Не думаю, что мне удалось бы пробить это без тебя.
– Я работаю на тебя. Не на Кэррингтона.
– Хорошо.
– Где вообще этот великий муж? Ныряет с дыхательным аппаратом в ванне?
– Нет, – прозвучал тихий голос от двери.
– Прыгаю с парашютом в вестибюле.
Его инвалидная коляска была передвижным троном. На нем был пятисотдолларовый костюм цвета клубничного мороженого, матово-голубая водолазка и одна золотая серьга в ухе. Туфли из натуральной кожи. Часы из этих новейших, без ремешка, которые приятным голосом говорят вам, который час. Для Шеры он был недостаточно высок, а его плечи непропорционально широкими, хотя костюм изо всех сил пытался скрыть и то, и другое. Глаза его были как две ягоды черники. Его улыбка была улыбкой акулы, раздумывающей, который кусок окажется вкуснее. Мне сразу захотелось заехать в эту рожу кирпичом.
Шера вскочила.
– Брюс, это Чарльз Армстед. Я тебе говорила…
– Ну конечно. Парень с видео. – Он подкатился вперед и протянул безукоризненно наманикюренную руку.
– Я – Брюс Кэррингтон, Армстед.
Я остался сидеть, держа руки на коленях.
– Ну разумеется. Парень с деньгами. Одна его бровь приподнялась на вежливую четверть дюйма.
– О Господи. Еще один грубиян. Но если ты так хорош, как говорила Шера, я тебя нанимаю.
– Я просто гнусен.
Улыбка погасла.
– Давайте прекратим соревноваться в колкостях, Армстед. Я не ожидаю от творческих людей хороших манер, но, если понадобится, я могу проявить гораздо более материальное презрение, чем то, на которое способны вы. А сейчас я устал от этой проклятой гравитации, и у меня был паршивый день сегодня – давал показания в пользу друга в суде. И похоже, завтра меня вызовут опять. Хотите вы эту работу или нет?
Тут он меня поймал. Я хотел.
– Да.
– Тогда договорились. Ваша комната 2772. Летим на Скайфэк через два дня. Будьте тут в 8 утра.
– Я хочу поговорить с тобой о том, что тебе понадобится, Чарли, – сказала Шера. – Позвони мне завтра.
Я обернулся, чтобы оказаться с ней лицом к лицу, и она отпрянула от моего взгляда.
Кэррингтон не обратил внимания.
– Да, составьте список ваших требований сегодня же, чтобы все необходимое было отправлено вместе с нами. Не скупитесь. Если вы не позаботитесь об этом сейчас, придется обходиться тем, что есть. Спокойной ночи, Армстед. Я повернулся к нему.
– Спокойной ночи, мистер Кэррингтон. – (Чтоб ты сдох).
Он повернулся к наргиле, и Шера поспешила заново наполнить чашечку и сменить воду. Я торопливо развернулся и потащился к двери. Нога болела так, что я чуть не упал, но я стиснул зубы и дошел. У двери я сказал себе:
сейчас ты откроешь дверь и выйдешь. А потом повернулся на каблуках:
– Кэррингтон!
Он моргнул, удивленный тем, что я еще существую.
– Да?
– Вы отдаете себе отчет, что она ни в малейшей степени вас нс любит?
Это имеет для вас хоть какое-нибудь значение? – Мой голос звенел, а кулаки сжались.
– О… – сказал он. И повторил: – О… так вот оно что. Я не подумал, что успех сам по себе может вызвать так много презрения. – Он отложил мунд– штук и сцепил пальцы. – Вот что я вам скажу, Армстед. Никто никогда не любил меня, насколько я знаю. Этот костюм меня не любит. – Впервые в его голосе прозвучали человеческие нотки. – Но он принадлежит мне. Теперь убирайтесь.
