Для того чтобы заколдовать все почтовое ведомство, потребовалось бы невесть сколько маны, а на один почтовый ящик – вполне доступное количество.
– Чертовски логично.
– И как только я до этого додумался, я вспомнил, как мистер Олдкастл несколько раз предупреждал меня, что уедет на некоторое время – примерно тогда же я сам должен был уезжать из Фэллоу! Выходит, все те открытки и письма, что я посылал ему из других мест, и не могли дойти до адресата, поэтому ответа на них я не получил. Все просто, так ведь?
– И ты считаешь, что тот ящик до сих пор заколдован?
– Ну… – Он нахмурился. – Не знаю. Возможно, и нет. Я же предупреждал, что все это пока так – абстрактно.
– Ладно, давай послушаем про второй способ.
– Со вторым ясности еще меньше. Тот… гм… человек, который спас меня из больницы, на самом деле – дух. В свое время он был известен под именем Робина Гудфеллоу.
Голубые глаза смотрели на Алису совершенно серьезно, ожидая открытого недоверия. Официант убрал тарелки из-под супа и поставил на их место жареную баранину.
– Пэк?
– Он самый. Точнее, один из них. Местный представитель одной старой фирмы, как охарактеризовал его Крейтон. Теперь его забыли или не замечают, но он все еще проживает на своем узле, среди куманики, папоротников и врытых в землю камней, сберегая остатки маны, которую он получил во времена саксов, – тогда люди еще верили в Народец с Холмов.
Одно дело читать про богов в книжке и совсем другое – поверить в то, что в современной Англии живет один такой.
– На что он похож?
– Довольно славный старикан. По крайней мере ко мне он был очень добр. На самом деле, мне кажется, он давно уже спятил. Должно быть, ему несколько веков не с кем было поговорить.
– Он заодно с этой шайкой из Штаб-Квартиры?
– Он сохраняет нейтралитет, но он должен знать, как их найти.
– А его самого где искать?
Эдвард пожал плечами, пытаясь разрезать особенно жесткий кусок баранины.
– Точно не знаю. У меня в то утро голова была как котел. Но где-то недалеко от Грейфрайерз, на небольшом холме. Я узнаю, когда увижу.
Все это выглядело еще менее убедительно, чем первая идея. На то, чтобы обследовать все холмы вокруг Грейфрайерз, потребуется время и средство передвижения. Полиция наверняка уже ищет Эдварда Экзетера. И эти зловещие Погубители тоже. Глядя на него, трудно поверить, что ему уже двадцать один и он побывал в двух мирах. Она ощущала совсем материнское желание как можно скорее отправить своего юного кузена-идеалиста в Соседство, хочет он этого или нет. С остальными мелочами можно разобраться и потом.
– Поможет ли Пэк тебе еще раз?
– Я могу только просить его об этом. В этом мире он пришелец, родом из Соседства. Из Руатвиля, это в Суссленде. Я мог бы принести ему в жертву бычка.
Бережно же он относится к ее деньгам!
– Бычка? Если ты будешь обращаться так с продуктами в наши-то дни, ты угодишь за решетку. Идет война, мой милый!
– О… Ну, что-нибудь придумаю.
– А третий способ? – Алиса подцепила вилкой несколько стручков фасоли.
– Мне кажется, я еще помню ключ, который мы с Крейтоном использовали при переходе. Любой, кто исполнит этот танец на этом узле, попадет в Святилище – в разрушенный храм в Суссвейле. – Он сдался, оставил в покое баранину и сердито потыкал вилкой в водянистую картошину. – Но это довольно далеко от Олимпа, и кого я могу просить о таком риске? Он же окажется там нагишом, не зная языка…
– Тебе придется отправиться туда самому! – Ну наконец-то они сдвинулись с мертвой точки!
Должно быть, он почувствовал, куда она клонит, потому что нахмурился.
– Нет. Это может занять слишком много времени, а потом мне снова придется искать дорогу сюда.
– Но это же только короткий визит, разве не так? Туда и обратно! – Еще три года, и война точно останется позади.
