Грофилд посоветовал:
— Тогда убей его. Но не здесь, отвези его...
— Да ты что! — Майерс уставился на Грофилда, будто его только что предали.
Дэн сказал:
— Не хочу я никого убивать, это занятие не для меня. Я ворую.
— Ну, либо одно, либо другое, — сказал Грофилд. — Прятать его у меня или у кого-то еще — неудачная идея. А вдруг, пока тебя не будет, он вырвется на свободу, убьет меня и Мэри, а когда ты вернешься, будет ждать тебя в засаде?
— Ты слишком хорошо будешь его стеречь, чтобы этого не случилось.
— Да неужели? Забудь об этом, Дэн. Говорю тебе, убей его или отпусти. Либо поверь ему насчет этих стариков и их тоннеля, либо не верь.
— Мне нужно подумать, — с раздражением проговорил Дэн.
Грофилд спросил:
— Ты не отвезешь меня обратно? А то я в этой мокрой одежде уже начинаю мерзнуть.
— Конечно! — Дэн пихнул ногой Майерса. — А ну-ка, обратно в багажник.
— Разреши мне сесть на заднее сиденье, — умолял Майерс. Теперь голос у него стал скулящий. — Я ничего не сделаю, только разреши мне сесть на заднее сиденье.
— Я тебя сейчас не луплю только потому, — сказал ему Дэн, — что мой друг не любит смотреть на такие вещи. Но не заставляй меня копить злость на потом, а не то, когда он уйдет, тебе небо с овчинку покажется. Давай залезай в багажник.
Майерс помучился немного и залез в багажник. Грофилд хотел, было пойти и сесть в машину, но решил, что ему следует задержаться и присмотреть за Майерсом, пока тот не спрятан. А то Дэн от раздражения и сознания собственного бессилия мог снова надавать ему затрещин и пинков.
Наконец Майерс оказался внутри багажника, лежа на боку в скрюченном положении наподобие эмбриона, и Дэн захлопнул крышку:
— Поехали, я отвезу тебя домой.
Они сели в машину, Грофилд объяснил, куда ехать, и они отправились.
Ведя машину, Дэн сказал:
— Ума не приложу, что мне с ним делать.
— Отпусти его, — сказал Грофилд. — Было бы ради чего возиться.
— Мне нужно подумать.
Глава 4
Мэри крикнула:
— Обедать!
Грофилд стоял на платформе, около декорации спальни, и опять переодевался. Когда Дэн высадил его рядом с амбаром, он тут же сменил промокшие вещи на сухой комплект рабочей одежды и снова принялся мыть задники. Соответственно тут же весь вымок опять. Но это не слишком его беспокоило, когда он был все время в движении и на солнце. Он почти закончил работу к тому времени, когда Мэри вернулась домой из супермаркета, в котором работала, с полными сумками продуктов: часть из них оплачивал хозяин, а за некоторые приходилось платить. Грофилд доделал последние два задника, прежде чем пошел мыться и переодеваться. Солнце клонилось к закату, становилось заметно прохладнее, и теперь он был даже рад, что можно влезть в сухое.
У декораций спальни было две стены, составленные из задников: у одной стояла двуспальная кровать, у другой — комод с зеркалом. Деревянный кухонный стул без подлокотников приткнулся в прихожей, на том углу платформы, где не было стены, а разрозненные приставные столики и торшер обступали кровать с обеих сторон, довершая меблировку. За кулисы тянулись удлинители от торшеров, подключенные к осветительному пульту.
Снова одетый во все сухое, Грофилд спустился с платформы и пересек сцену справа налево. Центральная ее часть, основное место для игры актеров, была оформлена в виде гостиной, но при помощи одной лишь мебели, без каких либо задников, создающих иллюзию стен, дверей и окон, так что позади мебели было только пространство, заполненное всевозможными предметами сценического хлама, а за ним — задняя стена амбара. Что касается обстановки гостиной, то широкая, приземистая, обитая темно-бордовым мохером софа стояла точно посредине сцены, прямо перед зрителями, на старом, выцветшем ковре, подделке под персидский. Ее обступали приставные столики с настольной лампой справа и напольной лампой слева. Черное кожаное кресло, стоявшее боком к зрительному залу, расположилось слева от софы, если смотреть со сцены.
Одинокий книжный шкаф высотой восемь и шириной три фута стоял примерно в шести футах позади черного кожаного кресла. Справа от софы, если смотреть со сцены, несколько в глубине, расположилось кресло-качалка, а позади него — столик цилиндрической формы, служивший подставкой для бутафорского телефона.
