А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Зрелище всегда волнующее, неповторимое… Спортсменки, сменяя друг друга, под ритмические музыкальные всплески выбегают на ковер. Танцевальные композиции сразу захватывают – будто в душе проносится солнечный вихрь, возвышающий и зовущий в неведомые дали…
И вдруг на ковре появляется Элла! Она же была рядом!.. Да, место пустует. Когда она исчезла?..
Через минуту я уже не видел, что это Элла. Был некий злой дух, возжелавший погубить в саду жизни самый драгоценный цветок-цветок счастья. Коварно действует злой дух, ему удается усыпить почти все живое, и кажется – совсем близко мрачное торжество. Но тут затрепетал, поднялся зеленый росток, вот он крепнет, черпая силы из корней, что хранит и оберегает мудрая земля… Он спешит на помощь – и злой дух повержен, цветок счастья свободно раскрывает лепестки, и все вокруг ликует…
Интересный сюжет предложила Элла! И мастерски показала его, с большим искусством перевоплощения. Вот так Элла! Не ожидал, однако, от нее…
Не успел я как следует осмыслить увиденное – тихо зазвучал, как бы просочился извне, «Космический вальс». Все космонавты его любили, и не было корабля, где бы эту музыку не включали бесконечное число раз. Поэтому мне особенно было приятно услышать хорошо знакомую мелодию…
Новая композиция поначалу показалась очень простой, незамысловатой, и на фоне ее некоторое время продолжало действовать впечатление от предыдущего танца. Плавно, но с постепенным нарастанием развивалась тема – человек и космос, все больше охватывало ощущение звездного пространства и стремительного полета в нем смельчаков… Скорость увеличивалась, далекие звезды приближались и обретали очертания неведомых планет, проносились метеориты, возникали космические миражи…
Девушка, исполнявшая танец, будто была неземной. Это подчеркивали и несколько необычная плавность движений, и едва заметное свечение тела… Но постой!.. Охваченный волнением, я стал пристально всматриваться в лицо девушки. Нет, я не ошибался – она похожа на Ину! Очертания лица, губы, глаза…
Музыка, достигнув наивысшего проникновения, стала плавно гаснуть, и в тишине долго казалось под куполом стадиона мерцали яркие, чистые, зеленовато-синие звезды…
Дружные, настойчивые рукоплескания заставили спортсменку вернуться на ковер и исполнить танец еще раз.
– Ну как? – наклонился ко мне Матти.
– Слов нет, как прекрасно! – не сдержал я восторга.
– Познакомить? – лукаво спросил Матти.
– Захочет ли…
– Со знаменитым космонавтом?
– Не язви.
– Когда все кончится, они с Эллой подойдут. Еще несколько гимнасток показали свою программу. Выступления были, как говорят у космонавтов, на все сто парсеков, но я уже смотрел не очень внимательно, думая об исполнительнице «Космического вальса» и о предстоящей встрече с ней.
Содержание спортивного вечера было исчерпано, и зрители стали расходиться. Матти попросил подождать, и вскоре Элла привела за руку девушку. Ее сходство с Иной оказалось очень далеким – вероятно, освещение подчеркивало какие-то черты лица, и на расстоянии возникла эта иллюзия… У девушки оказались чистые синие глаза и удивительно нежная, с голубым оттенком кожа. Ничего не скажешь красавица!
Девушка обратилась ко мне и Жанне со странным упреком.
– Разве вы не узнали меня? Я долго болела и, наверное, изменилась. Доктор вылечил меня, и я теперь вернулась к вам. Как, папочка, ваши дела? Вы очень долго были в полете, я соскучилась. – Девушка нежно поцеловала меня в щеку и продолжала, обращаясь к Жанне: – А вы, мама, гораздо лучше выглядите. Каникулы пошли вам на пользу. – Она поцеловала и Жанну.
– Ну, – сказал серьезно Матти, – забирайте свою Юлию. Она здорова по всем статьям. Если что – только я имею право ее лечить.
– Девочка моя ласковая, – растрогалась Жанна и обняла Юлию. – Ты самая хорошая, милая…
– Оказывается, гимнастка! – добавил я.
– Пойдем домой, – сказала ей Жанна, и мы все направились к выходу.
Я не подозревал, что все случится так неожиданно и так естественно. Однако до конца не мог согласиться с тем, что произошло… Нужно было привыкнуть и осмыслить… Ну и чудак этот Матти! Ну и великий выдумщик!..
