Такие подробные наблюдения обычно ведут только специальные лавинные станции.
– А это что?
Строков ответил с ехидцей:
– Видите ли, в задачу станции входит также и наблюдение за лавиноопасными участками.
– Вот именно «также», – тихо произнес Быстров, не желая начинать нового спора. – Что это за участок?
– Официального названия у него нет. Отроги левого пятитысячника. Ниже горное плато.
Сергей быстро просмотрел графики и чертежи. Что-то явно привлекло его внимание. Строков следил за каждым его движением с интересом, который, несмотря на все старания, ему не удалось полностью скрыть.
– Любопытно… И что же, эти температурные сдвиги действительно имеют такую строгую цикличность?
– Хотите посмотреть расчеты? – Строков торопливо подошел к полке и достал папку.
Но интерес Быстрова уже угас.
– Не надо. Я с ними знакомился в управлении. Ведь именно об этом участке шла речь в ваших докладных записках?
– Совершенно верно. Я докладывал. Но, может быть, все же…
– Нет, нет. Не надо. Тут все ясно. Особенно после съемки.
– Съемка с воздуха не может вскрыть всех деталей, только на местности…
– Да, разумеется, форма лавиносбора играет иногда решающую роль. В общем, участок сам по себе довольно любопытный. Чисто теоретически, конечно.
– Так, может быть, сходим?
– А далеко это?
– Километров пятнадцать.
– Далековато… Нет, посмотреть, безусловно, надо… Ну, давайте дня через два, вы ведь еще не уезжаете? – Быстров явно надеялся, что срок окажется неприемлемым для Строкова, тот так спешил с передачей, что наверняка уже заказал билет.
– Сначала я должен передать вам станцию.
– Но мы же почти закончили!
– Все участки, на которых ведутся систематические наблюдения, я тоже обязан вам передать.
– Может, еще заодно и горы, и облака, и прошлогодний снег?
– Данные по снегосъемке района в прошлом году находятся в этом журнале.
Чем больше выходил из себя Быстров, тем спокойнее, официальное и зануднее становился Строков. Он словно напяливал на себя защитные бюрократические доспехи, даже голос стал скрипучим и невыразительным.
– Вы что, требуете, чтобы я осмотрел все участки обязательно в вашем присутствии?
– В инструкции о порядке наблюдений на местности сказано, что передача участка новому наблюдателю…
– Не надо. Я помню. Я приму их на местности. Давайте подписывать акт!
Акт. В нем все дело. Быстров уже не мог сдержаться. Он понимал, что, подписав акт, сможет наконец избавиться от этого зануды. А он еще жалел его! Конечно, можно понять районное начальство. Если такой человек каждый день будет проводить в приемных, вместо того чтобы заниматься станцией, долго его не выдержат.
Сергей не сомневался больше в правильности своего решения о немедленной замене Строкова. Неважно, что ему самому пришлось ради этого пожертвовать целым месяцем, зато он сможет навести тут порядок.
Строков против подписания акта возражать не стал, понял, наверное, что перегнул палку с участками, и прекрасно. Чем скорее подпишут акт, тем лучше.
Все же сначала они пообедали, за столом хранилось сосредоточенное, нарочитое молчание. «Ничего, – думал Быстров, – вот уедет Строков, я вас расшевелю». Он напрасно старался поймать даже взгляд Саиды. С девушкой нужно будет поговорить в неофициальной обстановке. Под бдительным оком Строкова лучше всего помолчать. Не хватало дать ему повод для перепалки при сотрудниках станции.
«Непонятно, как к смене начальства отнесся Хаки-мов. Встретил он меня как будто вежливо, а сейчас тоже словно в рот воды набрал. Может, и это работа Строкова? Да нет, зачем ему настраивать против меня сотрудников, все равно уезжает, тут уж я хватил через край. Все объясняется куда проще. Они со стариком не один год работали вместе, расставаться всегда нелегко, а привыкать к новому начальству трудно. Ничего не поделаешь. Придется вам и меня полюбить. Готовит Саида неважно. С этим что-то нужно делать, нельзя все время есть консервы с переваренными макаронами. Вот только – что? Единицы повара в штате станции, к сожалению, не предусмотрено, а радистки курсы кулинарии проходить не обязаны».
