– Вот, полюбуйся, старая дура, – он показал Лукиничне перстень. – Узнаешь? Княжеский. Князь Алексей Петрович мне сегодня ночью за храбрость подарил, что я того ляха в плен взял. Так что я теперь головой отвечаю за жизнь его и за жизнь княгини. А вы все должны мне помогать. А княгине ничего говорить не надо, ни к чему ее тревожить раньше времени, она, бедолага, и так вон сколько пережила сегодня, так что поберечь ее надо. И вообще, рты держите на замке. Никому ни слова. Знаем только мы, кто здесь присутствует. Ясно? Все. Никаких вопросов. Встать. Нале-во!.. Ой… – Тут Витя опомнился, что зашел слишком далеко, и окинув взглядом вскочивших ошарашенных женщин, промямлил уже без прежнего задора:
– Ну, расходитесь, расходитесь. Но не вместе, а по одному, и в разные стороны. Рыбкин, покажи, – и все-таки не удержался, хлопнул по заду проходящую мимо Стешу.
“Хороший материальчик! Есть с кем работать”, подумал он, довольный собой.
* * *
Петухи уже пропели зорьку. Солнце вставало – шел первый час дня. Князь Никита Романович Ухтомский вошел в кабинет Алексея Петровича и, поклонившись, положил перед ним на стол кинжал, завернутый в тряпицу. Князь Белозерский писал к своему двоюродному брату князю Захарию Сугорскому в Смоленск, окна его кабинета выходили на противоположную от парадного крыльца сторону, потому криков и шума у дома он не слышал. Оторвав глаза от письма, он с удивлением взглянул на сверток, положенный перед ним Никитой:
– Что это? Где свен с пленным? Что-то долго он его не ведет.
– Пленный убит, – мрачно сообщил Никита. – Вот этим.
Он развернул тряпицу.
– Как это? – Князь Алексей Петрович был неприятно удивлен новостью. – Я же приказал свену следить за пленным в оба… Кто убил?
– Если б знать. Свен-то и не виноват, он следил. Да, видать, еще кто-то следит, да весьма внимательно.
– Ты сам видел?
– Я не видел. Когда прибежал, лях был уже мертв. Но Сома видал. Говорит, будто с неба нож прилетел. Я Соме верю.
– Что нож с неба прилетел? – невесело усмехнулся Алексей Петрович, постукивая пальцами по столу.
– Что свены не виноваты, – пояснил Никита – А откуда нож прилетел – бес его ведает.
– Садись, – князь Алексей Петрович указал Никите на кресло напротив стола. Потом осторожно взял в руки кинжал, рассматривая рукоятку и лезвие, на которой запеклась кровь пленника.
– Знаком мне этот вензель, – произнес он задумчиво, – встречал я его где-то в Италии, но сейчас припомнить сразу не могу, кому он принадлежит. Знаю только, что знатному роду. Вот что Никита, – он серьезно посмотрел на брата, – нож этот я пока у себя оставлю. Покажу княгине, как проснется. Она должна знать, она всех знатных итальянцев знает. Ты же в Москву со мной не поедешь.
В глазах Никиты мелькнул протест.
– Не поедешь, – твердо повторил Алексей Петрович. – Прав Геласий, неспокойно тут у нас. Останешься в усадьбе с оружными людьми, и князь Григорий останется. Вернулись смерды, которых по селам посылали?
– Нет еще.
– Как только вернутся, расспроси всех с пристрастием, в подробностях.
С первого этажа, из крестовой комнаты, послышался голос священника Афанасия, призывавшего к заутрене. Князь Алексей поднялся из-за стола:
– Идем к молитве, Никита. Сегодня именины святому Кирилле. Опаздывать грех, – оставив кинжал в тряпице на столе, он спустился вниз. Его примеру последовал и князь Ухтомский. Когда же заутреня кончилась, свечи в домовой церкви погасли, пелены на образах задернулись, а князья вернулись в кабинет. Кинжала на столе уже не было – он исчез.
Узнав об исчезновении вещдока, Растопченко предложил было обыскать дом, но вовремя смекнул, что вдвоем с Лехой им такую работу не осилить, уж очень много разного добра в усадьбе. Вдобавок, ключница наотрез отказалась пускать их в клети да подвалы. Даже по сундукам лазить не позволила.