– Я не доверяю Службе! Они и раньше-то не давали мне вернуться домой, значит, и теперь попытаются удержать меня. Как ты думаешь, Смедли действительно хочет перейти туда? – со внезапной надеждой спросил он.
– Не знаю. Я даже не уверена, знает ли это он сам. Он ведь пережил очень тяжелое потрясение, Эдвард. Не думай о нем плохо! Он получил достаточно медалей, чтобы открыть магазин воинских регалий, а многие из его друзей…
– Контужены. Да, я знаю. Не забывай, я ведь многих из них видел. – Он снова сердито ткнул вилкой в мясо. – Смедли – молодчина, в этом я не сомневаюсь. Но посылать его туда одного, без знания языка? Я сам чуть не помер – да и помер бы, если бы Элиэль не помогла мне.
– Допустим, ни один из твоих вариантов не прошел?
– Тогда я не смогу предупредить Службу о предателе, вот и все.
– И ты останешься здесь и запишешься добровольцем?
– Запишусь добровольцем или попаду на виселицу. Или и то, и другое.
– Где этот переход, о котором ты говорил?
– В Стоунхендже. – Эдвард выглянул в окно. – Какая сейчас станция? Уже Свиндон?
Алиса отложила нож с вилкой.
– Эдвард, Стоунхендж расположен на равнине Солсбери.
– Ну да, я знаю… А что? Что из этого?
– Вся равнина Солсбери сейчас отдана армии. В самом Стоунхендже – аэродром. Ходили даже разговоры о том, чтобы снести камни, так как те представляют собой угрозу для садящихся и взлетающих аэропланов, так близко они расположены.
Он посмотрел на нее с откровенным смятением.
Кликети-клик, кликети-клик, кликети-клик…
– Но ты ведь не слишком полагался на этот вариант, правда? – сказала она. – Стоунхендж был твоей козырной картой?
– Скорее уж последней соломинкой.
– Ты даже близко к нему не попадешь, – заявила она.
– А после войны?
– Ну разве что после войны.
Он сдвинул остатки еды на край тарелки и отложил нож и вилку.
– Черт!
«Вот именно, черт!»
Он неожиданно улыбнулся.
– Значит, я не могу туда вернуться! И совесть моя чиста. Отлично!
– Не хотите ли десерт, мадам? – осведомился официант. – Сладкий пудинг и крем?
– Мне сыр и печенье, пожалуйста, – ответила Алиса, постаравшись не вздрогнуть. – И кофе.
– Мне то же самое, – сказал Эдвард, даже не подняв глаза.
Официант исчез с пустыми тарелками.
Эдвард покатал пальцем крошки по скатерти.
– Будем надеяться, что письмо сработает.
– Да.
– И будем надеяться, что Погубители не получат его раньше.
– Что? Разве такое возможно?
– Еще как возможно. – Он слабо улыбнулся. – Штаб-Квартира потерпела тяжелое поражение. Я не знаю, где у них в Англии что-то вроде Олимпа, но с тех пор, как я был мальчишкой, оно вполне могло попасть в руки врага. Если так, значит, я написал письмо врагу, сообщая, где я.
– Ох!
– Лучше уж сразу тебя предупредить.
Внезапно ее захлестнула волна недоверия. Только два дня назад в ее жизнь вторгся Джинджер Джонс, и вот уже она сама превратилась в персонаж из триллера Джона Бучана. «За тобой гонится черный камень! Беги, ибо все потеряно!..»
– Собственно, – безжалостно заявил Эдвард, – мне вообще нельзя было позволять тебе ехать со мной. Тебе лучше сесть на первый же обратный поезд.
– Ну уж дудки! – сказала Алиса. – Расскажи мне лучше о своих приключениях – приключениях вождя охотников за головами.
Он нахмурился.
– Извини, – спохватилась она. – Неудачная шутка. Так что случилось, когда умерла старая королева? Кому досталась корона? Преображенному Злаборибу или нераскаявшемуся Тариону?
Эдвард вздохнул и отвернулся к окну.
