Воровство не воспевал, а просто просил быть милосердным и воздавать кару по вине. А воры брали его под свое безмолвное покровительство, иногда встречали его на дорогах и уводили в чащу, кормили его браконьерской олениной. Он грелся у их костра, пел песни… Он умер в каком-то захолустном городке во время чумы. Говорят, он пытался прогнать болезнь своей музыкой. И странное дело – болезнь отступила. Но он об этом не узнал. Хвороба сожгла его дух, а люди – его тело. Его предали огню на отдельном костре, но, немного подумав, ссыпали прах в общую могилу. В братскую то бишь… И тут, как водится, для поэта началась жизнь. Жизнь после смерти. Его песни переписывались, переиздавались, перелицовывались в баллады или серенады. Ему начали ставить памятники – иногда выбрасывая на них столько денег, сколько Оллес в жизни и в руках не держал. В Тиире поставили свой. В парке нам встретился чугунный Оллес, размером с обычного человека на пьедестале никак не выше бордюров в парке. Он был изображен в защитной стойке с саблей в руках.
– Ты знаешь, а ведь я был с ним знаком… – сказал Ади
– Знаком? Ади выхватил у меня из ножен саблю, и из пятой позиции мягко ударил по мечу памятника – раздался звон даже более глухой, нежели в настоящем бою. После чего Ади вернул оружие мне и кивнул:
– Пересекались…
– Он действительно был хорошим бойцом?
– Неплохим… Но все же трувером он был гораздо лучшим. Готов поспорить, он бы предпочел быть изображен с лютней, нежели с мечом. Но те, кто ставил памятник, не поняли самого главного…
– Чего же?
– Оллес был великим. Более великий, нежели ты или я, или тот, кто ваял этот памятник. По крайней мере, как поэт. Мало того, что его сделали чернокожим и изваяли в рост человеческий, так и лишили пьедестала. И если вы лишаете умершего пьедестала, считаете его равным себе, то зачем ему вообще памятник. Его дар возвышал его над нами, как основание памятника возвышает его над людьми… Я попытался вспомнить какую-то строфу из его песен – я мог поклясться что я знал его песен никак не меньше дюжины. Но в голову лезли какие-то простенькие куплеты, которых Оллес сочинил во множестве. Я счел за лучшее промолчать.
– Так вот о чем я подумал… – продолжил Ади с иной темы. – Ждать месяц мы не можем. Я уж точно не смогу. Поэтому когда вернемся, я напишу письмо, ты выучишь его, и полетишь в Хастен… Я кивнул – лететь было лучше, чем ходить. У птиц, кажется, мозолей не бывает. Пока не встречал, по крайней мере. Ади рассуждал и ел. Он крошил булочки и кидал крошки на землю – напротив нас собралась изрядное количество воробьев.
– Что они решат там, я не знаю… Но что-то решат, они вытащат меня отсюда – не могут не вытащить. Только пусть быстрей! Скажешь им, мол лучше поторопиться. Плохо или хорошо, но жизнь в городе продолжалась – через парк на занятия спешили бурсаки, нищий, обходя аллею, брезгливо ковырялся в кустах. Мимо прошел патруль, остановился возле нас, долго всматривался в наши лица. Ади козырнул им небрежно и улыбнулся. Из-за родимого пятна улыбка получилась жуткой. Впрочем, жутко улыбаться в этом городе еще не воспрещалось – стражи пожали плечами и удалились. Проследовала мамочка, толкая перед собой коляску с младенцем. Я сидел на лавочке, вытянув ноги, и чтоб пропустить их, мне пришлось убрать их под лавку. Наконец ушла и она. Вдруг нищий распрямил плечи, взял свою палку будто иной франт тросточку и подошел к нам. Я думал, он попросит у Ади кусок булки, но ошибся:
– Господа, – сказал он, – я знаю, вы неместные и хотите скорей покинуть этот город. Вчера я видел вас на восточном посту…
– И что дальше?
– Моя фамилия Гамм. Анно Гамм к вашим услугам…
у братьев
– Нищий?… Но почему нищий?… Анно сбросил свои тряпки и оказался в простой и чистой блузе и штанах. Его брат сидел в кресле, и когда мы вошли, руки нам не подал. На то была веская причина – правая рука была забрана в лубки. Полет с виселицы на глубину десять саженей не прошел бесследно.
