«Вот это да!» или «Ну и ну!», и отправлялись в какое-нибудь маленькое уютное кафе, где заказывали овощной салат и стакан фруктового сока: они не хотели портить аппетит перед грандиозным празднеством – оргией, если Тысячелетнюю Войну выиграют силы Зла, и торжественным пиром, если победителем окажется Добро.
Никогда еще в Лимбе не бывало так шумно и многолюдно. Лимб слыл тихим, уединенным местом, подходящим для тех, кто ищет покоя. Его жители не отличались особым гостеприимством и никогда не устраивали таких больших праздников. Они жили просто и скромно, их девизом было: «живи и жить давай другим». Их моральные принципы не отличались определенностью, поскольку основной статьей их доходов была торговля с двумя соседними княжествами – Света и Тьмы; волей-неволей им приходилось и с чертом ладить, и Бога не забывать. Жизнь в Лимбе была довольно скучной и серой; по вечерам его обитатели гуляли по туманным равнинам, днем занимались делами. Год за годом тянулись однообразной чередой; на смену мягкой, безморозной зиме приходило дождливое лето. Время, казалось, текло здесь медленнее обычного, и потому никто не ценил его так мало, как жители Лимба. Порой, чтобы немного развеять скуку, устраивались турниры поэтов или фестивали народных танцев, но что же это были за жалкие зрелища! И вот в один прекрасный день жители Лимба стали свидетелями Великого Суда, собравшего такое количество разнообразной публики. Было от чего потерять голову!
Глава 4
В Зале заседаний, центральной части здания Суда, все было готово к торжественному событию. Простая публика разместилась на широких скамьях в амфитеатре; Князья Света и Тьмы заняли свои места в ложах, расположенных друг напротив друга, в полном согласии с законами симметрии. Как это обычно бывает перед началом заседания, соседи негромко переговаривались, кто-то приподнимался со своих мест, чтобы отыскать знакомых в дальнем ряду; но большинство приглашенных чинно сидело в своих обитых бархатом креслах или на скамьях, ожидая торжественного открытия Великого Суда. И лишь в секторах, отведенных для виртуального присутствия, царила суета: эта часть огромного зала напоминала гигантский калейдоскоп. Мириады зрителей материализовались на его деревянных скамьях – и через какую-нибудь сотую долю секунды дематериализовались, уступая место другим, затем вновь возвращались в зал – и вновь исчезали. Двигаясь с субсветовой скоростью, они растягивали субъективное время своего пребывания в зале: каждому казалось, что он провел здесь не менее четверти часа{76}.
Заседание Суда должно было начаться с минуты на минуту. Все ждали, когда Ананке займет отведенное ей место в самом центре аудитории, однако древняя богиня не торопилась явиться публике.
Никто из собравшихся в огромном зале не сомневался в том, что Ананке объявится, как только найдет подходящего кандидата для своего нового телесного воплощения. Но чей облик она примет на этот раз? В кого вселится? Наиболее нетерпеливые зрители вертели головами во все стороны, чтобы первыми заметить начальную стадию превращения. Но даже самые мудрые и многоопытные из них были удивлены, когда Маргарита, скромно сидевшая в одном из самых последних рядов, вдруг поднялась со своего места навстречу двум монахам – слепому и немому, идущим прямо к ней по проходу между рядами. Публика затаила дыхание. Слышно было, как стучат по полу деревянные посохи двух монахов.
Немой обвел взглядом притихшую аудиторию. Слепой высоко поднял голову, устремив незрячие глаза на купол здания. На его лице выражение тревожного, напряженного ожидания сменилось исступленным восторгом.
– Она идет к нам! Скоро она будет здесь! – возвестил слепой.
Маргарита, бледная, как полотно, с горящими глазами, начала спускаться вниз по широкому проходу меж рядами скамеек. Двое монахов последовали за ней. Ее походка была походкой богини, а взгляд, казалось, прожигал душу насквозь. Весь облик Маргариты волшебно изменился: никто бы не узнал бывшую птичницу из Мекленбурга в этой женщине, более похожей на одну из дочерей Эфира, чем на простую смертную.
В зале воцарилась абсолютная тишина. Не слышно было ни покашливания, ни шарканья ног, ни скрипа скамеек.
Она подошла к трону, приготовленному для Судьи и, сев на него, обратилась к аудитории:
– Близок тот час, когда свершится Суд. Но сперва я хочу дать вам возможность высказаться. Желает ли кто-либо из собравшихся здесь взять слово?