– Весть пришла к нам как-то утром, вскоре после нашего вступления в Лемодвейл, до того, как мы оказались в западне. Старый Каммамен пригласил меня посоветоваться – кого из двоих братьев послать назад? Я ничего не мог с собой поделать – я воспринимал это как лесть, хотя и понимал: ко мне лично это не имеет никакого отношения, просто действует моя харизма. Я сказал ему, что любой, кто доверяет Тариону, заслуживает, чтобы его бросили в темницу.
По выражению его лица она начала догадываться о том, что произошло дальше.
– Но было уже поздно?
Эдвард поднял взгляд; ложка его застыла в воздухе.
– Вот именно! Тарион забрал свою нагианскую кавалерию и исчез. Дезертировал в самый разгар войны!
Она отпила кофе.
– А ты ожидал от него другого?
Он попытался пить и смеяться одновременно, поперхнулся и затряс головой.
– Нет! Это было совершенно в его духе. Он получил известие даже раньше Каммамена – наверное, подкупил кого-то. Лично я был рад отделаться от него, но он оставил нас без кавалерии. Видишь ли, моа признают только одного хозяина. Они привыкают к нему еще птенцами… я хотел сказать, жеребятами. Они ближе ко млекопитающим, чем к птицам. В английском нет подходящих слов. Так или иначе, требуются месяцы на то, чтобы приучить моа к новому ездоку. Джоалийцам не удалось привести с собой много моа через Тордпасский перевал – он слишком высок, – поэтому они полагались на полк Тариона. Он удрал, и мы оказались в самом пекле.
24
– Проснись, красавчик, – раздался шепот.
Дош чуть не подпрыгнул, ощутив чью-то руку, прикрывшую ему рот.
– Ммммф?
Рука отодвинулась. Он не видел ничего, кроме слабого мерцания лунного света на шатре. Он лежал на своем коврике, и земля под ним была жесткая и каменистая. Он снова услышал голос, совсем рядом с его ухом.
– Проснулся?
– Да, господин.
– Отлично. Не шуми. Время немного поиграть.
– Что, снова? – Право же, этот человек совершенно ненасытен! – Сколько мы проспали?
– Я совсем не спал, и это совсем другая игра. Для начала свяжем тебя.
Сердце Доша отчаянно подпрыгнуло и начало какую-то безумную скачку, словно искало, где бы выскочить.
– Нет, господин! Пожалуйста! У меня самые неприятные воспоминания о такого рода…
Сильная рука Тариона запихнула ему кляп, и протесты Доша стихли, превратившись в сдавленное всхлипывание. Этой тряпкой он чистил господское седло. Он не сопротивлялся, когда веревка затянулась на его лодыжках, впиваясь грубыми волокнами в кожу. Тарион никогда раньше не связывал его и не делал больно – во всяком случае, слишком больно, – но был способен на все. Ходили леденящие душу слухи об оргиях в резиденции Бондваана Посла…
– Повернись!
Дош перевернулся на живот и сложил запястья. Когда веревка затянулась и еще сильнее врезалась в кожу, он отчаянно промычал через кляп: «Мммф!» Это не помогло. Потом ему связали локти и, наконец, колени. «Святой Тарион, храни и помилуй меня!»
С минуту ничего больше не происходило. Он лежал в темноте и исходил потом, а воображение рисовало ему кошмарные картины того, что Тарион может с ним сделать. Если это затянется надолго, руки его затекут и отвалятся.
И началось – Тарион перевернул его, и он неудобно улегся на связанные за спиной руки. Под плечами мешался острый камень. И хуже всего – принц тоже лег рядом, тяжело облокотившись на грудь Дошу. Что-то холодное коснулось его шеи.
– Это мой кинжал, любовничек, – тихо произнес Тарион в нескольких дюймах от лица Доша. – Я выну кляп, но, если ты издашь хоть звук, я перережу тебе глотку, прежде чем ты успеешь пискнуть второй раз.
Тряпку убрали. Дош сглотнул и попытался смыть слюной мерзкий вкус.
– Да, господин, – прошептал он.
– Отлично. А теперь слушай внимательно. Мне надо уехать. Мою дорогую матушку призвали занять место на небесах среди светил.
