— Достать из-под земли!
— Да, генерал, — поклонился Дитрих.
— Целым и невредимым!
И тут на пульте снова зажегся желтый огонек. Дорон покосился на него со страхом.
— Вас слушают, — сказал Дитрих, щелкая рычажком. — Даю.
Он зажал ладонью микрофон:
— Господин генерал, это он сам.
— Президент?
— Миллер.
«Надо обратить серьезное внимание на телепатию, — машинально подумал Дорон. — Она существует!»
— Профессор Миллер, хорошо, что вы позвонили. — Голос Дорона звучал почти спокойно. — У меня к вам всего один вопрос, я ищу вас с самого утра.
— Насчет президента? Ставлю вас в известность, генерал, что мной синтезировано три новых. Вместе с оригиналом в стране сейчас четыре президента.
— Что-о?! Где вы находитесь?!
— Хотел бы я знать, господин генерал.
— Зачем вы так шутите? Вы понимаете…
— А вы, господин генерал?
— Вы рискуете многим.
— Вы тоже, если сообразите, что вас тоже можно дублировать.
Дорон окаменел. Трубка выскользнула из его рук, но Дитрих сумел подхватить ее. На безмолвный вопрос генерала он тихо ответил:
— Звонит из автомата. Район Строута.
— Миллер, — прошептал Дорон, — вы меня слышите?
— Да.
— Чего вы от меня хотите?
— Узнаете немного позже. Всего хорошего.
Телефон дал отбой.
5. За кружкой пива
«Денег у меня на одну маленькую кружечку, а выпить я хочу минимум две больших», — рассуждал Фред Честер. Что же предпринять? Клуб прессы? Там не хотелось брать в кредит: надо держать марку. Занять у знакомых? Странное дело: у тех, которые бы дали, нет денег, а у тех, у кого они есть, не хочется занимать. Бар в «Скарабей-паласе»? Дорого. «Титанус»? Это не пивная, а какой-то конвейер по изготовлению пьяных людей. Значит, «Указующий перст». Милый и добрый «Указующий перст», где ему. Честеру, без особых переживаний всегда давали несколько кружек в кредит.
Честер и сам не заметил, что уже шагает по направлению к «Указующему персту». Это была маленькая пивная, простая пивная без модернистских выкрутасов и стилизации под океанский корабль или море. Сюда снобы не ходили.
В «Персте» Фред взял газету, кружку пива и, дожидаясь, пока осядет пена, принялся читать.
Речь президента на благотворительном обеде. «Наш папа плодовит, как лабораторная мышь, — подумал Фред. — Час назад старик говорил по радио о регби и вот уже успел…» Он пробежал статью:
«Мы слишком внимательны к телу, забыв о духе… Спорт и косметика, автомобили и авиация, целые отрасли промышленности заняты телом… даже пластические операции… где эквивалент духа?.. Вознесет ли авиация наши принципы?.. Устранит ли косметика изъяны морали?.. Кто и чем сможет сделать пластические операции наших нравов?.. Сейчас, перед лицом воинствующего атеизма Ярборо и его единомышленников, мы обязаны прежде всего в интересах нации подумать о горизонтах процветания духа…»
До чего же гнусный старик! Ведь час назад он кричал по радио о том, что нация погрязла в мелком самокопании, порицал культ узкогрудых грамотеев, этих лазутчиков туберкулеза, агитировал за регби как за наиболее полное выражение национального здоровья и политического здравомыслия и упрекал Боба Ярборо в строительстве библиотек вместо стадионов.
Честер опустил газету, чтобы взять свою кружку и… остолбенел. За его столиком сидел президент с женой…
— Свежее пиво? — учтиво осведомился президент у безработного репортера.
«Неужели моя прелестная Линда права и я действительно допрыгался до белой горячки?» — пронеслось в голове Честера, но на всякий случай он ответил:
— Здесь всегда свежее пиво.
— Разрешите представиться: Карл Бум, коммерсант. Моя жена.
«Может, и в самом деле Бум?» — подумал Честер, но тут же заметил, как президент слегка подтолкнул свою супругу локтем. "Ну, погоди, старый лицемер, — решил тогда про себя Честер. — Я отучу тебя корчить Харун-аль-Рашида и бегать «в народ»!
И он воскликнул:
— Не может быть!
— Уверяю вас, — растерянно сказал президент, оглянувшись на Клару.
— Значит, мы однофамильцы.
— То есть?
— Я тоже Бум, — представился Честер. — Феликс Бум, зубной техник.
— Очень приятно. — «Коммерсант» и его супруга натянуто улыбнулись.
— Как вам нравится вот это? — Честер протянул газету с «горизонтами процветания».
— А что? — осторожно спросил президент.