Размышляя над случившимся, Витя по привычке пытался анализировать, куда ведут ниточки. По всему выходило, что прислуга не при чем. Вся дворня – Витя сам видел – во время молитвы стояла в крестовой комнате, службу никто не пропускал. Пожалуй, кроме Груши, которая находилась с княгиней в ее покоях, но Груша – свой человек, она – вне подозрений. Княгиня проснулась только после заутрени и собиралась к литургии, ее беспокоить не стали.
А вот испанцы? Молились у себя на галере, или что делали? Вот тут был вопрос. Ночные перебежки де Армеса от амбара к амбару Вите не понравились, а потом испанец и вовсе исчез из поля зрения. Впрочем, если Гарсиа оставался на галере, он мог и не знать, что творилось в доме ночью.
Около трех часов дня, в семь утра, по витиным понятиям, князья начали собираться к торжественной обедне в Кириллово-Белозерский монастырь. К парадному крыльцу слуги вывели вычищенных до блеска, празднично убранных коней, двух вороных для князей Белозерского и Ухтомского, и одного огненно-рыжего – для князя Григория Вадбольского. Обитые алым бархатом седла на них были богато расшиты золотом и жемчугами, луки седел позолочены, под седлами, одно под другое, были постланы расшитые белозерскими гербами чепраки, попоны и покровцы. Узды с серебряными ухватами да с серебряными оковами на мордах лошадей сплошь увешаны золочеными цепочками, ожерельями с золотыми и серебряными бляхами и колокольчиками.
В ожидании хозяев свита разгоняла скуку извечными развлечениями: молодцы гарцевали на лошадях, ударяя бичами из татарской жимолости по литаврам, прикрепленным к лукам их седел. От неожиданности лошади делали прыжки, и при этом колокольчики, прицепленные на их ногах, звенели. Забава эта очень веселила собравшихся вокруг дворовых девок.
Чуть позже подали экипаж для княгини. Это была просторная повозка на высоких осях, с лестницей. В дверцы были вставлены маленькие слюдяные оконца. Витя не мог удержаться от любопытства и заглянул внутрь повозки. Убрана она оказалась очень богато: обита пурпурным бархатом и закрыта по бокам шелковыми занавесками. Сверху карета была обита золотом, на дверцах выбиты гербы белозерского рода, колеса окованы серебром, а весь пол внутри выстелен соболями. В упряжи стояли две белоснежные лошади, украшенные бело-голубыми плюмажами с серебром и голубыми попонами из бархата с серебряной бахромой и кистями по углам. Узды были обвешаны лисьими и волчьими хвостами, а также множеством цепочек, колокольчиков и шариков в виде львиных головок. Вскоре подошел кучер и, помахивая арапником из заячьей кожи с костяным набалдашником, стал осматривать свое хозяйство.
Витя обратил внимание, что в основном лошади у свиты были узкобрюхие, с тяжелой головой и короткой шеей. Княжеские же кони отличались особой статью, присущей арабским и персидским скакунам, отлично выезженным гишпанцами, конюхами венского правителя.
Вместе с конюхами князь Белозерский привез из Вены еще более ценный подарок императора – двух уникальных белых скакунов и белую кобылицу, так называемых “липизанцев”. Со скрытой нежностью рассказывал Федот, как он выхаживал эти иноземные диковины, часто болевшие поначалу в непривычном для них климате, и с особой гордостью похвастал, что не так давно появился первый жеребенок, и теперь на Руси скоро можно будет устраивать “липизанские балеты”, чем неизменно поражал гостей германский император.
Из дома вышел приодевшийся по случаю в холщовую красную рубаху с вышитым воротником Сома, даже на ноги он натянул сплетенные из прутьев башмаки, с подвязанными ремнями кожаными подошвами, хотя обычно ходил босиком. Все развлечения тут же прекратились, свита собралась к крыльцу и склонилась в поклоне – на крыльце появился князь Алексей Петрович Белозерский, за ним следовали князья Ухтомский и Вадбольский.
Одеты они были нарядно. Князь Алексей Петрович – в червчатом кафтане до икр, из-под которого видны были раззолоченные сафьяновые сапоги, князь Никита – в ярко-зеленом с золотом, а молодой князь Григорий – в вишневой ферези. Рукава одежд достигали длиной до земли и собирались в складки, при концах крепились украшенные жемчугами запястья. Застегивались кафтаны завязками на правой стороне. Воротники на кафтанах были по обычаю малые и узкие. Из-под них виднелись разукрашенные жемчугами да каменьями обнизи зипунов. К воротникам крепилось отложное ожерелье, расшитое золотом.