– Мне очень жаль, господин.
– Не жалей – мне ее не жалко. Сегодня уже бедродень, а она померла в стоподень, так что наш любимый полководец получит это известие еще до заката. Я хотел бы смыться раньше – на случай, если он примет неверное решение.
– Но как…
Дош скорее ощутил, чем услышал смешок Тариона.
– Скажем так, у меня было предчувствие. Я совершенно уверен, что она умерла в стоподень. Монархия не может оставаться без монарха дольше, чем это необходимо. И я никак не могу взять тебя с собой, мой милый мальчик, ведь у тебя нет моа, а нам придется очень спешить. И что мне с тобой делать, м-м?
Дош испустил чуть слышный стон, но горло его, казалось, совершенно слиплось.
Его носа коснулся кончик мокрого языка.
– Я так люблю тебя, – послышался ужасный насмешливый шепот, – я не перенесу мысли о том, что ты можешь принадлежать другому. Но мы были так счастливы вдвоем, что как-то нехорошо бросать тебя спящим. Хочешь сказать что-нибудь по этому поводу?
Дош верил. Он не сомневался, что принц вполне способен убить его прямо здесь, на полу шатра, хладнокровно, одним движением кинжала.
– Я люблю тебя! – Голос его дрогнул.
– Я тоже люблю тебя, дорогой. Я думал, не перерезать ли мне твою прекрасную шейку, пока ты спишь, но есть кое-что, что мне хочется узнать, очень хочется. На смертном ложе, знаешь ли, не врут, а те, кто поумнее, не врут, чтобы не попасть на смертное ложе. Так что скажи мне, любовничек: на кого ты шпионишь?
– Но я же говорил тебе! На любого, кто мне платит!
– Ба, да ты вспотел! Я знал, что ты потеешь, дорогой, но не так же! Надеюсь, ты понимаешь, что я убью тебя, если ты и дальше будешь мне лгать? Твой последний шанс, Дош Прислужник. На кого ты шпионишь?
Дош попытался говорить, но обнаружил, что только плачет. Всхлипывать под весом Тариона на груди было нелегко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Чертовски логично.
– И как только я до этого додумался, я вспомнил, как мистер Олдкастл несколько раз предупреждал меня, что уедет на некоторое время – примерно тогда же я сам должен был уезжать из Фэллоу! Выходит, все те открытки и письма, что я посылал ему из других мест, и не могли дойти до адресата, поэтому ответа на них я не получил. Все просто, так ведь?
– И ты считаешь, что тот ящик до сих пор заколдован?
– Ну… – Он нахмурился. – Не знаю. Возможно, и нет. Я же предупреждал, что все это пока так – абстрактно.
– Ладно, давай послушаем про второй способ.
– Со вторым ясности еще меньше. Тот… гм… человек, который спас меня из больницы, на самом деле – дух. В свое время он был известен под именем Робина Гудфеллоу.
Голубые глаза смотрели на Алису совершенно серьезно, ожидая открытого недоверия. Официант убрал тарелки из-под супа и поставил на их место жареную баранину.
– Пэк?
– Он самый. Точнее, один из них. Местный представитель одной старой фирмы, как охарактеризовал его Крейтон. Теперь его забыли или не замечают, но он все еще проживает на своем узле, среди куманики, папоротников и врытых в землю камней, сберегая остатки маны, которую он получил во времена саксов, – тогда люди еще верили в Народец с Холмов.
Одно дело читать про богов в книжке и совсем другое – поверить в то, что в современной Англии живет один такой.
– На что он похож?
– Довольно славный старикан. По крайней мере ко мне он был очень добр. На самом деле, мне кажется, он давно уже спятил. Должно быть, ему несколько веков не с кем было поговорить.
– Он заодно с этой шайкой из Штаб-Квартиры?
– Он сохраняет нейтралитет, но он должен знать, как их найти.
– А его самого где искать?
Эдвард пожал плечами, пытаясь разрезать особенно жесткий кусок баранины.
– Точно не знаю. У меня в то утро голова была как котел. Но где-то недалеко от Грейфрайерз, на небольшом холме. Я узнаю, когда увижу.
