– Тем более мужчин. Просто выскребут из тебя всю эту железную дрянь и сделают нормальным человеком. Спорим, тебе даже понравится жить у нас.
– Что значит – «выскребут железную дрянь»? Что ты имеешь в виду?
– Эти электронные штучки, которые делают людей роботами. Все эти компьютерные чипы, нанокристаллические микросхемы, электромагнитные датчики, которые сращивают ваши мозги с компьютерами, лишают вас нормальных поведенческих реакций, заставляя действовать и думать так, как угодно суперкомпьютеру, который вами управляет! – произнесла с большим накалом Айрина. Было видно, что реплика хорошо ею заучена – должно быть, то же самое не раз повторяли наставники на пропагандистских занятиях.
– Смешно, ей-богу, – отозвался Деймон. – Ты думаешь, наверное, что каждый кибернетик – это киборг. Да ничего подобного! Только ученые и солдаты подходят под твое описание – у них действительно в мозгах каша из живых тканей и кристаллоорганики. Но вставлять каждому из миллиарда жителей в черепную коробку дорогостоящую детальку, чтобы контролировать его мысли и поступки – это слишком шикарно. Вот у меня, например, всего один имплант, как и у большинства остальных.
– Но один-то есть! – торжествующе произнесла Айрина. – В вашей стране нет ни одного человека без имплантов! Этого ты не будешь отрицать?
– Но это же идентификатор, электронный паспорт, – возразил Деймон. – Он нужен только для того, чтобы хранить мои персональные данные. Он вживлен под кожу и с центральной нервной системой не соприкасается.
– Но все равно это противоестественно – втыкать в человека железку. У вас спрашивают людей, нужны ли им эти импланты?
– А кто откажется? – устало пожал плечами Деймон. – Если ты не имеешь паспорта, то не считаешься гражданином. Никаких прав и привилегий, жизнь в резервации…
– Вот! Ваше общество угнетает свободу граждан. Это же очевидно. Общество, построенное на жестких рамках и ограничениях, общество тотального контроля не может быть свободным.
Деймон опять пожал плечами. Ничего другого ему не оставалось, да и это делать, лежа на боку, было неудобно. Он кое-как принял сидячее положение.
– Зря ты меня связала. Я все равно не напал бы на тебя. Я не солдат, а всего лишь техник. А насчет нашего государства – я вовсе не собираюсь его защищать. Мне лично не нравится в нем жить, я собирался бежать на нейтральную территорию, да не вышло.
– Ну вот! – обрадовалась Айрина. – Если ты попадешь к нам, я обещаю попросить, чтобы тебя устроили получше. Ты заживешь, как нормальный человек.
– Что-то я сомневаюсь, – покачал головой Деймон. – Тотальному государству может противостоять только такой же тотальный режим, способный мобилизовать свое население на крупномасштабную войну. Думаешь, наша пропаганда не поносит вашу Республику на чем свет стоит? Вот расскажи, например, как у вас учитывают граждан. Если нет электронных паспортов, то что же вы используете?
– Биометрику. Проверка личности осуществляется по биометрическим данным. Проба крови, анализ ДНК…
– У вас контролируют перемещение людей по стране? – спросил Деймон. – Проверяют личность?
– Когда пересекаешь границы зон, надо пройти через контрольный пункт, – призналась Айрина. – Если у тебя нет веских оснований покинуть зону, где ты живешь, тебя не выпустят. Но это потому, что война идет. Необходимо бороться со шпионами, нельзя также допускать паники среди населения и массовых перемещений.
– Война – только повод закрутить гайки, – возразил Деймон. – Никто не отменит новые порядки, когда она закончится. Расскажи, будь добра, как у вас обстоит дело с выбором профессии.
– Профессию подбирают, исходя из результатов тестов на физическое и интеллектуальное развитие. Управление производственными силами – одна из основных задач государства.
– То есть не ты сама выбирала профессию, тебе ее дали?
– Почему не сама? У меня был выбор, хотя вообще-то, какую профессию выбрать, мне подсказал мой куратор. На самом деле, настоящий гражданин должен быть готов исполнить свой долг перед обществом на любой работе.
Деймон скептически улыбнулся.
– С пропагандой у вас дело поставлено высоко. Впрочем, чего ожидать, если девяносто процентов населения выращивают в инкубаторах? Тут и управление производственными силами, и распределение людских ресурсов, и все прочее будет делаться без учета мнения этих самых ресурсов. Ты хоть знаешь, кто у вас управляет государством?
