Надпись гласила: «Я ДЕВСТВЕННИК».
Чуть ниже, мельчайшим шрифтом, стояло: «Это очень старая тенниска».
В заднем кармане брюк торчал бумажник.
— У него в заднем кармане бумажник, — сказал Винсент Джозефс. — Ты видал? У этого олуха в заднем кармане бумажник! И штаны армейские. И в туфлях. Этот придурок в туфлях! Это на него посмотреть ты меня сюда затащил?
Джозефс повернулся к сидевшему рядом с ним на трибуне мужчине и посмотрел на него через свои очки фирмы Гуччи, с тонированными стеклами в круглой оправе с облегченными дужками. Уолли Миллз был тренером по бегу и выставлял на предварительных олимпийских состязаниях на дистанцию восемьсот метров трех спортсменов. Правда, он заранее сказал своей жене : «Они бы и меня не обогнали», — так оно и вышло: все они отсеялись уже на первой стадии отбора. Но как бежит этот Римо Блэк, Миллз видел дважды, поэтому и притащил сюда Винсента Джозефса.
— Это одно из его чудачеств, — пояснил Миллз. — Я вам говорю: этот парень не так прост, как кажется. На прошлой неделе в Портланде он так рванул со старта, что казалось, будто остальные остались стоять на месте. Запросто мог быть мировой рекорд. Он несся как ошпаренный и вдруг, клянусь Богом, сбавил скорость, чтоб его догнали, и эдакой трусцой прибежал вторым.
— Ну и что? Просто выдохся, — отозвался Джозефс.
Миллз отрицательно покрутил головой.
— Нет, мистер Джозефс. Он, как лошадь на скачках, мог еще бежать и бежать. Я наблюдал за ним в бинокль: он нарочно позволил себя догнать. Как будто вдруг понял, что установит рекорд, а ему этого не надо.
— Ну, ладно, — сказал Джозефс. — Говоришь, быстро бегает? Ты посмотри на его тенниску. Это она, что ли, этому придурку скорости прибавляет? Раздувается, как парус. А возраст? Куда ему тягаться с этими парнями? Да его того и гляди кондрашка хватит! Хорошо, что мы еще не успели подписать с ним контракт.
— Клянусь вам, мистер Джозефс, этот парень после забега даже не запыхался. Он даже не ходит потом, чтобы восстановить дыхание. Эти двадцатилетние пыхтят, хрипят и кашляют, а он садится себе на скамеечку и выглядит при этом так, будто только что вздремнул. Вот почему я вас позвал. Я прикинул, что для вас, при том что вы представляете знаменитых спортсменов, этот Римо Блэк может и правда оказаться темной лошадкой.
Джозефса это убедило.
— Ну, посмотрим, — сказал он. — А кто этот косоглазый?
— По-моему, он кореец, — сказал Миллз.
— Я же и говорю, косоглазый. Кто он такой?
— Да вроде бы его тренер. Все время возле него крутится.
— Косоглазый! — Джозефс с раздражением покрутил головой. — И за каким только чертом, Миллз, ты отнимаешь у меня время?
— Вы посмотрите, как он бегает, — сказал в ответ Миллз.
— Похоже, у меня нет выбора, — проговорил Джозефс и, сложив на груди руки, отвернулся. — Однако тебе не мешало бы знать, что мне еще предстоит обговорить семь контрактов с баскетболистами, да к тому же все время приходится возиться с этой чертовкой малолетней гимнасткой, с которой тут все сюсюкают.
— Но у вас нет рекордсменов мира, — заметил Миллз. — А этот парень может им стать.
— Да уж, обязательно! — сказал Джозефс, однако решил прислушаться к мнению Уолли Миллза, потому что Уолли Миллз был хорошим тренером, и, если уж по правде, никто из этих семерых баскетболистов, которые тренировались вместе уже неделю, не был способен попасть мячом даже в водопроводный люк, а чтобы добиться толку от гимнастки, Джозефсу еще надо было придумать, как заставить эту еще не дозревшую до менструации двенадцатилетнюю соплюшку выглядеть убедительно в тот момент, когда она будет рекламировать специальную партию сверхнадежных гигиенических пакетов, так как девчонка оказалась настолько тупой, что ей потребуется еще двенадцать лет, чтобы понять, для чего эти пакеты предназначены.
