– О будущем разговор еще впереди, майне дамен. Нам бы пока разобраться с прошлым.
В прошлом мой язык помогал мне найти выход из сложных ситуаций. Сегодня же мне предстояло скорее найти с его помощью вход, а я – вот досада! – все еще недостаточно оттаял, чтобы сконцентрироваться на этом.
– Расплатиться за собаку можно только кровью! – возгласил Фриц.
Он все еще стоял у меня за спиной. Я прикинул, не стоит ли мне попробовать ухватить его за пояс и швырнуть через голову в камин. Я знавал воинов, которые смогли бы проделать такое. Впрочем, вряд ли у меня самого хватило бы на это сил. Скорее, он просто раздавил бы меня. Если мне даже удастся двинуть его башкой о плиту, он только поморщится.
– Откуп? – пробормотал купец. – Самое время взглянуть на дело с точки зрения профессионального юриста. Советник?
Взгляды всех обратились на кого-то, сидевшего на лавке. Я тоже изогнулся и увидел невзрачного человечка в черной мантии законника и в берете. То, что он сидел дальше всех от огня, уже достаточно красноречиво говорило о его статусе. Лицо его имело желтоватый оттенок, хотя черты трудно было разглядеть за воротником, который он поднял, защищаясь от холода.
– О, моя квалификация не позволяет мне… – пискнул было он.
– Она выше, чем у любого другого в этой комнате, – сказал купец, складывая руки на пузе. – Не сомневаюсь, ты сможешь найти какой-нибудь законный выход из сложившейся ситуации. Так вот, как может Омар уладить дело с собакой?
– Откуп вряд ли… хотя, полагаю, в некоторых инстанциях собак рассматривают в качестве компаньонов. – Нотариус задумчиво пожевал губу и закатил глаза к потолку. – Я помню прецедент, когда истец утверждал, что ответчик жестоко и предумышленно…
– Боги отцов моих, спасите меня! Этак весна наступит, а мы и не заметим. Так сколько за собаку?
– Если память не изменяет мне, окончательная пеня по тому делу составила тридцать талеров, основываясь на…
– Итого выходит сорок пять, – довольно подытожил купец. – Добавим к этому еще пять за сегодняшние кров и стол. Дружище Омар, по нашему разумению, ты должен нашему хозяину пятьдесят талеров; в противном случае ему придется конфисковать твою верхнюю одежду и выставить тебя на улицу в твоем нынешнем виде. Как ты намерен погашать свой долг?
Он протянул трактирщику пустую кружку, и тот бросился наполнять ее. Я вздохнул с облегчением: все время, пока он стоял у меня за спиной, я ожидал удара по почкам. Купец откинулся на спинку кресла и улыбнулся мне, разрумянившись еще сильнее.
Мое лицо тоже раскраснелось от огня; от белья шел пар. Немного привстав, я окинул собравшихся взглядом. Как я уже говорил, некоторые лица были мне знакомы, но имен я точно не знал. Для простоты перечислю их в том порядке, в каком они сидели в этот вечер.
Дородный купец занимал кресло слева от камина. На лавке рядом с ним устроилась юная дама яркой наружности, судя по всему, его жена. Ее наряд почти не уступал мужу в роскоши: зеленое бархатное платье, горностаевые шапка и муфта, изысканные самоцветы и драгоценные металлы. В прошлый раз, когда я видел ее, она плясала на столе, одетая в сережки, только сережки и ничего, кроме сережек. Поскольку в даре перевоплощения ей явно не откажешь, я буду именовать ее далее актрисой.
Она старалась держаться подальше от другого своего соседа, согбенного, жалкого, изнуренного молодого человека в поношенном костюме. Его волосы были длинны и прямы, выражение лица – жалостнее некуда, а из носа текло как из кипящего чайника. Каждые несколько минут он с ожесточением сморкался в рукав; чихал он тоже с завидной регулярностью. Я помнил его как второразрядного менестреля, но в этот вечер можно было не бояться, что он запоет.
