Вот бы где пожить, Том, хоть денек! Ну что же ты такой мрачный? Как твоя новая работа? Я звонила в АТС, просила направить тебя в каюту четыреста четыре. Не дождалась и вот вылезла сюда. Ну что случилось? Подними же хоть мою книгу. Тебе нравится Джаст?
— Хороший писатель. Умеет распотрошить своих персонажей.
— Я осилила только три страницы. Показалось скучновато. Не наступи той полураздетой блондинке на ноги. Смелее иди к борту.
Они остановились у оградительной сетки. На горизонте темнело облако. Вспыхивали и гасли барашки на ультрамариновой воде.
— Боже милостивый, — сказал Томас Кейри, — как прекрасна, как велика наша планета!
— Совершенно верно. Ну а в остальном? Что все-таки произошло? Что ты хочешь сказать мне и не решаешься?
— Видишь ли… Я немного устал. Сегодня был такой суматошный день, к тому же изрядно выпил. Вначале у нефтяного короля…
Она слушала с большим интересом, спросила:
— Так, говоришь, звезда была в одном бикини? У нее действительно хорошая фигура, по-моему, она только демонстрирует тело в своих ролях. Все же ты был невежлив с дамой, Том. Я бы на ее месте тоже обиделась.
— Но у тебя есть еще и душа, Джейн.
— Благодарю. Все же так больше не поступай. Женщинам нельзя говорить обидные вещи. Тем более если это правда. Ты заметил, Том, что в самой горькой правде мы не признаемся даже самим себе? Ну а еще какие новости?
— Мне пришел перевод на тысячу двести долларов, и я до сих пор его не получил.
— Так идем немедленно. Тебе непременно надо обзавестись парой костюмов, рубашками, я видела отличные панамы. В общем, я тебе помогу все подобрать.
В веселой кутерьме они накупили ворох вещей. Джейн остановилась у витрины ювелирных изделий. Примерила гранатовое в темном золоте ожерелье индийской работы. Кейри торопливо отсчитал стопку долларов.
— Том, милый! — сказала девушка, любуясь собой в зеркале. — Мне никогда еще не делали более приятного подарка! У меня есть к тому же и гранатовые серьги.
— И я никому ничего не дарил с такой радостью. Думаю, мне было дарить даже приятнее, чем тебе принимать подарок.
— Обмен любезностями затягивается. Ты лучше скажи, сколько денег у тебя осталось?
— Двадцать долларов. Эта сумма последнее время составляет мой оборотный капитал.
— Двадцать! Так это же очаровательно. Проводи меня и иди переоденься к ужину. Передай привет своему очаровательному негру. Мне тоже надо кое-чем подзаняться. Прикинуть, что надеть. Ведь сегодня что-то вроде бала после ужина, по крайней мере будут танцы. Надень темный костюм и ярчайший галстук. — У дверей прошептала нежно: — Поцелуй меня, милый…
Томас Кейри ввалился в каюту мистера Гордона со свертками и коробками. Посмотрев на его лицо, поглупевшее от счастья, мистер Гордон спросил:
— Все уладилось?
— Я счастлив, дорогой Стэн. Джейн — удивительная девушка! Все это она выбирала.
— Рад за вас, Том. Ну а насчет Гонолулу?
Том глубоко вздохнул и виновато улыбнулся:
— Не смог. Язык не поворачивался. Стоило лишь заговорить об этом, как она вытянула бы из меня все. У нее было такое безмятежное настроение. Вы знаете, что сегодня после ужина или даже во время его будет бал, танцы? Надевайте свой смокинг!
— Бал так бал. Значит, вы не решились. Может, и к лучшему. Еще есть время. Поговорите с ней об этом на берегу.
— Стэн, поймите, как я ей объясню, какие выставлю причины? Она предложила пожениться в Гонолулу и остальной рейс сделать нашим свадебным путешествием. Я же без объяснения причин оставлю ее на берегу одну. Да она и не останется! Есть единственное средство — сказать ей все!
Мистер Гордон молчал, пока Томас Кейри распаковывал свои свертки, только смотрел на молодого человека долгим взглядом.
