В крипте находилась и одна в высшей степени загадочная скульптура. Довольно большая – и в высоту, и в ширину в два раза крупнее натуральной величины, – вырезанная из некоего пористого камня, как мне сказали, туфа вулканического происхождения. В окрестностях Пиз-Поттиджа таких месторождений нет, равно как и во всем Бродшире, насколько мне известно. Самое необычное в статуе – ее цвет: темно-синий, со стальным отливом, с тонкими прожилками серого или черного. На первый взгляд кажется, что камень просто-напросто покрашен; при ближайшем рассмотрении, однако ж, становится очевидным, что он синий по сути своей.
Статуя эта – всего лишь один из образчиков из внушительной сокровищницы Тома Скарлетта. Как я уже упоминал, он был завзятым собирателем подобных редкостей. Большая часть его коллекции – вазы, вотивные статуэтки и прочие скульптуры, бронзовые зеркала, ритоны, монеты, папирусы и все такое прочее, собранные по всему миру – за несколько веков до разъединения, конечно же, – представлена в музейных залах в северном крыле дома. Позже мы туда заглянем, если вы не против.
В документах, подтверждающих безусловное право собственности на «Итон-Вейферз», всегда наличествовало любопытное условие, сформулированное самим Томасом Скарлеттом, что всякий раз распространялось на каждое последующее семейство, когда усадьба переходила из рук в руки. А именно: данная скульптура должна оставаться в крипте; никому не позволялось извлечь ее оттуда. Собственно говоря, у меня тут есть подлинный текст мистера Скарлетта, я скопировал весь абзац дословно.
«Синего же цвета идол, пребывающий в Часовне, да останется в Божьем доме до Бесконечности, иначе говоря, навечно и навсегда, и не должно ему покидать стен, освященных присутствием святых Мощей».
– Святых мощей? – эхом отозвался доктор.
– Да, мощей одного малоизвестного святого, некоего Мальфиуса; они хранятся в алтаре вместе с кусочком, как предполагается, Святого Креста. Как вы знаете, верные христиане считают, что наличие в церкви подобных реликвий – надежная защита против зла.
– Все равно как амулет для язычников.
– Да. Но это не все. Мистер Скарлетт, по всей очевидности, не слишком полагался на Провидение, равно как и на благое влияние безвестного мученика. Статуя – а она, как я уже сказал, весьма велика – была уложена на пол в углу часовни и прикована к каменной плите крепкими железными звеньями. После чего крипту опечатали. Собственно говоря, склеп вновь открыли только одно-два поколения назад; вот тогда люди и увидели статую своими глазами.
На мгновение все примолкли.
– Прикована к полу! – воскликнул мистер Киббл, на секунду отрываясь от блокнота.
– А что именно изображает собой скульптура? – уточнил доктор Дэмп.
– Хороший вопрос, доктор. Толком ответить на него не в состоянии никто. Могу сказать лишь, что статуя напоминала птицу. Одни сплошные крылья – два гигантских крыла, если уж говорить точно, накрывали тело на манер савана; голова же, втянутая под крылья, оставалась невидима. У основания статуи, под крыльями, виднелась пара огромных и зловещих когтистых лап.
– Из всего того, что вы рассказали касательно скульптуры, – промолвил профессор, – я так понимаю, что в крипте ее больше нет.
Гарри Банистер ответил не сразу, а поднялся с кресла и подошел к ближайшему шкафу. Вернулся он с небольшой жестяной мисочкой, наполненной мелкой синей пылью, каковую и поставил перед своими гостями.
– Это – малая толика того, что осталось от статуи. Примерно неделю спустя после того, как таблички были украдены, посреди ночи раздался оглушительный грохот. В тот момент мы подумали, что это гром, поскольку вечером бушевала гроза. А утром Нед обнаружил, что дверь в крипту взломана. Нед, почему бы тебе самому не рассказать профессору и его друзьям, что именно ты там обнаружил?
Лесник, неслышно вошедший в гостиную во время последнего обсуждения, откашлялся и продолжил ясно и сжато:
– Ну так вот, как все было-то. Я поначалу грешил на хулиганов; в глуши вроде как у нас всякое порою случается. Однако ж вхожу в крипту и вижу: нет, тут не хулиганье поорудовало! Идолища нет как нет, только повсюду на полу пыль лежит грудами, а тяжелые железные кандалы, что статую сковывали, разлетелись на части! И ни кусочка-то от этой статуи не осталось – одна только пыль, вот вроде как здесь в миске, как если б она взорвалась изнутри и разлетелась на мелкое крошево!
