Теоретически по графикам этих токов – дрожащим волнистым линиям – можно прочесть все, даже самые затаенные, мысли и чувства человека. Селдон утверждал, что по энцефалограмме можно определить не только состояние здоровья человека, но и настроение, образование, жизненный опыт и воззрения. Однако, осуществить это на практике Селдону не удалось.
Только через триста с небольшим лет после его смерти ученые Первого Фонда сняли первые энцефалограммы. Разумеется, они использовали при этом новейшие достижения родной физики. Электроды накладывались на швы между костями черепа и были настолько чувствительными, что не приходилось брить пациенту голову. Регистрирующие устройства автоматически вычисляли суммарную волну либо выдавали результат в виде шести самостоятельных функций от независимых переменных.
Примечательно, что энцефалография и специалисты в этой области пользовались в обществе большим уважением. Доктор Кляйзе, например, сидел на научных конференциях рядом с величайшими физиками. Доктор Дарелл, уже отошедший от дел, был обязан своей известностью в Фонде скорее успехами в энцефалографии, чем тому факту, что он был сыном Байты Дарелл, героини прошлого поколения.
И вот, доктор Дарелл сидел в кресле, ощущая легкое прикосновение электродов к коже. Регистрирующее устройство находилось у него за спиной. Так полагалось, потому что, глядя на свои собственные графики, человек подсознательно пытается ими управлять и портит энцефалограмму. Однако, доктор знал, что центральный самописец вычерчивает правильную сигма-кривую, какой можно ожидать от его сильного и организованного ума. То же самое должен показывать самописец, снимающий волну с мозжечка. Передняя доля даст ломаную, почти прерывистую линию… Доктор знал карту собственного мозга, как художник знает свое лицо.
Доктор Дарелл встал, Пеллеас Антор бегло просмотрел семь графиков и сказал:
– Доктор Семик, прошу вас.
Лицо доктора Семика, покрытое пятнами старческой пигментации, было серьезно. Он с предубеждением относился к энцефалографии, этой науке-выскочке. Доктор Семик знал, что энцефалограмма лишний раз подчеркивает его старость. Морщины на лице, сгорбленная спина, трясущиеся руки на каждом шагу напоминали ему о возрасте. Но это возраст тела, а доктору не хотелось бы, чтобы всем стал виден возраст его ума. Он не хотел никого впускать в свою последнюю твердыню.
Антор установил электроды. Оказалось, что снимать энцефалограмму ничуть не больно.
Турбор все пятнадцать минут просидел совершенно спокойно.
Мунн дернулся, когда электроды коснулись его кожи, а потом все время отчаянно вращал глазами, словно пытался заглянуть за спину.
– Что дальше? – спросил Дарелл, когда все было закончено.
– В доме есть еще один человек, – сказал Антор оправдывающимся тоном.
– Вы имеете в виду мою дочь? – нахмурился Дарелл.
– Да. Если помните, я просил, чтобы вы сегодня не выпускали ее из дому.
– Вам нужна и ее карта? Галактика, зачем?
– Я не могу ничего сказать, пока не получу энцефалограммы всех присутствующих.
Дарелл пожал плечами и отправился за дочерью. Аркадия отключила уловитель звука и беспрекословно подчинилась отцу. Впервые в сознательной жизни ей делали энцефалограмму.
Когда с нее сняли электроды, Аркадия попросила:
– Можно посмотреть? – и протянула руку.
– Ты не поймешь, Аркадия, – сказал доктор Дарелл. – Отправляйся спать.
– Хорошо, папа, – скромно ответила она. – Спокойной ночи, господа.
Аркадия взбежала по лестнице и, не раздеваясь, плюхнулась в кровать. Включила Олинтусово изобретение и почувствовала себя хитрой шпионкой из фильма. Первое, что она услышала, были слова Антора:
– Господа, ваши анализы удовлетворительны. У ребенка тоже все в порядке.
Ребенок зарычал в подушку от негодования.
Антор расстегнул портфель и вынул из него пачку снимков. Портфель закрывался не обычным замком. Если бы его открыла чужая рука, содержимое портфеля мгновенно окислилось бы, превратившись в кучу пепла. Извлеченные из портфеля рукой Антора, графики окислились только через полчаса.
Пока на них можно было смотреть, Антор торопливо говорил:
– Это энцефалограммы некоторых правительственных чиновников Анакреона. Эта снята с психолога, который работает в университете Локриса. Эта – с сайвеннского промышленника. Остальные подписаны.