— Вы думаете, Джейн испугается, струсит? Предоставит нам одним выпутываться из этой истории? — спросил он.
— Конечно нет. Она останется с нами. Но представляю, как это омрачит ее жизнь! Я боюсь за нее. Несколько минут назад она говорила о горькой правде, которую мы часто носим и боимся признаться в ней даже самим себе. Она будет потрясена. Каким страшным станет для нас свадебное путешествие, особенно для нее!..
— И все-таки вы скажете ей. В своей роли она восстанет до высот героинь греческой трагедии — любящая, смелая, благородная! Нет, Том, надо, чтобы она все узнала.
— Только не сегодня.
— Хорошо. Не станем ей портить нынешний вечер. — Он погладил Кинга. — Ну, дружище, тебе пора в свой «люкс». Судовые правила не допускают твоего присутствия в ночное время в каютах пассажиров. Томас, мы оставляем вас. Где твой поводок, Кинг?
Мистер Гордон шел по коридору, с улыбкой поглядывая на своего четвероногого друга Кинга. Профессор все больше уверялся в том, что скоро будет найден след сообщников Чевера и Минотти. Как это произойдет, он еще не представлял, у него пока только возникло слабое, ничем не обоснованное подозрение, что люди, которых они с Томом Кейри стремятся обнаружить, где-то совсем близко, что с одним из них он разговаривал уже нынче.
«Доказательств никаких. Мне, как и Тому, все начинают казаться преступниками», — подумал он, уступая дорогу коляске, в которой сидела старая женщина, коляску толкал чернокожий слуга.
— Боже! Что за прелестный пес! — сказала старая женщина. — Должно быть, необыкновенно умен. Чей же он?
— Мой, мэм.
— Ах вот как… — Старая женщина отвернулась, потеряв всякий интерес к собаке негра и к ее хозяину.
Мистер Гордон дружески кивнул слуге, тот расплылся в улыбке и покатил шикарную коляску со старухой, которая, видимо, «стоила» также немалых денег.
«Старая плантаторша. Такую узнаешь в тысячной толпе. В ее взгляде веками воспитанное презрение к черному рабу», — подумал мистер Гордон без тени обиды, просто констатируя факт, он даже почувствовал к ней что-то похожее на жалость, презрительную жалость.
В собачьем «люксе» он застал Гарри Уилхема, беседующего с отцом Патриком. Увидев мистера Гордона, миссионер развел руками и, улыбаясь, двинулся к нему навстречу.
— Дорогой брат, как я рад вас видеть! Хотя мы совсем недавно расстались. Я зашел сюда навестить Сигму. Синьор Антиноми занят и попросил меня узнать о здоровье его любимой собаки. И господь наградил меня знакомством с хорошим человеком — мистером Уилхемом. Присядьте с нами, мистер Гордон. Мистер Уилхем — великолепный рассказчик. Правда, он, как и большинство нашей молодежи, подвержен сомнениям в вере.
Гарри Уилхем водворил Кинга в его клетку и подошел к ним с ехидной улыбкой на красном от загара лице.
— Садись, дорогой Гарри, и я думаю, мистер Гордон не будет в претензии, если я доскажу историю своих скитаний, в которых проявлялся указующий перст и милость всевышнего. И ты, наверное, не будешь против, если я в нескольких словах введу мистера Гордона в русло нашей беседы?
— Валяйте, отец, вас слушаешь, будто холодное пиво пьешь.
— Пример, я бы сказал, не особенно удачный, зато образный. Так вот, мистер Гордон, я тут говорил о своей многотрудной жизни, своих скитаниях в лесах и тлетворных болотах на Филиппинах, Борнео, Новой Гвинее, когда, уповая на господа, я сохранял жизнь и здоровье и нес слово божье язычникам. Не так ли, Гарри?
— Истинный крест так, святой отец! Прямо диву даешься, как вы вывертывались из всех переделок. И какие вы слышали голоса и видели знамения.