Я открыл было рот, чтобы сказать ему, куда засунуть его успех, но увидел лицо Шеры, и боль, которая на нем читалась, вдруг заставила меня ощутить глубокий стыд. Я тотчас вышел, а когда дверь за мной закрылась, меня стошнило на коврик, который стоил ненамного меньше, чем камера «Хэмилтон Мастерхром». Мне было жаль в тот момент, что я надел галстук
По крайней мере поездка на космодром Пайке Пик была эстетически приятной. Я люблю летать, скользить среди величавых облаков, наблюдать разворачивающуюся процессию гор и долин, обширные лоскуты полей, замысловатую мозаику построек – все проплывающее внизу.
Но прыжок на Скайфэк в персональном шаттле Кэррингтона «Тот первый шаг» вполне мог быть просмотром старого фильма «Космический коммандо». Я действительно знаю, что в космических кораблях нельзя делать иллюминаторы – но, проклятие, у видео на борту разрешение, цвета и ощущение присутствия не выше, чем у телевизора в вашей гостиной.
Единственное различие в том, что там звезды «двигаются», чтобы дать иллюзию путешествия, а здесь – нет. И еще нет того монтажа, который представляет вам драматические и увлекательные кадры.
Это что касается эстетики. Различие с точки зрения переживания состоит в том, что, когда вы смотрите, как космический коммандо торгует средствами от геморроя, вас не привязывают к креслу, не оглушают, не заставляют вас весить больше полутонны неразумно долгое время, а затем не кидают вас в невесомость. Кровь бросилась мне в голову, в ушах звенело, нос заложило, я залился сильным «румянцем». Я был готов к тошноте, но то, что я получил, было еще более странно: внезапное, беспрецедентное, полное отсутствие боли в ноге. Шера страдала от тошноты за нас обоих, едва успевая подносить пакет. Кэррингтон отстегнулся и уверенным движением сделал ей укол против морской болезни. Казалось, целая вечность прошла, пока укол подействовал, но когда, наконец, это произошло, изменение было потрясающим. Бледность исчезла, сила возвратилась мгновенно, и Шера явно полностью оправилась к тому моменту, когда пилот объявил, что мы начинаем стыковку, и не будем ли мы так любезны пристегнуться и заткнуть рты. Я почти ожидал, что Кэррингтон наорет на него, чтобы вбить в него хорошие манеры, но, очевидно, промышленный магнат не был таким дураком. Он заткнулся и пристегнул ремни. Моя нога ничуть не болела.
Совершенно. Комплекс Скайфэк выглядел как беспорядочная куча велосипедных шин и пляжных мячей различных размеров. Та шина, к которой устремился наш пилот, больше напоминала тракторный обод. Мы .выровняли курс, стали осью этого обода и сровняли вращение. Тогда проклятая штуковина высунула спицу, которая ухватила нас прямехонько за шлюз. Шлюз был «над головой» наших кресел, но мы и вошли в него и покинули его ногами вперед. Через несколько ярдов направление, в котором мы двигались, стало «низом» и поручни превратились в лестницу. С каждым шагом нарастал вес, но даже когда мы появились в довольно большом кубическом помещении, он был гораздо меньшим, чем обычный земной. Тем не менее моя нога опять начала ныть.
Комната пыталась быть классической приемной высокого ранга.
(«Пожалуйста, садитесь. Его величество скоро встретится с вами».) Но небольшая тяжесть и р-костюмы, висящие на двух стенках, портили эффект.
В отличие от скафандра космического коммандо настоящий скафандр, в ко– тором поддерживается внутреннее давление, не имеет ничего общего с очертаниями человеческой фигуры и выглядит ужасно глупо, вися вот так.
Молодой темноволосый человек, одетый в твид, поднялся из-за прекрасно оборудованного пульта и улыбнулся.
– Рад вас видеть, мистер Кэррингтон. Надеюсь, полет прошел хорошо.
– Спасибо, Том. Ты, конечно, помнишь Шеру. Это – Чарльз Армстед.
Том Мак-Джилликади.
Мы оба показали зубы и сказали, что в восторге от знакомства. Я разглядел, что за внешней приветливостью у Мак-Джилликади скрывалась какая-то озабоченность.
– Нильс и мистер Лонгмайер ожидают вас в офисе, сэр. Было… было еще одно наблюдение.