Строков достал из тумбочки аккуратно перевязанный глиняный кувшинчик и начал раскладывать из него по тарелкам куски ароматного желтого меда. Саида разливала чай из закопченного чайника, а Быстров все смотрел на положенный перед ним большой кусок меда и не мог понять, что означает этот жест Строкова. Попытка примириться? Тогда отказываться неудобно. Но он ничего не может с собой поделать – сладкое всегда вызывало у него отвращение. Он осторожно отодвинул от себя тарелку, стараясь не привлекать внимания, но Строков, конечно, заметил.
– Здесь это не роскошь. Необходимость. Зелени до конца лета не будет, зря отказываетесь.
Пришлось снова пододвинуть тарелку и, скрывая отвращение, глотать липкую, тающую во рту массу. Саида, кажется, заметила и изо всех сил старалась не прыснуть, даже к плите отвернулась. «Погоди, погоди, мы с тобой еще вместе посмеемся», – подумал Быстров, с отвращением проглатывая очередную ложку меда. Наконец обед закончился. Поблагодарив, Сергей накинул куртку и вышел во двор.
Запаздывала весна на этой высоте. Ни одной зеленой былинки, только голые пятна скал и проплешины тающего снега. Погода установилась, и ущелье очистилось наконец от облаков. Но поселка не было видно, его скрыло плато. Нужно будет подняться повыше и осмотреться как следует.
В пронзительной ясности воздуха, в его ледяном бодрящем холоде было что-то от синей талой воды. Такой, какой она бывает у самых ледников, еще не замутненная долгой дорогой вниз. Быстров оценивающе окинул взглядом крутые склоны, пожалел, что но взял с собой лыжи. Здесь, наверное, круглый год можно кататься. Крыльцо печально скрипнуло от грузных шагов. Хакимов молча остановился рядом. Быстров не спешил начинать разговор, но наконец не выдержал его молчаливого присутствия.
– Красиво тут у вас…
– Красиво? Не замечал. – И тут же без всяких околичностей спросил, сурово нахмурившись: – Строкова почему переводите? Чем он вам не угодил?
Сергей хотел ему объяснить, что Строков сам виноват, не надо было на старости лет мозолить глаза начальству. Но вместо этого почему-то стал оправдываться:
– Это не мое решение. Управление предлагает человеку отдохнуть. Дает ему станцию пониже, поспокойнее.
Хакимов ушел, ничего больше не сказав. Сергей попытался понять, зачем ему понадобилась полуправда. Решение действительно не его, но предложение о смещении Строкова сделал он, так почему так прямо и не сказал об этом Хакимову? В любом нормальном учреждении именно Хакимов должен был бы заботиться о хороших взаимоотношениях с начальником, а получилось так, словно он сам чуть ли не заискивал перед Хакимовым, оправдываться стал. Наверно, дело в том, что горную станцию нельзя мерить мерками обычного учреждения. Изолированный маленький коллектив. За долгие месяцы и годы работы здесь между людьми должны были сложиться совершенно особые взаимоотношения. А он пока вне игры. Чужой.
Из ущелья тянуло холодом. В три слоя, словно на штурм, ползли наверх облака и разбивались о вершину хребта, так и не добравшись до перевала.
* * *
Сдал… Это короткое слово стоит в конце официального листа бумаги, называющегося актом приема и передачи станции. Жилистая корявая рука опустила перо в чернильницу, попробовала его на промокашке, замерла на секунду над листом и медленно вывела падающим почерком: «Строков».
Быстров расписался рядом торопливо, размашисто – ему уже давно надоела длинная церемония приема-передачи. Но теперь она наконец окончена, и недавнее раздражение прошло.
Сергей ощутил даже неловкость, очень похожую на сочувствие к Строкову. Как-никак человек подвел итог большому куску своей жизни, который кончился в эту минуту и ничего ему после себя не оставил – ни славы, ни денег. Только запись в трудовой книжке да право на пенсию. Наверно, это не так уж много. Но и торжественным собранием с чествованием уходящего на заслуженный отдых тут вряд ли что-нибудь исправишь.
Строков отложил ручку и подумал секунду.
– Сергей Александрович, у меня к вам небольшая просьба.
В общем-то он не казался особенно удрученным, просто хорошо владел собой.
– Конечно, конечно! Все, что смогу, я с удовольствием! – торопливо согласился Быстров, чувствуя неловкость оттого, что фактически только что занял место этого человека. Место, которое ему, собственно, и не нужно было. И тем не менее он сделал это. Для пользы дела. Для улучшения работы станции, для удовлетворения собственного самолюбия и успокоения начальства… «Ну хватит, – оборвал он себя. – Так черт знает до
чего можно додуматься. Сделал как надо, как должно было быть сделано. Не я, так другой». – Так в чем ваша просьба, Павел Степанович?