Грофилд пересек сцену позади всей этой мебели и взошел на платформу с другой стороны, там, где располагались декорации столовой. Опять две стены, одна — с окном, выходившим на заднюю стену амбара. Старый, но прочный кленовый обеденный стол и четыре стула, два — под стать столу и еще два — разнящиеся между собой, случайные. Кленовое бюро из какого-то ветхого спального гарнитура стояло у той стены, в которой не было окна; в ящиках этого бюро Мэри хранила их собственную посуду, серебряные приборы и скатерти.
И свечи. Две из них сейчас горели на столе, уже сервированном Мэри. Ее не было видно, и, когда Грофилд взошел на платформу, освещение на сцене померкло, становясь все слабее до тех пор, пока не стал четко виден подсвечник на столе. Грофилд наклонился и заглянул в пространство за сценой из-за боковой шторы, Мэри у осветительного пульта как раз отпускала главный рубильник.
— Вот там и оставайся! — крикнула она, помахала ему рукой и ушла в артистическую уборную героини, чтобы снять обед с плитки.
Грофилд уселся на свое место лицом к зрителям. Свет в зале был погашен, и все, что ему было видно, — это темнота, царившая там, за пределами декораций гостиной. Но это была какая-то уютная темнота, теплая и ласкающая, и он улыбнулся ей. Его безнадежный театр служил ему домом в большей степени, чем любое другое место, в котором он когда-либо жил.
Мэри вышла, неся обед — мясной хлебец и овощной гарнир, спаржу, — все из морозильной камеры супермаркета. Она была маленькая, ладная, плотная и походила на героиню мюзикла тридцатых годов. Грофилд всегда был без ума от нее.
Пока он раскладывал мясной хлебец и спаржу по тарелкам, она снова ушла, на этот раз к холодильнику в артистическом фойе, и принесла оттуда полбутылки мозельвейна — по полтора доллара за бутылку — один из предметов роскоши, который они еще могли себе позволить. За обедом Мэри спросила:
— Кто это приезжал к тебе сегодня? Я с ним незнакома? — Она знала о его второй профессии, он повстречался с ней во время одного из ограблений четыре года назад, но когда они бывали вместе, не так-то часто вдавались в детали этих темных дел.
Грофилд проглотил мясной хлебец и поинтересовался:
— Откуда ты знаешь, что ко мне кто-то приезжал?
— Миссис Брэди мне сказала. (Это была жилица из домика на другой стороне дороги.) Она сказала, что ты уехал с ним. В «плимуте». И что машина — из Техаса.
Грофилд ухмыльнулся, покачав головой:
— Чем меньше сообщество, тем труднее что-либо скрыть. Это был Дэн Лич, тот парень, который выиграл деньги, когда я был в Лас-Вегасе. Я тебе об этом рассказывал, помнишь?
— Он что — предлагал тебе работу? — Она посмотрела с надеждой: ей было известно их финансовое положение.
— Не совсем так. — И он рассказал ей о событиях дня, про Майерса и про трех стареньких заключенных с их тоннелем и тысячами долларов.
— По-моему, это нечестно — забирать деньги у таких людей, — тихо проговорила Мэри. — И я рада, что ты отказался.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, но я не потому сказал «нет». Она продолжала говорить, следуя собственному ходу мыслей:
— То, чем ты уже привычно занимаешься, — лучше всего: забирать из банков, бронированных машин и тому подобных мест. На самом деле это даже не назовешь воровством, потому что ты забираешь не у людей, а у учреждений. Учреждения не в счет. Они должны нас поддерживать. Грофилд улыбнулся:
— Из тебя получится отличный свидетель защиты. Она состроила гримасу:
— Не следует шутить на эту тему.
После обеда они вместе помыли посуду, а потом Грофилд включил радио. Подсоединенное к театральным динамикам, оно было постоянно настроено на музыкальную станцию, которая передавала очень много Мантовани и ничего, записанного позднее 1955 года. При довольно небольшой громкости сего агрегата театр был весь пронизан музыкой, которая, подобно весеннему дождю, плавно струилась из-под потолка со стропилами, напоминавшего своды собора.
Они вместе сидели на диване лицом к пустым креслам там, в темноте, и разговаривали, в основном о пьесах, которые могли бы поставить в предстоящем сезоне. Позже они занимались любовью на диване и заснули там, обнимая друг друга.
Глава 5
Он услышал шум.
Грофилд открыл глаза и, не видя ничего, кроме разметавшихся черных волос Мэри, секунду-другую не мог сообразить, где он — лежа лицом вниз, окутанный теплом везде, кроме ягодиц.