Поверх ферези, рукава и воротник которой были окаймлены золотым позументом, у князя Вадбольского был накинут на плечи легкий летний плащ, опашень. Головы князей украшали высоченные горлатные шапки с золоченными пуговицами и дорогими каменьями в суконных прорехах.
Вскоре за князьями вышла княгиня Вассиана в сопровождении Груши и Стешки в праздничных сарафанах и кокошниках и, поклонившись князю, сидевшему верхом на скакуне, проследовала в экипаж. Вся ее одежда от летника до торжественной мантии была сшита из дивных кружев, сплетенных белозерскими искусницами, кораллового и нежно-оливкового цвета, с серебряной нитью. Волосы строго убраны под платок с вышитыми жемчугом концами, а сверху красовалась кика с разукрашенным драгоценными каменьями челом. По бокам, ниже ушей спадали жемчужные шнуры, а всю кику обрамляла богатая жемчужная поднизь.
Когда княгиня взобралась в повозку и уселась на расшитые золотом подушки червчатого бархата, а напротив нее уселись ее прислужницы, первые ратники с бело-голубыми флажками на пиках по знаку князя двинулись к воротам, за ними следовала вся процессия. Большинство слуг шли пешком, окружая карету княгини, поэтому процессия двигалась медленно – из усадьбы выехали часа за два до начала литургии.
Витя и Рыбкин плелись в самом хвосте, чувствуя себя разбитыми и усталыми – поспать не удалось, поесть с утра не дали, не принято тут завтракать. О чашке кофе и заикаться бесполезно. Теперь еще тащись пешком невесть куда по холмам, все ноги собьешь. Кроме того, у Вити из головы не шли события предыдущей ночи. Он все время думал о де Армесе. Не зря араб этот как в воду канул, ни слуху, ни духу о нем. Лег на дно, как говорится.
Интуитивно Витя чувствовал, что испанец причастен ко всему происходящему. Более того, он явно имел помощников в усадьбе, так как лично нигде замечен не был, и скорее всего опирался он не своих матросов – матросы чернокожие, их сразу заметно. Помогал испанцу кто-то из холопов. Де Армес, де Армес… Узнать бы о нем подробнее.
Вот когда пожалеешь, что нет базы данных под рукой – где взять “информацию к размышлению”? Растопчеко отчаянно зачесал в затылке, пытаясь собрать воедино все сведения, которые он успел услышать о капитане галеры. Капитан де Армес, служил на испанском флоте, плавал на завоевание Америки с Кортесом… Вот и все.
В каком году Кортес завоевывал Америку, Витя, хоть убей, припомнить не мог, так как если и читал когда-то об этом в школе, то давно уже позабыл. Он даже толком не мог ответить себе, какую Америку завоевывал Кортес, Северную, Южную или Центральную. Привыкшему опираться на технические устройства подслушивания, подглядывания и службу наружного наблюдения, работать “вслепую” бывшему майору советской госбезопасности оказалось трудновато. Но и стоять в стороне он не мог – долг и самолюбие требовали вмешаться. Он же профессионал из двадцатого века! Неужели ему не по силам справиться со здешними хитрецами?
Де Армес… Имя как будто знакомое… Хотя, может, это был спортсмен такой, или какой политический деятель. В Чили, например. Витя когда-то читал кое-что про Пиночета. Де Армес, де Армес… Дон Гарсия де Армес де Лос-Анхелес…
Задумавшись, Витя не заметил, как процессия уже покинула усадьбу и шествовала вдоль озера к монастырю. Возглавлял ее священник Афанасий в торжественном белом облачении, богато украшенном золотом, с посохом в руках, за ним служки несли хоругви и образа. Священник зычным голосом нараспев читал молитвы, все хором подтягивали за ним, осеняя себя знамением. Поднимаясь на холм, Витя увидел внизу галеру, она покачивалась на волнах, сияя на солнце золочеными бортами, паруса были свернуты, на палубах – ни души. Заглядевшись, Витя споткнулся и упал, больно ударившись головой о небольшой придорожный камень. Леха тут же подскочил к нему:
– Товарищ майор, ну, как же так! Больно? – он наклонился, помогая Вите встать.
– Ладно, ладно, – Витя с трудом поднялся, потирая ушибленное место. В голове у него звенело, а перед глазами плыли розово-зеленые круги. Кроме Лехи, никто не обратил внимания на происшествие, так как процессия приближалась к камню святого Кирилла Белозерского.
