдать получение зарплаты для собственного бега по лабиринту…
Стараясь понять только что сказанное, Андрей вдруг замолчал. Новичок перестал пытаться бежать вверх по стенке куба, сел и стал смотреть сквозь стекло.
– Что же ты такой грустный-то? – повторил Андрей и, не дождавшись ответа, отошел к столу.
– А что такое свобода? Для тебя, Новичок, понятно. Для тебя свобода – это вырваться из искусственного лабиринта с его тоннелями, придуманными правилами и законами… А что будет свободой для меня, для человека? Большого и сложного хомяка!… – Андрей усмехнулся. – Может быть, то же самое?
Андрей посмотрел на часы. До конца рабочего дня еще два часа.
– Через два часа поеду домой… – тихо сказал Андрей. – Среди тысяч и миллионов таких же, как я. Давка в метро, поезда, со свистом уносящиеся в тоннель. Дома – немудреный холостяцкий ужин и телевизор…
Андрей вдруг подскочил со стула, словно мысль, пришедшая ему в голову, имела материальное воплощение в виде острого шила.
– А плевать!…
Ассистент подошел к двери в профессорский кабинет и осторожно заглянул в нее: Арнольд Яковлевич с обеда не вернулся, а, как обещал, поехал домой.
Андрей прошелся по кубам и рассадил всех крыс по клеткам. Выключил в лаборатории свет и приборы. Вышел в кабинет и запер за собой дверь, включил сигнализацию. Подошел к двери, ведущей в общий коридор. Остановился и прислушался к себе.
Сердце усиленно билось. Где-то в области живота что-то тревожно, но приятно ныло.
Андрей тихонько отворил дверь и выглянул в коридор. Пусто. После обеда сотрудники разошлись по лабораториям и… работали…
В любую секунду готовый сигануть обратно Андрей вышел, запер за собой дверь кабинета и, стараясь внешне сохранять спокойствие, зашагал по коридору к лестнице, ведущей вниз, на первый этаж.
«Только бы никто не попался на встречу!»
Сердце уже добралось до висков.
Вот и проходная. Пожилой вахтер уткнулся в книгу. Он тоже недавно пообедал.
Андрей не стал будить человека. Зачем? Стараясь не шуметь, пролез сквозь вертушку, благо еще не успел приобрести профессорских габаритов. Тихонько открыл дверь и вдохнул какого-то по-особому сладкого в этот день уличного воздуха.
Торопливо, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, Андрей зашагал по дорожке. «Только бы в окна никто не глядел…» Скоро молодой ассистент скрылся среди деревьев и перевел дух.
– Надеюсь, никому не придет в голову за оставшиеся два часа зайти в гости к Арнольду Яковлевичу? – Андрей немного постоял в придорожном лесу, подышал свежим воздухом, посмотрел на еще не темное небо и медленно пошел на автобусную остановку. На душе было тревожно, но одновременно с этим как-то радостно и приятно, словно бы удалось облапошить хитреца, которого до этого никому не удавалось обмануть.
Забираясь в автобус, Андрей усмехнулся:
«Надеюсь, профессорские „крысы“ не будут слишком возмущаться и не расскажут Арнольду Яковлевичу о необычно рано начавшейся ночи… Хоть какое-то разнообразие для них, бедолаг…»
Андрей вдруг почувствовал слабые угрызения совести. «Не думаю, что из-за одного дня полетит десятилетняя статистика!» – возмущенно ответил он ей.
Заплатив за проезд, беглец принялся смотреть в окно.
– А скорее всего, не изменится ничего… Ни-че-го… Как для них, так и для меня… – Андрей загрустил. – Один день ничего не решает… Просто «отклонение в пределах нормы», как говорит Арнольд Яковлевич… Два лишних часа. Что мне с них? Домой неохота. Может, проехаться по книжным магазинам, купить что-нибудь о смысле жизни? Сейчас всего полно. Может, что толковое попадется, а не только инструкции о том, как получше устроиться в лабиринте?…
Выйдя на несколько остановок раньше, чем обычно, Андрей направился к большому книжному супермаркету.
– Только кажется мне, что это один из тех немногих вопросов, для решения которого не найти готовых рецептов…
* * *
– Это что еще такое?… – Арнольд Яковлевич пришел на работу, привычно разделся, сел за стол, просмотрел бумаги… Сейчас он держал в руках странный рукописный лист, прикрепленный к ежедневному отчету из лаборатории, который составлял Андрей.
Профессор вчитался в непонятный лист: «Заявление. Прошу…»
– Это что еще такое?! – повторил Арнольд Яковлевич громче. – Андрей!