– Я уже стар, отдохнуть пора. Не хочу никаких переводов. Я отсюда совсем уеду.
Словно уже прощаясь, Строков невесело усмехнулся, окинул взглядом комнату, задержал его на секунду на вырезанной им полке, на стуле, торопливо взглянул на десятки других, таких знакомых и уже чужих для него вещей.
– Ну что это вы, Павел Степанович…
Сергей понимал: именно сейчас нужно найти значительные, особенные слова, чтобы поддержать человека, ободрить его, помочь в эту нелегкую минуту, но таких слов не нашлось. Ничего, кроме: «Ну, что это вы…» – он не смог из себя выдавить, только почувствовал еще большую неловкость.
– Уеду, – продолжал Строков, словно и не заметил его заминки. – У меня, знаете ли, три сына. Все взрослые. Поеду… Вот только не знаю, к кому из них. Кто лучше позовет, к тому и поеду… Так вот, пока я получу от них ответы, я прошу вас… я побуду здесь. Я вам не помешаю. И вам… польза. Может, что непонятно будет первое время, так я…
– Бога ради, Павел Степанович! Что за разговор – живите. Мне же веселее будет.
– Ну… веселее – не знаю. Не такой я человек. Но вы уж потерпите меня, старика.
* * *
Вечером под тарахтение движка Сергей пытался разобрать шрифт в единственной книге, захваченной с собой. Звук мотора то и дело замирал, а потом движок с подвыванием вновь набирал обороты, словно тащил по ухабам тяжелый грузовик. Лампочка над головой Сергея в такт этим звукам то наливалась белым светом, то едва мерцала. С досадой отшвырнув книгу, он, не раздеваясь, шлепнулся на постель, но в комнате было холодно. И сон все не приходил. «Надо бы истопить печь, – лениво подумал он, – спать еще рано». И тут вспомнил, что во время приема станции обнаружил одну любопытную вещь – 16-млм проектор и несколько коробок с пленками. Он вскочил, долго искал ключи от кладовки, переданные ему Строковым, и наконец добрался до проектора.
Проектор заработал далеко не сразу, сначала пришлось регулировать с помощью Хабиба проклятый движок, но, услышав про возможное кино, он охотно взялся ему помогать. Наконец движок заработал нормально, и тогда обнаружилось, что в проекторе перегорела лампа. Тут же, в коробке, оказалась запасная, но почему-то никто не догадался ее заменить, и, когда проектор заработал, Быстров почувствовал даже некоторую гордость. Он рассчитывал, что фильм поможет ему как-то сблизиться со всеми, но этого не случилось. Строков вообще отказался прийти, сославшись на то, что все фильмы видел по нескольку раз. Хакимов дежурил. Саида каждые пятнадцать минут убегала к рации и после очередной передачи так и не вернулась. Один Хабиб смотрел фильм сосредоточенно, не отрываясь, с окаменевшим от напряжения лицом. Быстрову надоело выступать в роли киномеханика. Попытка одним махом завоевать расположение сотрудников станции не удалась. Старая, много раз виденная лента ничего, кроме скуки, не вызвала, но из-за Хабиба пришлось докрутить фильм до конца.
Уже лежа в постели, он еще раз наметил все предстоящие на завтра дела. В первый день своего руководства станцией. Программа получилась довольно обширная. На станции предстояло многое менять. Перестраивать работу метеонаблюдателя, расписание передач. Провести инвентаризацию оборудования и заменить старое. Правда, пока его менять не на что, но, в конце концов, пусть только попробует Попов не удовлетворить его первую заявку.
Сергей наметил встать пораньше, часов в семь утра, но проспал. Утром здесь спалось особенно крепко. Когда проснулся, на станции было тихо. Он с удивлением обнаружил, что все занимаются своими делами как ни в чем не бывало, словно станция вполне могла обойтись без его участия. Строкова нигде не было. Хакимов после ночного дежурства спал. Хабиб ремонтировал машину. А Саида, как обычно, уже сидела у рации. Непонятно, когда она вообще спит с таким расписанием.
Быстров несколько раз прошелся по всем комнатам, толком не зная, с чего начать свою деятельность в роли начальника. Может, устроить общее собрание сотрудников? Он понимал: здесь это будет выглядеть совсем глупо. Найти бы себе какое-нибудь необходимое, срочное дело, чтобы сразу на конкретном примере доказать им всем, на что он способен, но такого дела, как назло, не находилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– А это что?