– Товарищ майор, может, вернемся, полежите? – заботливо спрашивал Леха, поддерживая Витю под руку. – Идти-то как? Не тяжело?
Витя пожал плечами. Отстранив Леху, он попробовал двигаться сам, но голова сильно кружилась.
– Да, вернемся, – решил он. – Как бы еще мозги не отшибить тут, в самом деле.
Опираясь на Леху, Витя вернулся в пустую усадьбу, прилег на лавку в поварне и с облегчением закрыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Ну, расходитесь, расходитесь. Но не вместе, а по одному, и в разные стороны. Рыбкин, покажи, – и все-таки не удержался, хлопнул по заду проходящую мимо Стешу.
“Хороший материальчик! Есть с кем работать”, подумал он, довольный собой.
* * *
Петухи уже пропели зорьку. Солнце вставало – шел первый час дня. Князь Никита Романович Ухтомский вошел в кабинет Алексея Петровича и, поклонившись, положил перед ним на стол кинжал, завернутый в тряпицу. Князь Белозерский писал к своему двоюродному брату князю Захарию Сугорскому в Смоленск, окна его кабинета выходили на противоположную от парадного крыльца сторону, потому криков и шума у дома он не слышал. Оторвав глаза от письма, он с удивлением взглянул на сверток, положенный перед ним Никитой:
– Что это? Где свен с пленным? Что-то долго он его не ведет.
– Пленный убит, – мрачно сообщил Никита. – Вот этим.
Он развернул тряпицу.
– Как это? – Князь Алексей Петрович был неприятно удивлен новостью. – Я же приказал свену следить за пленным в оба… Кто убил?
– Если б знать. Свен-то и не виноват, он следил. Да, видать, еще кто-то следит, да весьма внимательно.
– Ты сам видел?
– Я не видел. Когда прибежал, лях был уже мертв. Но Сома видал. Говорит, будто с неба нож прилетел. Я Соме верю.
– Что нож с неба прилетел? – невесело усмехнулся Алексей Петрович, постукивая пальцами по столу.
– Что свены не виноваты, – пояснил Никита – А откуда нож прилетел – бес его ведает.
– Садись, – князь Алексей Петрович указал Никите на кресло напротив стола. Потом осторожно взял в руки кинжал, рассматривая рукоятку и лезвие, на которой запеклась кровь пленника.
– Знаком мне этот вензель, – произнес он задумчиво, – встречал я его где-то в Италии, но сейчас припомнить сразу не могу, кому он принадлежит. Знаю только, что знатному роду. Вот что Никита, – он серьезно посмотрел на брата, – нож этот я пока у себя оставлю. Покажу княгине, как проснется. Она должна знать, она всех знатных итальянцев знает. Ты же в Москву со мной не поедешь.
В глазах Никиты мелькнул протест.
– Не поедешь, – твердо повторил Алексей Петрович. – Прав Геласий, неспокойно тут у нас. Останешься в усадьбе с оружными людьми, и князь Григорий останется. Вернулись смерды, которых по селам посылали?
– Нет еще.
– Как только вернутся, расспроси всех с пристрастием, в подробностях.
С первого этажа, из крестовой комнаты, послышался голос священника Афанасия, призывавшего к заутрене. Князь Алексей поднялся из-за стола:
– Идем к молитве, Никита. Сегодня именины святому Кирилле. Опаздывать грех, – оставив кинжал в тряпице на столе, он спустился вниз. Его примеру последовал и князь Ухтомский. Когда же заутреня кончилась, свечи в домовой церкви погасли, пелены на образах задернулись, а князья вернулись в кабинет. Кинжала на столе уже не было – он исчез.
Узнав об исчезновении вещдока, Растопченко предложил было обыскать дом, но вовремя смекнул, что вдвоем с Лехой им такую работу не осилить, уж очень много разного добра в усадьбе. Вдобавок, ключница наотрез отказалась пускать их в клети да подвалы. Даже по сундукам лазить не позволила.
Размышляя над случившимся, Витя по привычке пытался анализировать, куда ведут ниточки. По всему выходило, что прислуга не при чем. Вся дворня – Витя сам видел – во время молитвы стояла в крестовой комнате, службу никто не пропускал. Пожалуй, кроме Груши, которая находилась с княгиней в ее покоях, но Груша – свой человек, она – вне подозрений. Княгиня проснулась только после заутрени и собиралась к литургии, ее беспокоить не стали.