Ассистент вышел из лаборатории с виноватым видом:
– Да, Арнольд Яковлевич…
– Ты чем это занимаешься?!
– Только что хомяков закончил рассаживать…
– Я не о том! – профессор снял очки, но, не найдя, чем протереть, надел обратно на нос. – Что вот это такое?!
Арнольд Яковлевич потряс бумагой. Андрей тихо откликнулся:
– Заявление. По собственному желанию…
– Почему? – Арнольд Яковлевич вдруг успокоился.
– Устал…
– От чего это ты устал, интересно знать?
– От бессмысленности…
– И чем тебе поможет это заявление? – профессор насмешливо смотрел сквозь толстые стекла.
Андрей растерянно стоял в дверях и попытался что-то промычать:
– Ну…
Менторским голосом профессор отчеканил:
– Послушайте меня, молодой человек! Ваши внутренние метания – это ваше дело, но человек должен работать. Потому что таковы правила нашей жизни. Если ты думаешь, что безделье поможет тебе обрести смысл жизни, то глубоко ошибаешься. Если он и есть, то никак уж не зависит от того, где и как ты работаешь!… Если хочешь знать, ты просто слабак, который убегает при первых же трудностях!…
– Убегает?… – повторил Андрей. Он не ожидал такого напора.
– Именно! Если выражаться твоими упадническими терминами, ты хочешь поменять одну бессмысленность на другую, вот и все! И поверь моему опыту, лучше уж иметь дело с той, которую лучше знаешь, и за которую лучше платят!
Профессор криво усмехнулся. Андрей тихо ответил:
– Да, можно бежать по привычному тоннелю, а можно от отчаяния броситься в первый попавшийся боковой, но при этом все равно останешься в лабиринте… Извините…
Ассистент подошел к столу и протянул руку. Взял заявление с просьбой об увольнении и скомкал его в комок.
– Вот, молодец… – успокоился профессор. – И чтобы я больше таких глупостей у себя на столе не находил! Еще месяц без ассистента работать, это знаете ли… Как там наши крысы?
– Все как обычно… – откликнулся Андрей. – Только с Новичком что-то непонятное второй день…
– Новичком?…
– Ну, это молодой белый хомячок, которого мы подсадили к Профессору…
– Ах, да! Ты же мне говорил… – Арнольд Яковлевич равнодушно переложил пачку с отчетами с одного угла стола на другой. – Извини, пока данные не смотрю. Юбилей, знаешь ли. Старые друзья… Поздравления, тосты… Голова болит…
– Так ведь несколько дней уже прошло! – удивился Андрей.
– Ничего, до моих лет доживешь, поймешь… – Арнольд Яковлевич достал из кармана пиджака таблетку, положил под язык, налил в стакан воды из графина. – Это по молодости все на следующий день проходит, а вот… Ладно, иди, работай!
– Отдыхайте, Арнольд Яковлевич, – сочувствующе произнес Андрей и вернулся в лабораторию. Он подошел к седьмому кубу, остановился, развернул смятое заявление и перечитал.
– Да, это глупость… – вздохнул Андрей. – Это просто попытка убежать от бега! – Андрей усмехнулся невольному каламбуру. – А ведь чтобы перестать бежать, недостаточно сменить направление бега. Надо остановиться!… Так ведь Новичок? – Андрей повернулся в сторону седьмого куба, в котором, несмотря на утро, сидел белый хомячок.
* * *
– Арнольд Яковлевич… – Андрей выглянул из лаборатории. – Все-таки я хотел бы сказать на счет Новичка…
– Новичка? Ах, да! Ты мне недавно что-то говорил… – профессор лениво оторвался от листа бумаги, на котором что-то писал… или рисовал. – Что с ним такое?
– Не знаю, – пожал плечами Андрей. – Что-то странное творится… Он уже несколько дней не выходит в лабиринт!
– Как это?
– Не ходит и все! Весь день сидит в кубе. Как с утра посажу, так и сидит!
– Не может быть! – уверенно сказал профессор. – Как же он ест? А самки, что, к нему сами приходят?
– Нет, он просто сидит весь день и смотрит сквозь стекло… Я проверил! – заметив недоверие в профессорских глазах, добавил Андрей. – Я потому сразу и не сказал вам, что хотел убедиться…
– Ну, пойдем, посмотрим… – Арнольд Яковлевич встал и пошел в лабораторию, в которую не заходил уже больше недели. – Показывай…
Андрей подвел профессора к седьмому кубу и показал на белого хомячка.
– Сидит…
– Вижу… – серьезно сказал профессор. – И что, действительно уже несколько дней не ходит в лабиринт?
– Ни одной лапкой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12