Дальше всех от меня на этой лавке сидела, оставаясь, как и подобает хорошей хозяйке, дальше всех от огня, волшебная Фрида. Вспомнив наш невинный флирт и шуточки в прошлый мой визит сюда, я подумал, встанет ли она на мою сторону против брата. Это представлялось маловероятным, если только она не относилась к покойной собаке с такой же антипатией, как я.
С другой стороны камина кресло у огня было занято пожилой дамой, почти не видной под длинной шубой из дорогих соболей и меховой шапкой, надвинутой на воротник, что милосердно помогало закрывать ее волосы и шею. Руки она прятала в соответствующей муфте. Алые полосы румян на выступающих скулах лишь подчеркивали морщины и дряблость кожи.
Рядом сидел высокий, худощавый мужчина с глазами голодного орла. По отметинам от кольчуги на его бурой кожаной куртке и короткой стрижке седых волос – обыкновенно так стригутся те, кто привык носить шлем – я решил, что он военный. Кроме того, на поясе его висел двуручный меч. Путешествовал ли он один или сопровождая даму, я пока не понял. Он был уже немолод, но все еще явно из тех, с кем стоит считаться.
Рядом с ним сидела женщина помоложе в линялом шерстяном плаще, слишком легком для такой погоды, и низко надвинутой на глаза шляпке. Потупленные глаза и простой наряд заставляли предполагать, что она – служанка старой дамы. Побитый молью нотариус сидел следом за ней.
Вот такой компании предстояло решить мою судьбу: купец, актриса, менестрель и Фрида, с одной стороны; старая дама, солдат, служанка и нотариус – с другой.
Вернулся Фриц и протиснулся между лавками, чтобы подать купцу его кружку. Потом от отступил на шаг и уставился тяжелым взглядом то ли на огонь, то ли на меня. Рот мой наполнился слюной при мысли о глотке пива или даже о куске чего-нибудь съестного, но я был не в том положении, чтобы о чем-то просить.
Во всяком случае, не открыто.
– Мой уважаемый друг, – произнес я – имея в виду, разумеется, купца, хотя мой сарказм мог и не понравиться всем присутствующим, – поторопился вынести приговор на основании не совсем точной информации. Как я пытался объяснить, мой конфликт с нашим хозяином вызван исключительно недоразумением. Поэтому суд должен принять во внимание истинное положение вещей. До тех пор, пока он не выслушает мои показания, повсеместно принятые законы гостеприимства требуют, чтобы путник, застигнутый непогодой и темнотой, получил приют. Я вполне могу удовольствоваться местом у огня и возможностью завернуться в свой плащ, когда он немного просохнет. Конечно, ломоть-другой хлеба и…
– Вон! – взревел Фриц, стоявший на заднем плане, скрестив ручищи, как два древесных ствола, перекрученных смерчем. – Можешь завернуться в тряпку у двери, если ее еще не унесло ветром. И учти, я позаботился укрепить замки на дверях конюшни и амбаров.
– Приятно, когда человек знает, чего хочет, – заметил купец, самодовольно смахивая пену с пухлых губ.
– Но в такую ночь это означает верное убийство! – взвизгнула старая дама.
– Разумеется, означает, госпожа, – согласился я, благодарно улыбаясь. – И боюсь, вы все будете считаться соучастниками этого злодеяния.
– Действительно будем? – резко спросил до сих пор молчавший солдат. – И кто осудит нас? В чьих владениях стоит твой двор, трактирщик? Кому ты платишь налоги?
– Налоги, капитан? – Фриц изумленно вылупился на воина. – Налоги? – Он один стоял на ногах, возвышаясь над всей компанией, как бык в курятнике.
Обветренное лицо старого вояки сморщилось в некотором подобии улыбки.
– Тогда кто защищает тебя?
Фриц поднял кулак весом с хорошую кувалду.
– Что ж, желаю тебе подольше полагаться на это, парень, – пробормотал солдат. – Нотариус! Чья власть законна в этих краях?