– А, проклятие, – начал Кэррингтон с чувством, но оборвал себя. Я уставился на него в изумлении. Ведь полная сила моего отборного сарказма не смогла рассердить этого человека.
– Хорошо. Позаботься о моих гостях, пока я послушаю, что скажет Лонгмайер.
Он направился к двери, двигаясь, как пляжный мяч в медленном движении, но самостоятельно.
– Ах, да! «Шаг» загружен под завязку громоздким оборудованием, Том.
Приведи корабль на грузовой причал. Сложи оборудование на Шестом.
Он ушел с озабоченным видом. Мак-Джилликади включил пульт и отдал необходимые распоряжения.
– Что происходит, Том? – спросила Шера, когда тот освободился.
Перед тем как ответить, он взглянул на меня.
– Извините, что спрашиваю, мистер Армстед, но вы не журналист?
– Зовите меня Чарли. Нет. Я видеооператор, но я работаю на Шеру.
– Ммм… Ладно, все равно рано или поздно вы об этом услышите. Около двух недель назад внутри орбиты Нептуна появился объект, возник внезапно и непонятно откуда. Наблюдались еще… некоторые аномалии. Это продолжалось полдня, а потом прекратилось. Космическая Команда за– секретила информацию, но на Скайфэке это известно всем.
– И эта штука появилась опять? – спросила Шера.
– Да, сразу за орбитой Сатурна. Меня это почти не заинтересовало. Без сомнения, объяснение этому феномену существует, а поскольку Айзека Азимова рядом нет, я наверняка не пойму ни слова. Большинство из нас перестали верить во внеземные цивилизации, когда Проект ОЗМА обернулся пустышкой.
– Маленькие зеленые человечки, надо полагать. Не мог бы ты показать нам холл, Том? Я так понимаю, что он точно такой же, как тот, где мы будем работать.
Казалось, Том обрадовался перемене в разговоре.
– Ну конечно.
Мак-Джилликади провел нас через герметичную дверь напротив той, куда вошел Кэррингтон, через длинные залы, где полы закруглялись впереди и по– зади нас. Каждый зал, наполненный деловитыми и целеустремленными людьми, был оборудован по-своему, каждый чем-то напоминал мне вестибюль «Нью Эйджа», или, возможно, старый фильм «2001».
Футуристическое Изобилие, настолько подчеркнутое, что просто обалдеть.
Уолл-стрит, поднятая живьем на орбиту – тут даже часы показывали время Уолл-стрит. Я пытался, но так и не смог уверить себя в том, что совсем рядом в любом направлении холодное и пустое пространство Космоса. Хорошо еще, что иллюминаторы отсутствовали, – в один прекрасный день, привыкнув к низкой гравитации, человек может забыться и открыть один из них, чтобы выбросить окурок.
Пока мы шли, я изучал Мак-Джилликади. Он весь был безукоризнен, от узла на галстуке до кончиков ногтей, и не носил никаких украшений. Волосы
– короткие и черные, борода устранена физиологическими методами, и на профессионально бесстрастном лице – неожиданно теплые глаза. Я все гадал, за какую цену он продал душу, и надеялся, что он не продешевил.
Мы должны были снизиться на два этажа, чтобы попасть в холл.
Гравитация на верхнем поддерживалась в 1/6 нормальной, вероятно, для удобства лунного персонала, совершавшего регулярные рейсы на Скайфэк, но главным образом, конечно, для удобства Кэррингтона. Спуск принес небольшое увеличение веса, приблизительно к 1/5 или четверти нормального.
Моя нога резко воспротестовала, но, к своему удивлению, я обнаружил, что предпочитаю боль ее отсутствию. Немного страшно, когда старый друг покидает тебя.
Холл оказался больше, чем я ожидал, и вполне удовлетворял нашим целям.
Он включал все три этаж и одна стена целиком была огромным ви– деоэкраном, по которому ошеломляюще кружились звезды; со случайной регулярностью к ним присоединялся кусочек матери-Земли. Пол был заставлен по-разному сгруппированными столами и стульями, но я видел, что, если его очистить, Шере будет обеспечено вполне достаточно места для танца. По укоренившейся привычке мои ноги начали проверять пол, насколько он подходит в качестве поверхности для танца. Затем я вспомнил, как мало все это значит в данной ситуации.