Строков ответил с ехидцей:
– Видите ли, в задачу станции входит также и наблюдение за лавиноопасными участками.
– Вот именно «также», – тихо произнес Быстров, не желая начинать нового спора. – Что это за участок?
– Официального названия у него нет. Отроги левого пятитысячника. Ниже горное плато.
Сергей быстро просмотрел графики и чертежи. Что-то явно привлекло его внимание. Строков следил за каждым его движением с интересом, который, несмотря на все старания, ему не удалось полностью скрыть.
– Любопытно… И что же, эти температурные сдвиги действительно имеют такую строгую цикличность?
– Хотите посмотреть расчеты? – Строков торопливо подошел к полке и достал папку.
Но интерес Быстрова уже угас.
– Не надо. Я с ними знакомился в управлении. Ведь именно об этом участке шла речь в ваших докладных записках?
– Совершенно верно. Я докладывал. Но, может быть, все же…
– Нет, нет. Не надо. Тут все ясно. Особенно после съемки.
– Съемка с воздуха не может вскрыть всех деталей, только на местности…
– Да, разумеется, форма лавиносбора играет иногда решающую роль. В общем, участок сам по себе довольно любопытный. Чисто теоретически, конечно.
– Так, может быть, сходим?
– А далеко это?
– Километров пятнадцать.
– Далековато… Нет, посмотреть, безусловно, надо… Ну, давайте дня через два, вы ведь еще не уезжаете? – Быстров явно надеялся, что срок окажется неприемлемым для Строкова, тот так спешил с передачей, что наверняка уже заказал билет.
– Сначала я должен передать вам станцию.
– Но мы же почти закончили!
– Все участки, на которых ведутся систематические наблюдения, я тоже обязан вам передать.
– Может, еще заодно и горы, и облака, и прошлогодний снег?
– Данные по снегосъемке района в прошлом году находятся в этом журнале.
Чем больше выходил из себя Быстров, тем спокойнее, официальное и зануднее становился Строков. Он словно напяливал на себя защитные бюрократические доспехи, даже голос стал скрипучим и невыразительным.
– Вы что, требуете, чтобы я осмотрел все участки обязательно в вашем присутствии?
– В инструкции о порядке наблюдений на местности сказано, что передача участка новому наблюдателю…
– Не надо. Я помню. Я приму их на местности. Давайте подписывать акт!
Акт. В нем все дело. Быстров уже не мог сдержаться. Он понимал, что, подписав акт, сможет наконец избавиться от этого зануды. А он еще жалел его! Конечно, можно понять районное начальство. Если такой человек каждый день будет проводить в приемных, вместо того чтобы заниматься станцией, долго его не выдержат.
Сергей не сомневался больше в правильности своего решения о немедленной замене Строкова. Неважно, что ему самому пришлось ради этого пожертвовать целым месяцем, зато он сможет навести тут порядок.
Строков против подписания акта возражать не стал, понял, наверное, что перегнул палку с участками, и прекрасно. Чем скорее подпишут акт, тем лучше.
Все же сначала они пообедали, за столом хранилось сосредоточенное, нарочитое молчание. «Ничего, – думал Быстров, – вот уедет Строков, я вас расшевелю». Он напрасно старался поймать даже взгляд Саиды. С девушкой нужно будет поговорить в неофициальной обстановке. Под бдительным оком Строкова лучше всего помолчать. Не хватало дать ему повод для перепалки при сотрудниках станции.
«Непонятно, как к смене начальства отнесся Хаки-мов. Встретил он меня как будто вежливо, а сейчас тоже словно в рот воды набрал. Может, и это работа Строкова? Да нет, зачем ему настраивать против меня сотрудников, все равно уезжает, тут уж я хватил через край. Все объясняется куда проще. Они со стариком не один год работали вместе, расставаться всегда нелегко, а привыкать к новому начальству трудно. Ничего не поделаешь. Придется вам и меня полюбить. Готовит Саида неважно. С этим что-то нужно делать, нельзя все время есть консервы с переваренными макаронами. Вот только – что? Единицы повара в штате станции, к сожалению, не предусмотрено, а радистки курсы кулинарии проходить не обязаны».