— Имеющий уши да слышит, имеющий глаза да видит, Гарри. И ты в свою жизнь не раз ощущал руку божью, отводящую тебя от зла и даже гибели, да не вдумывался в происходившее, объясняя все случаем и везением. Так было и со мной, пока не произошел один из таких случаев. Вам не скучно, мистер Гордон?
— Нет, что вы, отец Патрик! Область чудесного меня всегда интересовала.
— Произошло это со мной еще до принятия монашеского сана. Случай, о котором я расскажу сейчас, и побудил меня посвятить остаток жизни проповеди слова божьего. А тогда я был не то что безбожником, просто, как и ты, Гарри, не вникал в тайну господней благодати. Был я золотоискателем, торговцем — словом, человеком, погрязшим в суете мирской. Был у меня друг
— Курт Бекер. С ним мы и пытали счастье, вернее, подвергались неслыханным мучениям, упокой господи его душу. Происходило это на Новой Гвинее. Углубились мы с ним миль на двести от берега в горы, и надо сказать, что нашли золото, и немалое — кварцевую жилу и в ней золотые прослойки вроде паутины. Забыв обо всем, с утра до вечера долбили мы кварц, выбирали из него золотые самородки…
— Видно, подходяще наковыряли? — спросил Гарри Уилхем, всем своим видом выражая крайнюю заинтересованность.
— Много, сын мой, и не унести, а мы все долбим и долбим. В двух рюкзаках до половины набралось этого дьявольского металла.
— Надо было сматывать удочки.
— Жадность обуяла, Гарри. — Отец Патрик с укоризной посмотрел на Гарри Уилхема. — Господь тогда показал нам, что не за тем золотом гонимся. Показал тщетность богатства и ценности вечные. Кончились у нас продукты. Курт возроптал, и к вечеру его ужалила змея — через час бедняга отошел. Остался я один…
— С двумя рюкзаками? Сколько же там было?
— Килограммов пятьдесят в каждом, а то и побольше.
— Надо же! Повезло вам, святой отец. Ну и как же?
— Трудную ночь провел я, сын мой. Утром собрался уходить. Отсыпал килограммов десять, остальное стал было закапывать, как из-за скал высыпали дикие папуасы и схватили меня, грешного.
— А золото?
— Вытряхнули на землю, как ненужный песок. И правильно сделали.
— Не сказал бы, — заметил Гарри Уилхем.
— Не спеши, друг, с заключением. Повели меня папуасы невесть куда, и тут впервые обратил я взор к небу, понял тщету богатства и вечную ценность истины. Дикари были раскрашены белой глиной, несли щиты с копьями. Как я понял впоследствии, совершали они набег на соседнее племя, и неудачно…
— И тут вы им подвернулись?
— Так, сын мои. На мое несчастье.
— Крепко влипли!
— Ты слушай внимательно и вникай в самую суть, сын мой.
— Тем и занимаюсь, отец. Валяйте дальше!
— Силы я потерял и от голода, и от жары, и, что греха таить, от страха. Они несли меня, связав по рукам и ногам, продев палку в петли.
— Как кабана? — с восторгом заметил Гарри Уилхем, смешливо поглядывая на мистера Гордона, невозмутимо слушавшего эту увлекательную историю.
— Принесли меня в деревню. Жалкие хижины. Даже свиней не видно — основного богатства этих дикарей. Бросили меня на землю в центре деревни. Сбежались жители. В их глазах и на размалеванных лицах я прочитал что-то похожее на жалость и возблагодарил господа. Надежда наполнила мою душу. Меня начали ощупывать и сокрушенно качать головами. Тут я понял, что они сожалеют, что я слишком худ и не смогу насытить всю голодную деревню. Появился папуас, похожий на дьявола, с каменным топором в руке, все расступились. Матери вытолкнули детей вперед, чтобы те полюбовались редким зрелищем. Я же продолжал уповать на господа. Такая у меня появилась сила и уверенность, что я освободил руки от пут, и когда папуас — а он был вождем племени — замахнулся топором, чтобы размозжить мне голову, я воздел руки к небу, и тут, о чудо! Ударил гром, вождь рухнул на землю, а вершина пальмы вспыхнула ярким пламенем. Папуасы попадали ниц. Я пробыл у них более месяца, проповедуя слово божье. Выучил их бедный язык. С тех пор, оставив все помыслы о богатстве, я стремлюсь с библией в руках проникнуть в самые глухие места и нести туда истину. Вот, друзья мои, одна из многих историй, в коих виден указующий перст всевышнего.