Все это выглядело еще менее убедительно, чем первая идея. На то, чтобы обследовать все холмы вокруг Грейфрайерз, потребуется время и средство передвижения. Полиция наверняка уже ищет Эдварда Экзетера. И эти зловещие Погубители тоже. Глядя на него, трудно поверить, что ему уже двадцать один и он побывал в двух мирах. Она ощущала совсем материнское желание как можно скорее отправить своего юного кузена-идеалиста в Соседство, хочет он этого или нет. С остальными мелочами можно разобраться и потом.
– Поможет ли Пэк тебе еще раз?
– Я могу только просить его об этом. В этом мире он пришелец, родом из Соседства. Из Руатвиля, это в Суссленде. Я мог бы принести ему в жертву бычка.
Бережно же он относится к ее деньгам!
– Бычка? Если ты будешь обращаться так с продуктами в наши-то дни, ты угодишь за решетку. Идет война, мой милый!
– О… Ну, что-нибудь придумаю.
– А третий способ? – Алиса подцепила вилкой несколько стручков фасоли.
– Мне кажется, я еще помню ключ, который мы с Крейтоном использовали при переходе. Любой, кто исполнит этот танец на этом узле, попадет в Святилище – в разрушенный храм в Суссвейле. – Он сдался, оставил в покое баранину и сердито потыкал вилкой в водянистую картошину. – Но это довольно далеко от Олимпа, и кого я могу просить о таком риске? Он же окажется там нагишом, не зная языка…
– Тебе придется отправиться туда самому! – Ну наконец-то они сдвинулись с мертвой точки!
Должно быть, он почувствовал, куда она клонит, потому что нахмурился.
– Нет. Это может занять слишком много времени, а потом мне снова придется искать дорогу сюда.
– Но это же только короткий визит, разве не так? Туда и обратно! – Еще три года, и война точно останется позади.
– Я не доверяю Службе! Они и раньше-то не давали мне вернуться домой, значит, и теперь попытаются удержать меня. Как ты думаешь, Смедли действительно хочет перейти туда? – со внезапной надеждой спросил он.
– Не знаю. Я даже не уверена, знает ли это он сам. Он ведь пережил очень тяжелое потрясение, Эдвард. Не думай о нем плохо! Он получил достаточно медалей, чтобы открыть магазин воинских регалий, а многие из его друзей…
– Контужены. Да, я знаю. Не забывай, я ведь многих из них видел. – Он снова сердито ткнул вилкой в мясо. – Смедли – молодчина, в этом я не сомневаюсь. Но посылать его туда одного, без знания языка? Я сам чуть не помер – да и помер бы, если бы Элиэль не помогла мне.
– Допустим, ни один из твоих вариантов не прошел?
– Тогда я не смогу предупредить Службу о предателе, вот и все.
– И ты останешься здесь и запишешься добровольцем?
– Запишусь добровольцем или попаду на виселицу. Или и то, и другое.
– Где этот переход, о котором ты говорил?
– В Стоунхендже. – Эдвард выглянул в окно. – Какая сейчас станция? Уже Свиндон?
Алиса отложила нож с вилкой.
– Эдвард, Стоунхендж расположен на равнине Солсбери.
– Ну да, я знаю… А что? Что из этого?
– Вся равнина Солсбери сейчас отдана армии. В самом Стоунхендже – аэродром. Ходили даже разговоры о том, чтобы снести камни, так как те представляют собой угрозу для садящихся и взлетающих аэропланов, так близко они расположены.
Он посмотрел на нее с откровенным смятением.
Кликети-клик, кликети-клик, кликети-клик…
– Но ты ведь не слишком полагался на этот вариант, правда? – сказала она. – Стоунхендж был твоей козырной картой?
– Скорее уж последней соломинкой.
– Ты даже близко к нему не попадешь, – заявила она.
– А после войны?
– Ну разве что после войны.
Он сдвинул остатки еды на край тарелки и отложил нож и вилку.
– Черт!
«Вот именно, черт!»