– Можете себе вообразить, как озадачило нас помянутое происшествие, – продолжал мистер Банистер. – В тот же день, ближе к вечеру, в усадьбе воцарился леденящий холод – даже для Бродшира такие морозы нетипичны. Стылый, нездоровый воздух просачивался во все углы; от стужи не спасало даже пламя в каминах. Разумеется, мы списали все на странные перепады климата, но, съездив в Пиз-Поттидж, обнаружили, что там с погодой все в порядке: температура ровно такова, как и следует ожидать в это время года.
– Все это до крайности интересно, – молвил профессор. – Нечто похожее нам довелось пережить и в Солтхеде по меньшей мере дважды.
– Сами видите, одни и те же явления происходят и здесь, и в городе, в точности как я предполагал! – воскликнул владелец «Итон-Вейферз».
– Что было дальше? – нетерпеливо осведомился доктор.
– На протяжении последующих двух месяцев мы были свидетелями целого ряда странных явлений – одного за другим. Леденящий холод то возвращался, то вновь исчезал, причем совершенно непредсказуемо, и зачастую приход его означал, что вот-вот случится что-нибудь необычное: в ночи раздавались необъяснимые звуки, мебель двигалась сама собою, в то время как в комнате никого не было, внезапно гасла свеча, какой-нибудь из портретов вдруг начинал вращать глазами… Одна служанка увидела в зеркале чью-то злобную физиономию и услышала издевательский смех. В другой раз конюх шел в сумерках через парк и вдруг заметил на берегу ручья коленопреклоненную фигуру. Он было подумал, что это какой-нибудь зверь, но ошибся: существо расхохоталось над ним и шмыгнуло в кусты при его приближении. К тому времени мы уже собирались провозгласить усадьбу сумасшедшим домом и дать объявление о том, что принимаем к себе пациентов, – мы были свято уверены, что близки к помешательству.
– Инциденты такого рода зачастую свидетельствуют о том, что дом наводнен призраками, – проговорил профессор. – Ревнивые духи насмехаются над живыми, тщась облегчить собственные муки. А что, в усадьбе никогда не происходило ничего похожего?
– На моей памяти – нет; Нед тоже ничего подобного не припоминает. Равно как и от тетушки я отродясь об этом не слышал.
– И пертурбации продолжались?
– Да; более того, с каждым днем ситуация ухудшалась. Кое-что мне довелось наблюдать своими глазами. Однажды вечером, лежа в постели, я услышал издевательский смех. Взяв свечу, я вышел в коридор, откуда, как мне почудилось, и доносился звук. Но в коридоре никого не было; там царил холод – и только. Вдруг что-то прошмыгнуло мимо, задев меня по ноге; я, верно, футов на десять вверх подпрыгнул, скажу я вам! Оказалось, это один из моих котов. Промчавшись дальше по темному коридору, зверь остановился, глянул на меня – и на мгновение мне показалось, что вместо морды у него человеческое лицо!
– А что это был за кот? – уточнил доктор, опасливо оглядывая гостиную.
– Не тревожьтесь, доктор, сегодня утром он в полном порядке, разгуливает себе по дому, где хочет. Теперь я подхожу к самой фантастической части моего повествования. Однажды вечером – с тех пор прошло никак не больше месяца – я сидел в гостиной нижнего этажа, занимаясь корреспонденцией, как вдруг на меня повеяло ледяным холодом. Вскорости послышалось, будто скрежещет зубами конь. Я поднял взгляд: в окно ко мне заглядывал Громовержец. Я просто примерз к креслу. Говорю вам, всем, кто есть: жуткое это дело – увидеть восставшего из мертвых.
– Вы уверены, что это был именно Громовержец? – осведомился профессор.
– Абсолютно. Отметина в форме молнии на лбу – в честь нее он и получил свое имя, – посадка и форма головы… да, это был Громовержец. Опасаясь спугнуть его, я тихонько поднялся с кресла, подошел к черному ходу и осторожно приоткрыл дверь. Оттуда я смог разглядеть коня во всей его красе. Я узнавал его внешние стати, знакомые мне в подробностях: изящную, выгнутую шею, великолепную грудную клетку, мощный круп, белые чулки на трех ногах из четырех – включая и сломанную, на которую он, кстати, опирался вполне уверенно, как если бы плоть его сделалась нечувствительной к боли. Так я лишний раз имел возможность убедиться: это действительно мой конь.