— А золото? — спросил Гарри Уилхем. — Подобрали на обратном пути?
— Ах, Гарри, Гарри! — с укоризной сказал отец Патрик. — Разве можно сравнить с каким-то металлом благодать, осенившую меня?
— Да, отец, я вас понимаю, но на одной благодати далеко не уедешь. За свой-то люкс вы платили, думаю, не благодатью.
— Червь неверия и сомнений глубоко запал тебе в душу, сын мой, но придет время, и скоро, когда ты вспомнишь мои слова. Что же касается того жалкого жилища, в которое поместили меня братья из миссии, то я не вижу в нем ничего, кроме стен и крыши. Я могу ехать и на палубе, и в трюме с одинаковой благодарностью к руке дающей. — После этого отец Патрик сказал мистеру Гордону: — До вечерней трапезы, друг мой, — и торжественно удалился.
Гарри Уилхем спросил:
— За кого он нас принимает, как вы думаете?
Мистер Гордон пожал плечами:
— Возможно, за людей, которых можно вернуть в лоно католической церкви.
— Такими детскими хохмами? Нет, мистер Гордон, по-моему, старик просто придуривается. Напускает на себя. Что в его словах верно, по-моему, так это то, что был он бродягой и жуликом. Не кокнул ли он своего напарника возле золотой жилы и вот теперь, обрядившись в сутану, совершает круизы? Что в нем подозрительно, так это ханжеская елейность. Хотя у попов это сплошь и рядом. Да ну его ко всем святым, мистер Гордон! Скоро будет закат, видите, солнышко вот-вот плюхнется в воду. Закаты в этих широтах прямо загляденье! Жарьте на верхнюю палубу, оттуда самый вид, а я ужин начну разносить своей лохматой братии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Хороший писатель. Умеет распотрошить своих персонажей.
— Я осилила только три страницы. Показалось скучновато. Не наступи той полураздетой блондинке на ноги. Смелее иди к борту.
Они остановились у оградительной сетки. На горизонте темнело облако. Вспыхивали и гасли барашки на ультрамариновой воде.
— Боже милостивый, — сказал Томас Кейри, — как прекрасна, как велика наша планета!
— Совершенно верно. Ну а в остальном? Что все-таки произошло? Что ты хочешь сказать мне и не решаешься?
— Видишь ли… Я немного устал. Сегодня был такой суматошный день, к тому же изрядно выпил. Вначале у нефтяного короля…
Она слушала с большим интересом, спросила:
— Так, говоришь, звезда была в одном бикини? У нее действительно хорошая фигура, по-моему, она только демонстрирует тело в своих ролях. Все же ты был невежлив с дамой, Том. Я бы на ее месте тоже обиделась.
— Но у тебя есть еще и душа, Джейн.
— Благодарю. Все же так больше не поступай. Женщинам нельзя говорить обидные вещи. Тем более если это правда. Ты заметил, Том, что в самой горькой правде мы не признаемся даже самим себе? Ну а еще какие новости?
— Мне пришел перевод на тысячу двести долларов, и я до сих пор его не получил.
— Так идем немедленно. Тебе непременно надо обзавестись парой костюмов, рубашками, я видела отличные панамы. В общем, я тебе помогу все подобрать.
В веселой кутерьме они накупили ворох вещей. Джейн остановилась у витрины ювелирных изделий. Примерила гранатовое в темном золоте ожерелье индийской работы. Кейри торопливо отсчитал стопку долларов.
— Том, милый! — сказала девушка, любуясь собой в зеркале. — Мне никогда еще не делали более приятного подарка! У меня есть к тому же и гранатовые серьги.