Строков достал из тумбочки аккуратно перевязанный глиняный кувшинчик и начал раскладывать из него по тарелкам куски ароматного желтого меда. Саида разливала чай из закопченного чайника, а Быстров все смотрел на положенный перед ним большой кусок меда и не мог понять, что означает этот жест Строкова. Попытка примириться? Тогда отказываться неудобно. Но он ничего не может с собой поделать – сладкое всегда вызывало у него отвращение. Он осторожно отодвинул от себя тарелку, стараясь не привлекать внимания, но Строков, конечно, заметил.
– Здесь это не роскошь. Необходимость. Зелени до конца лета не будет, зря отказываетесь.
Пришлось снова пододвинуть тарелку и, скрывая отвращение, глотать липкую, тающую во рту массу. Саида, кажется, заметила и изо всех сил старалась не прыснуть, даже к плите отвернулась. «Погоди, погоди, мы с тобой еще вместе посмеемся», – подумал Быстров, с отвращением проглатывая очередную ложку меда. Наконец обед закончился. Поблагодарив, Сергей накинул куртку и вышел во двор.
Запаздывала весна на этой высоте. Ни одной зеленой былинки, только голые пятна скал и проплешины тающего снега. Погода установилась, и ущелье очистилось наконец от облаков. Но поселка не было видно, его скрыло плато. Нужно будет подняться повыше и осмотреться как следует.
В пронзительной ясности воздуха, в его ледяном бодрящем холоде было что-то от синей талой воды. Такой, какой она бывает у самых ледников, еще не замутненная долгой дорогой вниз. Быстров оценивающе окинул взглядом крутые склоны, пожалел, что но взял с собой лыжи. Здесь, наверное, круглый год можно кататься. Крыльцо печально скрипнуло от грузных шагов. Хакимов молча остановился рядом. Быстров не спешил начинать разговор, но наконец не выдержал его молчаливого присутствия.
– Красиво тут у вас…
– Красиво? Не замечал. – И тут же без всяких околичностей спросил, сурово нахмурившись: – Строкова почему переводите? Чем он вам не угодил?
Сергей хотел ему объяснить, что Строков сам виноват, не надо было на старости лет мозолить глаза начальству. Но вместо этого почему-то стал оправдываться:
– Это не мое решение. Управление предлагает человеку отдохнуть. Дает ему станцию пониже, поспокойнее.
Хакимов ушел, ничего больше не сказав. Сергей попытался понять, зачем ему понадобилась полуправда. Решение действительно не его, но предложение о смещении Строкова сделал он, так почему так прямо и не сказал об этом Хакимову? В любом нормальном учреждении именно Хакимов должен был бы заботиться о хороших взаимоотношениях с начальником, а получилось так, словно он сам чуть ли не заискивал перед Хакимовым, оправдываться стал. Наверно, дело в том, что горную станцию нельзя мерить мерками обычного учреждения. Изолированный маленький коллектив. За долгие месяцы и годы работы здесь между людьми должны были сложиться совершенно особые взаимоотношения. А он пока вне игры. Чужой.
Из ущелья тянуло холодом. В три слоя, словно на штурм, ползли наверх облака и разбивались о вершину хребта, так и не добравшись до перевала.
* * *
Сдал… Это короткое слово стоит в конце официального листа бумаги, называющегося актом приема и передачи станции. Жилистая корявая рука опустила перо в чернильницу, попробовала его на промокашке, замерла на секунду над листом и медленно вывела падающим почерком: «Строков».
Быстров расписался рядом торопливо, размашисто – ему уже давно надоела длинная церемония приема-передачи. Но теперь она наконец окончена, и недавнее раздражение прошло.
Сергей ощутил даже неловкость, очень похожую на сочувствие к Строкову. Как-никак человек подвел итог большому куску своей жизни, который кончился в эту минуту и ничего ему после себя не оставил – ни славы, ни денег. Только запись в трудовой книжке да право на пенсию. Наверно, это не так уж много. Но и торжественным собранием с чествованием уходящего на заслуженный отдых тут вряд ли что-нибудь исправишь.
Строков отложил ручку и подумал секунду.
– Сергей Александрович, у меня к вам небольшая просьба.
В общем-то он не казался особенно удрученным, просто хорошо владел собой.
– Конечно, конечно! Все, что смогу, я с удовольствием! – торопливо согласился Быстров, чувствуя неловкость оттого, что фактически только что занял место этого человека. Место, которое ему, собственно, и не нужно было. И тем не менее он сделал это. Для пользы дела. Для улучшения работы станции, для удовлетворения собственного самолюбия и успокоения начальства… «Ну хватит, – оборвал он себя. – Так черт знает до
чего можно додуматься. Сделал как надо, как должно было быть сделано. Не я, так другой». – Так в чем ваша просьба, Павел Степанович?
