Когда министерство пропаганды узнает, что Солженицын произнес новую речь или написал новую книгу, у них сразу возникает серьезная проблема. Каждый день то тут, то там возникает масса серьезных проблем. Мы с вами пьем добрую водочку, имеем хорошие квартиры, и тем не менее все только и знают, что орут: скоро всему конец! скоро всему конец! сейчас небо упадет! Но небо, господа, по-прежнему над нами, оно там было задолго до того, как мы вышли из чрева матери и заплакали, вступив в первый серьезный конфликт с атмосферным воздухом. И оно будет на своем месте, когда могильщики присыплют нас землицей после нашего последнего серьезного конфликта со смертью. Товарищи, вот что я вам хочу сейчас сказать. На этом свете нет никаких серьезных проблем!
Его краткая речь была встречена бурными аплодисментами отчасти потому, что он был в чине маршала, но еще и потому, что все знали его как человека, способного и в трудную минуту сохранять самообладание. Такова была маршальская философия, и ее уважали.
А перед входом его ждал черный «Зил»-лимузин. Уличное движение на родине не представляло таких трудностей, как на поле сражения, где так много автомобилей.
Теперь маршал Деня уже не был столь беспечен, каким он казался в окружении боевых товарищей. Долгие годы службы выработали в нем тонкий нюх на ситуации, когда следовало тревожиться, а когда не следовало. Сейчас момент был тревожный.
В здании на площади Дзержинского располагалась Лубянская тюрьма. Во время правления Сталина многие из его друзей окончили там свои дни. Он был единственный из целого подразделения, кому удалось тогда уцелеть — это было политическое подразделение, которым командовал бывший университетский профессор, пришедший на работу еще в ЧК, потом переименованное в ОГПУ, потом — в НКВД, в МВД и, наконец, в КГБ. Все это были разные одежды для одного и того же тела.
Сталин однажды приказал, чтобы их подразделение в полном составе — сорок два человека — и при полном параде поужинало с ним за закрытыми дверями. На столе было всегда много водки.
Какой-то внутренний голос нашептал Дене в тот давний вечер в начале тридцатых не особенно усердствовать за столом. Наверное, отсутствие прохладительных напитков на длинных столах заронило в нем подозрение, что Сталин просто хотел всех напоить вусмерть.
Его командир, человек очень осторожный и воздержанный в еде и питье, предпочитавший чай с баранками, пил водку так, словно родился в седле казацкого скакуна. К середине трапезы командир уже громко разглагольствовал о том, что он является составной частью социалистического авангарда человечества. Сталин тихо улыбался в усы. Сам он не пил, а, раскурив большую белую трубку, только кивал да посмеивался, а молодой Деня тогда подумал: «Боже, ну и змея подколодная!»
Молодых офицеров всегда учили быть первыми в своем ревностном служении чистому делу коммунистической революции. Деня же держался незаметно. И вот Сталин указал на него.
— А ти что думаэшь, тихонья? — спросил Сталин.
— Я думаю, что все, что они тут говорят, очень мило, — ответил Деня.
— Только мило? — Все засмеялись. — Мило! — продолжал царственный тамада. — Этим словом можно аписать дэвушку, а не рэволюцию.
Деня смолчал.
— Ти не хочэшь измэнить слово?
— Нет, — ответил Деня.
Его командир сразу же почувствовал себя не в своей тарелке и завел диалектическую дискуссию о слабых революционерах, переметнувшихся на сторону буржуазной контрреволюции.
— А ти что думаэшь об этом, маладой чзловек? — спросил Сталин.
Молодой Деня встал, ибо понял, что речь теперь идет о жизни и смерти, а он хотел встретить свою судьбу стоя. Для них для всех речь теперь шла о жизни и смерти.
— То, что говорит мой командир, вероятно, правильно. Я не знаю. Я же не профессор и не семи пядей во лбу. Я только знаю, что России нужна твердая рука. До революции правители управляли страной для своего блага. То были тяжелые времена. Сейчас появилась возможность построить лучшую жизнь. И это хорошо. Но это будет непросто. У нас большая, огромная страна. Мы все еще отсталые. Я русский. И я знаю, что впереди много кровавой работы. И я знаю, что после каждого достижения будет много разговоров о возможных путях более успешного достижения этих целей. Но я же русский. И я целиком доверяю партии. Это дело партии — решать. Но в лице Григория Дени у партии всегда будет верный помощник.