— А то, что теперь уже всем ясно, что старый болван в глубоком маразме!
— Вы кого имеете в виду? — с некоторым беспокойством спросила Клара.
— Одного нашего общего знакомого, — не моргнув глазом, ответил Честер.
Журналист ликовал. Он понял, что ему представился наконец тот фантастический, лишь в сновидениях доступный случай, когда он может сказать самому президенту все, что о нем думает. В состоянии большого душевного подъема Фред осушил кружку пива, тут же потребовал вторую и, навалившись грудью на липкий столик, начал:
— Объясните мне, пожалуйста, кого мы поселили в Доме Власти? Кто это такой? Нет, нет, не надо мне перечислять знаменательные даты его биографии с предвыборного плаката, от которого тошнит каждого приличного гражданина, — надеюсь, вас тоже. Что он за человек? Каковы его взгляды?
— Ну, как же… — смущенно сказала жена президента. — Он истинный христианин, любящий муж и отец…
— Отцом может быть любой негодяй, — перебил Честер, даже не догадываясь, какую глубокую травму он нанес жене президента. — Согласитесь, мадам Бум: чтобы стать президентом, недостаточно быть всего лишь отцом, как недостаточно быть только президентом, чтобы превратиться в отца!
Клара, по лицу которой пронесся весь спектр существующих в природе цветов, чуть не упала со стула.
— Наш президент — демократ! — сказал президент, очнувшись от потрясения. — Он тонкий политический стратег, теоретик в области финансов… — И президент напряг склеротическую память, вспоминая сведения из предвыборных агитброшюр.
— И гуманист, — добавила жена.
— И гуманист, — согласился президент.
— Этот зажравшийся сноб — демократ? — воскликнул Честер. — За всю жизнь он не пожал руку ни одному рабочему человеку, за исключением тех случаев, когда его фотографировали. Этот демократ за все свое президентство не преодолел по земле и мили собственными ногами. А зачем демократу целая шайка телохранителей, вооруженная огнеметами, газами и лазерами?
— Но политические враги… — начал было робко президент.
— Какие враги? — горячо перебил Честер. — Вы верите в эти сказки? Как, по-вашему, господин Бум, можно ли всерьез говорить о вражде кукол в театре марионеток?
— Вы забываетесь! — выдохнула Клара.
— Ничуть! Ссориться могут лишь актеры, дергающие за ниточки.
— Уж не хотите ли вы сказать, что я… — перебил президент.
— Помилуй Бог, — в свою очередь перебил Честер, — вы мне глубоко симпатичны, и я никоим образом не хотел бы обидеть вас, господин Бум.
— Я хочу сказать, что из ваших слов явствует, что президент — лицо пассивное и ничего не решающее?
— Совершенно верно! — улыбнулся Честер. — Я рад, что помог вам разобраться в этой простой проблеме.
— Но если президент ничего не решает, как объясните вы ожесточенную борьбу за этот пост? — не скрывая неудовольствия, спросила Клара.
— Так ведь Боб Ярборо — такой же законченный кретин. У него единственное преимущество: он моложе. Если же исключить физиологию, они абсолютно одинаковы: два близнеца из одной политической банды.
— Но Ярборо… — начал было президент, однако Честер тут же перебил его:
— Не рассказывайте мне о Ярборо. Я уже все о нем знаю. Вот, читайте! — Честер сунул под нос президенту газету. — «Тонкий стратег на полях политических битв… Демократ, в жилах которого бьется пульс его народа… Знаток права… Теоретик юриспруденции…» И разумеется, гуманист!.. Прочитали? Каково? А? Я спрашиваю: каково бедному избирателю, которому приходится выбирать между этими двумя близнецами? Неужели им так сложно хоть чуть-чуть пофантазировать?
— Кому — им? — осторожно спросил президент.
— Ну, тем, кто дергает за ниточки.
— Если бы я был президентом… — торжественно начал президент, но в это время официант попросил Фреда к телефону.
— Простите, мистер Бум, — извинился Фред, — подождите одну минуту. Мне страшно интересно было бы узнать, что бы вы предприняли, будучи президентом. — И он встал из-за стола.
«Кто бы это мог звонить? — думал Честер, шагая к телефонной будке. — По всей вероятности, кто-нибудь из друзей, которым известны две мои тайны: отсутствие денег и кредит в „Указующем персте“. Только бы не уполз президент, пока я буду говорить по телефону!»
Он поднял трубку:
— Алло! Честер слушает.
— Привет, старина! — Этот голос он узнал сразу.