Одиссей поднялся со своего места, низко поклонился и вышел вперед. Остановившись у ступеней помоста, на котором стоял трон Ананке, он повернулся к Ананке.
– Приветствую тебя, Великая Богиня. Нам, собравшимся здесь, хорошо известно, что ты владычествуешь над всем и над всеми. И поскольку нынешний Суд собрался для разрешения спора о свободе, которую ты милостиво предоставила роду людскому, я прошу у тебя позволения обратиться к аудитории с речью.
– Взойди на помост, Одиссей, и скажи свою речь, – сказала Ананке. – Велики твои подвиги и неувядаема твоя слава. Ты достоин того, чтобы выступать на Великом Суде.
Одиссей поднялся по ступеням, поправил складки своего плаща, принял классическую позу оратора и заговорил низким, звучным голосом:
– Я хочу изложить вам свой план, созревший уже давно. Мой замысел прост; и если он покажется вам слишком смелым, я прошу вас не отвергать его сразу. Итак, я предлагаю следующее: вернуть древних греческих богов обратно на землю, чтобы они вершили людские судьбы, как это было в античную эпоху.
Глухой гул, подобный шуму морского прибоя, прокатился по залу. Ананке подняла руку – и снова воцарилось молчание. Одиссей продолжил свою речь:
– Подумайте: вы призываете греческую богиню судьбы, Ананке, для вынесения окончательного приговора в вашем споре. Она вершит суд и решает судьбу мира. Ваши понятия о Добре и Зле, родившиеся из церковных догматов и из абсолютистских учений отцов церкви, несколько расширились за время существования христианства. Вы эволюционировали настолько, что часто уже не видите разницы меж злом и добром. Однако, выигрывая, быть может, в своем приближении к абстрактной Истине, вы неизменно проигрываете в простой жизненной правде. Вместо свободной от всяческих предрассудков диалектики Сократа и древних софистов{77} вы имеете лишь претенциозные нравоучения и дидактицизм{78} ваших священников, лидеров многочисленных религиозных течений и общественных собраний. Не обижайтесь, если я скажу вам, что все это слишком нелепо, неразумно и недостойно человека, с его способностью мыслить и рассуждать, с его живым чувством гармонии и красоты. Почему вы даете себя обманывать громкими фразами, внимая помпезным речам? К чему позволять эмоциям заглушать голос рассудка? Как можно проповедовать спасение, если вы сами в него не верите? Я призываю вас вернуться к старым богам, к тем нерациональным богам, которые были так похожи на людей. Пусть Арес{79} снова свирепствует на поле брани, пусть Афина{80} вновь станет олицетворением правды и мудрости, и пусть на Олимпе вновь воцарится Зевс{81} – божественный судья, всемогущий, но отнюдь не всеведущий. Создавая мифы о богах и героях, мы просто прикрывали плащом сверхъестественного недостатки нашей собственной человеческой природы. Так давайте же покончим с лицемерием и притворством, признав, что современные боги и духи, с их узкими и односторонними понятиями, не могут править миром, и вернемся к старым порядкам. Если даже на земле не наступит золотой век, мы все равно останемся в выигрыше с точки зрения эстетики.
Закончив говорить, Одиссей сошел с помоста и сел на свое прежнее место. В зале послышался приглушенный ропот – все духи, присутствующие на заседании суда, разом заговорили друг с другом. Предложение греческого героя казалось им чересчур смелым. Но Ананке вновь призвала всех к молчанию и сказала:
– Прекрасны были слова Одиссея; их, конечно, следует принять во внимание. Но следующий оратор просит слова, и мы должны его выслушать. Он человек более поздней эпохи, не менее знаменитый среди своих современников, чем Одиссей – среди жителей древней Эллады. Я имею в виду самого Иоганна Фауста, которому пришлось преодолеть много разных препятствий для того, чтобы принять участие в сегодняшнем заседании. Прошу вас, доктор Фауст.
Фауст поднялся на помост, шепнув:
– Спасибо, Маргарита. Надеюсь, я смогу отблагодарить тебя как-нибудь за твою доброту.
Повернувшись лицом к аудитории, он сказал:
– Мой благородный друг, Одиссей, известен своим красноречием не менее, чем своими выдающимися подвигами. Я же буду говорить прямо. Я скажу вам всю правду, а дальше пусть каждый судит сам.