Тогда его командир раскритиковал эту позицию за то, что она призывает быть преданным в равной мере царю и прочим феодальным правителям и — коммунистической партии. И он спросил, почему Деня вступил в партию.
— Потому что за каждого выдвиженца в члены партии из нашей семьи давали по три картофелины.
— И за три картофалины ти пажэртвовал сваею жизнью? — спросил Сталин.
— Мы голодали, товарищ председатель.
Никто из присутствующих в зале не заметил, как слегка сузились глаза у Сталина, как и не уловили столь же легкого кивка его головы. Григорию же его начальник приказал немедленно уйти. Явившись на следующее утро во временный штаб, располагавшийся в здании бывшей баптистской церкви, он никого там не застал и даже подумал, что штаб переехал. Но штаб не переехал. Теперь он стал командиром — в свои двадцать с небольшим лет. Остальных же он больше никогда не видел и не спрашивал о них.
С того вечера он только еще раз видел Сталина — это было в первые дни великой войны, когда гитлеровские дивизии беспрепятственно двигались маршем по западным землям Советской страны.
Примерно сто офицеров в том же звании, что и он, призывались в действующую армию. Он должен был организовать партизанское движение в тылу врага. Сталин обходил строй офицеров, и ему представляли каждого.
Подойдя к Дене, Сталин улыбнулся.
— А, три картофэлины!
— Три, — подтвердил полковник Деня.
Штабной генерал склонился к Сталину и стал рассказывать о недавних подвигах Дени. Сталин оборвал его легким взмахом руки.
— Знаю, знаю! — сказал он. — Самый атважный баец на свэте — руский с трэмя картофэлинами в живате.
Это была наиболее жестокая война с тех пор, как орды варваров уничтожали целые области в Западной Европе. Зрелище побоищ, учиненных нацистами, было невыносимо даже для видавших виды работников НКВД. Ну а потом, разумеется, началась затяжная рискованная война с Западом. И Деня понимал, что она продлится еще очень долго.
«Три картофелины», вспоминал он, пока «Зил»-лимузин скользил по туннелю в подземный гараж здания на площади Дзержинского. Он вошел в крохотный лифт, рассчитанный только на одного пассажира, и поднялся в шифровальный отдел, где его встретил полковник, отвечавший за одно, генерал, отвечавший за другое, и полдюжины капитанов, отвечавших еще за что-то. По стенам были развешаны карты и графики. Лица людей, собравшихся в этой комнате, были серьезны. Поприветствовав вошедшего, они продолжали вполголоса отдавать приказы о том-то и том-то.
— Простите, товарищи, мне надо сходить по малой нужде, — сказал Деня. — Продолжайте совещание. — Он оставил дверь открытой, чтобы слышать каждое слово. Кто-то опустил глаза. «Сопляки, — подумал он. — Бабы! Могучий КГБ превратился в сборище кисейных барышень».
Он вернулся к столу.
— Так. Я выслушал двадцать доводов о том, почему каждый из вас представляет особую ценность для государства. Но пока что не поделился неприятной информацией. Я сообщу вам два неприятных известия, потом дам пять минут на размышление, а потом мы все это обсудим по новой. Первое. Мое подразделение «Треска» разворачивает наступление по всей линии фронта на плечах поверженного врага. Посему все происходит отнюдь не в соответствии с полученными вами ранее инструкциями. Мы не имеем связи с нашими людьми неделями! Но это не страшно. Второе. Что говорит Василивич? Он единственный паникер, которого я уважаю.
Никто не стал брать пять минут на размышление. Василивич уже в течение трех дней не выходил на связь. Группы поддержки обнаружили убитыми следующих...
Деня выслушал длинный список фамилий. Он взял у одного из офицеров красный карандаш и подошел к карте. Он попросил уточнить время смерти каждого из убитых и написал это время у каждого населенного пункта. Неаполь, Фарфа, Афины, Рим.
— Вы сказали: Иван Михайлов?
— Да, майор Михайлов мертв.
— Причина?
— Тупой предмет. Страшной силы удар.
— Ну конечно. По-другому и быть не могло. Этого следовало ожидать, — сказал Деня, вспоминая, какой невероятной физической силой обладал этот юный гигант. — Вы уверены?
— Да. Проведено вскрытие. У майора Михайлова в крови обнаружен крысиный яд в количестве, способном убить батальон, но очевидно, что не это послужило причиной смерти.
— От Василивича ничего?