Нотариус беспокойно дернулся.
– Неплохой вопрос, капитан! Вольный город Гильдербург не заявляет прав на земли по эту сторону перевала, впрочем, я не уверен, что и южные кантоны на них претендуют…
– Значит, ничейная территория?
– Да, полагаю, что принцип «terra nullius» вполне применим.
– Но если здесь не правит никто, – сказал купец, – значит, мы сами и есть Закон?
Нотариус помялся, не желая вслух признавать правомерность столь дерзкого предположения, но в конце концов утвердительно кивнул.
– Вон, мерзавец! – произнес Фриц, однако не пошевелился, оставаясь на заднем плане. Он получал удовольствие от этого спектакля – и явно не он один.
– Воистину драматическая ситуация, – возгласил купец. – Есть какие-нибудь предложения?
Изогнув красивую бровь, актриса хмуро покосилась на меня. Возможно, она тоже помнила нашу прошлую встречу. Она явно не собиралась упоминать о ней, но не переоценивала своего влияния на возлюбленного, даже пожелай она вступиться за меня.
– Ну, – буркнул солдат, – сдается мне, тридцать талеров слишком большая сумма за какую-то псину. При всем моем уважении, трактирщик, серебряная крона ей красная цена.
– Я был исключительно привязан к этой собаке, капитан, – стоял на своем Фриц.
– О, я не сомневаюсь! Я и сам люблю животных. Но если ущерб нанесен твоим чувствам, а не кошельку, как может золото возместить его?
– Что вы предлагаете, майн герр? – В светлых глазах зажегся нехороший огонек; губы угрожающе скривились.
– Будь я на твоем месте, – задумчиво промолвил старый вояка, – я бы потребовал удовлетворения хлыстом. Подобное действо утешило бы мою душу куда лучше, чем деньги.
– Воистину отличное предложение! – радостно заметил купец. – Ты не согласен, дружище Фриц?
– Надо подумать, ваша честь. Так это, выходит, вы предлагаете мне выпороть его, прежде чем вышвырнуть на улицу?
– Именно в таком порядке. Видишь, Омар, насколько улучшилось твое положение? Мы уже сбавили сумму до каких-то двадцати талеров.
– Ну уж нет! – возмутился Фриц. – Вы включили пятерку за ночлег сегодня, а он этого не получит. Так что пусть будет пятнадцать. Спускай штаны, ворюга, а потом проваливай.
– Всего пятнадцать! – восхитился купец. – Сущий пустяк. Ба, да моя голубка на утренние покупки тратит больше! Разве не так, дорогая?
Актриса изобразила на лице улыбку.
– Ты так добр ко мне, любовь моя! – Она склонилась к нему, чтобы обнять, и чмокнула его в щеку.
Моя спина уже вполне прожарилась, но я боялся отодвигаться от огня, по крайней мере пока положение мое не станет более определенным. Вьюга завывала за стеной еще громче. Весь дом содрогался под порывами ветра, и тени на стенах угрожающе кривились. Я отчаянно нуждался в спасительном озарении, но мои обыкновенно бойкие мозги упрямо оставались тупыми как пробка.
– И мы договорились, что стоимость плаща и башмаков как раз составляет пятнадцать талеров, – продолжал купец. – Так что нашему хозяину достаточно осуществить порку, и тогда с вопросом о собаке будет покончено раз и навсегда… Я ничего не пропустил, а, Меняла Историй?
– Развлечение, – спохватился я. – Развлекая благородное общество, я обыкновенно ожидаю компенсации, а вы сейчас получаете удовольствие за мой счет, даром.
Его глаза, казалось, потемнели. Он прикусил пухлую губу, как ломоть бифштекса с кровью.
– Конечно. Пожалуй, стоимость кружки пива на дорогу будет вполне справедливой компенсацией.
– У меня предложение, – объявила скрипучим голосом старая дама.
Все почтительно посмотрели в ее сторону.
– Сударыня? – пробормотал солдат.