А вот испанцы? Молились у себя на галере, или что делали? Вот тут был вопрос. Ночные перебежки де Армеса от амбара к амбару Вите не понравились, а потом испанец и вовсе исчез из поля зрения. Впрочем, если Гарсиа оставался на галере, он мог и не знать, что творилось в доме ночью.
Около трех часов дня, в семь утра, по витиным понятиям, князья начали собираться к торжественной обедне в Кириллово-Белозерский монастырь. К парадному крыльцу слуги вывели вычищенных до блеска, празднично убранных коней, двух вороных для князей Белозерского и Ухтомского, и одного огненно-рыжего – для князя Григория Вадбольского. Обитые алым бархатом седла на них были богато расшиты золотом и жемчугами, луки седел позолочены, под седлами, одно под другое, были постланы расшитые белозерскими гербами чепраки, попоны и покровцы. Узды с серебряными ухватами да с серебряными оковами на мордах лошадей сплошь увешаны золочеными цепочками, ожерельями с золотыми и серебряными бляхами и колокольчиками.
В ожидании хозяев свита разгоняла скуку извечными развлечениями: молодцы гарцевали на лошадях, ударяя бичами из татарской жимолости по литаврам, прикрепленным к лукам их седел. От неожиданности лошади делали прыжки, и при этом колокольчики, прицепленные на их ногах, звенели. Забава эта очень веселила собравшихся вокруг дворовых девок.
Чуть позже подали экипаж для княгини. Это была просторная повозка на высоких осях, с лестницей. В дверцы были вставлены маленькие слюдяные оконца. Витя не мог удержаться от любопытства и заглянул внутрь повозки. Убрана она оказалась очень богато: обита пурпурным бархатом и закрыта по бокам шелковыми занавесками. Сверху карета была обита золотом, на дверцах выбиты гербы белозерского рода, колеса окованы серебром, а весь пол внутри выстелен соболями. В упряжи стояли две белоснежные лошади, украшенные бело-голубыми плюмажами с серебром и голубыми попонами из бархата с серебряной бахромой и кистями по углам. Узды были обвешаны лисьими и волчьими хвостами, а также множеством цепочек, колокольчиков и шариков в виде львиных головок. Вскоре подошел кучер и, помахивая арапником из заячьей кожи с костяным набалдашником, стал осматривать свое хозяйство.
Витя обратил внимание, что в основном лошади у свиты были узкобрюхие, с тяжелой головой и короткой шеей. Княжеские же кони отличались особой статью, присущей арабским и персидским скакунам, отлично выезженным гишпанцами, конюхами венского правителя.
Вместе с конюхами князь Белозерский привез из Вены еще более ценный подарок императора – двух уникальных белых скакунов и белую кобылицу, так называемых “липизанцев”. Со скрытой нежностью рассказывал Федот, как он выхаживал эти иноземные диковины, часто болевшие поначалу в непривычном для них климате, и с особой гордостью похвастал, что не так давно появился первый жеребенок, и теперь на Руси скоро можно будет устраивать “липизанские балеты”, чем неизменно поражал гостей германский император.
Из дома вышел приодевшийся по случаю в холщовую красную рубаху с вышитым воротником Сома, даже на ноги он натянул сплетенные из прутьев башмаки, с подвязанными ремнями кожаными подошвами, хотя обычно ходил босиком. Все развлечения тут же прекратились, свита собралась к крыльцу и склонилась в поклоне – на крыльце появился князь Алексей Петрович Белозерский, за ним следовали князья Ухтомский и Вадбольский.
Одеты они были нарядно. Князь Алексей Петрович – в червчатом кафтане до икр, из-под которого видны были раззолоченные сафьяновые сапоги, князь Никита – в ярко-зеленом с золотом, а молодой князь Григорий – в вишневой ферези. Рукава одежд достигали длиной до земли и собирались в складки, при концах крепились украшенные жемчугами запястья. Застегивались кафтаны завязками на правой стороне. Воротники на кафтанах были по обычаю малые и узкие. Из-под них виднелись разукрашенные жемчугами да каменьями обнизи зипунов. К воротникам крепилось отложное ожерелье, расшитое золотом.
Поверх ферези, рукава и воротник которой были окаймлены золотым позументом, у князя Вадбольского был накинут на плечи легкий летний плащ, опашень. Головы князей украшали высоченные горлатные шапки с золоченными пуговицами и дорогими каменьями в суконных прорехах.
