..
- Годи! - остановил Шереметев Гаврюшку и впился изучающе в Антипа.
Плотник под этим взглядом дернулся, переступил ногами. Потом облизал губы.
- Ну, ответствуй, - так ;е, не повышая голоса, обратился к нему
боярин, - поминал ты великаго государя? Кричал ли при том, что страха в
тебе несть, ибо за тобою, отступником, сила, пред коею сам великый
государь не устоит? Ежели ты, вор, про себя и про подручников твоих
доподлинно не скажешь и государю в том вины не принесешь, то государь
велел тебя в том пытать вдругорядь накрепко.
Антип молчал.
Шереметев, подавшись вперед, смотрел на него, словно гипнотизируя
взглядом, но потом, видно устав, приказал:
- На виску ево!
Коротконогий, с непропорционально широким туловищем палач, радостно
ощерился, показав гнилые зубы, и, цепко схватив плотника за плечо, толкнув
его к дыбе.
- Не знаю я, какой это Феодосий, - вдруг сказал Лонч, - но иконы, на
мой взгляд, средние. Им там, видно, группу внедрить - раз плюнуть.
Антипа вздернули, и затянутый в черное помощник палача ухе ступил ней
на связывающую его лодыжки веревку.
- Всыпай-ка ему пяток для начала, - приказал боярин.
Свистнул кнут.
- А-а-а! - страшным голосом взвыл Антип.
Чака, побледнев, вцепилась в подлокотники резного ганзейского стула.
- Зато как поработали! - восторженно сказал Лип, не отрываясь от
зрелища пытки. - Двадцать квадратных метров. Весь иконостас! За семь
минут! В горящей церкви!
- Нужны им, значит, эти иконы, - сказал Старик. - Вон даже Липа
прислали...
- Могли и спецгруппу прислать, - не сдавался Лонч. - Так трудно было
внедряться! И темпоратор сгорел.
- Ну, Лонч, - сказал Старик. - Ну чего об этом. Ведь сколько уже
говорено. Да разве сдал бы Поротов поместье свое кому попало?! Хоть и на
год в наем, а человека все же знать надо. Ну а если не снимать, попали б
мы при пожаре в церковь? Да ни за что! Кто б допустил чужаков добро
выносить? Пусть лучше сгорит, чем кому-то достанется! Даже вас этот отец
Зосима чуть не обшаривал... А темпоратор - что ж... В лесу еще один
есть...
Антипа уже спустили на пол и теперь отливали водой. Дьяк,
повернувшись, давал указания отжимавшему из кнута кровь палачу.
- Жаль, однако, что Мистер Томпсон запретил его убивать, - сказал
Барт. - Убить или амнезировать - было бы лучше для всех.
- Да... - мечтательно протянул Лонч. - Рубль мастеру, он это умеет...
С одного удара позвоночник перебить может.
- Да нет, Лонч, - заметил Старик. - На это ни один палач не пошел бы.
Забить без приказа - завтра же новую службу искать. Достать нам Антипа
трудно было бы. Впрочем я думал: через Гаврюшку. Но вот Мистер Томпсон
высчитал флюктуацию.
Тем временем помощник заплечною снова потянул за веревку, поднимая
Антипа повыше. Затем по команде палача всунул ему между связанных ног
бревно и взобрался на него, усиливая таким образом нагрузку на вывернутые
из суставов плечи.
- Ну что, вор, - ласково обратился к хриплому от боли плотнику
боярин. - Станешь глаголати? Ответствуй, с какова умышления грозил ты
великому государю диаволом, врем человеческим, и кто тебе в твоих
скаредных, еретических учинках помощник?
- Молчит, - с удовлетворением заметил Лонч. - У них вся артель такая.
Молчуны.
- Продолжай, - махнул палачу Шереметев.
- Постойте! - вдруг крикнула Чака. - Смотрите!
С Антипом творилось что-то неладное. Он ухе не вздрагивал под ударами
кнута, а, выгнувшись всем телом, насколько позволяла ему тяжесть в ногах,
воспаленно водил выпученными глазами по стенам и потолку, словно не
понимая, где он. Это заметил и боярин, сделав палачу знак обождать.
- Агх-а-а, - хрипел Антип, и кровавая мутная пена выступала на губах,
клочьями летела в стороны.
- Завтра. Это же завтра... - прошептал Лип. И не успел договорить.
Взгляд Антипа уперся в скорчившегося в дальнем углу Гаврюшку, и
глаза, казалось, еще больше вылезли из орбит.
- Вольные мы! - выкрикнул Антип. - Дьяку Лучникову хоромы збудовали.
Вместо сгоревших. Все! Всяко скажу! Жарко-о-о! - Он запрокинул голову и
вдруг, жутко перекосившись лицом, откусил себе язык и с захлебывающимся
воем выронил его изо рта, откуда тут же хлынул поток крови.