– Не тот ли это Омар, про которого говорят, что он лучший в мире рассказчик?
– Так утверждают другие, – поспешно сказал я, – но никак не я.
Глаза, уставившиеся на меня, напоминали мне два янтаря.
– Так ты отрицаешь это?
– Я не вправе выносить такое суждение! – Я пошевелился, чуть отодвинув спину от огня. – Я не могу слушать себя самого так, как слушаю других. Таким образом, я не в состоянии сравнивать.
– Но разве реакция публики не дает тебе возможности сравнивать? Впрочем, это не важно. Я не собираюсь карабкаться по этой лестнице наверх в ледяную спальню до тех пор, пока не стихнет пурга. Я останусь здесь! И, думаю, многие со мной согласятся.
– Действительно! – задумчиво произнес купец, хотя рука его скользнула на бедро его спутницы. – Полагаю, это самое теплое место в доме. Так вы, сударыня, предлагаете позволить Омару развлечь нас одной из своих баек?
Она усмехнулась – звук напоминал шорох змеи в сухих листьях.
– Я предлагаю состязание! В конце концов, у нас здесь сегодня еще один профессионал. – Старая карга вытащила из муфты костлявую кисть и ткнула длинным пальцем в менестреля.
Тот вздрогнул.
– Простите великодушно, госпожа, но я не в состоянии петь сегодня для вас, ибо… – Он оглушительно чихнул, сложившись чуть не вдвое.
– Нет, мы не просим тебя петь, трубадур. Но если я попрошу нашего хозяина приписать к моему счету еще кружку пива с пряностями, как ты считаешь, сможешь ли ты рассказать нам что-нибудь?
Он заметно просветлел.
– Вы очень добры, госпожа!
Она улыбнулась, прикрыв отсутствие зубов все той же костлявой рукой.
– А потом Омар может попытаться превзойти твой рассказ! А мы все будем судьями.
Старая жаба умело пользовалась своим возрастом и положением: никто даже не пытался возражать ей. Я решил, что она, возможно, и не так ядовита, как может показаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
В прошлом мой язык помогал мне найти выход из сложных ситуаций. Сегодня же мне предстояло скорее найти с его помощью вход, а я – вот досада! – все еще недостаточно оттаял, чтобы сконцентрироваться на этом.
– Расплатиться за собаку можно только кровью! – возгласил Фриц.
Он все еще стоял у меня за спиной. Я прикинул, не стоит ли мне попробовать ухватить его за пояс и швырнуть через голову в камин. Я знавал воинов, которые смогли бы проделать такое. Впрочем, вряд ли у меня самого хватило бы на это сил. Скорее, он просто раздавил бы меня. Если мне даже удастся двинуть его башкой о плиту, он только поморщится.
– Откуп? – пробормотал купец. – Самое время взглянуть на дело с точки зрения профессионального юриста. Советник?
Взгляды всех обратились на кого-то, сидевшего на лавке. Я тоже изогнулся и увидел невзрачного человечка в черной мантии законника и в берете. То, что он сидел дальше всех от огня, уже достаточно красноречиво говорило о его статусе. Лицо его имело желтоватый оттенок, хотя черты трудно было разглядеть за воротником, который он поднял, защищаясь от холода.
– О, моя квалификация не позволяет мне… – пискнул было он.
– Она выше, чем у любого другого в этой комнате, – сказал купец, складывая руки на пузе. – Не сомневаюсь, ты сможешь найти какой-нибудь законный выход из сложившейся ситуации. Так вот, как может Омар уладить дело с собакой?
– Откуп вряд ли… хотя, полагаю, в некоторых инстанциях собак рассматривают в качестве компаньонов. – Нотариус задумчиво пожевал губу и закатил глаза к потолку. – Я помню прецедент, когда истец утверждал, что ответчик жестоко и предумышленно…
– Боги отцов моих, спасите меня! Этак весна наступит, а мы и не заметим. Так сколько за собаку?