Мы вышли на проспект. Я чуть-чуть приотстал и взглянул на небо. Ясно вырисовывался млечный путь и плавно плыла крупная красная звезда. Это улетал в космос очередной звездный корабль…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
МАКСИМ КОВАЛЬ
Этот августовский день начался, казалось, очень обыкновенно. После завтрака, мягким солнечным утром, я предложил своей ребятне, Тарасу и Наташке, искупаться на речке. Оба обрадовались – Наташка (она в сентябре пойдет во второй класс) не сдержалась, захлопала в ладоши и запрыгала на одной ноге; Тарас тоже не прочь был выразить бурный восторг, но взял себя в руки (все-таки он пятиклассник), покашлял в кулак, как взрослый, и сказал:
– Возьму сачок.
– И сумку возьми. Для травы.
Я знал, что моего Тараса не столько интересовало купание, сколько бабочки да стрекозы – для коллекции, да зеленый корм для кроликов, ежей и черепах, которые жили у нас в сарайчике. Тарас так рьяно заботился о своих питомцах, с таким усердием охотился за кузнечиками и букашками, что мы уже не сомневались – кем он станет. Наташка с большим удовольствием помогала брату, но говорить, что у нее тоже определилась будущая профессия, было еще рано: она с не меньшей охотой возилась с куклами и шила им всевозможные наряды.
«Не торопитесь с прогнозами, – как-то заметила Жанна Васильевна. – Еще ничего, совсем ничего не известно». Кстати, она ушла несколько минут назад, шутливо поговорила с детьми, погладила белые пушистые спинки домашних зайцев Тараса.
Жанна Васильевна часто навещает нас. Когда-то я был в числе ее учеников, но вот уже и мои дети учатся в школе. Жанна Васильевна их опекает, следит как они отдыхают, чем занимаются в свободное время. Моя первая учительница все такая же моложавая, подтянутая, с нестареющей юной душой. На красивом лице морщинок совсем чуть-чуть. При встречах с ней я всегда чувствую себя мальчишкой и смущаюсь. Лет ей, в сущности, не очень много больше шестидесяти, но если учесть, какую она пережила трагедию, невольно воздаешь должное ее жизнерадостности, неиссякаемой внутренней энергии…
На мой вопрос – будет ли Юрий Акимович дома после обеда, Жанна Васильевна кивнула:
– Приходите. Кажется, никаких планов не намечалось. Юра всегда рад. И я тоже…
Семья Петровых действительно всегда рада моему приходу. Я был другом Германа и одним из тех, кто видел его последним. Я частенько навещал Петровых, но старался вниманием не злоупотреблять. Им приятно было угощать меня всякой всячиной, обо всем расспрашивать, но вместе с тем они невольно возвращались к трагическим дням, переживали, и затягивать визиты с моей стороны было бы жестоко.
Повидать же Юрия Акимовича сегодня – просто необходимо. Я знал, что он комплектует экипаж для повторного полета на планету Иона, открытую в звездной системе Лаланда 21185, и хотел попросить, чтобы в состав экспедиции включили и меня… Пожалуй, это было самым важным в сегодняшней программе, и я, собираясь с детьми на речку, только о предстоящей встрече и размышлял.
Из дома вышли шумной гурьбой. Светлана, моя жена, направлялась на текстильный комбинат – сегодня ее смена: у мамы и отца – выходной день, они никуда не спешили, вызвались немного проводить.
Светлана, прощально помахав нам, скрылась за домами, родители вернулись, и мы с детворой то вприпрыжку, то наперегонки устремились к вертолетной площадке.
Вскоре нас догнал мой отец, Николай Николаевич.
– Решил прогуляться с вами, – запыхавшись, сообщил он, и Наташка немедленно прилипла к дедушке. – Все равно нужно осмотреться. Перед решающим рывком.
Это хорошо, что отец идет с нами. С ним всегда интересно. Мальчиком я невольно заразился его любовью к истории и, наверное, поэтому стал археоло­гом. Самое удивительное – отец не был профессиональным историком. Он, рядовой представитель рабочего класса, специалист по обработке металла, в свободное время занимался резьбой по дереву. В этом отцовском увлечении и заключался секрет сильного влияния на меня. Под мастерскими руками, в застывших наплывах дерева, оживали реальные герои прошлого – в исторически точной одежде, с верно подмеченными, характерными деталями. Отец подолгу пропадал в музеях, библиотеках, архивах – записывал, зарисовывал, изучал. Нередко, особенно в детстве, я помогал отцу – и найти в лесу засохший корявый ствол дерева, и привезти его домой, и обработать отдельные крупные части. А по­том много месяцев подряд следил, как постепенно проявляются черты одного из лучших представителей человечества в прошлом.