6. Министр изобретает заговор
Обе машины, стрельнув по фасаду бликами ветровых стекол, въехали во двор президентской усадьбы почти одновременно. Дорон, ковыряя носком трещину в асфальте, ждал, пока вылезет министр. Из распахнутой дверцы второй машины наконец показались ноги, обутые в дешевые сандалии. Дрыгнув, сандалии утвердились на пыльной земле; следом вылез и сам министр внутренних дел Эрик Воннел. Он отчаянно щурился. Круглые очки на крючковатом носу, перышки седых волос, торчащие в разные стороны, делали его похожим на вспугнутого филина. К груди министр прижимал пухлый портфель.
— Э… э… дорогой генерал…
Переваливаясь, Воннел подошел к Дорону и, взяв его под локоть, увлек в тень от дома.
— Уф! — Он вытер платком пот. — Я все еще не могу прийти в себя после вашего звонка. Рассказывайте.
Дорон покосился на министерскую машину. Из окна вились струйки сигаретного дыма. Четверо дюжих молодцов на заднем сиденье, уперев локти в колени, затягивались, как по команде, разом вспыхивая четырьмя огненными точками. Раскаленный двор был пуст. Только на крыльце стоял, широко расставив ноги, охранник и выжидающе глядел на министра и генерала.
— Все, что мне известно, я доложил вам по телефону.
Воннел хмуро кивнул:
— Согласитесь, однако, что это похоже на бред.
— Буду рад, если это окажется бредом.
— Невероятно! Все так спокойно… Мы можем попасть в дурацкое положение.
— Вы скажете, Эрик, что приехали с экстренной проверкой состояния охраны.
— И прихватил вас, Артур, чтобы потом вместе отправиться на рыбалку? Блестящий вариант.
Он поманил охранника. Тот приблизился с достоинством каменной статуи и металлическим голосом, четко, по-уставному меняя тональности, произнес:
— Господин — министр — прикажете — доложить — о — вашем — приезде — господину — секретарю — господина — президента?
Секунду министр разглядывал охранника.
— Галстук! — зловеще прошептал он. (Охранник вздрогнул и живо подтянул узел галстука.) — Вижу, вижу, как вы тут распустились! Собрать всех. Быстро и тихо.
— Осмелюсь — заметить — ночная — смена — спит!
— Разбудить. Общего сигнала не надо. Поодиночке. В Мраморную комнату. Президент у себя?
— Так точно!
— Не беспокоить. Где Джекобс?
— В приемной!
— Вызвать его первым. Веж-ли-во! На время разговора подменить. Служба государства! Все ясно?
— Так — точно!
— Исполнять. Что ж, генерал. — Воннел повернулся к Дорону. — Идемте. Там хоть прохладно. Ох, что будет, если вы… Что будет!
— Ничего не будет, — мрачно сказал Дорон. — Просто вы заявите, Эрик, что я сошел с ума.
— А что, я так и сделаю… — сказал министр.
Воннел пошел к ранчо, на ходу подняв руку и щелкнув пальцами. Сигареты в автомобиле разом потухли. Дверцы бесшумно распахнулись, и четыре фигуры безмолвно двинулись вслед за министром.
Опустившись в кресло-качалку, Воннел поставил рядом с собой портфель, снял очки и слегка помассировал веки кончиками пальцев. В мятых брюках, сандалиях, рубашке с короткими рукавами, он походил теперь на заурядного дачника, невесть как попавшего в эту комнату с высоким лепным потолком, гладкими стенами «под мрамор» и бронзовыми подсвечниками на каменной полке, двоящимися в старинном тусклом зеркале.
— У вас, генерал, — тихо сказал Воннел, — еще осталось несколько секунд, чтобы подумать, не померещилась ли вам эта сказка с дублированием.
— Это не сказка, Воннел. Это наука.
— Тем хуже. Входите, входите, Джекобс! Как ваше здоровье, старина?
— А ваше, господин Воннел? И господин генерал тут? Вы один?
Министр посмотрел на Дорона, Дорон — на министра. Джекобс с безоблачной улыбкой смотрел на обоих. Из кармашка его жилета торчал окурок сигары.
— Один ли я? — переспросил Дорон. — Разве я могу быть сам-два?
— Почему бы и нет? (Дорон вздрогнул.) "Я", как известно, есть "я" материальное и духовное, а потому…
— Да вы присядьте, сядьте, Джекобс! — Министр вскочил с кресла-качалки. — Вот сюда, отличное кресло. Ах, как жарко на улице! Президент, надеюсь, чувствует себя хорошо?
— Прекрасно, Воннел, даже слишком! — Джекобс кивнул. — Они будут рады вас видеть.
— Они… что?
— Разве я сказал «они»?
— Да, сказали.
— Ах, это все лекарства Креера. «Мы, Божьей милостью»… Туманят голову.
— Какие лекарства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54