— И я никому ничего не дарил с такой радостью. Думаю, мне было дарить даже приятнее, чем тебе принимать подарок.
— Обмен любезностями затягивается. Ты лучше скажи, сколько денег у тебя осталось?
— Двадцать долларов. Эта сумма последнее время составляет мой оборотный капитал.
— Двадцать! Так это же очаровательно. Проводи меня и иди переоденься к ужину. Передай привет своему очаровательному негру. Мне тоже надо кое-чем подзаняться. Прикинуть, что надеть. Ведь сегодня что-то вроде бала после ужина, по крайней мере будут танцы. Надень темный костюм и ярчайший галстук. — У дверей прошептала нежно: — Поцелуй меня, милый…
Томас Кейри ввалился в каюту мистера Гордона со свертками и коробками. Посмотрев на его лицо, поглупевшее от счастья, мистер Гордон спросил:
— Все уладилось?
— Я счастлив, дорогой Стэн. Джейн — удивительная девушка! Все это она выбирала.
— Рад за вас, Том. Ну а насчет Гонолулу?
Том глубоко вздохнул и виновато улыбнулся:
— Не смог. Язык не поворачивался. Стоило лишь заговорить об этом, как она вытянула бы из меня все. У нее было такое безмятежное настроение. Вы знаете, что сегодня после ужина или даже во время его будет бал, танцы? Надевайте свой смокинг!
— Бал так бал. Значит, вы не решились. Может, и к лучшему. Еще есть время. Поговорите с ней об этом на берегу.
— Стэн, поймите, как я ей объясню, какие выставлю причины? Она предложила пожениться в Гонолулу и остальной рейс сделать нашим свадебным путешествием. Я же без объяснения причин оставлю ее на берегу одну. Да она и не останется! Есть единственное средство — сказать ей все!
Мистер Гордон молчал, пока Томас Кейри распаковывал свои свертки, только смотрел на молодого человека долгим взглядом.
— Вы думаете, Джейн испугается, струсит? Предоставит нам одним выпутываться из этой истории? — спросил он.
— Конечно нет. Она останется с нами. Но представляю, как это омрачит ее жизнь! Я боюсь за нее. Несколько минут назад она говорила о горькой правде, которую мы часто носим и боимся признаться в ней даже самим себе. Она будет потрясена. Каким страшным станет для нас свадебное путешествие, особенно для нее!..
— И все-таки вы скажете ей. В своей роли она восстанет до высот героинь греческой трагедии — любящая, смелая, благородная! Нет, Том, надо, чтобы она все узнала.
— Только не сегодня.
— Хорошо. Не станем ей портить нынешний вечер. — Он погладил Кинга. — Ну, дружище, тебе пора в свой «люкс». Судовые правила не допускают твоего присутствия в ночное время в каютах пассажиров. Томас, мы оставляем вас. Где твой поводок, Кинг?
Мистер Гордон шел по коридору, с улыбкой поглядывая на своего четвероногого друга Кинга. Профессор все больше уверялся в том, что скоро будет найден след сообщников Чевера и Минотти. Как это произойдет, он еще не представлял, у него пока только возникло слабое, ничем не обоснованное подозрение, что люди, которых они с Томом Кейри стремятся обнаружить, где-то совсем близко, что с одним из них он разговаривал уже нынче.
«Доказательств никаких. Мне, как и Тому, все начинают казаться преступниками», — подумал он, уступая дорогу коляске, в которой сидела старая женщина, коляску толкал чернокожий слуга.
— Боже! Что за прелестный пес! — сказала старая женщина. — Должно быть, необыкновенно умен. Чей же он?
— Мой, мэм.
— Ах вот как… — Старая женщина отвернулась, потеряв всякий интерес к собаке негра и к ее хозяину.
Мистер Гордон дружески кивнул слуге, тот расплылся в улыбке и покатил шикарную коляску со старухой, которая, видимо, «стоила» также немалых денег.