Миллз был прав. Джозефсу нужен был рекордсмен мира. Какой-нибудь Марк Спитц или Брюс Дженнер. Словом, кто-нибудь, действительно представляющий собой ценность, чтобы Джозефс, посулив ему в будущем золотые горы от рекламы всех этих хлопьев, крема для усов, готовой одежды и всего прочего, мог платить ему всего-навсего десять процентов, — так что давай, парень, подписывай вот тут и ты никогда об этом не пожалеешь!
Да, ему нужен был чемпион мира, а ему предлагали какого-то перестарка в армейских штанах и тенниске с надписью «Я девственник».
Но он посмотрит. Все они просто куски мяса, и, возможно, именно этот кусок умеет бегать. Если он финиширует в первой тройке и попадет в олимпийскую сборную, — ну, что ж, тогда, может быть, — только, может быть, — Америка станет потреблять больше хлопьев. Как там звали того парня, который прыгал в высоту в майке «Дональд Дак»? Он стал тогда всеобщим любимцем. Может, и этот окажется подобного рода находкой? Разумеется, Джозефсу придется поломать голову, как отделаться от Уолли Миллза и косоглазого, но если он не поскупится на обещания этому Римо, с ним будет не слишком трудно договориться.
Ладно, черт с ним. Делать нечего, надо сидеть и ждать результатов забега.
А внизу у беговой дорожки Чиун давал Римо последние предстартовые наставления:
— Запомни: не беги слишком быстро.
— Я знаю, Чиун.
— Да, я знаю, что ты знаешь, однако напомнить тебе об этом не вредно. На прошлой неделе ты чуть было не установил мировой рекорд. Это было очень опасно. Если бы я тогда не бросил в тебя камешком, кто знает, какую глупость ты мог бы сотворить. Вот, беги так, чтобы только попасть в олимпийскую команду. А уж там рекорды будут сами падать нам под ноги, как трава под отточенной косой.
— Хорошо, папочка, — отвечал Римо.
Но все дело было в том, — и говорить об этом Чиуну он не хотел, — что быстрый бег начинал доставлять ему удовольствие. Вот почему на прошлой неделе он так увлекся и чуть было не превысил допустимую скорость. Тогда-то Чиуну и пришлось бросить камешек, который попал Римо по затылку и заставил его прийти в себя. Однако он решил не говорить Чиуну о том, что ему начинают доставлять удовольствие состязания, потому как Чиун с подозрением относился ко всему, что доставляло Римо удовольствие. Пусть себе думает, что Римо делает это из чувства долга.
— Эй, старина! — раздался чей-то голос.
Римо не оглянулся. Он в этот момент разглядывал свои туфли, чтобы убедиться, что в подошвах нет дырок, поскольку, как бы много он ни заплатил за эти итальянские туфли ручной работы, они не были предназначены для спортивных состязаний. Может, перед тем как отправиться на Олимпиаду, он купит себе что-нибудь на резиновой подошве. А то он слыхал, что в Москве на обувных фабриках год делают обувь одного размера, на следующий год — на размер больше и так далее. Ведь может случиться, что в этом году они делают не тот размер, который нужен Римо, и у него не будет возможности купить туфли на резине. Так что он, пожалуй, приобретет их до того, как ехать в Москву.
— Эй, старичок! — снова раздался голос. — Который в туфлях.
Римо обернулся и увидел высокого блондина лет двадцати, с мускулистыми ногами, который смотрел на него с издевательской усмешкой.
— Куда это ты так вырядился, папаша? На бал-маскарад, что ли?
— Это ты ко мне обращаешься? — спросил Римо.
— Ну а к кому же еще?
— Я думал, это ты ему, — сказал Римо, кивая в сторону Чиуна.
— Он ведь сказал «старичок», — возразил Чиун. — Какое это может иметь отношение ко мне?