Он неожиданно улыбнулся.
– Значит, я не могу туда вернуться! И совесть моя чиста. Отлично!
– Не хотите ли десерт, мадам? – осведомился официант. – Сладкий пудинг и крем?
– Мне сыр и печенье, пожалуйста, – ответила Алиса, постаравшись не вздрогнуть. – И кофе.
– Мне то же самое, – сказал Эдвард, даже не подняв глаза.
Официант исчез с пустыми тарелками.
Эдвард покатал пальцем крошки по скатерти.
– Будем надеяться, что письмо сработает.
– Да.
– И будем надеяться, что Погубители не получат его раньше.
– Что? Разве такое возможно?
– Еще как возможно. – Он слабо улыбнулся. – Штаб-Квартира потерпела тяжелое поражение. Я не знаю, где у них в Англии что-то вроде Олимпа, но с тех пор, как я был мальчишкой, оно вполне могло попасть в руки врага. Если так, значит, я написал письмо врагу, сообщая, где я.
– Ох!
– Лучше уж сразу тебя предупредить.
Внезапно ее захлестнула волна недоверия. Только два дня назад в ее жизнь вторгся Джинджер Джонс, и вот уже она сама превратилась в персонаж из триллера Джона Бучана. «За тобой гонится черный камень! Беги, ибо все потеряно!..»
– Собственно, – безжалостно заявил Эдвард, – мне вообще нельзя было позволять тебе ехать со мной. Тебе лучше сесть на первый же обратный поезд.
– Ну уж дудки! – сказала Алиса. – Расскажи мне лучше о своих приключениях – приключениях вождя охотников за головами.
Он нахмурился.
– Извини, – спохватилась она. – Неудачная шутка. Так что случилось, когда умерла старая королева? Кому досталась корона? Преображенному Злаборибу или нераскаявшемуся Тариону?
Эдвард вздохнул и отвернулся к окну.
– Весть пришла к нам как-то утром, вскоре после нашего вступления в Лемодвейл, до того, как мы оказались в западне. Старый Каммамен пригласил меня посоветоваться – кого из двоих братьев послать назад? Я ничего не мог с собой поделать – я воспринимал это как лесть, хотя и понимал: ко мне лично это не имеет никакого отношения, просто действует моя харизма. Я сказал ему, что любой, кто доверяет Тариону, заслуживает, чтобы его бросили в темницу.
По выражению его лица она начала догадываться о том, что произошло дальше.
– Но было уже поздно?
Эдвард поднял взгляд; ложка его застыла в воздухе.
– Вот именно! Тарион забрал свою нагианскую кавалерию и исчез. Дезертировал в самый разгар войны!
Она отпила кофе.
– А ты ожидал от него другого?
Он попытался пить и смеяться одновременно, поперхнулся и затряс головой.
– Нет! Это было совершенно в его духе. Он получил известие даже раньше Каммамена – наверное, подкупил кого-то. Лично я был рад отделаться от него, но он оставил нас без кавалерии. Видишь ли, моа признают только одного хозяина. Они привыкают к нему еще птенцами… я хотел сказать, жеребятами. Они ближе ко млекопитающим, чем к птицам. В английском нет подходящих слов. Так или иначе, требуются месяцы на то, чтобы приучить моа к новому ездоку. Джоалийцам не удалось привести с собой много моа через Тордпасский перевал – он слишком высок, – поэтому они полагались на полк Тариона. Он удрал, и мы оказались в самом пекле.
24
– Проснись, красавчик, – раздался шепот.
Дош чуть не подпрыгнул, ощутив чью-то руку, прикрывшую ему рот.
– Ммммф?
Рука отодвинулась. Он не видел ничего, кроме слабого мерцания лунного света на шатре. Он лежал на своем коврике, и земля под ним была жесткая и каменистая. Он снова услышал голос, совсем рядом с его ухом.
– Проснулся?
– Да, господин.
– Отлично. Не шуми. Время немного поиграть.
– Что, снова? – Право же, этот человек совершенно ненасытен! – Сколько мы проспали?
– Я совсем не спал, и это совсем другая игра. Для начала свяжем тебя.