Он приподнял голову, и Мэри издала горловой негромкий ворчливый звук и чуть передвинула голову. Он посмотрел на ее спящее лицо, прислушиваясь. Потом поднял глаза, обвел взглядом тускло освещенную сцену, темные недра театра.
Там кто-то был. Он никого не видел и даже толком ничего не расслышал, не знал точно, где находится этот кто-то, но знал, что сейчас они с Мэри не одни.
Легкая дрожь возникла где-то в основании позвоночника, там, где его оголенная кожа так и осталась холодной, и легонько пробежала вверх по спинному хребту, словно ртуть по термометру. Они с Мэри были на свету, хотя и тусклом, оба — сонные, полуобнаженные. Вторгшийся же сюда скрывался в темноте.
Мэри хмурилась во сне. Она снова подвинула свою голову, растревоженная напряжением в теле Грофилда. Переместив центр тяжести на правый локоть, зажатый между ее плечом и спинкой дивана, он медленно подтянул кверху левую руку и ладонью прикрыл ей рот.
Ее глаза в испуге открылись. Он почувствовал, как напрягается ее рот, прижатый к его ладони, силясь преодолеть препятствие и закричать. Он посмотрел на нее пристально, медленно качнул головой туда-сюда. Страх в ее глазах постепенно исчез, и она понятливо кивнула. Он отнял свою ладонь, оперся на оба локтя и, склонив голову к ее голове, прошептал ей в самое ухо:
— В театре кто-то есть. Где-то там, среди кресел.
Она чуть слышно, одними губами спросила:
— Что ты собираешься делать?
— Я пойду к осветительному пульту. А ты оставайся здесь. Не двигайся, пока я тебе не крикну.
— Хорошо. Ты полагаешь, этот человек — Майерс?
Такое Грофилду не приходило в голову. Он думал, что это какой-нибудь субъект, охваченный нездоровым любопытством, может быть, даже какой-нибудь мальчишка из местной школы. Но если Дэн внял совету Грофилда и освободил Майерса и если он сделал это слишком близко отсюда, вполне возможно, что именно Майерс появился здесь: он был очень непрофессионален, а значит, и непредсказуем, невозможно было предугадать, какова будет его реакция на что бы то ни было.
— Будем надеяться, что нет, — сказал Грофилд. — Ну, я пошел.
— Давай.
Грофилд напрягся, чуть подтянув колени под собой, чтобы получить больший рычаг, потом резко оттолкнулся кверху кистями рук и коленями и рывком перекатился вправо, через спинку дивана на пыльный потертый ковер позади него. Он тяжело приземлился на левый бок, сделав почти полный оборот, перевернулся на живот, встал на ноги и, согнувшись пополам, предпринял стремительный зигзагообразный бросок к кулисам и осветительному пульту, где не мешкая одновременно выжал главный рубильник освещения сцены до отказа вниз, а рубильник освещения в зале — до отказа вверх.
Сделал быстрый шаг влево, чтобы выглянуть в зал из-за края отдернутого занавеса. Сцена казалась такой же освещенной, как и прежде, светом, проливающимся из зала, а бедняжка Мэри лежала там, на диване, неподвижно, в традиционной позе обнаженной женщины, пытающейся прикрыться. В зале никого не было видно. Кресла уходили назад, ярус за ярусом, совершенно пустые. Все четыре входные двери у задней стены были закрыты. Неужели он ошибся? Но у Грофилда было чутье на такого рода вещи, он обладал им от природы и старался развивать его, занимаясь своей второй профессией.
Вдруг донесся какой-то звук, что-то негромкое, но реальное, что разбудило его и сообщило о чьем-то постороннем присутствии где-то поблизости. Не кошки и не белки — и те и другие время от времени наведывались сюда. Нет, какого-то человеческого существа.
Поверх осветительного пульта стоял ящик с инструментами. Грофилд дотянулся до него, достал молоток с шарообразным бойком и развернул его так, чтобы шар превратился в рабочую часть. Он чувствовал себя глупо в одной лишь тенниске, потому что его брюки, ботинки, в общем, вся одежда лежала на полу перед диваном. Одеваться не было ни времени, ни возможности.
Грофилд вынырнул из-под занавеса, бегом, в два скачка, преодолел расстояние до края сцены и спрыгнул вниз. Он потрусил вверх по центральному проходу, при каждом втором шаге поднимаясь на один уровень и на бегу зорко поглядывая направо и налево. Молоток он держал наготове в правой руке.
Но там никого не было. В конце концов, он остановился наверху, у дверей, огляделся вокруг еще раз, и оказалось, что он в полном одиночестве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23