— Не обращай внимания, — сказал Римо и снова повернулся к блондину. — Так чего ты хотел?
— Я просто хотел узнать, на что ты надеешься, если собираешься бежать с нами. Тебя же кондрашка хватит. И что это с тобой за тип? — Он взглянул на Чиуна. — Эй, монгол! Что ты здесь забыл?
И блондин разразился хохотом от своего собственного остроумия. При этом он топтался на месте, разогревая мышцы.
Чиун шагнул к нему и наступил на правую ногу парня своим шлепанцем.
Тот замер на месте. Ощущение было такое, будто его ногу раз и навсегда пригвоздили к земле.
— Эй! — вскрикнул он. — Пусти меня!
— Ты, шут гороховый, — произнес Чиун, — скоро твоему веселью придет конец. Запомни это. Как бы быстро ты ни бежал, Римо все время будет на шаг впереди тебя. На один шаг. Ты ни за что не сможешь обойти его, как бы ни старался, как бы быстро ты ни бежал. Это обещание, которое Великий Мастер Синанджу дает тебе за твою наглость.
Чиун убрал ногу, и блондин, смутившись, уставился на него, недоумевая, как такое тщедушное существо могло с такой силой придавить ему ногу.
— Не волнуйся, — сказал блондин. — Твой парень еще наглотается за мной пыли.
— Он будет все время на один шаг впереди, — повторил Чиун, подняв вверх палец с длинным загнутым ногтем.
Когда он отступил назад к Римо, тот спросил:
— Почему ты просто не съездил ему по роже?
— Я хотел, — ответил Чиун. — Но мне неизвестны правила этих дурацких соревнований. Может случиться, если этот болван не будет в состоянии бежать, количество участников окажется недостаточным или еще что-нибудь, и придется начинать все сначала. Поэтому я решил сделать то, что сделал.
— Вот что, Чиун, я не против выполнить обещания, которые ты даешь за меня, но, по-моему, ты упустил из виду один момент.
— Какой?
— Что этот белобрысый чурбан должен прийти на финиш по крайней мере четвертым. А если он будет плестись в хвосте, то для нас Олимпиада накроется. А вместе с ней и твои денежки от рекламы, не говоря уже о том, как расстроится Смитти.
Чиун беззаботно махнул рукой.
— Просто ты постараешься, чтобы он бежал хотя бы четвертым. По крайней мере, тебе будет чем заняться во время бега. А теперь ступай к остальным, а то я не думаю, что они позволят тебе стартовать с этой скамейки.
Семеро других спортсменов заняли исходное положение на старте. Римо же стоял на своей дорожке, засунув руки в карманы, и ждал сигнального выстрела. Блондин стоял на третьей дорожке, и Римо решил, что, как только дадут сигнал, он сойдет на его дорожку и будет бежать, все время держась на один шаг впереди парня. О том, как вести себя в конце дистанции, он подумает, когда до этого дойдет дело.
Выстрел грохнул в прозрачном бостонском воздухе, и бегуны рванулись вперед.
Римо начал наравне с блондином, затем выдвинулся на шаг вперед. Теперь он шел пятым, а лидировал какой-то малый с неплохой скоростью. Вся дистанция составляла два с лишним круга, и уже на середине первого блондин прорычал:
— А теперь посмотрим, на что ты способен, дедуля.
И увеличил скорость, намереваясь обойти Римо, но Римо не дал ему сократить разрыв, продолжая бежать с прежней легкостью. Он чувствовал, как вылетающие у него из-под ног камешки стукаются сзади о его брюки и как ласкает лицо прохладный ветерок. Да, бегать ему нравилось.
Выйдя на второй круг, лидер начал уставать. Римо и тенью следовавший за ним блондин выдвинулись вперед и шли теперь третьим и четвертым номером. Так они и держались, пока не пробежали половину второю круга.
— Пора кончать с этим делом, — снова прорычал блондин. — Пока, папаша.