Сердце Доша отчаянно подпрыгнуло и начало какую-то безумную скачку, словно искало, где бы выскочить.
– Нет, господин! Пожалуйста! У меня самые неприятные воспоминания о такого рода…
Сильная рука Тариона запихнула ему кляп, и протесты Доша стихли, превратившись в сдавленное всхлипывание. Этой тряпкой он чистил господское седло. Он не сопротивлялся, когда веревка затянулась на его лодыжках, впиваясь грубыми волокнами в кожу. Тарион никогда раньше не связывал его и не делал больно – во всяком случае, слишком больно, – но был способен на все. Ходили леденящие душу слухи об оргиях в резиденции Бондваана Посла…
– Повернись!
Дош перевернулся на живот и сложил запястья. Когда веревка затянулась и еще сильнее врезалась в кожу, он отчаянно промычал через кляп: «Мммф!» Это не помогло. Потом ему связали локти и, наконец, колени. «Святой Тарион, храни и помилуй меня!»
С минуту ничего больше не происходило. Он лежал в темноте и исходил потом, а воображение рисовало ему кошмарные картины того, что Тарион может с ним сделать. Если это затянется надолго, руки его затекут и отвалятся.
И началось – Тарион перевернул его, и он неудобно улегся на связанные за спиной руки. Под плечами мешался острый камень. И хуже всего – принц тоже лег рядом, тяжело облокотившись на грудь Дошу. Что-то холодное коснулось его шеи.
– Это мой кинжал, любовничек, – тихо произнес Тарион в нескольких дюймах от лица Доша. – Я выну кляп, но, если ты издашь хоть звук, я перережу тебе глотку, прежде чем ты успеешь пискнуть второй раз.
Тряпку убрали. Дош сглотнул и попытался смыть слюной мерзкий вкус.
– Да, господин, – прошептал он.
– Отлично. А теперь слушай внимательно. Мне надо уехать. Мою дорогую матушку призвали занять место на небесах среди светил.
– Мне очень жаль, господин.
– Не жалей – мне ее не жалко. Сегодня уже бедродень, а она померла в стоподень, так что наш любимый полководец получит это известие еще до заката. Я хотел бы смыться раньше – на случай, если он примет неверное решение.
– Но как…
Дош скорее ощутил, чем услышал смешок Тариона.
– Скажем так, у меня было предчувствие. Я совершенно уверен, что она умерла в стоподень. Монархия не может оставаться без монарха дольше, чем это необходимо. И я никак не могу взять тебя с собой, мой милый мальчик, ведь у тебя нет моа, а нам придется очень спешить. И что мне с тобой делать, м-м?
Дош испустил чуть слышный стон, но горло его, казалось, совершенно слиплось.
Его носа коснулся кончик мокрого языка.
– Я так люблю тебя, – послышался ужасный насмешливый шепот, – я не перенесу мысли о том, что ты можешь принадлежать другому. Но мы были так счастливы вдвоем, что как-то нехорошо бросать тебя спящим. Хочешь сказать что-нибудь по этому поводу?
Дош верил. Он не сомневался, что принц вполне способен убить его прямо здесь, на полу шатра, хладнокровно, одним движением кинжала.
– Я люблю тебя! – Голос его дрогнул.
– Я тоже люблю тебя, дорогой. Я думал, не перерезать ли мне твою прекрасную шейку, пока ты спишь, но есть кое-что, что мне хочется узнать, очень хочется. На смертном ложе, знаешь ли, не врут, а те, кто поумнее, не врут, чтобы не попасть на смертное ложе. Так что скажи мне, любовничек: на кого ты шпионишь?
– Но я же говорил тебе! На любого, кто мне платит!
– Ба, да ты вспотел! Я знал, что ты потеешь, дорогой, но не так же! Надеюсь, ты понимаешь, что я убью тебя, если ты и дальше будешь мне лгать? Твой последний шанс, Дош Прислужник. На кого ты шпионишь?
Дош попытался говорить, но обнаружил, что только плачет. Всхлипывать под весом Тариона на груди было нелегко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61