– Вообще-то это была моя идея. Это, знаете ли философская категория. Говориться же: нищий – человек-невидимка, его никто не хочет видеть. Я даже серьезно рассматривал возможность попробовать пройти через посты в одежде юродивого, но не думаю, что это хорошая идея. Пока судьба к нам благосклонна, но зачем проверять, как далеко заходит ее милость… Братья квартировали в большом свинарнике недалеко от берега речушки. Кур здесь не было давно, но навоз иногда попадался, равно как запах остался неважным.
– Но отчего мы? – спросил Ади.
– Я навел справки. – ответил Анно. На вас и еще на дюжину человек. Собрать слухи про вас оказалось самым простым – вы знамениты, говорят, богаты, что не мешает вам быть честными. И если вы выдадите нас деспоту, это будет огромное пятно на ваших репутациях. Вы ведь нас не выдадите? Я и Ади покачали головами. Может, Ади и думал сдать их Деспоту, но как на меня, братья при всем своем туманном прошлом были симпатичней человека, который делает из казни часть своей избирательной кампании. Братья были слабы – они даже не подозревали насколько. И схвати мы их сейчас – это было бы все равно, что скрутить голову белке, которая тягает орешки с твоей ладони. У кого подымится рука на такое? Это было слишком просто и совсем неспортивно. Я не знаю, о чем думал Ади, принимая приглашение братьев. Но так или иначе, с ними дело могло сдвинуться с мертвой точки.
– А отчего надо было вести подкоп под виселицу?… Не слишком большой ли риск? Не проще было подвести подкоп под тюрьму?
– Я не знал, где сидел Зепп, да и охраны там поболее.
– Сидел я на третьем этаже, вторая камера от угла… – вмешался в разговор Зепп, – Хотел бы я посмотреть, как туда можно было подвести подкоп.
– К тому же я смог преподнести Деспоту маленький урок. Расставание с жизнью – это очень личная вещь, равно как и ее зачатье. И те, кто выставляет что-то из этого напоказ – извращенец. Анно попросил купить немного еды и вина и мы отмечали наш союз маленькой пирушкой. Дело было не в том, что у братьев не было денег – все же они владели всем золотым запасом провинции. Но нищему не положено покупать такой провиант, который легко приобретали мы. Думаю, для этого мы и были нужны братьям – как средство обналичить их деньги. Не приложу ума, отчего из сотен приезжих они выбрали именно нас, но с иной стороны, кого-то они должны были кого-то выбрать. Ну а если их выбор был иным, наша бы история закончилась быстрей и, вероятно, трагичней…
– За наш союз, – поднял бокал Зепп, пусть он будет плодотворным и крепким как братская любовь. Я хотел сказать, что братская любовь бывает разной – скажем, пару лет назад правитель соседней провинции родного брата сжег на костре, а с кузена содрал шкуру. Но я промолчал – здесь положение было иным.
– И за что тебя хотели повесить? – спросил я у Зеппа.
– В приговоре была что-то наподобие «…подрыв экономического могущества провинции…». Хотя какое здесь к демонам, могущество… Короче, я пытался гнать золото из свинца.
– А… Этот, как его… Ади защелкал пальцами, будто пытаясь таким образом пробудить забывшееся слово. Но он не успел – я его вспомнил быстрей.
– Магистерум… Иными словами – философский камень… Ну и что с того? Его пытаются получить уже тысячу лет. Если за это всех вешать – чародеев не останется…
– Так вешать его собирались не за то, что я пытался, а за то, что стало получаться…
– Здорово! Неужто получилось делать золото?… – удивился Ади.
– Да нет! Но мы сделали вид, что получается, и под это дело начали отмывать деньги от продажи настоянного самогона. Идея была неплохая. Она была бы еще лучше, если бы мы не прокололись. Прокололись они из-за своей то ли лени то ли жадности. Анно говорил, что он просто забыл заплатить налоги. Зепп же заявил, что о налогах он помнил, но платить их не собирался. Когда их накрыли, был еще какой-то шанс выпутаться, но из-за жадности братья расплатились во второй раз: сумма потребованной с них взятки показалась баснословной. Разозлившийся Зепп расколотил бутылку о голову мытаря, спалил заклинанием шарабан Доходного двора, испугав запряженную лошадь до такой степени, что она, якобы, до сих пор ржет заикаясь. Зеппа успели скрутить, но Анно смог уйти. Его тут же объявили в розыск, но то ли братец хорошо прятался, то ли искали его плохо, но свою сладкую свободу он сохранил. Отлупленного мытаря, сожженный шарабан и заикающуюся лошадь тут же вписали в заведенное на братьев дело. Попахивало это сопротивлением властям, а оттуда уже недалеко было до призыва действием к мятежу. Второго шанса откупиться уже не представлялось – тут же заявили, что братья заработали на пару порядков больше, чем было на самом деле. Недостающие деньги были сказаны спрятанными, но Зеппа просили их выдать. Просили только словесно, для проформы и пытать не стали – выдать то, чего не было изначально, он не мог.