Мужчины принялись разглядывать графики. Для всех, кроме Дарелла, это были просто волнистые линии. Для Дарелла – настоящие летописи.
– Обратите внимание, доктор Дарелл, – заметил Антор, – на ровный участок между вторичными тау-волнами в передней доле. Он встречается во всех графиках. Хотите проверить по аналитической линейке?
Аналитическая линейка – дальний родственник привычной читателю логарифмической линейки. Родство между ними такое же отдаленное, как между небоскребом и хижиной.
Дарелл пользовался ею мастерски. Проверка не отняла у него много времени. Он убедился, что Антор прав: передней доле соответствовал совершенно ровный участок, хотя здесь можно было ожидать сильных колебаний.
– Как вы объясните это, доктор Дарелл? – спросил Антор.
– Не знаю. Боюсь, что сразу ничего сказать не могу. Даже полная амнезия не дает такой ровной линии. Возможно, это результат какой-то операции.
– Правильно! Это операция, – воскликнул Антор. – Конечно, ножом здесь ничего не резали. Это операция в духе Мула. Он умел полностью подавлять чувства и настроения. Я уверен, что у обращенных были такие же ровные участки на месте подавленных чувств. А еще…
– …это могли бы делать психологи Второго Фонда. Так? – с улыбкой подсказал Турбор.
Последовало красноречивое молчание.
– Что натолкнуло вас на подозрения, мистер Антор? – спросил Мунн.
– Подозрения возникли не у меня, а у доктора Кляйзе. Он, как и Межпланетная Полиция, коллекционировал энцефалограммы, но с другой целью, и потому брал их из других источников. Он интересовался учеными, бизнесменами и политиками. Совершенно очевидно: если Второй Фонд направляет ход истории, он старается делать это в минимальном масштабе и как можно незаметнее. Если психологи действуют через сознание, как можно ожидать, то они действуют через сознание влиятельных людей, которыми интересовался доктор Кляйзе.
– Ну и что? – возразил Мунн. – Что доказывает ваша ровная линия? Может быть, это вполне нормальное явление? Вы знаете, как ведут себя эти люди?
Мунн обвел взглядом присутствующих, но ни у кого не нашел поддержки.
– Это вопрос к доктору Дареллу, – сказал Антор. – Доктор Дарелл, скажите, часто ли вам приходилось встречать это явление в практике и литературе? Какова вероятность того, что оно встретится в одном случае из тысячи, как это произошло в выборке доктора Кляйзе?
– Я почти не сомневаюсь, – медленно заговорил доктор Дарелл, – что мы видели карты искусственного или контролируемого интеллекта. В свое время у меня возникали подобные подозрения…
– Я знаю, доктор Дарелл, – сказал Антор. – Мне известно также, что одно время вы работали с доктором Кляйзе. Почему вы прекратили работу?
В вопросе не было враждебности; он был произнесен всего лишь настороженно, но доктор Дарелл долго не отвечал.
Он переводил взгляд с одного гостя на другого и, наконец, торопливо и сбивчиво заговорил:
– Потому, что борьба Кляйзе была бессмысленной. Он состязался со слишком сильным противником. Он пытался поймать то, что – мы оба знали – невозможно поймать. Мы понимали, что нами кто-то управляет, но я не хотел докапываться! У меня есть гордость! Мне хотелось думать, что наш Фонд сам себе хозяин. Я не мог смириться с тем, что наши деды сражались и умирали за пустой звук. Я решил бежать, пока не успел удостовериться в ужасном. Мне не жаль было карьеры, потому что пенсии, назначенной государством нашей семье, вполне хватало на удовлетворение моих скромных нужд. Домашняя лаборатория избавляла меня от скуки, а когда-нибудь и жизнь кончится. Вот, Кляйзе умер.
Семик показал зубы и сказал:
– Что это за Кляйзе? Я его не знал. Как он умер?
– Умер, – с нажимом произнес Антор. – Он знал, что умрет. За полгода до смерти он сказал мне, что подошел очень близко…
– А теперь мы п-подходим б-близко? – прошептал Мунн, дергая кадыком.
– Да, – ответил Антор, – мы давно ходим по краю, потому и собрались здесь. Я ученик Кляйзе, доктор Дарелл его коллега. Джоуль Турбор, пока правительство не заставило его замолчать, пытался развеять миф о спасительной миссии Второго Фонда. Кстати, правительство действовало через некоего финансиста, в энцефалограмме которого имеется та самая ровная линия. У Хомира Мунна самая большая мулиана, если можно так назвать коллекцию литературы о Муле, в которой есть упоминания о Втором Фонде. Мистер Мунн опубликовал несколько статей об устройстве и целях Второго Фонда. Доктор Семик – он сам этого не знает – внес неоценимый вклад в разработку математического аппарата энцефалографии.