– Ну, – сказала мне Шера с улыбкой, – вот как будет выглядеть наш дом в последующие полгода. Холл Кольца-2 идентичен этому.
– Полгода? – сказал Мак-Джилликади. – Исключено.
– Что вы имеете в виду? – Шера и я воскликнули одновременно.
Он моргнул, услышав наш сдвоенный вопль.
– Ну, вы, вероятно сможете оставаться так долго, Чарли. Но Шера уже провела год в низкой гравитации, когда работала в машинописном бюро.
– Ну так что?
– Смотрите. Вы собираетесь проводить в невесомости долгие отрезки времени, если я правильно понимаю?
– По 12 часов в день, – согласилась Шера.
Он поморщился.
– Шера, мне ужасно не хочется говорить… но я бы удивился, если бы вы продержались даже месяц. Человеческий организм рассчитан на среду с одним g и плохо работает в нулевой гравитации.
– Но он адаптируется, не так ли?
Том невесело рассмеялся.
– Конечно. Вот почему мы отправляем весь персонал на Землю каждые четырнадцать месяцев. Ваш организм перестроится. В одну сторону. Без возврата. Как только вы полностью адаптируетесь, возвращение на Землю остановит ваше сердце – если другие главные системные нарушения не про– изойдут раньше. Послушайте, вы былина Земле всего лишь три дня – вы чувствовали боль в груди? Головокружение? Проблемы с кишечником? Рвоту при полете?
– Все вышеперечисленное, – признала она.
– Вот видите. Вы приблизились к максимальному пределу в четырнадцать месяцев, когда уехали. А ваш организм приспособится еще быстрее при полном отсутствии силы тяжести. Рекорд успешного сопротивления невесомости составляет приблизительно 8 Месяцев, он был установлен бригадой строителей Скайфэка, у которых были проблемы с тем, чтобы завершить работу в срок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Я работаю на тебя. Не на Кэррингтона.
– Хорошо.
– Где вообще этот великий муж? Ныряет с дыхательным аппаратом в ванне?
– Нет, – прозвучал тихий голос от двери.
– Прыгаю с парашютом в вестибюле.
Его инвалидная коляска была передвижным троном. На нем был пятисотдолларовый костюм цвета клубничного мороженого, матово-голубая водолазка и одна золотая серьга в ухе. Туфли из натуральной кожи. Часы из этих новейших, без ремешка, которые приятным голосом говорят вам, который час. Для Шеры он был недостаточно высок, а его плечи непропорционально широкими, хотя костюм изо всех сил пытался скрыть и то, и другое. Глаза его были как две ягоды черники. Его улыбка была улыбкой акулы, раздумывающей, который кусок окажется вкуснее. Мне сразу захотелось заехать в эту рожу кирпичом.
Шера вскочила.
– Брюс, это Чарльз Армстед. Я тебе говорила…
– Ну конечно. Парень с видео. – Он подкатился вперед и протянул безукоризненно наманикюренную руку.
– Я – Брюс Кэррингтон, Армстед.
Я остался сидеть, держа руки на коленях.
– Ну разумеется. Парень с деньгами. Одна его бровь приподнялась на вежливую четверть дюйма.
– О Господи. Еще один грубиян. Но если ты так хорош, как говорила Шера, я тебя нанимаю.
– Я просто гнусен.
Улыбка погасла.
– Давайте прекратим соревноваться в колкостях, Армстед. Я не ожидаю от творческих людей хороших манер, но, если понадобится, я могу проявить гораздо более материальное презрение, чем то, на которое способны вы. А сейчас я устал от этой проклятой гравитации, и у меня был паршивый день сегодня – давал показания в пользу друга в суде. И похоже, завтра меня вызовут опять. Хотите вы эту работу или нет?
Тут он меня поймал. Я хотел.
– Да.