- О господи! - ахнула Чака, и тут же резкой болью отдался в ушах
взорвавшийся под черепом сигнал аларма. Мистер Томпсон играл общую
тревогу. Антип все-таки выдал их. Фактически, это означало провал Группы,
и изменить тут что-либо уже невозможно.
И замер посреди горницы вскочивший на ноги Барт. И Старик тяжело
дышал, обмякнув на лавке. И Липа колотила нервная дрожь.
А в самом застенке, где по беленому тесу стен метались багровые тени,
застыл обомлевший, уронивший перо на стол Гаврюшка, да навалившийся грудью
на пустой фонарь дьяк Ларионов вперился, хищно оскалясь, в суетившегося
возле Антипа палача. Торопясь остановить кровь, палач разжал ножом у
висящего без сознания Антипа зубы и, вытащив из жаровни железный крюк, не
очень ловким движением прижег им обрубок.
Один боярин не потерял спокойствия и, обернувшись к застывшему с
отвисшей челюстью Гаврюшке, потребовал: - Запиши. Диак Лучников. - И
добавил, обращаясь сразу и к палачу, и к приставу: - В железа его. Да руки
вправити не забуди. И знахоря пришлите. Нынча он нам без ползы, а до
Болота должен дожити. Ано, - он лицемерно перекрестился, - како государь
укажет.
Чака обвела комнату блуждающим взглядом. - Что же это? - жалобно
прошептала она. - Папочка, - губы ее дрожали, - что же такое получается?
Это же конец...
Стоявший рядом Лонч протянул руку и прижал ее к себе. - Не бойся,
маленькая, - ободряюще сказал он. - Мы успеем уйти. Это еще не конец. Все
в порядке.
- Смотрите, смотрите, - нетерпеливо перебил Старик. - Не
отвлекайтесь!
- Лучников, Лучников... - бормотал Шереметев. - Сице тот ли, что в
Новегороде бо? Нет, овамо Лутохин. Ано Лучникова не вспомню... Жалко,
поздно ужо. Ну да завтра найдем, куды денется... Эй, Ивашка! - крикнул он
громко. - Завтра мне доложишь - кто таков диак Лучников, да иде живеть. В
Розряде сведаеш.
- Ну вот, - необычайно спокойно сказал с застывшим лицом Старик. -
Надо собираться.
- Вот черт! - выругался Барт. - Все пропало! Чака! Ты чего?!
Чака плакала. Не в силах сдержаться, она закрыла ладонями глаза, и
только видно было, как кривятся губы, да капают на пол прозрачные капли.
- Ну-ну, - сказал Лонч. - Чего уставились?! - Он подошел к Чаке,
снова обнял ее за плечи и повел к стене, шепча что-то на ухо.
Растерянные Барт и Лип смотрели на Старика. Тот, словно бы ничего не
замечая, продолжал сидеть за столом, задумчиво глядя перед собой и
барабаня пальцами по столешнице. Губы его шевелились.
- Старик! - дернул его за рукав Барт. - Чего сидеть! Давай решать.
Что делать будем?
Старик поднял голову, оглядел Барта, Липа, Чаку с Лончем у стены.
- Что делать? - переспросил он. - Уходить, что же еще?
- А артель? - удивился Лип. - Как же артель?
- Артель? - Лонч отпустил Чаку. - Лип, мы же вчера еще решили. Я
поеду туда, рассчитаю их, объясню, в чем дело. Они успеют уйти. Давайте
собираться. Командуй, Старик!
- А чего командовать? - сказал Старик. - Ситуация - яснее некуда. Все
проверить! Хоромы должны остаться - чтоб комар носу не подточил. Через час
сбор здесь, за столом.
- Как через час! - воскликнул Лонч. - А ворота? Они же закроют
ворота! Что нам проверять?! Мы же готовились к такому повороту. Все
вылизано. Надо ехать, не медля. Ты часом не забыл, Старик, что мы лишились
основного темпоратора? Запасной, между прочим, в лесу. Очень далеко.
- Лонч! - Старик поднял глаза. - Не суетись! Рогатки начнут
выставлять самое раннее через полтора часа, как пробьют зарю. Мы успеем.
За дело!
Сгущались сумерки. Уплывало за клети багровое солнце. Стоя во дворе,
Старик смотрел, как Группа готовится к отъезду, как Лип с Бартом
выкатывают каптан и впрягают в него лошадей, как мечется по терему Чака и
таскает скудные пожитки Лонч.
Все были заняты делом. Возбужденные нависшей угрозой, они чувствовали
особую собранность и, унимая лихорадочно мчащуюся по жилам кровь,
аккуратно обшаривали все уголки и закоулки, оглядывали заранее
подготовленную поклажу, тщательно подгоняли упряжь и осматривали копыта
лошадей. Однако, рассчитывая возможные варианты, проверяя в последний раз
систему сложения и беседуя по этому поводу с Мистером Томпсоном, все они
вытеснили из своего сознания как уже абсолютно неважное и сам Земский
приказ, где лежало сейчас бесчувственное тело Антипа, и знакомца их,
молодого подьячего Гаврюшку.
