— Голос совести, — сказала королева, — велел мне послать за вами. Нет ли в ваших французских книжках какого-нибудь рецепта для воскрешения убитых принцесс? И если есть, то не можете ли вы перевести его нам?
— Один такой рецепт есть, — задумчиво произнесла принцесса, — и довольно простой. Возьмите короля, королеву и голос совести, поместите их в розовую столовую вместе с вареными яйцами, кофе и гренками. Добавьте целую французскую гувернантку. Король и королева должны быть заранее хорошенько исколоты и забинтованы, а голос совести должен быть очень отчетлив.
— И это все? — спросила королева.
— Почти, — ответила гувернантка. — Нужно только еще завязать королю и королеве глаза и так держать их до тех пор, пока голос совести не досчитает до пятидесяти пяти, но очень медленно.
— Будьте так добры, — попросила королева, — завяжите нам, пожалуйста, глаза салфетками. Только сложите их, если можно, монограммами внутрь, потому что царапины на наших лицах еще не зажили, а королевские монограммы очень твердые и жесткие — они вышиты мелким бисером по специальному заказу.
— Я буду очень осторожна, — заверила гувернантка.
Как только глаза короля и королевы оказались завязаны и голос совести начал считать: «раз, два, три, четыре», Озилиза быстро стала переодеваться. Она сняла нелепую шляпку и седой парик, а под пышным и безвкусным фиолетово-черным нарядом французской гувернантки у нее оказалось простое и изящное белое платье принцессы. Ненужный наряд она засунула в камин, шляпку — в ящик для угля, а парик затолкала прямо в кофейник. Как раз вовремя, потому что голос совести уже произносил:
— Пятьдесят три, пятьдесят четыре, пятьдесят пять!
Тут король и королева стащили свои повязки и увидели, что перед ними стоит
— живая и здоровая, с сияющими глазами и раскрасневшимися щеками — та самая принцесса, которая, как они думали, была убита тысячью стрел из тысячи тугих арбалетов.
Принцесса заговорила первой.
— Доброе утро, ваши величества, — сказала она. — Боюсь, что вам привиделся дурной сон. Мне тоже. Постараемся забыть о нем. Надеюсь, вы еще погостите немного в моем Замке. Я буду очень рада. Простите за причиненные вам неприятности.
— Они были заслуженными, — призналась королева. — Но теперь, когда мы услышали голос совести, мы мечтаем лишь о том, чтобы вы нас простили.
— Ни слова больше об этом! — прервала принцесса. — Позвольте, я заварю вам свежего чаю. И сварю еще яиц — ведь эти остыли. И гренки все рассыпались. Но мы приготовим завтрак заново. Ужасно жаль, что вы так исколоты. Сильно болит?
— Если ты поцелуешь их, — сказал незримый голос, который король и королева звали голосом совести, — то все царапины пройдут и больше болеть не будут.
— Вы разрешите? — спросила принцесса и поцеловала короля в ухо, а королеву
— в нос, потому что все остальное у них было забинтовано.
И в тот же миг все болячки исчезли.
Они чудесно позавтракали вместе. А потом, собрав придворных в тронный зал, король объявил, что, поскольку законная принцесса вернулась, он уезжает обратно в свое собственное королевство — поездом, в четверг после обеда.
Все были в восторге, началось веселье, на улицах вывесили флаги, зазвонили колокола — в общем, точь-в-точь, как мечталось принцессе в тот день, когда она вернулась домой с караваном верблюдов. Кстати сказать, все сокровища ей отдали назад до последней жемчужины, а также и верблюдов — целых и невредимых.
Принцесса проводила короля-захватчика и его королеву до вокзала, и прощание вышло очень теплым и дружеским. Видите ли, в глубине души они вовсе не были такими уж гадкими — король с королевой. Просто им раньше как-то не приходилось задумываться над своими поступками, а бессонница поневоле заставила их это сделать. И «голос совести» глубоко запечатлелся у них в сердце.
Сразу же после их отъезда была отправлена телеграмма:
Королю Озимандии, эсквайру, Чатсворт,
Дэламер Роуд, Тутинг,
Англия
Приезжайте немедленно. Замок свободен. Гости выехали. — ОЗИЛИЗА.
По приезде родителей принцесса все им рассказала, и они ее целовали и хвалили, и называли своей спасительницей и освободительницей всей страны.
— Ничего я такого не сделала, — возражала принцесса. — Это все Эриций придумал и…
Но ведь феи говорили, — прервал ее король, никогда не отличавшийся особенной догадливостью, — что королевство не удастся вернуть до тех пор, пока на помощь принцессе не придет тысяча копий, верных ей и только ей одной.
— Тысяча колючек в моей спине, — произнес чей-то тонкий голосок, — и все они до единой верны принцессе и только ей одной.
— Ой! — подпрыгнул король. — Что это такое? Голос — прямо из пустоты!
— Да, непросто будет к этому привыкнуть, — молвила королева. — Может, сделать золотую клетку для этого невидимого зверька? Но, откровенно говоря, мне бы очень хотелось, чтобы он стал видимым.