– Если память не изменяет мне, окончательная пеня по тому делу составила тридцать талеров, основываясь на…
– Итого выходит сорок пять, – довольно подытожил купец. – Добавим к этому еще пять за сегодняшние кров и стол. Дружище Омар, по нашему разумению, ты должен нашему хозяину пятьдесят талеров; в противном случае ему придется конфисковать твою верхнюю одежду и выставить тебя на улицу в твоем нынешнем виде. Как ты намерен погашать свой долг?
Он протянул трактирщику пустую кружку, и тот бросился наполнять ее. Я вздохнул с облегчением: все время, пока он стоял у меня за спиной, я ожидал удара по почкам. Купец откинулся на спинку кресла и улыбнулся мне, разрумянившись еще сильнее.
Мое лицо тоже раскраснелось от огня; от белья шел пар. Немного привстав, я окинул собравшихся взглядом. Как я уже говорил, некоторые лица были мне знакомы, но имен я точно не знал. Для простоты перечислю их в том порядке, в каком они сидели в этот вечер.
Дородный купец занимал кресло слева от камина. На лавке рядом с ним устроилась юная дама яркой наружности, судя по всему, его жена. Ее наряд почти не уступал мужу в роскоши: зеленое бархатное платье, горностаевые шапка и муфта, изысканные самоцветы и драгоценные металлы. В прошлый раз, когда я видел ее, она плясала на столе, одетая в сережки, только сережки и ничего, кроме сережек. Поскольку в даре перевоплощения ей явно не откажешь, я буду именовать ее далее актрисой.
Она старалась держаться подальше от другого своего соседа, согбенного, жалкого, изнуренного молодого человека в поношенном костюме. Его волосы были длинны и прямы, выражение лица – жалостнее некуда, а из носа текло как из кипящего чайника. Каждые несколько минут он с ожесточением сморкался в рукав; чихал он тоже с завидной регулярностью. Я помнил его как второразрядного менестреля, но в этот вечер можно было не бояться, что он запоет.
Дальше всех от меня на этой лавке сидела, оставаясь, как и подобает хорошей хозяйке, дальше всех от огня, волшебная Фрида. Вспомнив наш невинный флирт и шуточки в прошлый мой визит сюда, я подумал, встанет ли она на мою сторону против брата. Это представлялось маловероятным, если только она не относилась к покойной собаке с такой же антипатией, как я.
С другой стороны камина кресло у огня было занято пожилой дамой, почти не видной под длинной шубой из дорогих соболей и меховой шапкой, надвинутой на воротник, что милосердно помогало закрывать ее волосы и шею. Руки она прятала в соответствующей муфте. Алые полосы румян на выступающих скулах лишь подчеркивали морщины и дряблость кожи.
Рядом сидел высокий, худощавый мужчина с глазами голодного орла. По отметинам от кольчуги на его бурой кожаной куртке и короткой стрижке седых волос – обыкновенно так стригутся те, кто привык носить шлем – я решил, что он военный. Кроме того, на поясе его висел двуручный меч. Путешествовал ли он один или сопровождая даму, я пока не понял. Он был уже немолод, но все еще явно из тех, с кем стоит считаться.
Рядом с ним сидела женщина помоложе в линялом шерстяном плаще, слишком легком для такой погоды, и низко надвинутой на глаза шляпке. Потупленные глаза и простой наряд заставляли предполагать, что она – служанка старой дамы. Побитый молью нотариус сидел следом за ней.
Вот такой компании предстояло решить мою судьбу: купец, актриса, менестрель и Фрида, с одной стороны; старая дама, солдат, служанка и нотариус – с другой.
Вернулся Фриц и протиснулся между лавками, чтобы подать купцу его кружку. Потом от отступил на шаг и уставился тяжелым взглядом то ли на огонь, то ли на меня. Рот мой наполнился слюной при мысли о глотке пива или даже о куске чего-нибудь съестного, но я был не в том положении, чтобы о чем-то просить.
Во всяком случае, не открыто.