– Тогда договорились. Ваша комната 2772. Летим на Скайфэк через два дня. Будьте тут в 8 утра.
– Я хочу поговорить с тобой о том, что тебе понадобится, Чарли, – сказала Шера. – Позвони мне завтра.
Я обернулся, чтобы оказаться с ней лицом к лицу, и она отпрянула от моего взгляда.
Кэррингтон не обратил внимания.
– Да, составьте список ваших требований сегодня же, чтобы все необходимое было отправлено вместе с нами. Не скупитесь. Если вы не позаботитесь об этом сейчас, придется обходиться тем, что есть. Спокойной ночи, Армстед. Я повернулся к нему.
– Спокойной ночи, мистер Кэррингтон. – (Чтоб ты сдох).
Он повернулся к наргиле, и Шера поспешила заново наполнить чашечку и сменить воду. Я торопливо развернулся и потащился к двери. Нога болела так, что я чуть не упал, но я стиснул зубы и дошел. У двери я сказал себе:
сейчас ты откроешь дверь и выйдешь. А потом повернулся на каблуках:
– Кэррингтон!
Он моргнул, удивленный тем, что я еще существую.
– Да?
– Вы отдаете себе отчет, что она ни в малейшей степени вас нс любит?
Это имеет для вас хоть какое-нибудь значение? – Мой голос звенел, а кулаки сжались.
– О… – сказал он. И повторил: – О… так вот оно что. Я не подумал, что успех сам по себе может вызвать так много презрения. – Он отложил мунд– штук и сцепил пальцы. – Вот что я вам скажу, Армстед. Никто никогда не любил меня, насколько я знаю. Этот костюм меня не любит. – Впервые в его голосе прозвучали человеческие нотки. – Но он принадлежит мне. Теперь убирайтесь.
Я открыл было рот, чтобы сказать ему, куда засунуть его успех, но увидел лицо Шеры, и боль, которая на нем читалась, вдруг заставила меня ощутить глубокий стыд. Я тотчас вышел, а когда дверь за мной закрылась, меня стошнило на коврик, который стоил ненамного меньше, чем камера «Хэмилтон Мастерхром». Мне было жаль в тот момент, что я надел галстук
По крайней мере поездка на космодром Пайке Пик была эстетически приятной. Я люблю летать, скользить среди величавых облаков, наблюдать разворачивающуюся процессию гор и долин, обширные лоскуты полей, замысловатую мозаику построек – все проплывающее внизу.
Но прыжок на Скайфэк в персональном шаттле Кэррингтона «Тот первый шаг» вполне мог быть просмотром старого фильма «Космический коммандо». Я действительно знаю, что в космических кораблях нельзя делать иллюминаторы – но, проклятие, у видео на борту разрешение, цвета и ощущение присутствия не выше, чем у телевизора в вашей гостиной.
Единственное различие в том, что там звезды «двигаются», чтобы дать иллюзию путешествия, а здесь – нет. И еще нет того монтажа, который представляет вам драматические и увлекательные кадры.
Это что касается эстетики. Различие с точки зрения переживания состоит в том, что, когда вы смотрите, как космический коммандо торгует средствами от геморроя, вас не привязывают к креслу, не оглушают, не заставляют вас весить больше полутонны неразумно долгое время, а затем не кидают вас в невесомость. Кровь бросилась мне в голову, в ушах звенело, нос заложило, я залился сильным «румянцем». Я был готов к тошноте, но то, что я получил, было еще более странно: внезапное, беспрецедентное, полное отсутствие боли в ноге. Шера страдала от тошноты за нас обоих, едва успевая подносить пакет. Кэррингтон отстегнулся и уверенным движением сделал ей укол против морской болезни. Казалось, целая вечность прошла, пока укол подействовал, но когда, наконец, это произошло, изменение было потрясающим. Бледность исчезла, сила возвратилась мгновенно, и Шера явно полностью оправилась к тому моменту, когда пилот объявил, что мы начинаем стыковку, и не будем ли мы так любезны пристегнуться и заткнуть рты. Я почти ожидал, что Кэррингтон наорет на него, чтобы вбить в него хорошие манеры, но, очевидно, промышленный магнат не был таким дураком. Он заткнулся и пристегнул ремни. Моя нога ничуть не болела.
