По совету руководителя своей избирательной кампании и добровольных помощников помоложе Мона несколько изменила свое обычное выступление: выбросила упоминания о субсидиях для фермеров и льготах для пенсионеров и добавила побольше фраз о защите окружающей среды, образовании и правах инвалидов. Ее помощники, которых было издалека видно в толпе благодаря пластиковым шляпкам с розовой ленточкой, раздавали значки и воздушные шарики. Команда соперника тоже не сидела сложа руки: раздавала синие розетки тем, кто не брал значки с портретом Моны и брошюрки “Гилбрет – в конгресс!”
Сам соперник, немолодой джентльмен с проседью и импозантными седыми бачками, который некогда был широк в плечах, но теперь, скорее, широк в животе, подошел к Моне и крепко пожал ей руку. Она ответила таким же сердечным рукопожатием и вежливо кивнула.
– Ну что, дам вперед? – деланно улыбнулся он, указывая на трибуну.
– Ну что вы! – возразила Мона, улыбаясь не менее картинно. – Лучше первым вы, конгрессмен. Старших надо уважать.
Она не стала добавлять, что ее всегда учили уступать место старичкам, но конгрессмен и так все понял. Складки жира у него под подбородком возмущенно затряслись, но он ничего не сказал, молча поклонился ей и взошел на трибуну. Стая его телохранителей и добровольных помощников отделилась от компании ее телохранителей и добровольных помощников и окружила трибуну. Конгрессмен кашлянул в микрофон. Толпа выжидательно притихла.
Его речь была известна заранее: он перечислил успехи, которых добился за те годы, что защищал интересы округа. Мона пару раз зевнула, прикрыв рот ладонью, но так, чтобы толпившиеся вокруг студенты это заметили. Кое-кто из ее помощников открыто ухмылялся. Наконец соперник сошел с трибуны. Его тут же окружила толпа избирателей и репортеров. Конгрессмена засыпали вопросами.
Мона дождалась, пока руководитель кампании ее представит, потом взошла на трибуну, будто на трон.
– Друзья, мы выслушали достойного джентльмена из Вашингтона. Теперь я хочу представить вам известную защитницу окружающей среды, госпожу Мону Гилбрет!
Послышались аплодисменты и разрозненные приветственные крики. Мона улыбнулась своей аудитории. Она давно убедилась, что формула “чем моложе слушатели, тем короче должна быть речь” работает всегда, даже если из-за этого получается, что у ее оппонента больше “эфирного времени”, чем у нее. “Надо закончить раньше, чем им надоест”, – думала Мона. Она принялась перечислять, за что ратует и что собирается делать для защиты интересов своих избирателей. Аудитория слушала ее с неподдельным вниманием. В задних рядах белокурая девушка, чернокожий парень и какие-то ребятишки раздавали листовки. Должно быть, какая-то акция протеста… Но, с другой стороны, это же студенты! Они всегда против чего-нибудь да протестуют. Вряд ли это может иметь отношение к ней. Мона закончила свою речь минут на пять раньше, чем конгрессмен, и спустилась вниз, общаться с народом.
Стоило Моне сойти с трибуны, ее, как и прежде соперника, окружила толпа.
– Госпожа Гилбрет! – воскликнул какой-то молодой человек, бросаясь к ней и пожимая ей руку под щелканье фотокамер. – Я так рад, что от нашего округа выдвигается женщина! Непременно буду за вас голосовать!
– Спасибо большое! – сказала Мона, улыбаясь в камеру. – Я стремлюсь в Вашингтон ради вас!
Студент, широко улыбаясь, отступил. На его месте тут же оказался следующий. Потом еще, еще один. Улыбки, добрые пожелания. Мона пожимала им всем руки, позировала для снимков. Руководитель ее избирательной кампании стоял неподалеку и сиял, как новенький цент. Все шло просто идеально. Конечно, рассчитывать на пожертвования тут не приходится, но многие из них – жители округа, и если Мона сумеет завоевать их расположение и сохранить его, они еще много-много лет будут посылать ее в Вашингтон…
Кое-кто из студентов задавал умные, сложные вопросы. Мона отвечала такими складными фразами, что хоть сейчас используй в качестве лозунга.
Подошла невысокая, крепко сбитая девушка с листовкой в руке.
– Госпожа Гилбрет, мне хотелось бы знать, как на вашем заводе налажена утилизация токсичных отходов. Вы действительно используете специально предназначенные для этого цистерны и системы очистки?