И он попытался сделать рывок, увеличив скорость и длину шага. Римо отреагировал на это тем, что вытащил из карманов руки, и блондин, несмотря на все свои усилия, продолжал по-прежнему отставать на один шаг. Он приналег еще, но преодолеть этот шаг ему никак не удавалось.
Их обошли двое. Римо слышал, что дыхание блондина участилось, стало коротким и прерывистым.
Что же ему делать, если этот убогий будет и дальше так плестись? Они были уже на повороте перед финишной прямой. Тогда Римо сбавил ход и, сократив разрыв между ними на несколько дюймов, схватил блондина за левую руку своей правой и стал набирать скорость, таща того за собой.
Теперь впереди них бежали уже четверо, и Римо, с блондином на буксире, поднажал. Возле самого финиша он, буквально вспахав гаревую дорожку, вырвался на третье место, притащив вконец изнемогшего блондина четвертым. Когда они пересекли финишную линию, Римо выпустил руку блондина, и тот, поскольку последние сто метров уже не контролировал свои движения, упал, проехавшись лицом по земле, перекувырнулся и, растянувшись плашмя, остался лежать, не в состоянии шевельнуться и пытаясь отдышаться. Ноги его налились свинцом, в груди жгло так, будто он не воздух глотал, а всасывал кислоту.
Только спустя какое-то время он увидел Римо, который стоял над ним с бесстрастным выражением лица, и услышал:
— Неплохой забег, малыш. Кажется, я опередил тебя всего на один шаг.
И Римо направился к скамейке, где его ожидал насупившийся Чиун.
— В чем дело? Ведь я сделал все, как ты сказал.
— Да, но ты не победил.
— У меня были другие заботы. К тому же мне было достаточно прийти третьим, чтобы попасть в Москву. Ты сам говорил, что надо поберечь силы для Олимпиады.
— Но я не просил тебя меня огорчать.
Римо хотел было возразить, но передумал. Все равно последнее слово останется за Чиуном.
— В Москве тебе придется исправить положение, — продолжал Чиун. — И тогда меня будут считать величайшим тренером в мире, раз мне удалось сделать бегуна из такой дубины, как ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Чуть ниже, мельчайшим шрифтом, стояло: «Это очень старая тенниска».
В заднем кармане брюк торчал бумажник.
— У него в заднем кармане бумажник, — сказал Винсент Джозефс. — Ты видал? У этого олуха в заднем кармане бумажник! И штаны армейские. И в туфлях. Этот придурок в туфлях! Это на него посмотреть ты меня сюда затащил?
Джозефс повернулся к сидевшему рядом с ним на трибуне мужчине и посмотрел на него через свои очки фирмы Гуччи, с тонированными стеклами в круглой оправе с облегченными дужками. Уолли Миллз был тренером по бегу и выставлял на предварительных олимпийских состязаниях на дистанцию восемьсот метров трех спортсменов. Правда, он заранее сказал своей жене : «Они бы и меня не обогнали», — так оно и вышло: все они отсеялись уже на первой стадии отбора. Но как бежит этот Римо Блэк, Миллз видел дважды, поэтому и притащил сюда Винсента Джозефса.
— Это одно из его чудачеств, — пояснил Миллз. — Я вам говорю: этот парень не так прост, как кажется. На прошлой неделе в Портланде он так рванул со старта, что казалось, будто остальные остались стоять на месте. Запросто мог быть мировой рекорд. Он несся как ошпаренный и вдруг, клянусь Богом, сбавил скорость, чтоб его догнали, и эдакой трусцой прибежал вторым.
— Ну и что? Просто выдохся, — отозвался Джозефс.
Миллз отрицательно покрутил головой.
— Нет, мистер Джозефс. Он, как лошадь на скачках, мог еще бежать и бежать. Я наблюдал за ним в бинокль: он нарочно позволил себя догнать. Как будто вдруг понял, что установит рекорд, а ему этого не надо.
— Ну, ладно, — сказал Джозефс. — Говоришь, быстро бегает? Ты посмотри на его тенниску. Это она, что ли, этому придурку скорости прибавляет? Раздувается, как парус. А возраст? Куда ему тягаться с этими парнями? Да его того и гляди кондрашка хватит! Хорошо, что мы еще не успели подписать с ним контракт.