– Мой уважаемый друг, – произнес я – имея в виду, разумеется, купца, хотя мой сарказм мог и не понравиться всем присутствующим, – поторопился вынести приговор на основании не совсем точной информации. Как я пытался объяснить, мой конфликт с нашим хозяином вызван исключительно недоразумением. Поэтому суд должен принять во внимание истинное положение вещей. До тех пор, пока он не выслушает мои показания, повсеместно принятые законы гостеприимства требуют, чтобы путник, застигнутый непогодой и темнотой, получил приют. Я вполне могу удовольствоваться местом у огня и возможностью завернуться в свой плащ, когда он немного просохнет. Конечно, ломоть-другой хлеба и…
– Вон! – взревел Фриц, стоявший на заднем плане, скрестив ручищи, как два древесных ствола, перекрученных смерчем. – Можешь завернуться в тряпку у двери, если ее еще не унесло ветром. И учти, я позаботился укрепить замки на дверях конюшни и амбаров.
– Приятно, когда человек знает, чего хочет, – заметил купец, самодовольно смахивая пену с пухлых губ.
– Но в такую ночь это означает верное убийство! – взвизгнула старая дама.
– Разумеется, означает, госпожа, – согласился я, благодарно улыбаясь. – И боюсь, вы все будете считаться соучастниками этого злодеяния.
– Действительно будем? – резко спросил до сих пор молчавший солдат. – И кто осудит нас? В чьих владениях стоит твой двор, трактирщик? Кому ты платишь налоги?
– Налоги, капитан? – Фриц изумленно вылупился на воина. – Налоги? – Он один стоял на ногах, возвышаясь над всей компанией, как бык в курятнике.
Обветренное лицо старого вояки сморщилось в некотором подобии улыбки.
– Тогда кто защищает тебя?
Фриц поднял кулак весом с хорошую кувалду.
– Что ж, желаю тебе подольше полагаться на это, парень, – пробормотал солдат. – Нотариус! Чья власть законна в этих краях?
Нотариус беспокойно дернулся.
– Неплохой вопрос, капитан! Вольный город Гильдербург не заявляет прав на земли по эту сторону перевала, впрочем, я не уверен, что и южные кантоны на них претендуют…
– Значит, ничейная территория?
– Да, полагаю, что принцип «terra nullius» вполне применим.
– Но если здесь не правит никто, – сказал купец, – значит, мы сами и есть Закон?
Нотариус помялся, не желая вслух признавать правомерность столь дерзкого предположения, но в конце концов утвердительно кивнул.
– Вон, мерзавец! – произнес Фриц, однако не пошевелился, оставаясь на заднем плане. Он получал удовольствие от этого спектакля – и явно не он один.
– Воистину драматическая ситуация, – возгласил купец. – Есть какие-нибудь предложения?
Изогнув красивую бровь, актриса хмуро покосилась на меня. Возможно, она тоже помнила нашу прошлую встречу. Она явно не собиралась упоминать о ней, но не переоценивала своего влияния на возлюбленного, даже пожелай она вступиться за меня.
– Ну, – буркнул солдат, – сдается мне, тридцать талеров слишком большая сумма за какую-то псину. При всем моем уважении, трактирщик, серебряная крона ей красная цена.
– Я был исключительно привязан к этой собаке, капитан, – стоял на своем Фриц.
– О, я не сомневаюсь! Я и сам люблю животных. Но если ущерб нанесен твоим чувствам, а не кошельку, как может золото возместить его?
– Что вы предлагаете, майн герр? – В светлых глазах зажегся нехороший огонек; губы угрожающе скривились.
– Будь я на твоем месте, – задумчиво промолвил старый вояка, – я бы потребовал удовлетворения хлыстом. Подобное действо утешило бы мою душу куда лучше, чем деньги.
– Воистину отличное предложение! – радостно заметил купец. – Ты не согласен, дружище Фриц?
– Надо подумать, ваша честь. Так это, выходит, вы предлагаете мне выпороть его, прежде чем вышвырнуть на улицу?