– Совет Матрон.
– А ты можешь в него попасть?
– В принципе, могу. Но я не стремлюсь к этому, – ответила Айрина. – Управлять – это удел избранных. А обычные люди, вроде меня, должны просто хорошо делать свою работу.
– А как у тебя с личной жизнью?
Тут Айрина замялась. Деймон пришел ей на помощь.
– Ну да, я в курсе, у вас мало мужчин. Но если бы ты встретилась с мужчиной и вы полюбили друг друга, вы бы смогли образовать семью, воспитывать детей?
– Детей воспитывают в интернатах. Родители могут их навещать… иногда, – неуверенно произнесла Айрина. Разговор расстраивал ее все больше и больше, вызывая раздражение и одновременно какую-то тоску, жалость. Последнее ощущение постепенно крепло, и Айрина с удивлением поняла, что это жалость к самой себе. – У нас нет семей в вашем понимании. Моя семья – это мои сестры, с которыми я учусь и работаю. Мужчины… мужчина не может принадлежать одной женщине. Это антиобщественно.
– А дети? У тебя могут быть дети? – Деймон был жесток и спешил добить давшего слабину идеологического оппонента. – Ты знаешь, как устроен пчелиный рой? Есть матка – главная самка по праву рождения, которая производит потомство и всеми командует. Есть трутни, назначение которых оплодотворять матку. А есть рабочие пчелы – несостоявшиеся матки, которые горбатятся с утра до ночи, работают и воюют, умирают во имя королевы улья и рождаются заново из сот, сложенных лапками их предшественников. Рабочая пчела не может иметь семьи, не может выбрать иную профессию, чем та, которую ей дали, не может делать ничего, кроме как искать счастья в работе и служении государству, и служба эта продлится до самой смерти. Рабочая пчела – это ты!
– Что ты говоришь!.. Все не так! – обиженно воскликнула Айрина и отвернулась.
Она чувствовала, что Деймон не имеет права так рассуждать о гайанском обществе, но не умела возразить ему. Тем более, одно обстоятельство говорило в его пользу. В Республике Айрина никогда не сможет какого-либо мужчину назвать своим.
Деймон спросил, как бы у самого себя:
– Почему человеку была дана свобода воли? Для того чтобы он превратился в рабочую пчелу? Насекомые подчиняются инстинкту, у них нет разума, но человек разумен, так неужели он должен уподобляться насекомым?
Ему так хотелось разбить нерушимую веру этой гайанки в непогрешимость устоев ее государства, так хотелось уговорить Айрину встать на его сторону – сторону беглеца, нарушителя запретов! Тогда у них появится шанс, пусть небольшой, но все же шанс убежать вдвоем от сцепившихся в схватке государств-монстров, частями которых они пока являются. Он вдохновенно заговорил, искренне веря, что ему удастся заразить Айрину своими идеями.
Он говорил о том, что идеальное государство должно заботиться о своих гражданах, не ограничивая их свободу, должно приходить на помощь человеку в минуту опасности и быть невидимым, когда в защите и поддержке нет необходимости. Лучшее государство, говорил Деймон, такое, о существовании которого человек может забыть, если ему хорошо, и вспомнить, если ему плохо. Он повторял, что мечта об утопии заставляет человека стремиться к идеалам, а идеальное устройство – это когда общество на службе у человека, а не человек на службе общества. Он напирал на то, что у кибергорода и Республики разные средства, но одинаковые цели – искоренить непокорный человеческий дух, превратив людей в бессловесные шестеренки, и что ментальный сканер кибербрейна, контролирующий мыслительную деятельность, по своему воздействию ничем не отличается от генетической программы, заложенной в людей-роботов.
– Торжество прогресса никогда не будет оправданием для насилия над личностью, – закончил свою речь Деймон. – Но кто сможет высказать обвинение, если не останется людей, способных мыслить самостоятельно?
Айрина молчала. Она тоже многое могла бы сказать ему – о гражданском долге, ответственности перед коллективом друзей, чувстве товарищества и патриотизме; о том, что каждый гайанин имеет свободу выбора и право на самоопределение. Но она не видела смысла убеждать в своей правоте человека чужой веры. Вчера, когда она была агентом на задании, беседовавшим с уверенным в себе нейтралом, ей казалось важным доказать, что гайанское общество – лучшее из возможных. Сегодня, когда она стала жертвой крушения, а перед ней сидел разочарованный нигилист, отрицающий общественные идеалы, она поняла, что разница в убеждениях ничего не значит по сравнению с такими простыми вещами, как холод волн и тепло другого человека. Сильный толчок тряхнул надувной плот.