— Клянусь вам, мистер Джозефс, этот парень после забега даже не запыхался. Он даже не ходит потом, чтобы восстановить дыхание. Эти двадцатилетние пыхтят, хрипят и кашляют, а он садится себе на скамеечку и выглядит при этом так, будто только что вздремнул. Вот почему я вас позвал. Я прикинул, что для вас, при том что вы представляете знаменитых спортсменов, этот Римо Блэк может и правда оказаться темной лошадкой.
Джозефса это убедило.
— Ну, посмотрим, — сказал он. — А кто этот косоглазый?
— По-моему, он кореец, — сказал Миллз.
— Я же и говорю, косоглазый. Кто он такой?
— Да вроде бы его тренер. Все время возле него крутится.
— Косоглазый! — Джозефс с раздражением покрутил головой. — И за каким только чертом, Миллз, ты отнимаешь у меня время?
— Вы посмотрите, как он бегает, — сказал в ответ Миллз.
— Похоже, у меня нет выбора, — проговорил Джозефс и, сложив на груди руки, отвернулся. — Однако тебе не мешало бы знать, что мне еще предстоит обговорить семь контрактов с баскетболистами, да к тому же все время приходится возиться с этой чертовкой малолетней гимнасткой, с которой тут все сюсюкают.
— Но у вас нет рекордсменов мира, — заметил Миллз. — А этот парень может им стать.
— Да уж, обязательно! — сказал Джозефс, однако решил прислушаться к мнению Уолли Миллза, потому что Уолли Миллз был хорошим тренером, и, если уж по правде, никто из этих семерых баскетболистов, которые тренировались вместе уже неделю, не был способен попасть мячом даже в водопроводный люк, а чтобы добиться толку от гимнастки, Джозефсу еще надо было придумать, как заставить эту еще не дозревшую до менструации двенадцатилетнюю соплюшку выглядеть убедительно в тот момент, когда она будет рекламировать специальную партию сверхнадежных гигиенических пакетов, так как девчонка оказалась настолько тупой, что ей потребуется еще двенадцать лет, чтобы понять, для чего эти пакеты предназначены.
Миллз был прав. Джозефсу нужен был рекордсмен мира. Какой-нибудь Марк Спитц или Брюс Дженнер. Словом, кто-нибудь, действительно представляющий собой ценность, чтобы Джозефс, посулив ему в будущем золотые горы от рекламы всех этих хлопьев, крема для усов, готовой одежды и всего прочего, мог платить ему всего-навсего десять процентов, — так что давай, парень, подписывай вот тут и ты никогда об этом не пожалеешь!
Да, ему нужен был чемпион мира, а ему предлагали какого-то перестарка в армейских штанах и тенниске с надписью «Я девственник».
Но он посмотрит. Все они просто куски мяса, и, возможно, именно этот кусок умеет бегать. Если он финиширует в первой тройке и попадет в олимпийскую сборную, — ну, что ж, тогда, может быть, — только, может быть, — Америка станет потреблять больше хлопьев. Как там звали того парня, который прыгал в высоту в майке «Дональд Дак»? Он стал тогда всеобщим любимцем. Может, и этот окажется подобного рода находкой? Разумеется, Джозефсу придется поломать голову, как отделаться от Уолли Миллза и косоглазого, но если он не поскупится на обещания этому Римо, с ним будет не слишком трудно договориться.
Ладно, черт с ним. Делать нечего, надо сидеть и ждать результатов забега.
А внизу у беговой дорожки Чиун давал Римо последние предстартовые наставления:
— Запомни: не беги слишком быстро.
— Я знаю, Чиун.
— Да, я знаю, что ты знаешь, однако напомнить тебе об этом не вредно. На прошлой неделе ты чуть было не установил мировой рекорд. Это было очень опасно. Если бы я тогда не бросил в тебя камешком, кто знает, какую глупость ты мог бы сотворить. Вот, беги так, чтобы только попасть в олимпийскую команду. А уж там рекорды будут сами падать нам под ноги, как трава под отточенной косой.