– Именно в таком порядке. Видишь, Омар, насколько улучшилось твое положение? Мы уже сбавили сумму до каких-то двадцати талеров.
– Ну уж нет! – возмутился Фриц. – Вы включили пятерку за ночлег сегодня, а он этого не получит. Так что пусть будет пятнадцать. Спускай штаны, ворюга, а потом проваливай.
– Всего пятнадцать! – восхитился купец. – Сущий пустяк. Ба, да моя голубка на утренние покупки тратит больше! Разве не так, дорогая?
Актриса изобразила на лице улыбку.
– Ты так добр ко мне, любовь моя! – Она склонилась к нему, чтобы обнять, и чмокнула его в щеку.
Моя спина уже вполне прожарилась, но я боялся отодвигаться от огня, по крайней мере пока положение мое не станет более определенным. Вьюга завывала за стеной еще громче. Весь дом содрогался под порывами ветра, и тени на стенах угрожающе кривились. Я отчаянно нуждался в спасительном озарении, но мои обыкновенно бойкие мозги упрямо оставались тупыми как пробка.
– И мы договорились, что стоимость плаща и башмаков как раз составляет пятнадцать талеров, – продолжал купец. – Так что нашему хозяину достаточно осуществить порку, и тогда с вопросом о собаке будет покончено раз и навсегда… Я ничего не пропустил, а, Меняла Историй?
– Развлечение, – спохватился я. – Развлекая благородное общество, я обыкновенно ожидаю компенсации, а вы сейчас получаете удовольствие за мой счет, даром.
Его глаза, казалось, потемнели. Он прикусил пухлую губу, как ломоть бифштекса с кровью.
– Конечно. Пожалуй, стоимость кружки пива на дорогу будет вполне справедливой компенсацией.
– У меня предложение, – объявила скрипучим голосом старая дама.
Все почтительно посмотрели в ее сторону.
– Сударыня? – пробормотал солдат.
– Не тот ли это Омар, про которого говорят, что он лучший в мире рассказчик?
– Так утверждают другие, – поспешно сказал я, – но никак не я.
Глаза, уставившиеся на меня, напоминали мне два янтаря.
– Так ты отрицаешь это?
– Я не вправе выносить такое суждение! – Я пошевелился, чуть отодвинув спину от огня. – Я не могу слушать себя самого так, как слушаю других. Таким образом, я не в состоянии сравнивать.
– Но разве реакция публики не дает тебе возможности сравнивать? Впрочем, это не важно. Я не собираюсь карабкаться по этой лестнице наверх в ледяную спальню до тех пор, пока не стихнет пурга. Я останусь здесь! И, думаю, многие со мной согласятся.
– Действительно! – задумчиво произнес купец, хотя рука его скользнула на бедро его спутницы. – Полагаю, это самое теплое место в доме. Так вы, сударыня, предлагаете позволить Омару развлечь нас одной из своих баек?
Она усмехнулась – звук напоминал шорох змеи в сухих листьях.
– Я предлагаю состязание! В конце концов, у нас здесь сегодня еще один профессионал. – Старая карга вытащила из муфты костлявую кисть и ткнула длинным пальцем в менестреля.
Тот вздрогнул.
– Простите великодушно, госпожа, но я не в состоянии петь сегодня для вас, ибо… – Он оглушительно чихнул, сложившись чуть не вдвое.
– Нет, мы не просим тебя петь, трубадур. Но если я попрошу нашего хозяина приписать к моему счету еще кружку пива с пряностями, как ты считаешь, сможешь ли ты рассказать нам что-нибудь?
Он заметно просветлел.
– Вы очень добры, госпожа!
Она улыбнулась, прикрыв отсутствие зубов все той же костлявой рукой.
– А потом Омар может попытаться превзойти твой рассказ! А мы все будем судьями.
Старая жаба умело пользовалась своим возрастом и положением: никто даже не пытался возражать ей. Я решил, что она, возможно, и не так ядовита, как может показаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38