Семик широко раскрыл глаза и засмеялся:
– Что вы, молодой человек! Я исследовал внутриядерное движение частиц, проблему нейтронов, а об энцефалографии от вас впервые слышу!
– Итак, мы знаем, на чем стоим. Правительство бездействует. Не знаю, осознает ли кто-то из членов правительства, насколько серьезно положение. Однако, я знаю: нам нечего терять, выиграть мы можем многое. Чем больше мы будем знать, тем эффективнее сможем себя защитить. Все только начинается.
– Как глубоко, – спросил Турбор, – проник к нам Второй Фонд?
– Честно скажу: не знаю. Знаю точно, что его влиянием поражены провинции, и надеюсь, что столичный мир не затронут. Я не был в этом уверен, потому и посадил вас под энцефалограф. Больше всего я боялся за доктора Дарелла, потому что он в свое время ушел от доктора Кляйзе. Доктор Кляйзе не мог ему этого простить. Я считал, что доктор Дарелл попал под влияние Второго Фонда, а доктор Кляйзе говорил, что он просто трус. Простите, доктор Дарелл, я хочу объяснить свои поступки. Я вас понимаю и могу простить вам трусость.
Дарелл прерывисто вздохнул.
– Да, я бежал. Называйте это, как хотите. Но я пытался сохранить нашу дружбу, писал, звонил, но Кляйзе не хотел иметь со мной дела. Только недавно прислал мне вашу энцефалограмму, а через неделю умер.
– П-простите, – нервно перебил Мунн, – чем мы занимаемся, господа? Мы никогда не поднимемся выше жалкой кучки заговорщиков, если б-будем т-только болтать. Я н-не знаю, что мы м-можем кроме этого. Это все д-детство: т-токи нервных клеток, мумбо-юмбо и т-тому подобное. С-скажите, что мы можем сделать?
– Сейчас скажу, – глаза Антора загорелись. – Нам нужна информация о Втором Фонде. Это первая и главная необходимость. Мул потратил первые пять лет своего правления именно на поиски информации. Потом он прекратил поиски. Почему? Потому, что отчаялся что-то узнать, или потому, что узнал что-то?
– С-снова с-слова, – с горечью сказал Мунн. – К-как мы это выясним?
– Выслушайте меня. Столица Мула находилась на Калгане. Ни тогда, ни сейчас Калган не входил в сферу экономического влияния Фонда. Сейчас Калганом правит некий Штеттин, если, конечно, сегодня утром не произошел дворцовый переворот. Штеттин называет себя Первым Гражданином и преемником Мула. О Муле вспоминают с благоговением: он был добрым монархом. Его дворец берегут, как святыню, ничего там не трогают и никого не впускают туда без особого разрешения.
– Ну и что?
– Вы можете объяснить, отчего это происходит? В наше время ничего не делается без причины. Что, если дело не только в доброй памяти о Муле? Что, если это подстроено Вторым Фондом? Что, если результат пятилетних поисков Мула…
– Чепуха!
– Почему? Второй Фонд все время прячется и старается не вмешиваться в политику. Для нас естественно было бы разрушить дворец или, по крайней мере, уничтожить свидетельства событий. Второй Фонд – государство психологов. Они все Селдоны, все Мулы, они идут к цели окольными путями. Они не станут ничего разрушать или уничтожать, если окажется возможным создать у людей нужные им умонастроения. Как вы считаете?
Ответа не было, и Антор продолжал:
– Вы, Мунн, сможете добыть информацию, которая нам нужна.
– Я? – взвизгнул Мунн.
Он затравленно оглянулся вокруг и заторопился:
– Нет, я не могу этого сделать. Я не человек действия, не герой приключенческого романа. Я библиотекарь. Я могу помочь вам в библиотеке, но летать в космос неизвестно зачем, как Дон Кихот…
– Послушайте, – мягко настаивал Антор, – мы с доктором Дареллом долго совещались и решили, что лучше вас никто с этим не справится. Вы библиотекарь? Великолепно! Ваше поведение будет вполне естественным. Вы интересуетесь жизнью Мула, собрали о нем целую библиотеку. Никто не удивится, если вы захотите узнать о нем больше. Если вы попросите разрешения на посещение дворца, вас ни в чем не заподозрят. Более того, у вас есть собственный одноместный корабль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27