«Старая плантаторша. Такую узнаешь в тысячной толпе. В ее взгляде веками воспитанное презрение к черному рабу», — подумал мистер Гордон без тени обиды, просто констатируя факт, он даже почувствовал к ней что-то похожее на жалость, презрительную жалость.
В собачьем «люксе» он застал Гарри Уилхема, беседующего с отцом Патриком. Увидев мистера Гордона, миссионер развел руками и, улыбаясь, двинулся к нему навстречу.
— Дорогой брат, как я рад вас видеть! Хотя мы совсем недавно расстались. Я зашел сюда навестить Сигму. Синьор Антиноми занят и попросил меня узнать о здоровье его любимой собаки. И господь наградил меня знакомством с хорошим человеком — мистером Уилхемом. Присядьте с нами, мистер Гордон. Мистер Уилхем — великолепный рассказчик. Правда, он, как и большинство нашей молодежи, подвержен сомнениям в вере.
Гарри Уилхем водворил Кинга в его клетку и подошел к ним с ехидной улыбкой на красном от загара лице.
— Садись, дорогой Гарри, и я думаю, мистер Гордон не будет в претензии, если я доскажу историю своих скитаний, в которых проявлялся указующий перст и милость всевышнего. И ты, наверное, не будешь против, если я в нескольких словах введу мистера Гордона в русло нашей беседы?
— Валяйте, отец, вас слушаешь, будто холодное пиво пьешь.
— Пример, я бы сказал, не особенно удачный, зато образный. Так вот, мистер Гордон, я тут говорил о своей многотрудной жизни, своих скитаниях в лесах и тлетворных болотах на Филиппинах, Борнео, Новой Гвинее, когда, уповая на господа, я сохранял жизнь и здоровье и нес слово божье язычникам. Не так ли, Гарри?
— Истинный крест так, святой отец! Прямо диву даешься, как вы вывертывались из всех переделок. И какие вы слышали голоса и видели знамения.
— Имеющий уши да слышит, имеющий глаза да видит, Гарри. И ты в свою жизнь не раз ощущал руку божью, отводящую тебя от зла и даже гибели, да не вдумывался в происходившее, объясняя все случаем и везением. Так было и со мной, пока не произошел один из таких случаев. Вам не скучно, мистер Гордон?
— Нет, что вы, отец Патрик! Область чудесного меня всегда интересовала.
— Произошло это со мной еще до принятия монашеского сана. Случай, о котором я расскажу сейчас, и побудил меня посвятить остаток жизни проповеди слова божьего. А тогда я был не то что безбожником, просто, как и ты, Гарри, не вникал в тайну господней благодати. Был я золотоискателем, торговцем — словом, человеком, погрязшим в суете мирской. Был у меня друг
— Курт Бекер. С ним мы и пытали счастье, вернее, подвергались неслыханным мучениям, упокой господи его душу. Происходило это на Новой Гвинее. Углубились мы с ним миль на двести от берега в горы, и надо сказать, что нашли золото, и немалое — кварцевую жилу и в ней золотые прослойки вроде паутины. Забыв обо всем, с утра до вечера долбили мы кварц, выбирали из него золотые самородки…
— Видно, подходяще наковыряли? — спросил Гарри Уилхем, всем своим видом выражая крайнюю заинтересованность.
— Много, сын мой, и не унести, а мы все долбим и долбим. В двух рюкзаках до половины набралось этого дьявольского металла.
— Надо было сматывать удочки.
— Жадность обуяла, Гарри. — Отец Патрик с укоризной посмотрел на Гарри Уилхема. — Господь тогда показал нам, что не за тем золотом гонимся. Показал тщетность богатства и ценности вечные. Кончились у нас продукты. Курт возроптал, и к вечеру его ужалила змея — через час бедняга отошел. Остался я один…
— С двумя рюкзаками? Сколько же там было?
— Килограммов пятьдесят в каждом, а то и побольше.
— Надо же! Повезло вам, святой отец. Ну и как же?
— Трудную ночь провел я, сын мой. Утром собрался уходить. Отсыпал килограммов десять, остальное стал было закапывать, как из-за скал высыпали дикие папуасы и схватили меня, грешного.