— И мне! — воскликнула принцесса. Видно, она пожелала этого очень сильно, потому что желание ее мгновенно исполнилось, и вот он появился перед их глазами — маленький ежик, утыканный колючками, с острой мордочкой, круглыми ушками и смешным вздернутым носиком.
Он смотрел на принцессу и молчал.
— Ну, скажи же что-нибудь, — попросила королева. — В жизни своей не видела говорящих ежей!
— По правде говоря, я очень огорчен, — сказал Эриций. — Ведь принцесса истратила на меня свое единственное в жизни заветное желание. Лучше бы она пожелала что-нибудь нужное для себя.
— Так это было мое заветное желание? — удивилась принцесса. — Я не знала этого, дорогой ежик. Иначе я пожелала бы, чтобы к тебе вернулся твой прежний вид.
— Ты бы увидела мертвого человека. Не забывай, что у меня в спине торчит тысяча острых жал; с такой ношей человеку невозможно оставаться живым.
Принцесса побледнела, слезы брызнули из ее глаз.
— Но ведь ты не можешь навсегда остаться ежом, — воскликнула она, — это нечестно! Я этого не перенесу! Мамочка! Батюшка! Беневола!
И в тот же миг Беневола возникла перед ними — маленькая сверкающая фигурка со стрекозиными крылышками, в венке из лунных лучей.
— Итак? — спросила она. — В чем дело?
— Дело в том, — плача отвечала принцесса, — что я истратила свое заветное желание, а он остался ежом. Неужели вы не можете ничего сделать?
— Я не могу, — сказала фея. — Но ты можешь. Ведь твои поцелуи обладают волшебной силой. Помнишь, как ты исцелила короля и королеву, заживив на их лицах все царапины от ежиных иголок?
— Позвольте, — встревожилась королева. — Но ведь не станет же она целовать ежа. Это было бы совершенно неприлично. Да и небезопасно — она уколется.
Но ежик уже поднял к Озилизе свою острую мордочку, и принцесса взяла его на руки — она давно научилась делать это так, чтобы не уколоться. Взяла и посмотрела прямо в его маленькие сверкающие глазки.
— Я бы поцеловала каждую из тысячи твоих колючек, — сказала она, — только бы помочь тебе.
— Поцелуй меня только один раз — туда, где колючки мои не колючие. Больше мне ничего не надо, ради этого стоит и жить, и умереть.
Принцесса склонила головку и поцеловала то место на лбу у ежика, где колючки только начинаются и шерстка еще совсем мягкая.
И вдруг — вот чудеса! — оказалось, что она стоит, положив руки на плечи молодого человека, губами касаясь его лица — в том самом месте, где лоб переходит в волосы. А вокруг его ног грудой лежат осыпавшиеся стрелы.
Она отстранилась и внимательно поглядела на него.
— Эриций, ты стал каким-то другим, — сказала она, — совсем не похожим на прежнего посыльного из булочной.
— Когда я был невидимым, — отвечал Эриций, — мне открылись многие тайны. Правда, большую их часть я уже позабыл, но две помню до сих пор. Первая тайна заключается в том, что я — королевич. В младенчестве меня выкрал булочник, а на самом деле я сын того самого короля, которого столько ночей колол. Можете представить, до чего это было мучительно — кататься колючим клубком по лицу собственного отца, но я сделал это, принцесса, ради тебя. А также и ради отца. Поеду, расскажу ему все и попрошу его родительского прощения.
— Ты хочешь уехать? — молвила принцесса. — Ах, останься, не уезжай! Что я буду делать без тебя, моего ежика?
Эриций стоял перед ней — красивый и статный, как настоящий принц.
— А что это за вторая тайна, которую ты запомнил из прежней своей ежиной жизни? — поинтересовалась любопытная королева.
И Эриций ответил — но не ей, а принцессе:
— Вторая тайна, принцесса, это то, что я люблю тебя.
— А не было ли там и третьей тайны? — спросила принцесса, опуская глаза.
— Может быть, но раскрыть ее имеешь право лишь ты сама.
— Ах, вот как! — капризно воскликнула принцесса. — Так, может быть, ты знал, что я тоже тебя люблю?
— Ежики, — отвечал Эриций, — очень мудрые существа. И все же я не был уверен, пока ты не дала понять мне этого сама.
— Я — тебе?!
— Конечно. Когда ты поцеловала мою острую мордочку, принцесса, тогда я это понял.
— Ну и дела, помилуй Господи! — вздохнул король.
— Вот именно! — согласилась Беневола. — Но я на вашем месте никого не стала бы приглашать на свадьбу.
— Разумеется, кроме вас, дорогая! — уточнила королева.
— Ну, раз я уже здесь (совершенно случайно, конечно), то ни к чему и откладывать! — бодро заключила Беневола. — Я полагаю, ваше величество, что нынче самое время ударить в свадебные колокола, не правда ли?

1 2 3