А надо сказать, что я всегда призывал его с луга особым, хорошо ему известным свистом. Я рассудил, что если теперь издам этот свист и конь откликнется, это послужит мне неопровержимым доказательством. Первая моя попытка оказалась безуспешной: во рту настолько пересохло от страха и дурного предчувствия, что я не сумел воспроизвести ни единой ноты. У меня просто руки тряслись. Однако ж я поднес дрожащие пальцы к губам и просвистел-таки привычный сигнал.
Отклика я и впрямь добился, но не того, которого ждал. Конь стремительно развернулся ко мне, опустил голову, прижал уши и уставился на меня таким взглядом, что мне стало жутко. С трудом возьмусь описать: в глазах его светились ярость и ненависть, и неизъяснимая злоба, и надменное презрение. Я подумал, он хочет смять и затоптать меня. Да, это и впрямь был мой Громовержец, но Громовержец, кошмарным образом преобразившийся!
Я поспешно захлопнул дверь – уж можете мне поверить! – и побежал за саблей. Потом созвал слуг и велел им вооружиться: задача нам предстояла не из легких. Однако к тому времени, как мы высыпали наружу, конь исчез. Утром мы тщательно обыскали парк и окрестности, но никаких следов не обнаружили. Ни единой примятой травинки: как если бы никакого коня там вовеки не бывало.
– Фантом, – заключил профессор. – Он по всем признакам кажется настоящим, однако по сути своей иллюзорен.
– Мы осмотрели то место, где некогда зарыли Громовержца, и обнаружили, что никто его не тревожил. Вам придется поверить мне на слово: в ту ночь Громовержец стоял у меня под окном, и я его в самом деле видел, причем так же ясно, как вижу теперь вас.
– Конечно же, Гарри, мы вам верим. Ваш рассказ необыкновенно занимателен. Подозреваю, что нас ждет по крайней мере еще один сюрприз, – произнес профессор, явно завороженный услышанным.
– Следующее треволнение – уж простите мне игру слов – оказалось самым волнительным из всех, – произнес мистер Банистер, потирая подбородок. – И снова все произошло с наступлением темноты, но на сей раз – в ярком лунном свете. Я был у себя в кабинете, разбирал счета за последний месяц, когда вновь повеяло леденящим холодом. Я огляделся – никого. И ни звука. Во избежание неприятностей я задернул занавеску над окном и повернул зеркало к стене. Все это – исключительно предосторожности ради. В камине вовсю пылал огонь, но холод, как обычно, спадать и не думал. А мой кабинет, чтоб вы знали, находится в дальнем углу южного крыла, на самом верху, и вид оттуда открывается просто великолепный. Я вновь занялся счетами, пытаясь сосредоточиться на работе, как вдруг сверху донесся глухой стук, словно что-то приземлилось на крышу точнехонько у меня над головой.
Под лестницей я натолкнулся на Неда; вместе мы вышли за двери посмотреть, что происходит, причем оба предварительно вооружились: еще одна нелишняя предосторожность! На крыльце мы расстались, договорившись, что каждый осмотрит свою половину дома. Как я уже сказал, луна сияла ослепительно, и в результате залитый светом особняк был виден во всех подробностях. Если наверху и впрямь что-то происходило, наши и без того высокие шансы все разглядеть повышались вдвое, поскольку крыша очень крута и парапетная стена ее нимало не загораживает. На своей половине, включающей южное крыло, я ничего не обнаружил, но, обогнув угол и оказавшись на противоположной стороне, услышал отдаленный крик Неда.
Здесь мистер Банистер подал знак Неду Викери продолжать.
– Так вот, что я там увидел – и клянусь вам, это чистая правда, – рассудительно сообщил лесник. – Прям на самом краю крыши, между парапетными стенами, в потоке лунного света. И мне ничего такого не примерещилось, сэр, нет – я все видел ясно, как днем. Это был человек – или так мне показалось поначалу – с огромными мускулистыми руками, с бородой и с безобразной рожей. На этом сходство заканчивалось, потому что там, где полагается быть носу, у него был клюв вроде как у стервятника, и уши, как у осла, а уж волосы вообще стояли торчком и все шевелились да извивались, точно море гадюк! За спиной у него маячила пара гигантских крыльев, а на ногах-то – птичьи когти! И еще на руке что-то обвилось… Сперва мне подумалось, веревка, а потом вижу, оно живое и ползет – змеюка такая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88