— Хорошо, папочка, — отвечал Римо.
Но все дело было в том, — и говорить об этом Чиуну он не хотел, — что быстрый бег начинал доставлять ему удовольствие. Вот почему на прошлой неделе он так увлекся и чуть было не превысил допустимую скорость. Тогда-то Чиуну и пришлось бросить камешек, который попал Римо по затылку и заставил его прийти в себя. Однако он решил не говорить Чиуну о том, что ему начинают доставлять удовольствие состязания, потому как Чиун с подозрением относился ко всему, что доставляло Римо удовольствие. Пусть себе думает, что Римо делает это из чувства долга.
— Эй, старина! — раздался чей-то голос.
Римо не оглянулся. Он в этот момент разглядывал свои туфли, чтобы убедиться, что в подошвах нет дырок, поскольку, как бы много он ни заплатил за эти итальянские туфли ручной работы, они не были предназначены для спортивных состязаний. Может, перед тем как отправиться на Олимпиаду, он купит себе что-нибудь на резиновой подошве. А то он слыхал, что в Москве на обувных фабриках год делают обувь одного размера, на следующий год — на размер больше и так далее. Ведь может случиться, что в этом году они делают не тот размер, который нужен Римо, и у него не будет возможности купить туфли на резине. Так что он, пожалуй, приобретет их до того, как ехать в Москву.
— Эй, старичок! — снова раздался голос. — Который в туфлях.
Римо обернулся и увидел высокого блондина лет двадцати, с мускулистыми ногами, который смотрел на него с издевательской усмешкой.
— Куда это ты так вырядился, папаша? На бал-маскарад, что ли?
— Это ты ко мне обращаешься? — спросил Римо.
— Ну а к кому же еще?
— Я думал, это ты ему, — сказал Римо, кивая в сторону Чиуна.
— Он ведь сказал «старичок», — возразил Чиун. — Какое это может иметь отношение ко мне?
— Не обращай внимания, — сказал Римо и снова повернулся к блондину. — Так чего ты хотел?
— Я просто хотел узнать, на что ты надеешься, если собираешься бежать с нами. Тебя же кондрашка хватит. И что это с тобой за тип? — Он взглянул на Чиуна. — Эй, монгол! Что ты здесь забыл?
И блондин разразился хохотом от своего собственного остроумия. При этом он топтался на месте, разогревая мышцы.
Чиун шагнул к нему и наступил на правую ногу парня своим шлепанцем.
Тот замер на месте. Ощущение было такое, будто его ногу раз и навсегда пригвоздили к земле.
— Эй! — вскрикнул он. — Пусти меня!
— Ты, шут гороховый, — произнес Чиун, — скоро твоему веселью придет конец. Запомни это. Как бы быстро ты ни бежал, Римо все время будет на шаг впереди тебя. На один шаг. Ты ни за что не сможешь обойти его, как бы ни старался, как бы быстро ты ни бежал. Это обещание, которое Великий Мастер Синанджу дает тебе за твою наглость.
Чиун убрал ногу, и блондин, смутившись, уставился на него, недоумевая, как такое тщедушное существо могло с такой силой придавить ему ногу.
— Не волнуйся, — сказал блондин. — Твой парень еще наглотается за мной пыли.
— Он будет все время на один шаг впереди, — повторил Чиун, подняв вверх палец с длинным загнутым ногтем.
Когда он отступил назад к Римо, тот спросил:
— Почему ты просто не съездил ему по роже?
— Я хотел, — ответил Чиун. — Но мне неизвестны правила этих дурацких соревнований. Может случиться, если этот болван не будет в состоянии бежать, количество участников окажется недостаточным или еще что-нибудь, и придется начинать все сначала. Поэтому я решил сделать то, что сделал.
— Вот что, Чиун, я не против выполнить обещания, которые ты даешь за меня, но, по-моему, ты упустил из виду один момент.
— Какой?