– Что это? – спросила Айрина.
– Акула, – предположил Деймон.
Девушка расстегнула тент и выглянула.
– Берег! Мы сели на мель!
Она поспешно натянула влажный комбинезон, морщась от холода.
– Может, развяжешь меня? Как я до берега доберусь? – спросил не без раздражения Дэм.
Айрина колебалась лишь секунду. Потом развязала его. Правая рука освободилась быстрее, чем левая, и Деймон почти инстинктивно потянулся к волосам склонившейся над ним девушки. Но стоило Деймону коснуться ее шеи, как в запястье вспыхнула боль – Айрина выкрутила ему руку.
– Я случайно! Отпусти, пожалуйста!
Они смотрели в глаза друг друга и видели там лишь отражение собственных сомнений. Деймон думал, что ему вряд ли удастся разбудить нормальные человеческие чувства в этой идеологически неприступной гайанской кобылице. А Айрина понимала, что она совсем не боль хочет причинить этому человеку, а наоборот, поделиться с ним нежностью. А получается иначе. Неудачно получается.
Они выпрыгнули в воду и, едва различая в сгустившихся сумерках прибрежные скалы, потащили плот к белой полосе пенящихся волн. Прибой был не сильным, и все же нырнуть пришлось обоим, и не единожды. На каменистой отмели у подножия скалистой стены было немногим лучше, чем в море, разве что стоявший на гальке плот теперь не качало.
– Ищи т-топливо, – сказал Деймон, стуча зубами, и отправился собирать обломки дерева, вытанцовывая что-то не очень изящное, но весьма энергичное. Айрина взяла с него пример и затанцевала в противоположном направлении. Через десять минут, почти окоченевшие, они стояли на коленях возле груды обесцвеченных водой щепок. Зажигалка из аварийного комплекта трижды выпадала из непослушных пальцев Деймона, но все же огонь занялся. Просушенный изнутри плавник разгорался неохотно, но потом затрещал вовсю, бросая в темноту пучки ярких искр. С помощью тента от плота удалось соорудить защиту против ветра. Понемногу двое людей согрелись, и по мере того, как расслаблялись скованные холодом тела, мужчина и женщина ближе придвигались друг к другу.
– Ты есть хочешь? – спросил Деймон.
– Уже нет. Днем очень хотелось, почти невыносимо. Сейчас не хочу, только слабость какая-то появилась.
– Можно я тебя обниму? Руки ломать не будешь?
– Что ж с тобой поделать? – вздохнула Айрина. – Обними. Только… осторожно.
«Выходит, не все потеряно», – подумал Деймон. Он осторожно оплел руками сжавшуюся в комочек девушку. От развешенной над костром одежды валил пар, исчезавший в ночном воздухе.
– Айрина, у тебя когда-нибудь так было?
– Как? На острой гальке, впивающейся в мягкие части, под жутким ветром и со слипшимся желудком?
Деймон засмеялся через силу.
– У меня тоже не было. И поскольку мы не знаем, как сложится дальнейшая наша судьба, почему бы нам не воспользоваться этим моментом невольной близости…
Он смешался, взглянув ей в глаза.
– Только я тебя прошу, – сказала она тихо. – Не болтай больше всякой чепухи… философ.
«Я ее первый мужчина! – подумал Деймон полчаса спустя, избавляясь от крохотных камешков и песчинок, вдавившихся в кожу на коленях. – Первый и единственный!» Эта мысль так захватила его, что ни о чем другом он уже просто не мог думать. Костер превратился в угольки, постепенно обраставшие налетом золы, ветер стих, и высохшая над огнем одежда согрела двоих разомлевших от взаимных ласк людей. Засыпая, Деймон решил, что счастье – самая непостижимая вещь на земле. Но как же здорово быть счастливым!
Наутро следующего дня их нашли. Разбуженный стрекотом геликоптера, Деймон разлепил глаза. Выспавшись в тепле, он размяк и совершенно не горел желанием выползать из импровизированного спального мешка. Айрина первая выскользнула наружу, и от этого движения Деймона будто кольнуло иголкой – он почувствовал потерю ее тепла, к которому привык за одну эту ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Что значит – «выскребут железную дрянь»? Что ты имеешь в виду?