А Гаврюшка между тем действовал. Сгибаясь и хоронясь в наползающей
тьме, он бесшумно крался по-над стеной длинною сруба через двор приказа,
там, где четверть часа назад двое стражников протащили под руки и швырнули
в зловонную грязь опальной тюрьмы так и не пришедшею в себя Антипа. Присев
у угла на корточки, он выждал, пока пройдет мимо, ворча и сплевывая,
охраняющий тюрьмы караул, а потом метнулся к дверям.
Подкупленный им три дня назад сторож, к счастью, не успел еще
запереть наружную дверь, и Гаврюшке не пришлось долю маячить на светлом
фоне недавно срубленных бревен. Больно стукнувшись плечом о косяк, он
мышью юркнул в притюремник. Сторож как раз только что затащил Антипа в
отдельную клеть, где положено было держать шедших по государеву делу, и
теперь укладывал его, подсовывая под голову тонкое поленце. Услышав звук
задвигаемой щеколды, сторож отпрянул от Антипа, вскочил, резко хватаясь за
нож, на ноги.
- Аз сице, аз, - хрипло проговорил Гаврюшка. - Эх, черт, беда, Фома,
нескладно како...
- Да что, что случилося? - пугаясь, вопрошал Фома, бледнея лицом.
- Ты вот убо что, Фома, - сказал Гаврюшка, проходя в чуланчик. - Ты
выйди, а? От греха. Мне доведатися надобе кое чево. Видиш, сиделец умом
ослаб, язык скусил. - Левой рукой он ловко сунул сторожу в карман
увесистую калиту. Почувствовав ее тяжесть, Фома осклабился, угодливо
закивал.
- Конечно, конечно. Тебе вся воля. Никтоже видал? - осведомился он
деловито.
- Кажись, никтоже. Ано ты тамо выстави на столе вино да индо разлей
по чаркам. Пображничати аз пришед, аще что.
- Надобе его в железа...
- Да куды ж его в железа? Мало не мертвый.
Закрыв крепкую дубовую дверь, Гаврюшка отгреб сапогом мусор и стал на
колени рядом с распростертым на полу Антипом. Найдя в кармане тряпочку,
поплевал на нее и принялся оттирать окровавленный рот.
- Вот беда, вот беда-то, - бормотал он, растирая Антипу виски.
Оглянувшись и увидев в углу бадейку с водой, он вскочил и, схватив ее,
вылил на Антипа.
Плотник зашевелился, медленно открыл глаза, уставился на Гаврюшку
тяжелым бессмысленным взглядом. Гаврюшка ждал, сидя на корточках. Наконец
Антип узнал подьячего. В глазах его появилось затравленное выражение, а на
лице отразилась мука. Из горла Антипа вырвался стон.
- Ну что же ты наделал! - воскликнул Гаврюшка с отчаянием. - Что те
ты наделал-то! Ведь вси погибли. Тераз всех споимают! Ну бысть же
сговорено, а?!
В левом глазу Антипа набухла и скатилась вбок одинокая слеза. Он
пошевелился, собираясь поднять руку - и не смог. Рука со стуком упала на
пол.
- Аз хе рече, рече зобе: вызволю. Дай срок - вызволю. Яко же ты?
Послушал каво? Митька, выжига, да? Покажи, рече, а покуда с ними возятся,
тебя на съезжую переведут. А там убо утечеш, да?
Антип замычал. Лицо его снова скривилось.
- А-а-а, - о-оо, - и-и...
- Рече, рече, аз веде. Ано ты? Ты-то? Ну что делати тепериче? Како
всех спасати? Ну, ладно, дьяка аз упрежу, вспею. А мужики? Артель-то како?
Сам глашлах, не поверят они. Еже убити, яко шиша, могут. Что же делати-то,
что делати? - тихо повторил Гаврюшка и сел на пол, безнадежно свесив
голову.
Лицо следившего за ним Антипа страдальчески сморщилось.
- Ан! Веде аз! - вдруг оживился Гаврюшка. - Аз удумал. Ты же грамоте
обучен?!
Антип утвердительно моргнул. Видно было, что силы его на исходе.
- А узнають оне твою руку?
Антип снова моргнул.
- Ты напишеш им. Аз бо свезу. Нощно. Пиши! - он уже снимал
чернильницу, вытряхивал из колпака слегка примятые листочки бумаги. Потом
вскочил, засуетился, поднял и подтащил тяжелое тело, привалил к
бревенчатой стене, сунул в негнущуюся клешню гусиное перо. Бросившись в
угол, принес кадку и, выплеснув воду, поставил ее на попа между ног
антипа.
- Пиши, - приказал он. - Пиши! Кто набольший-то у вас?
Антип замычал, делая отрицательные движения головой, руками и даже
плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21