— Ничего.
Дене не хотелось сейчас высказывать свои наихудшие подозрения, потому что слово не воробей, как известно: вылетит — не вырубишь топором, и к тому же кто знает, что могут учудить эти шаркуны-лизоблюды в погонах.
— Вот вы тут все кричите о якобы внезапной массированной атаке крупными силами, но я вам скажу сейчас кое-что, о чем никто из вас пока еще ни словом не обмолвился. Посмотрите на карту, на мои пометки. Обратите внимание на время. Это самое главное!
Офицеры зашумели и стали наперебой рассуждать вслух о подразделениях поддержки ЦРУ, о волновых атаках несколькими эшелонами, когда новые подразделения вступают в дело сразу же после того, как их предшественники выполнили свое задание.
Один офицер с угреватым лицом, впалыми щеками и редеющими седыми волосами, расчесанными на прямой пробор, начал говорить о многонациональной цепной реакции, охватывающей отдельные подразделения. Речь идет, уверял он, о широкомасштабном заговоре против СССР, исходящем, возможно, из Ватикана.
Деня крякнул. Он не слышал подобной белиберды с момента своей краткой остановки в лондонском аэропорту, где местные журналисты были готовы сбыть ему любую небылицу за сходную цену.
Адъютант спросил его тогда, что хотели журналисты.
— Не хотите ли прочитать о том, как Америка пыталась отравить Атлантический океан? О тайной войне израильтян? О том, как датское правительство убивает детей на потребу каннибалам-извращенцам? Что голландцы в глубине души расисты? Британская журналистка — самый легкодоступный товар. Продумайте что угодно — и они обо всем напишут. За книги, конечно, придется платить чуть подороже, чем за газетные статьи. Но я вам гарантирую, милорды, позолотите им ручку, и на земле не окажется ничего такого, о чем бы они не сумели написать. Хотите узнать про любовные похождения папы римского? О его незаконных детишках?
— Какие любовные похождения? Какие незаконные дети? — спросил адъютант.
— Платите — и мы обо всем узнаем.
Все это было приемлемо для британских журналистов, но для серьезных людей, которые повседневно балансируют на грани жизни и смерти, это было возмутительно. Потому-то Деня и крякнул и заметил, как какой-то офицер ему подмигнул.
— Кто-нибудь из вас знает, что такое автомобиль? — спросил Деня.
Нес офицеры, находящиеся в этой комнате без окон, кивнули. Несколько человек кашлянули и потупили глаза, стараясь не смотреть друг на друга. Ну конечно, они-то знали, что такое автомобиль. О чем это старик?
— Вы умеете пользоваться наручными часами? — продолжал Деня.
Все опять кивнули.
— А считать?
Да, они умели считать. Не конкретизирует ли товарищ маршал свои соображения?
Деня приставил кончик красного карандаша к Риму на карте.
— Представьте себе, что эта красная точка — автомобиль. Фр-фр-фр-биб-би — машина поехала. Дррррр — урчит мотор. Вот по этому шоссе — жжжжж! — говорил Деня. Карандаш двинулся от Рима к Неаполю. — Вот мы и в солнечном Неаполе. Полдень. Вчера вечером мы были в Риме. Едем дальше — в Фарфу. Фр-фр-фр-биб-би... Дрррр. Нам и гнать-то слишком не надо. А теперь мы возвращаемся в Рим и садимся на самолет. Хороший такой самолетик. Он летит в Афины. Ууууу — ревут турбины. Он приземляется в Афинах. Приятный полет.
— О! — произнес офицер, который наконец-то понял, к чему клонит Деня. Ну конечно! У всех голова забита сложнейшими разветвленными международными заговорами и многочисленными перемещениями террористических групп — вот никто и не заметил простейшего факта. А старый боевой конь сразу все просек.
— Это вовсе и не массированная контратака, — догадался молоденький офицер.
— Поздравляю с возвращением на землю! — похвалил маршал Деня.
— Там действовала одна-единственная группа. И они двигались от одной нашей явки к другой. И вне всякого сомнения, Василивич сотрудничает с ними, потому что только он напрямую связан со всеми нашими подразделениями. Он перешел на сторону врага и теперь ведет эту террористическую группу по всем нашим явкам, — говорил молодой офицер.
— Неверно! — грозно сказал Деня.
— Почему? — недоумевал молодой офицер.
Деня быстро соображал. Как бы это все дело не упустить из рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20