– Эти электронные штучки, которые делают людей роботами. Все эти компьютерные чипы, нанокристаллические микросхемы, электромагнитные датчики, которые сращивают ваши мозги с компьютерами, лишают вас нормальных поведенческих реакций, заставляя действовать и думать так, как угодно суперкомпьютеру, который вами управляет! – произнесла с большим накалом Айрина. Было видно, что реплика хорошо ею заучена – должно быть, то же самое не раз повторяли наставники на пропагандистских занятиях.
– Смешно, ей-богу, – отозвался Деймон. – Ты думаешь, наверное, что каждый кибернетик – это киборг. Да ничего подобного! Только ученые и солдаты подходят под твое описание – у них действительно в мозгах каша из живых тканей и кристаллоорганики. Но вставлять каждому из миллиарда жителей в черепную коробку дорогостоящую детальку, чтобы контролировать его мысли и поступки – это слишком шикарно. Вот у меня, например, всего один имплант, как и у большинства остальных.
– Но один-то есть! – торжествующе произнесла Айрина. – В вашей стране нет ни одного человека без имплантов! Этого ты не будешь отрицать?
– Но это же идентификатор, электронный паспорт, – возразил Деймон. – Он нужен только для того, чтобы хранить мои персональные данные. Он вживлен под кожу и с центральной нервной системой не соприкасается.
– Но все равно это противоестественно – втыкать в человека железку. У вас спрашивают людей, нужны ли им эти импланты?
– А кто откажется? – устало пожал плечами Деймон. – Если ты не имеешь паспорта, то не считаешься гражданином. Никаких прав и привилегий, жизнь в резервации…
– Вот! Ваше общество угнетает свободу граждан. Это же очевидно. Общество, построенное на жестких рамках и ограничениях, общество тотального контроля не может быть свободным.
Деймон опять пожал плечами. Ничего другого ему не оставалось, да и это делать, лежа на боку, было неудобно. Он кое-как принял сидячее положение.
– Зря ты меня связала. Я все равно не напал бы на тебя. Я не солдат, а всего лишь техник. А насчет нашего государства – я вовсе не собираюсь его защищать. Мне лично не нравится в нем жить, я собирался бежать на нейтральную территорию, да не вышло.
– Ну вот! – обрадовалась Айрина. – Если ты попадешь к нам, я обещаю попросить, чтобы тебя устроили получше. Ты заживешь, как нормальный человек.
– Что-то я сомневаюсь, – покачал головой Деймон. – Тотальному государству может противостоять только такой же тотальный режим, способный мобилизовать свое население на крупномасштабную войну. Думаешь, наша пропаганда не поносит вашу Республику на чем свет стоит? Вот расскажи, например, как у вас учитывают граждан. Если нет электронных паспортов, то что же вы используете?
– Биометрику. Проверка личности осуществляется по биометрическим данным. Проба крови, анализ ДНК…
– У вас контролируют перемещение людей по стране? – спросил Деймон. – Проверяют личность?
– Когда пересекаешь границы зон, надо пройти через контрольный пункт, – призналась Айрина. – Если у тебя нет веских оснований покинуть зону, где ты живешь, тебя не выпустят. Но это потому, что война идет. Необходимо бороться со шпионами, нельзя также допускать паники среди населения и массовых перемещений.
– Война – только повод закрутить гайки, – возразил Деймон. – Никто не отменит новые порядки, когда она закончится. Расскажи, будь добра, как у вас обстоит дело с выбором профессии.
– Профессию подбирают, исходя из результатов тестов на физическое и интеллектуальное развитие. Управление производственными силами – одна из основных задач государства.
– То есть не ты сама выбирала профессию, тебе ее дали?
– Почему не сама? У меня был выбор, хотя вообще-то, какую профессию выбрать, мне подсказал мой куратор. На самом деле, настоящий гражданин должен быть готов исполнить свой долг перед обществом на любой работе.
Деймон скептически улыбнулся.
– С пропагандой у вас дело поставлено высоко. Впрочем, чего ожидать, если девяносто процентов населения выращивают в инкубаторах? Тут и управление производственными силами, и распределение людских ресурсов, и все прочее будет делаться без учета мнения этих самых ресурсов. Ты хоть знаешь, кто у вас управляет государством?