Совершенно. Комплекс Скайфэк выглядел как беспорядочная куча велосипедных шин и пляжных мячей различных размеров. Та шина, к которой устремился наш пилот, больше напоминала тракторный обод. Мы .выровняли курс, стали осью этого обода и сровняли вращение. Тогда проклятая штуковина высунула спицу, которая ухватила нас прямехонько за шлюз. Шлюз был «над головой» наших кресел, но мы и вошли в него и покинули его ногами вперед. Через несколько ярдов направление, в котором мы двигались, стало «низом» и поручни превратились в лестницу. С каждым шагом нарастал вес, но даже когда мы появились в довольно большом кубическом помещении, он был гораздо меньшим, чем обычный земной. Тем не менее моя нога опять начала ныть.
Комната пыталась быть классической приемной высокого ранга.
(«Пожалуйста, садитесь. Его величество скоро встретится с вами».) Но небольшая тяжесть и р-костюмы, висящие на двух стенках, портили эффект.
В отличие от скафандра космического коммандо настоящий скафандр, в ко– тором поддерживается внутреннее давление, не имеет ничего общего с очертаниями человеческой фигуры и выглядит ужасно глупо, вися вот так.
Молодой темноволосый человек, одетый в твид, поднялся из-за прекрасно оборудованного пульта и улыбнулся.
– Рад вас видеть, мистер Кэррингтон. Надеюсь, полет прошел хорошо.
– Спасибо, Том. Ты, конечно, помнишь Шеру. Это – Чарльз Армстед.
Том Мак-Джилликади.
Мы оба показали зубы и сказали, что в восторге от знакомства. Я разглядел, что за внешней приветливостью у Мак-Джилликади скрывалась какая-то озабоченность.
– Нильс и мистер Лонгмайер ожидают вас в офисе, сэр. Было… было еще одно наблюдение.
– А, проклятие, – начал Кэррингтон с чувством, но оборвал себя. Я уставился на него в изумлении. Ведь полная сила моего отборного сарказма не смогла рассердить этого человека.
– Хорошо. Позаботься о моих гостях, пока я послушаю, что скажет Лонгмайер.
Он направился к двери, двигаясь, как пляжный мяч в медленном движении, но самостоятельно.
– Ах, да! «Шаг» загружен под завязку громоздким оборудованием, Том.
Приведи корабль на грузовой причал. Сложи оборудование на Шестом.
Он ушел с озабоченным видом. Мак-Джилликади включил пульт и отдал необходимые распоряжения.
– Что происходит, Том? – спросила Шера, когда тот освободился.
Перед тем как ответить, он взглянул на меня.
– Извините, что спрашиваю, мистер Армстед, но вы не журналист?
– Зовите меня Чарли. Нет. Я видеооператор, но я работаю на Шеру.
– Ммм… Ладно, все равно рано или поздно вы об этом услышите. Около двух недель назад внутри орбиты Нептуна появился объект, возник внезапно и непонятно откуда. Наблюдались еще… некоторые аномалии. Это продолжалось полдня, а потом прекратилось. Космическая Команда за– секретила информацию, но на Скайфэке это известно всем.
– И эта штука появилась опять? – спросила Шера.
– Да, сразу за орбитой Сатурна. Меня это почти не заинтересовало. Без сомнения, объяснение этому феномену существует, а поскольку Айзека Азимова рядом нет, я наверняка не пойму ни слова. Большинство из нас перестали верить во внеземные цивилизации, когда Проект ОЗМА обернулся пустышкой.
– Маленькие зеленые человечки, надо полагать. Не мог бы ты показать нам холл, Том? Я так понимаю, что он точно такой же, как тот, где мы будем работать.
Казалось, Том обрадовался перемене в разговоре.
– Ну конечно.