Начнем с плана Одиссея. Классическая эпоха была прекрасна, но справедливости в древнем мире было ничуть не больше, чем в наш век. Время эллинских героев и их богов прошло. Их религиозные взгляды давно забыты, и никто сейчас не жалеет об этом. Ни к чему воскрешать прошлое. Нам не нужны древние боги и никакие боги вообще. Я призываю свергнуть всех богов – и старых, и новых. Нам, людям, они ни к чему. Мы, смертные, находимся в положении рабочих, голосующих за наших угнетателей – высшую касту. Пора положить конец глупым предрассудкам. Зачем позволять богам или демонам распоряжаться нашими судьбами? Я, Фауст, представляю Человека Торжествующего, который несмотря на все свои недостатки и слабости пытается сам строить свою собственную судьбу, не обращаясь за помощью к высшим силам. Приняв одно простое решение, мы можем распустить весь этот небесно-подземный парламент – кучку ангелов и чертей, до смерти нам надоевших своими бесконечными спорами. В человеке заложены громадные возможности, и для того чтобы развивать их, чтобы идти путем самосовершенствования, достигая все более высоких результатов, смертным не нужны увещевания духов. Ну, а на тот случай, если все-таки придется обратиться за советом или за помощью к мудрецу, обладающему могучим умом и сверхъестественными способностями, – я привел с собою несколько человек, гораздо более достойных править миром, чем все эти божества, потворствующие человеческим порокам! Я имею в виду величайших магов, давно посвятивших себя служению своему искусству. Пусть они правят нами! По правде говоря, власть уже давно принадлежит им, только мы никак не хотим признать этот очевидный факт.
Фауст захлопал в ладоши. Несколько человек поднялись на помост и встали рядом с ним.
– Вот они, – продолжал Фауст, – Калиостро, Парацельс, Сен-Жермен, и многие другие. Я предлагаю учредить в их лице новый орган управления – Всемирный Совет.
Архангел Михаил поднялся со своего кресла:
– Вы не сможете этого сделать, Фауст!
– Говорите себе что угодно, меня это не остановит. Вы не приняли во внимание способности человека, вооруженного знанием магии. Я собрал в этом зале величайших провидцев, когда-либо живших на земле. Они проникли во все тайны мироздания. Их пророческий дар принадлежит им так же, как военная добыча принадлежит победителю. Не от какого-то обманчивого и лукавого духа получен он ими. Их талант является результатом упорного, кропотливого труда и окончательного торжества над слабой и несовершенной человеческой природой. Отныне мы, смертные, будем сами о себе заботиться. Человечество пойдет по пути прогресса, а поведут его эти гении, эти светочи разума, предтечи великих ученых, которые придут им на смену в будущих веках.
– Это весьма необычно и нарушает установившийся порядок вещей, – сказал архангел Михаил. – Ваше собрание магов незаконно; более того, оно идет вразрез со многими основополагающими принципами. Время и пространство не могут и не должны подвергаться таким воздействиям! Разве я не прав, Мефистофель? – обратился он к своему главному противнику в Тысячелетней Войне.
– Я сам только что думал об этом и хотел сказать то же самое, – ответил демон.
– Я открыто бросаю вам вызов! – крикнул Фауст. – Мы, маги, не признаем ни Бога, ни черта! Пропадите вы пропадом со своими непонятными принципами и законами! Мы и без вас управимся!
– Сгинь! – закричали в один голос архангел Михаил и Мефистофель.
Фауст и маги не дрогнули.
– Пусть Ананке, всеобщий судия, решит, как быть, – сказал архангел Михаил.
Фауст повернулся к трону, на котором сидела Маргарита – прямая, бледная, неподвижная.
– Ананке, ты же видишь, что я прав!
– Да, Фауст, ты, несомненно, прав, – ответила она.
– В таком случае ты должна решить спор в мою пользу.
– Нет, Фауст, я не могу этого сделать.
– Но почему? Почему?
– Потому что быть правым – еще не означает выиграть спор. У Необходимости свои законы, и правда – лишь один из них. Ты не обладаешь всеми достоинствами избранника Судьбы.
– Какими же это достоинствами я не обладаю? – удивился Фауст.
– Во-первых, добротой и сердечностью. Ты бессердечное существо, Фауст. Во-вторых, способностью любить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55