– Совет Матрон.
– А ты можешь в него попасть?
– В принципе, могу. Но я не стремлюсь к этому, – ответила Айрина. – Управлять – это удел избранных. А обычные люди, вроде меня, должны просто хорошо делать свою работу.
– А как у тебя с личной жизнью?
Тут Айрина замялась. Деймон пришел ей на помощь.
– Ну да, я в курсе, у вас мало мужчин. Но если бы ты встретилась с мужчиной и вы полюбили друг друга, вы бы смогли образовать семью, воспитывать детей?
– Детей воспитывают в интернатах. Родители могут их навещать… иногда, – неуверенно произнесла Айрина. Разговор расстраивал ее все больше и больше, вызывая раздражение и одновременно какую-то тоску, жалость. Последнее ощущение постепенно крепло, и Айрина с удивлением поняла, что это жалость к самой себе. – У нас нет семей в вашем понимании. Моя семья – это мои сестры, с которыми я учусь и работаю. Мужчины… мужчина не может принадлежать одной женщине. Это антиобщественно.
– А дети? У тебя могут быть дети? – Деймон был жесток и спешил добить давшего слабину идеологического оппонента. – Ты знаешь, как устроен пчелиный рой? Есть матка – главная самка по праву рождения, которая производит потомство и всеми командует. Есть трутни, назначение которых оплодотворять матку. А есть рабочие пчелы – несостоявшиеся матки, которые горбатятся с утра до ночи, работают и воюют, умирают во имя королевы улья и рождаются заново из сот, сложенных лапками их предшественников. Рабочая пчела не может иметь семьи, не может выбрать иную профессию, чем та, которую ей дали, не может делать ничего, кроме как искать счастья в работе и служении государству, и служба эта продлится до самой смерти. Рабочая пчела – это ты!
– Что ты говоришь!.. Все не так! – обиженно воскликнула Айрина и отвернулась.
Она чувствовала, что Деймон не имеет права так рассуждать о гайанском обществе, но не умела возразить ему. Тем более, одно обстоятельство говорило в его пользу. В Республике Айрина никогда не сможет какого-либо мужчину назвать своим.
Деймон спросил, как бы у самого себя:
– Почему человеку была дана свобода воли? Для того чтобы он превратился в рабочую пчелу? Насекомые подчиняются инстинкту, у них нет разума, но человек разумен, так неужели он должен уподобляться насекомым?
Ему так хотелось разбить нерушимую веру этой гайанки в непогрешимость устоев ее государства, так хотелось уговорить Айрину встать на его сторону – сторону беглеца, нарушителя запретов! Тогда у них появится шанс, пусть небольшой, но все же шанс убежать вдвоем от сцепившихся в схватке государств-монстров, частями которых они пока являются. Он вдохновенно заговорил, искренне веря, что ему удастся заразить Айрину своими идеями.
Он говорил о том, что идеальное государство должно заботиться о своих гражданах, не ограничивая их свободу, должно приходить на помощь человеку в минуту опасности и быть невидимым, когда в защите и поддержке нет необходимости. Лучшее государство, говорил Деймон, такое, о существовании которого человек может забыть, если ему хорошо, и вспомнить, если ему плохо. Он повторял, что мечта об утопии заставляет человека стремиться к идеалам, а идеальное устройство – это когда общество на службе у человека, а не человек на службе общества. Он напирал на то, что у кибергорода и Республики разные средства, но одинаковые цели – искоренить непокорный человеческий дух, превратив людей в бессловесные шестеренки, и что ментальный сканер кибербрейна, контролирующий мыслительную деятельность, по своему воздействию ничем не отличается от генетической программы, заложенной в людей-роботов.
– Торжество прогресса никогда не будет оправданием для насилия над личностью, – закончил свою речь Деймон. – Но кто сможет высказать обвинение, если не останется людей, способных мыслить самостоятельно?
Айрина молчала. Она тоже многое могла бы сказать ему – о гражданском долге, ответственности перед коллективом друзей, чувстве товарищества и патриотизме; о том, что каждый гайанин имеет свободу выбора и право на самоопределение. Но она не видела смысла убеждать в своей правоте человека чужой веры. Вчера, когда она была агентом на задании, беседовавшим с уверенным в себе нейтралом, ей казалось важным доказать, что гайанское общество – лучшее из возможных. Сегодня, когда она стала жертвой крушения, а перед ней сидел разочарованный нигилист, отрицающий общественные идеалы, она поняла, что разница в убеждениях ничего не значит по сравнению с такими простыми вещами, как холод волн и тепло другого человека. Сильный толчок тряхнул надувной плот.