Вскоре за князьями вышла княгиня Вассиана в сопровождении Груши и Стешки в праздничных сарафанах и кокошниках и, поклонившись князю, сидевшему верхом на скакуне, проследовала в экипаж. Вся ее одежда от летника до торжественной мантии была сшита из дивных кружев, сплетенных белозерскими искусницами, кораллового и нежно-оливкового цвета, с серебряной нитью. Волосы строго убраны под платок с вышитыми жемчугом концами, а сверху красовалась кика с разукрашенным драгоценными каменьями челом. По бокам, ниже ушей спадали жемчужные шнуры, а всю кику обрамляла богатая жемчужная поднизь.
Когда княгиня взобралась в повозку и уселась на расшитые золотом подушки червчатого бархата, а напротив нее уселись ее прислужницы, первые ратники с бело-голубыми флажками на пиках по знаку князя двинулись к воротам, за ними следовала вся процессия. Большинство слуг шли пешком, окружая карету княгини, поэтому процессия двигалась медленно – из усадьбы выехали часа за два до начала литургии.
Витя и Рыбкин плелись в самом хвосте, чувствуя себя разбитыми и усталыми – поспать не удалось, поесть с утра не дали, не принято тут завтракать. О чашке кофе и заикаться бесполезно. Теперь еще тащись пешком невесть куда по холмам, все ноги собьешь. Кроме того, у Вити из головы не шли события предыдущей ночи. Он все время думал о де Армесе. Не зря араб этот как в воду канул, ни слуху, ни духу о нем. Лег на дно, как говорится.
Интуитивно Витя чувствовал, что испанец причастен ко всему происходящему. Более того, он явно имел помощников в усадьбе, так как лично нигде замечен не был, и скорее всего опирался он не своих матросов – матросы чернокожие, их сразу заметно. Помогал испанцу кто-то из холопов. Де Армес, де Армес… Узнать бы о нем подробнее.
Вот когда пожалеешь, что нет базы данных под рукой – где взять “информацию к размышлению”? Растопчеко отчаянно зачесал в затылке, пытаясь собрать воедино все сведения, которые он успел услышать о капитане галеры. Капитан де Армес, служил на испанском флоте, плавал на завоевание Америки с Кортесом… Вот и все.
В каком году Кортес завоевывал Америку, Витя, хоть убей, припомнить не мог, так как если и читал когда-то об этом в школе, то давно уже позабыл. Он даже толком не мог ответить себе, какую Америку завоевывал Кортес, Северную, Южную или Центральную. Привыкшему опираться на технические устройства подслушивания, подглядывания и службу наружного наблюдения, работать “вслепую” бывшему майору советской госбезопасности оказалось трудновато. Но и стоять в стороне он не мог – долг и самолюбие требовали вмешаться. Он же профессионал из двадцатого века! Неужели ему не по силам справиться со здешними хитрецами?
Де Армес… Имя как будто знакомое… Хотя, может, это был спортсмен такой, или какой политический деятель. В Чили, например. Витя когда-то читал кое-что про Пиночета. Де Армес, де Армес… Дон Гарсия де Армес де Лос-Анхелес…
Задумавшись, Витя не заметил, как процессия уже покинула усадьбу и шествовала вдоль озера к монастырю. Возглавлял ее священник Афанасий в торжественном белом облачении, богато украшенном золотом, с посохом в руках, за ним служки несли хоругви и образа. Священник зычным голосом нараспев читал молитвы, все хором подтягивали за ним, осеняя себя знамением. Поднимаясь на холм, Витя увидел внизу галеру, она покачивалась на волнах, сияя на солнце золочеными бортами, паруса были свернуты, на палубах – ни души. Заглядевшись, Витя споткнулся и упал, больно ударившись головой о небольшой придорожный камень. Леха тут же подскочил к нему:
– Товарищ майор, ну, как же так! Больно? – он наклонился, помогая Вите встать.
– Ладно, ладно, – Витя с трудом поднялся, потирая ушибленное место. В голове у него звенело, а перед глазами плыли розово-зеленые круги. Кроме Лехи, никто не обратил внимания на происшествие, так как процессия приближалась к камню святого Кирилла Белозерского.
– Товарищ майор, может, вернемся, полежите? – заботливо спрашивал Леха, поддерживая Витю под руку. – Идти-то как? Не тяжело?
Витя пожал плечами. Отстранив Леху, он попробовал двигаться сам, но голова сильно кружилась.
– Да, вернемся, – решил он. – Как бы еще мозги не отшибить тут, в самом деле.
Опираясь на Леху, Витя вернулся в пустую усадьбу, прилег на лавку в поварне и с облегчением закрыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46