– Я уже стар, отдохнуть пора. Не хочу никаких переводов. Я отсюда совсем уеду.
Словно уже прощаясь, Строков невесело усмехнулся, окинул взглядом комнату, задержал его на секунду на вырезанной им полке, на стуле, торопливо взглянул на десятки других, таких знакомых и уже чужих для него вещей.
– Ну что это вы, Павел Степанович…
Сергей понимал: именно сейчас нужно найти значительные, особенные слова, чтобы поддержать человека, ободрить его, помочь в эту нелегкую минуту, но таких слов не нашлось. Ничего, кроме: «Ну, что это вы…» – он не смог из себя выдавить, только почувствовал еще большую неловкость.
– Уеду, – продолжал Строков, словно и не заметил его заминки. – У меня, знаете ли, три сына. Все взрослые. Поеду… Вот только не знаю, к кому из них. Кто лучше позовет, к тому и поеду… Так вот, пока я получу от них ответы, я прошу вас… я побуду здесь. Я вам не помешаю. И вам… польза. Может, что непонятно будет первое время, так я…
– Бога ради, Павел Степанович! Что за разговор – живите. Мне же веселее будет.
– Ну… веселее – не знаю. Не такой я человек. Но вы уж потерпите меня, старика.
* * *
Вечером под тарахтение движка Сергей пытался разобрать шрифт в единственной книге, захваченной с собой. Звук мотора то и дело замирал, а потом движок с подвыванием вновь набирал обороты, словно тащил по ухабам тяжелый грузовик. Лампочка над головой Сергея в такт этим звукам то наливалась белым светом, то едва мерцала. С досадой отшвырнув книгу, он, не раздеваясь, шлепнулся на постель, но в комнате было холодно. И сон все не приходил. «Надо бы истопить печь, – лениво подумал он, – спать еще рано». И тут вспомнил, что во время приема станции обнаружил одну любопытную вещь – 16-млм проектор и несколько коробок с пленками. Он вскочил, долго искал ключи от кладовки, переданные ему Строковым, и наконец добрался до проектора.
Проектор заработал далеко не сразу, сначала пришлось регулировать с помощью Хабиба проклятый движок, но, услышав про возможное кино, он охотно взялся ему помогать. Наконец движок заработал нормально, и тогда обнаружилось, что в проекторе перегорела лампа. Тут же, в коробке, оказалась запасная, но почему-то никто не догадался ее заменить, и, когда проектор заработал, Быстров почувствовал даже некоторую гордость. Он рассчитывал, что фильм поможет ему как-то сблизиться со всеми, но этого не случилось. Строков вообще отказался прийти, сославшись на то, что все фильмы видел по нескольку раз. Хакимов дежурил. Саида каждые пятнадцать минут убегала к рации и после очередной передачи так и не вернулась. Один Хабиб смотрел фильм сосредоточенно, не отрываясь, с окаменевшим от напряжения лицом. Быстрову надоело выступать в роли киномеханика. Попытка одним махом завоевать расположение сотрудников станции не удалась. Старая, много раз виденная лента ничего, кроме скуки, не вызвала, но из-за Хабиба пришлось докрутить фильм до конца.
Уже лежа в постели, он еще раз наметил все предстоящие на завтра дела. В первый день своего руководства станцией. Программа получилась довольно обширная. На станции предстояло многое менять. Перестраивать работу метеонаблюдателя, расписание передач. Провести инвентаризацию оборудования и заменить старое. Правда, пока его менять не на что, но, в конце концов, пусть только попробует Попов не удовлетворить его первую заявку.
Сергей наметил встать пораньше, часов в семь утра, но проспал. Утром здесь спалось особенно крепко. Когда проснулся, на станции было тихо. Он с удивлением обнаружил, что все занимаются своими делами как ни в чем не бывало, словно станция вполне могла обойтись без его участия. Строкова нигде не было. Хакимов после ночного дежурства спал. Хабиб ремонтировал машину. А Саида, как обычно, уже сидела у рации. Непонятно, когда она вообще спит с таким расписанием.
Быстров несколько раз прошелся по всем комнатам, толком не зная, с чего начать свою деятельность в роли начальника. Может, устроить общее собрание сотрудников? Он понимал: здесь это будет выглядеть совсем глупо. Найти бы себе какое-нибудь необходимое, срочное дело, чтобы сразу на конкретном примере доказать им всем, на что он способен, но такого дела, как назло, не находилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16