– Там действительно не хватало денег, что я потратил на опыты и на постройку землеройки. Но рядом с остальной суммой они выглядели смешными, к тому же никто не смог разобраться в наших бумагах. Анно ушел в подполье в прямом смысле этого слова – в одном из коридоров подземелья стояла его почти достроенная машина. И для начала он прорыл туннель в подвалы Первого Тиирского банка. За ночь утянул оттуда гораздо больше даже той суммы, что им приписывалась. Это нанесло существенный удар по кампании Деспота. Преступление тут же связали с именем Анно Гамма, искусного artifices, тем паче, что на его след выйти оказалось легко – заказы на детали для землеройной машины он отдал в полдюжины кузниц, да и особо не скрывал, что он собирается мастерить. Напротив шумел на каждом углу, что сочиняет машину, которая облегчит жизнь шахтерам и прочим землекопальцам. Как водиться в подобной ситуации оппозиция обвинялась не сколько в борьбе с существующим режимом, а в всяческих уголовных нарушениях. Ну экономические преступления, напротив обрели политический запашок. И эти два мощных потока сливались в тюрьме, после чего и тех и тех тянули на один и тот же эшафот.
– Говорят, оппозиция проплачена из Найвена. – заметил Анно.
– Не факт, что действующий деспот не получает денюжку из-за другого кордона. – Ответил на то его братец, – И уж точно факт, что он оплачивает выборы из казны Тиира. Агитирует людей за их же деньги. Так что оппозиция хорошо поступила – привлекла финансы из-за рубежа, влила их, так сказать, в экономику провинции…
– Ага… А потом как отдавать?
– Это такие деньги, которые можно не отдавать. – встрял я, – Их отдают не натурой, а преференциями, помощью в подобном положении подобными средствами. Да и смешно мне становится, как я представлю, будто приезжает Великий Магистр Найвена и стучит башмаком в дверь местной мэрии, требуя вернуть деньги. Хотя бы часть… Нас прервал Ади:
– А вы знаете, господа, я избегаю говорить на темы политики. Думаю, что рассуждать о делах кои мы не можем изменить. Не оставить ли нам темы высокие и не поговорить по существу дела, из-за которого мы тут собрались. Скажите мне, господа Гамм, а есть ли у вас план, как выбраться из города? Такового у братьев не было.
– Ну а где ваша землеройка? – сразу спросил Ади.
– А где ей быть, как не под землей. Я ее хорошо спрятал в одном из туннелей. Там же и большая часть золота. Но я бы на вашем… нашем месте не думал о катакомбах. Я кивнул: днем я ходил к провалу на площади. Его огородили перилами, но смотреть не возбранялось. Внизу же, в катакомбах народу было не меньше, чем наверху. Причем, все, кто был внизу, находились при исполнении – они что-то искали, мерили. Подземелье Тиира наполнилось светом и звуками. Под землей маршировали роты солдат, от этого порой начинали дрожать стаканы на столе или сотрясалась брусчатка мостовых – будто кто невидимый марширует улицами города. Уже ходили слухи, что то в один, то в другой подвал без стука входили из-под земли солдаты.
– Короче, подытожу, – сказал я, – наше положенье не изменилось. Имеем те же яйца только в профиль. Раньше из города не могло выбраться две группы по два человека, а теперь – ровно четыре человека…
– Жаль, – заметил Ади, – а я ведь надеялся на вашу машину. Анно покачал головой:
– Она бы все равно нам много не дала бы. За пределы оцепления мы бы вышли никак не быстрей двух недель.
– Тогда подземелье отпадает… Земля тоже, по воздуху может уйти только Дже. Что нам остается?
– Из стихий – вода и огонь, – заметил Зепп.
– Не вижу, как нам может помочь огонь. Разве что пустить этот город по ветру. Мятеж, что ли поднять… Ади задумался глубоко. Вероятно он что-то понимая в деле поднятия мятежей.
– Это не наш метод, – заметил я.
– Не наш… – согласился Анно, – но все же…
– Есть еще вода… – заметил Анно. Я читал в одной книжке, что как-то одни герои оказались в подобном положении и бежали из города, спрятавшись в бочках. Что-то подобное читал и я, но там положение было совсем другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33