— Что этот белобрысый чурбан должен прийти на финиш по крайней мере четвертым. А если он будет плестись в хвосте, то для нас Олимпиада накроется. А вместе с ней и твои денежки от рекламы, не говоря уже о том, как расстроится Смитти.
Чиун беззаботно махнул рукой.
— Просто ты постараешься, чтобы он бежал хотя бы четвертым. По крайней мере, тебе будет чем заняться во время бега. А теперь ступай к остальным, а то я не думаю, что они позволят тебе стартовать с этой скамейки.
Семеро других спортсменов заняли исходное положение на старте. Римо же стоял на своей дорожке, засунув руки в карманы, и ждал сигнального выстрела. Блондин стоял на третьей дорожке, и Римо решил, что, как только дадут сигнал, он сойдет на его дорожку и будет бежать, все время держась на один шаг впереди парня. О том, как вести себя в конце дистанции, он подумает, когда до этого дойдет дело.
Выстрел грохнул в прозрачном бостонском воздухе, и бегуны рванулись вперед.
Римо начал наравне с блондином, затем выдвинулся на шаг вперед. Теперь он шел пятым, а лидировал какой-то малый с неплохой скоростью. Вся дистанция составляла два с лишним круга, и уже на середине первого блондин прорычал:
— А теперь посмотрим, на что ты способен, дедуля.
И увеличил скорость, намереваясь обойти Римо, но Римо не дал ему сократить разрыв, продолжая бежать с прежней легкостью. Он чувствовал, как вылетающие у него из-под ног камешки стукаются сзади о его брюки и как ласкает лицо прохладный ветерок. Да, бегать ему нравилось.
Выйдя на второй круг, лидер начал уставать. Римо и тенью следовавший за ним блондин выдвинулись вперед и шли теперь третьим и четвертым номером. Так они и держались, пока не пробежали половину второю круга.
— Пора кончать с этим делом, — снова прорычал блондин. — Пока, папаша.
И он попытался сделать рывок, увеличив скорость и длину шага. Римо отреагировал на это тем, что вытащил из карманов руки, и блондин, несмотря на все свои усилия, продолжал по-прежнему отставать на один шаг. Он приналег еще, но преодолеть этот шаг ему никак не удавалось.
Их обошли двое. Римо слышал, что дыхание блондина участилось, стало коротким и прерывистым.
Что же ему делать, если этот убогий будет и дальше так плестись? Они были уже на повороте перед финишной прямой. Тогда Римо сбавил ход и, сократив разрыв между ними на несколько дюймов, схватил блондина за левую руку своей правой и стал набирать скорость, таща того за собой.
Теперь впереди них бежали уже четверо, и Римо, с блондином на буксире, поднажал. Возле самого финиша он, буквально вспахав гаревую дорожку, вырвался на третье место, притащив вконец изнемогшего блондина четвертым. Когда они пересекли финишную линию, Римо выпустил руку блондина, и тот, поскольку последние сто метров уже не контролировал свои движения, упал, проехавшись лицом по земле, перекувырнулся и, растянувшись плашмя, остался лежать, не в состоянии шевельнуться и пытаясь отдышаться. Ноги его налились свинцом, в груди жгло так, будто он не воздух глотал, а всасывал кислоту.
Только спустя какое-то время он увидел Римо, который стоял над ним с бесстрастным выражением лица, и услышал:
— Неплохой забег, малыш. Кажется, я опередил тебя всего на один шаг.
И Римо направился к скамейке, где его ожидал насупившийся Чиун.
— В чем дело? Ведь я сделал все, как ты сказал.
— Да, но ты не победил.
— У меня были другие заботы. К тому же мне было достаточно прийти третьим, чтобы попасть в Москву. Ты сам говорил, что надо поберечь силы для Олимпиады.
— Но я не просил тебя меня огорчать.
Римо хотел было возразить, но передумал. Все равно последнее слово останется за Чиуном.
— В Москве тебе придется исправить положение, — продолжал Чиун. — И тогда меня будут считать величайшим тренером в мире, раз мне удалось сделать бегуна из такой дубины, как ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20