Мак-Джилликади провел нас через герметичную дверь напротив той, куда вошел Кэррингтон, через длинные залы, где полы закруглялись впереди и по– зади нас. Каждый зал, наполненный деловитыми и целеустремленными людьми, был оборудован по-своему, каждый чем-то напоминал мне вестибюль «Нью Эйджа», или, возможно, старый фильм «2001».
Футуристическое Изобилие, настолько подчеркнутое, что просто обалдеть.
Уолл-стрит, поднятая живьем на орбиту – тут даже часы показывали время Уолл-стрит. Я пытался, но так и не смог уверить себя в том, что совсем рядом в любом направлении холодное и пустое пространство Космоса. Хорошо еще, что иллюминаторы отсутствовали, – в один прекрасный день, привыкнув к низкой гравитации, человек может забыться и открыть один из них, чтобы выбросить окурок.
Пока мы шли, я изучал Мак-Джилликади. Он весь был безукоризнен, от узла на галстуке до кончиков ногтей, и не носил никаких украшений. Волосы
– короткие и черные, борода устранена физиологическими методами, и на профессионально бесстрастном лице – неожиданно теплые глаза. Я все гадал, за какую цену он продал душу, и надеялся, что он не продешевил.
Мы должны были снизиться на два этажа, чтобы попасть в холл.
Гравитация на верхнем поддерживалась в 1/6 нормальной, вероятно, для удобства лунного персонала, совершавшего регулярные рейсы на Скайфэк, но главным образом, конечно, для удобства Кэррингтона. Спуск принес небольшое увеличение веса, приблизительно к 1/5 или четверти нормального.
Моя нога резко воспротестовала, но, к своему удивлению, я обнаружил, что предпочитаю боль ее отсутствию. Немного страшно, когда старый друг покидает тебя.
Холл оказался больше, чем я ожидал, и вполне удовлетворял нашим целям.
Он включал все три этаж и одна стена целиком была огромным ви– деоэкраном, по которому ошеломляюще кружились звезды; со случайной регулярностью к ним присоединялся кусочек матери-Земли. Пол был заставлен по-разному сгруппированными столами и стульями, но я видел, что, если его очистить, Шере будет обеспечено вполне достаточно места для танца. По укоренившейся привычке мои ноги начали проверять пол, насколько он подходит в качестве поверхности для танца. Затем я вспомнил, как мало все это значит в данной ситуации.
– Ну, – сказала мне Шера с улыбкой, – вот как будет выглядеть наш дом в последующие полгода. Холл Кольца-2 идентичен этому.
– Полгода? – сказал Мак-Джилликади. – Исключено.
– Что вы имеете в виду? – Шера и я воскликнули одновременно.
Он моргнул, услышав наш сдвоенный вопль.
– Ну, вы, вероятно сможете оставаться так долго, Чарли. Но Шера уже провела год в низкой гравитации, когда работала в машинописном бюро.
– Ну так что?
– Смотрите. Вы собираетесь проводить в невесомости долгие отрезки времени, если я правильно понимаю?
– По 12 часов в день, – согласилась Шера.
Он поморщился.
– Шера, мне ужасно не хочется говорить… но я бы удивился, если бы вы продержались даже месяц. Человеческий организм рассчитан на среду с одним g и плохо работает в нулевой гравитации.
– Но он адаптируется, не так ли?
Том невесело рассмеялся.
– Конечно. Вот почему мы отправляем весь персонал на Землю каждые четырнадцать месяцев. Ваш организм перестроится. В одну сторону. Без возврата. Как только вы полностью адаптируетесь, возвращение на Землю остановит ваше сердце – если другие главные системные нарушения не про– изойдут раньше. Послушайте, вы былина Земле всего лишь три дня – вы чувствовали боль в груди? Головокружение? Проблемы с кишечником? Рвоту при полете?
– Все вышеперечисленное, – признала она.
– Вот видите. Вы приблизились к максимальному пределу в четырнадцать месяцев, когда уехали. А ваш организм приспособится еще быстрее при полном отсутствии силы тяжести. Рекорд успешного сопротивления невесомости составляет приблизительно 8 Месяцев, он был установлен бригадой строителей Скайфэка, у которых были проблемы с тем, чтобы завершить работу в срок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41