— А золото?
— Вытряхнули на землю, как ненужный песок. И правильно сделали.
— Не сказал бы, — заметил Гарри Уилхем.
— Не спеши, друг, с заключением. Повели меня папуасы невесть куда, и тут впервые обратил я взор к небу, понял тщету богатства и вечную ценность истины. Дикари были раскрашены белой глиной, несли щиты с копьями. Как я понял впоследствии, совершали они набег на соседнее племя, и неудачно…
— И тут вы им подвернулись?
— Так, сын мои. На мое несчастье.
— Крепко влипли!
— Ты слушай внимательно и вникай в самую суть, сын мой.
— Тем и занимаюсь, отец. Валяйте дальше!
— Силы я потерял и от голода, и от жары, и, что греха таить, от страха. Они несли меня, связав по рукам и ногам, продев палку в петли.
— Как кабана? — с восторгом заметил Гарри Уилхем, смешливо поглядывая на мистера Гордона, невозмутимо слушавшего эту увлекательную историю.
— Принесли меня в деревню. Жалкие хижины. Даже свиней не видно — основного богатства этих дикарей. Бросили меня на землю в центре деревни. Сбежались жители. В их глазах и на размалеванных лицах я прочитал что-то похожее на жалость и возблагодарил господа. Надежда наполнила мою душу. Меня начали ощупывать и сокрушенно качать головами. Тут я понял, что они сожалеют, что я слишком худ и не смогу насытить всю голодную деревню. Появился папуас, похожий на дьявола, с каменным топором в руке, все расступились. Матери вытолкнули детей вперед, чтобы те полюбовались редким зрелищем. Я же продолжал уповать на господа. Такая у меня появилась сила и уверенность, что я освободил руки от пут, и когда папуас — а он был вождем племени — замахнулся топором, чтобы размозжить мне голову, я воздел руки к небу, и тут, о чудо! Ударил гром, вождь рухнул на землю, а вершина пальмы вспыхнула ярким пламенем. Папуасы попадали ниц. Я пробыл у них более месяца, проповедуя слово божье. Выучил их бедный язык. С тех пор, оставив все помыслы о богатстве, я стремлюсь с библией в руках проникнуть в самые глухие места и нести туда истину. Вот, друзья мои, одна из многих историй, в коих виден указующий перст всевышнего.
— А золото? — спросил Гарри Уилхем. — Подобрали на обратном пути?
— Ах, Гарри, Гарри! — с укоризной сказал отец Патрик. — Разве можно сравнить с каким-то металлом благодать, осенившую меня?
— Да, отец, я вас понимаю, но на одной благодати далеко не уедешь. За свой-то люкс вы платили, думаю, не благодатью.
— Червь неверия и сомнений глубоко запал тебе в душу, сын мой, но придет время, и скоро, когда ты вспомнишь мои слова. Что же касается того жалкого жилища, в которое поместили меня братья из миссии, то я не вижу в нем ничего, кроме стен и крыши. Я могу ехать и на палубе, и в трюме с одинаковой благодарностью к руке дающей. — После этого отец Патрик сказал мистеру Гордону: — До вечерней трапезы, друг мой, — и торжественно удалился.
Гарри Уилхем спросил:
— За кого он нас принимает, как вы думаете?
Мистер Гордон пожал плечами:
— Возможно, за людей, которых можно вернуть в лоно католической церкви.
— Такими детскими хохмами? Нет, мистер Гордон, по-моему, старик просто придуривается. Напускает на себя. Что в его словах верно, по-моему, так это то, что был он бродягой и жуликом. Не кокнул ли он своего напарника возле золотой жилы и вот теперь, обрядившись в сутану, совершает круизы? Что в нем подозрительно, так это ханжеская елейность. Хотя у попов это сплошь и рядом. Да ну его ко всем святым, мистер Гордон! Скоро будет закат, видите, солнышко вот-вот плюхнется в воду. Закаты в этих широтах прямо загляденье! Жарьте на верхнюю палубу, оттуда самый вид, а я ужин начну разносить своей лохматой братии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51