У отца много удачных работ, они выставлялись и были отмечены дипломами. Но особенно меня поразил скульптурный портрет Жанны д’Арк. К образу этой героической женщины во все века обращались многие профессиональные художники. Казалось бы, ничего нового не скажешь. Но отец так умело использовал фактуру дерева, его причудливые кольцевые наросты, цветовые переходы, что трудно оторваться от возвышенного, одухотворенного лица героини, исполненного так неожиданно и своеобразно.
Помню, как много трудился отец над скульптурами Спартака, Степана Разина, Емельяна Пугачева, не один год создавал фигуры героев Парижской коммуны. Но больше всего сил и времени посвятил 1917 году. Октябрьские дни воскрешали не только скульптуры вождей и рядовых участников революции, но и целые композиционные группы.
Сейчас отец увлечен новой работой – портретами выдающихся государственных и общественных деятелей эпохи коммунизма. В мастерской несколько необычных заготовок. Одна из них – древесная глыба с могучими корневищами. Слова отца – осмотреться перед решающим рывком – и означали желание еще раз хорошенько взвесить, оценить намеченное, а потом уже взяться за вдохновенный труд.
Вертолет быстро доставил нас к реке и, едва мы вышли, бесшумно упорхнул за синюю кромку леса. Отец с Наташкой сбежали по ершистой тропинке вниз и, скинув одежду, по мягкому песку вошли в воду. Мы с Тараской поспешили за ними, и вскоре все четверо забултыхались в речной прохладной синеве. Потом Тараска, размахивая сачком, забрался на косогор и стал что-то выискивать в густой траве; от него не отставала Наташка.
Я плюхнулся на горячий песок, блаженно вытянулся. Отец хотел последовать моему примеру, но вдруг о чем-то вспомнил, направился к одежде, сложенной аккуратной горкой неподалеку.
– Читай, – протянул он сложенную вчетверо газету и лег рядом. – Свежий номер.
Отцовские темно-карие глаза внимательно смотрели на меня, добрые губы чуть улыбались, скуластое лицо светилось. Отцу давно перевалило за семь­десят. Но даже я, на тридцать лет моложе, не мог дать ему столько, и в нашем естественном, приятном общении совершенно не чувствовал возрастной грани…
Развернул газету. Сразу бросился в глаза портрет Заслуженной учительницы Планеты Зинаиды Яковлевны Печерской. Подпись сообщала, что сегодня ей исполнилось сто пятьдесят лет. Она, рядовой работник сектора культуры Производственного педцентра, неутомимо шефствует над сотнями семей – рекомендует для чтения новые книги, организует выходы в театры, проводит встречи с мастерами литературы и искусства и многие другие культурно-массовые мероприятия. На участке Зинаиды Яковлевны не замечено ни одного случая невоспитанности, бескультурья, да и вряд ли они возможны при высокоэффективной, хорошо продуманной работе. От имени всех читателей газета тепло поздравляет старейшего работника системы просвещения с днем рождения и адресует юбиляру самые сердечные пожелания.
Просматриваю газету дальше. Так вот в чем дело! Здесь же, на первой странице, напечатан фотоснимок Светланы, моей жены. Она снята на своем рабочем месте, на фоне лучеобразно расходящихся нитей. В ткацком автоматическом цехе я бывал много раз и эти «детали» мне хорошо знакомы.
– «Светлана Коваль, – стал я читать вслух, – завоевала первое место в соревновании между ткачихами текстильного комбината имени Розы Люк­сембург. Передовая ткачиха, подсчитав свои возможности, обязалась выполнить два годовых плана к первомайским торжествам…
– Молодец, Светлана! – похвалил я. – Даже маму обогнала.
– Ну, мама еще скажет свое слово, – мягко заступился отец. – Мама у нас – твердый орешек.
Конечно, насчет твердости отец преувеличивал. У мамы ее было нисколько не больше, чем должно быть у каждого нормального, воспитанного человека. Нежнее и внимательнее женщины, чем моя мама, я не встречал. Конечно, это сильное субъективное искажение, но мне так казалось и я себя не переубеж­дал. Светлана тоже была нежна и внимательна, но мама… Да и стоит ли осуждать искренние сыновние чувства и несколько преувеличенную оценку, если от этого никаких отрицательных последствий!.. Кстати, и отец всегда казался мне самым умным, самым талантливым, самым волевым человеком, хотя я хорошо знал – на земном шаре умных, талантливых, волевых людей – миллионы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов