– Да, но особым способом. Чтобы сотворить материю, надо, как правило, очень много энергии, невообразимо много. Один грамм двойника требует полного распада ста граммов урана, и это если не считать потерь. Главное в моем открытии - это то, что, как выяснилось, объект можно скопировать в некоторой точке будущего. И для этого почти не надо энергетических затрат. Конечно, если энергию приложить как следует. Суть подвига, моя... моя дорогая, заключена в том, что мне удалось перенести этот возникающий в будущем дубликат в настоящее время, назад. Иначе говоря, я открыл способ путешествовать во времени.
Так велик был его триумф, восторг и счастье, что он в самом деле, обращаясь ко мне, сказал "моя дорогая".
– Изумительно, - сказала я. Признаться, я и в самом деле была поражена. - А мышь тоже вернулась?
Спрашивая, я заглянула внутрь второго контейнера. И вскрикнула. Второй раз я испытала шок. Внутри была мертвая белая мышь.
Ланселот чуть покраснел.
– Это пока недостаток всего дела. Я могу возвратить живую материю, но уже неживой. Они возвращаются мертвыми.
– Как это ужасно. Но почему?
– Не знаю. Я уверен, что копия совершенно идентична оригиналу, атом к атому. Никаких видимых повреждений. Вскрытия подтверждают это.
– Ты мог бы спросить, проконсультироваться... - Я умолкла под его взглядом. И тут же решила про себя больше не давать советов, пока меня не попросят. По опыту я знала, что всю славу за открытие получит соавтор.
Ланселот криво усмехнулся:
– Я спрашивал. Вскрытия делали опытные биологи и ничего не обнаружили. Конечно, они не знали, откуда взялись эти животные. И, естественно, я постарался забрать их прежде, чем что-то случится и возникнут подозрения. Боже, даже мои у помощники не знают, что я сделал.
– Но почему тебе надо держать все это в таком секрете? Почему?
– Именно потому, что я не могу вернуть мышей живыми. Видимо, какие-то тонкие молекулярные нарушения мешают этому. Стоит мне опубликовать результаты, как тут же кому-то еще может прийти в голову, как этого избежать. Добавив это "чуть-чуть" к моему фундаментальному открытию, он достигнет славы. Славы во сто крат большей, чем моя, потому что сможет вернуть живого человека с информацией о будущем.
Ланселот был прав. Я отчетливо все представила. И зря он сказал "может прийти в голову". Наверняка придет. Неизбежно. И неважно, что сделал он, Ланселот. В любом случае он потеряет славу и признание. Я была уверена в этом.
– И тем не менее, - продолжал он скорее для себя, чем для меня, - я не могу ждать. Но я должен объявить свое открытие таким способом, чтобы оно навсегда оказалось неразрывно связано с моим именем, всегда ассоциировалось только со мной. Для этого ему должна сопутствовать драма, его надо так драматизировать, что при любом упоминании о путешествии во времени просто нельзя было бы не вспомнить обо мне, что бы ни сделал кто-то другой. Я собираюсь сыграть эту драму, и тебе в ней отведена роль.
– Чего ты хочешь от меня, Ланселот?
– Ты будешь моей вдовой.
Я вцепилась ему в рукав.
– Ланселот! Ты... - Я не сумела бы проанализировать клубок противоречивых чувств, возникших во мне в тот момент.
Он резко высвободился.
– Только на время. Я не собираюсь кончать самоубийством. Я хочу всего лишь перенести себя на три дня в будущее и вернуться.
– Но ты вернешься мертвым.
– Только тот "я", который вернется. Настоящий "я" будет жить, как раньше. Как эта мышь, - его глаза скользнули по щиткам приборов. А-а-а, нуль-время. Осталось несколько секунд. Следи за вторым контейнером с мышью.
На моих глазах с тем же звуком ящичек исчез.
– Куда он подевался?
– В никуда, - сказал Ланселот. - Это была лишь копия. Стоило нам поравняться с моментом, которому она, эта копия, принадлежала, как она естественным образом исчезла. Потому что дальше в будущем ее просто нет. Оригинал - это первая мышь. И она невредима. То же будет и со мной. Мой дубликат вернется мертвым. Оригинал, то есть я, останется живым. Через три дня мы с тобой доживем до того мгновения, из которого мой дубликат был перенесен назад во времени уже мертвым. Как только этот момент наступит, мой мертвый двойник исчезнет. Останется только один "я", живой. Ты поняла?
– Это очень опасно.
– Но почему?! Раз появляется мой труп, врач регистрирует мою смерть. Газеты сообщают, что я умер. Похоронное бюро готовится к похоронам. Тут я воскресну цел и невредим и объясню, как мне это удалось. Как только это случится, я стану намного больше, чем просто человек, открывший способ путешествовать во времени. Я стану человеком, который воскрес из мертвых. Путешествие во времени и Ланселот Стеббинс - об этом будут кричать все газеты. Мое открытие и я станут настолько неразрывны, что уже ничто не вытравит моего имени из любого упоминания о путешествии во времени.
– Ланселот, - тихо сказала я, - но почему нельзя просто заявить о твоем открытии? Ты придумал очень сложный путь. Твое открытие и так сделает тебя достаточно знаменитым, и тогда мы смогли бы уехать в город и, может быть...
– Ты когда-нибудь прекратишь эти штучки? Делай, что тебе говорят!
Я не знаю, сколько времени обдумывал и придумал ли он все это до того некролога в газете. Или только некролог окончательно натолкнул его на эту мысль. Я ни в коем случае не хочу сказать, что он был не умен. Несмотря на то, что ему постоянно так не везло, в его талантливости и уме никогда не возникало сомнения.
Своим помощникам перед отъездом он сказал, что собирается в их отсутствие провести химические эксперименты. Они это засвидетельствуют, и никому не покажется странным, что он работал с ядами и отравился, по всей видимости, нечаянно.
– Об этом ты позаботишься. Полиция должна немедленно связаться с моими помощниками. Ты знаешь, где их разыскать. И чтобы никаких разговоров об убийстве или самоубийстве! Простой несчастный случай, и только! Надо быстро получить свидетельство о смерти и так же быстро дать сообщения в газеты.
Тут я спросила:
– Ланселот, а что, если они найдут тебя настоящего?
– С чего вдруг? - огрызнулся он. - Если перед тобой лежит труп, с какой стати ты броситься искать его живую копию? Такое и в голову не может прийти. Я спокойно просижу это время в той комнатке. Там есть туалет, а бутербродами я запасусь. - И с сожалением в голосе он добавил: - Придется обойтись без кофе. Запах кофе ни к чему, если предполагается, что я умер. Ну да ерунда. Вода там есть, а три дня можно ради такого случая и потерпеть.
Я нервничала:
– Ну а если тебя все-таки обнаружат? Ты живой и ты мертвый...
Не его, себя пыталась я успокоить, и утешить, и подготовить к неизбежному провалу.
Он закричал на меня:
– Нет! Совсем не то же самое! Все превратится в дешевую я неудавшуюся мистификацию! Я прославлюсь, но только лишь как дурак!
– Но, Ланселот, - осторожно произнесла я, - всегда что-нибудь да срывается.
– Не на этот раз!
– Ты всегда говоришь "не на этот раз", и всегда что-нибудь...
У него побелели от ярости глаза. Он схватил меня за локоть и сжал его с дикой силой, но я не решилась кричать.
– Только одно может сорваться, - прошипел он. - Это ты! Если ты проболтаешься, не сыграешь так, как надо, если ты точно не выполнишь всего, что я скажу тебе, я, я... - он, казалось, судорожно подыскивал мне кару. - Я убью тебя!!
В ужасе я пыталась высвободиться. Но он не отпускал. Удивительно, каким сильным становился он в ярости.
– Слушай! Ты принесла мне несчастье. Оно в тебе самой, понимаешь? Но тут я виню только себя, во-первых, за то, что женился на тебе, во-вторых, что не развелся с тобой вовремя. Но сейчас наконец пришел мой час, наступило время, когда вопреки тебе я смогу сделать свою жизнь легендой. А если ты мне и здесь подгадишь, я действительно убью тебя! Это не пустые слова, поверь мне!
Я не сомневалась, что он убьет.
– Я все сделаю, как ты скажешь, - прошептала я, и он отпустил мою руку.
Целый день он возился со своими аппаратами.
– Никогда не посылал больше ста граммов, - пояснил он спокойно и задумчиво.
Я промолчала, но с замиранием сердца подумала: "Не получится".
На следующий день он так все подготовил, что мне оставалось всего лишь щелкнуть выключателем. Он заставил меня проделать это вхолостую, без тока, бесконечное число раз.
– Теперь ты понимаешь? Понимаешь, что от тебя требуется?
– Да.
– Тогда включай, как только загорится лампочка. И ни секундой раньше!
"Господи, что-нибудь да сломается", - думала я со страхом.
– Да, - сказала я вспух.
Он молча занял свое место. Стоял твердо, не шевелясь. Поверх лабораторной куртки у него болтался резиновый фартук.
Лампочка вспыхнула, и... тренировка не прошла даром. Я как автомат щелкнула выключателем, щелкнула раньше, чем успела подумать, остановиться или чуть задержаться...
На одно мгновение передо мной очутились рядышком два Ланселота одинаково одетые, только второй был чуть взъерошен. Потом второй вдруг обмяк и повалился.
– Отлично! - закричал живой Ланселот и вышел из очерченного на полу квадрата. - Помоги мне. Возьми его за ноги!
Я поразилась Ланселоту: как без малейшей гримасы или тени на лице мог он нести свой собственный труп, свое собственное тело! Но он ухватил его под мышки и волновался не больше, чем если бы тащил мешок с картошкой.
Я взяла второго Ланселота за ноги. Внутри у меня все перевернулось от этого прикосновения: он был еще теплый. Смерть только что наступила. Мы вдвоем проволокли тело по коридору, потом вверх по лестнице, и еще через один коридор в комнату. Ланселот здесь приготовил все заранее.
В странного вида реторте булькал раствор. Вокруг в беспорядке громоздилось химическое оборудование. Без сомнения, беспорядок был тщательно продуман. Так, чтобы было видно, как здесь шел эксперимент. Склянка с ярким, бросающимся в глаза ярлычком "Цианистый калий" стояла на столе, резко выделяясь среди других.
На поверхности стола валялось несколько кристалликов.
Ланселот уложил труп так, словно тот упал со стула. Насыпал немного кристалликов в левую ладонь, на фартук, два или три пристроил на подбородке.
– Они поймут, в чем дело, - пробормотал он. Затем он бросил вокруг последний взгляд. - Ну вот и все. Иди в дом и вызови врача. Ты ему скажешь, что принесла сюда бутерброды, потому что я заработался, и... вот об этом. - Он показал мне на разбросанные по полу бутерброды, на разбитую тарелку, которую я по замыслу будто бы несла и уронила. Немного поплачь, но не переигрывай.
Поплакать для меня не составило ни малейшего труда. Все эти дни я была на грани истерики. И теперь я с облегчением позволила вылиться накопившемуся.
Врач повел себя точно так, как предсказал Ланселот. Склянку с цианидом заметил сразу. Нахмурился.
– Боже мой, миссис Стеббинс, он был слишком беззаботным химиком.
– Наверно, - сказала я сквозь рыдания. - Ему нельзя было самому этим заниматься. А его помощники в отпуске.
– Когда с цианидом обращаются как с поваренной солью... - тут врач назидательно и угрюмо покачал головой. - А теперь, миссис Стеббинс, я должен вызвать полицию. Отравление случайное, но смерть все равно насильственная, и полиция...
– О да, да, вызовите их, - я чуть не укусила себя за губу. Моя поспешность могла показаться подозрительной.
Полиция приехала со своим полицейским врачом, который лишь с отвращением что-то промычал, увидев кристаллы цианида в руке, на фартуке и на подбородке. Полицейские остались совершенно равнодушны к происшедшему. У меня спросили только самые необходимые сведения. Имя, фамилию, возраст... Спросили, в состоянии ли я похоронить за свой счет. Я сказала "да", и они уехали. Тогда я позвонила в газеты и в два пресс-агентства. Я просила, если они будут в публикациях цитировать протоколы, не подчеркивать, что муж проявил неосторожность при эксперименте. Сказала это тоном человека, который хочет, чтобы ничего дурного о покойном не говорилось. В конце концов, продолжала я, он был в основном физиком-ядерщиком, а не химиком. И потом у меня было какое-то ощущение, сказала я, что с ним творится что-то неладное, и я будто предчувствовала беду...
Здесь я точно следовала указаниям Ланселота. И на это клюнули: "Физик-ядерщик в беде! Шпионы? Вражеские агенты?"
Репортеры валом валили. Я дала им портрет Ланселота в молодости. И фотографы тут же его пересняли. Я провела их через главную лабораторию, чтобы еще были снимки. Никто, ни полиция, ни репортеры, не заинтересовались запертой на висячий замок комнатой. И даже, кажется, не заметили ее.
Я дала репортерам материалы о жизни и научном творчестве "покойного", которые Ланселот заготовил на этот случай, и рассказала несколько историй, придуманных Ланселотом с целью показать, как сочетались в нем человечность и гениальность. Я старалась исполнить все точно, однако уверенности все-таки не чувствовала. Что-то все же могло сорваться. Должно сорваться. А случись такое, он во всем обвинит меня. Я это знала.
1 2 3