– Что это? – спросила Айрина.
– Акула, – предположил Деймон.
Девушка расстегнула тент и выглянула.
– Берег! Мы сели на мель!
Она поспешно натянула влажный комбинезон, морщась от холода.
– Может, развяжешь меня? Как я до берега доберусь? – спросил не без раздражения Дэм.
Айрина колебалась лишь секунду. Потом развязала его. Правая рука освободилась быстрее, чем левая, и Деймон почти инстинктивно потянулся к волосам склонившейся над ним девушки. Но стоило Деймону коснуться ее шеи, как в запястье вспыхнула боль – Айрина выкрутила ему руку.
– Я случайно! Отпусти, пожалуйста!
Они смотрели в глаза друг друга и видели там лишь отражение собственных сомнений. Деймон думал, что ему вряд ли удастся разбудить нормальные человеческие чувства в этой идеологически неприступной гайанской кобылице. А Айрина понимала, что она совсем не боль хочет причинить этому человеку, а наоборот, поделиться с ним нежностью. А получается иначе. Неудачно получается.
Они выпрыгнули в воду и, едва различая в сгустившихся сумерках прибрежные скалы, потащили плот к белой полосе пенящихся волн. Прибой был не сильным, и все же нырнуть пришлось обоим, и не единожды. На каменистой отмели у подножия скалистой стены было немногим лучше, чем в море, разве что стоявший на гальке плот теперь не качало.
– Ищи т-топливо, – сказал Деймон, стуча зубами, и отправился собирать обломки дерева, вытанцовывая что-то не очень изящное, но весьма энергичное. Айрина взяла с него пример и затанцевала в противоположном направлении. Через десять минут, почти окоченевшие, они стояли на коленях возле груды обесцвеченных водой щепок. Зажигалка из аварийного комплекта трижды выпадала из непослушных пальцев Деймона, но все же огонь занялся. Просушенный изнутри плавник разгорался неохотно, но потом затрещал вовсю, бросая в темноту пучки ярких искр. С помощью тента от плота удалось соорудить защиту против ветра. Понемногу двое людей согрелись, и по мере того, как расслаблялись скованные холодом тела, мужчина и женщина ближе придвигались друг к другу.
– Ты есть хочешь? – спросил Деймон.
– Уже нет. Днем очень хотелось, почти невыносимо. Сейчас не хочу, только слабость какая-то появилась.
– Можно я тебя обниму? Руки ломать не будешь?
– Что ж с тобой поделать? – вздохнула Айрина. – Обними. Только… осторожно.
«Выходит, не все потеряно», – подумал Деймон. Он осторожно оплел руками сжавшуюся в комочек девушку. От развешенной над костром одежды валил пар, исчезавший в ночном воздухе.
– Айрина, у тебя когда-нибудь так было?
– Как? На острой гальке, впивающейся в мягкие части, под жутким ветром и со слипшимся желудком?
Деймон засмеялся через силу.
– У меня тоже не было. И поскольку мы не знаем, как сложится дальнейшая наша судьба, почему бы нам не воспользоваться этим моментом невольной близости…
Он смешался, взглянув ей в глаза.
– Только я тебя прошу, – сказала она тихо. – Не болтай больше всякой чепухи… философ.
«Я ее первый мужчина! – подумал Деймон полчаса спустя, избавляясь от крохотных камешков и песчинок, вдавившихся в кожу на коленях. – Первый и единственный!» Эта мысль так захватила его, что ни о чем другом он уже просто не мог думать. Костер превратился в угольки, постепенно обраставшие налетом золы, ветер стих, и высохшая над огнем одежда согрела двоих разомлевших от взаимных ласк людей. Засыпая, Деймон решил, что счастье – самая непостижимая вещь на земле. Но как же здорово быть счастливым!
Наутро следующего дня их нашли. Разбуженный стрекотом геликоптера, Деймон разлепил глаза. Выспавшись в тепле, он размяк и совершенно не горел желанием выползать из импровизированного спального мешка. Айрина первая выскользнула наружу, и от этого движения Деймона будто кольнуло иголкой – он почувствовал потерю ее тепла, к которому привык за одну эту ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39