– А вы как думаете? – ответила Мона, улыбаясь деревянной улыбкой. По счастью, у нее был наготове подходящий уклончивый ответ. – Как вы знаете, Агентство по охране окружающей среды разработало очень сложную технологию утилизации токсичных отходов. Мои инженеры знают ее назубок!
– А какие вещества содержатся в отходах вашего предприятия? – спросил молодой человек – тощий, рыжеволосый: Мона сперва даже подумала, что это Кейт Дойль, но потом увидела, что это не он, и успокоилась.
– В основном различные азотсодержащие побочные продукты. Полный список можно получить в моем офисе. Благодарю вас.
И она отвернулась к следующему собеседнику. Молодой человек явно остался недоволен ответом, но его быстро оттеснила толпе других людей, которым хотелось поговорить с Моной или просто пожать ей руку. Когда толпа наконец стала редеть, руководитель избирательной кампании Моны подошел поближе к ней. На земле валялось несколько листовок. Он от нечего делать поднял одну из них и принялся читать. Мона мельком взглянула на него – и увидела, что он меняется в лице буквально на глазах. Дочитав, он сунул бумажку в карман пиджака, словно забыв о ней, и протолкался к Моне.
– Скажите, вы ведь действительно утилизируете отходы по технологиям, безопасным для окружающей среды? – спросил он ее на ухо в коротком промежутке между вопросами.
Мона разозлилась. Может, и не стоит брать его в свою команду!
– Ну конечно! – прошипела она в ответ.
Толпа наконец рассосалась, и Мона направилась к ожидающему ее лимузину. Руководитель кампании брел за ней, гадая, что он сделал не так.
* * *
В сарай, запыхавшись, вбежал девятилетний Боргет.
– Мастер, там, у ворот, полицейская машина! Роза спрашивает, что делать!
Мастер упер указку в пол.
– Началось! Она решила предпринять ответные шаги. Надеется предать нас в руки властей.
Катра со Свечечкой встали из-за стола.
– Бежать? – спросила Свечечка. – Мы можем спрятаться в кукурузе.
– Думаю, в таком массовом исходе нет нужды. – Мастер обернулся к Марси, которая стояла у верстака рядом с Энохом. – Миис Колье, могу я попросить вас об услуге?
* * *
Инспектор полиции еще раз надавил на кнопку звонка. Приятный домик, и место славное, только очень уж уединенное. Он заглянул внутрь сквозь стекло в двери, задернутое тюлевыми занавесочками. Просторная комната со стенами, обитыми деревянными панелями, была пуста. Полицейский понятия не имел, что и где он должен искать. Эта Гилбрет прислала шерифу записку насчет того, что на ферме размещена чуть ли не целая подпольная фабрика, на которой работают какие-то нелегальные иммигранты. На дорожке перед домом стояла всего одна машина. Номер чикагский. И где же тут толпы иммигрантов? Ладно, еще один звонок, потом он обойдет вокруг дома и заглянет в сарай – может, хозяева там? Полицейский еще раз надавил на кнопку и прижался носом к стеклу, прикрыв глаза рукой от солнца.
– А если и там никого не будет, уеду! А-а, нет, вон кто-то идет.
Из двери, ведущей в большую комнату, выбежала черноволосая девушка, хорошенькая, только очень бледная. Она отворила дверь.
– Чем могу служить?
– Полиция округа, мэм. Мистер Дойль здесь? Полицейский сверился со своими бумагами:
– Мистер Кейт Дойль, владелец фермы?
– Нет, сейчас его нету, – ответила Марси, стараясь справиться с волнением. – Он в этом семестре работает в Чикаго. Может, я чем-то помогу?
– А вы кто, мисс? – спросил полицейский.
– Меня зовут Марси Колье. Я… это… живу с Кейтом.
Она буквально спиной чувствовала, как Энох прожигает ее взглядом из своего укрытия. Щеки у нее вспыхнули, но это ничего: полицейский, наверно, решит, что она смутилась оттого, что они с Кейтом не состоят в браке.
– Ну, мисс Колье, это уж на вашей совести. Я так понимаю, что на этой ферме ведется какой-то бизнес?
– Д-да… А что, это незаконно?
– Да нет, мэм, отчего же. В нашей местности разрешено заниматься коммерческой деятельностью. А вы тоже участвуете в этом бизнесе?
Марси слышала, как перешептывается Народ, спрятавшийся в одной из комнат. И Maypa тоже там, вместе с Азраи. Господи, хоть бы малышка не вздумала разораться! Не услышать ее вопли, похожие на сигнал воздушной тревоги, просто невозможно. Не дай Бог, полицейский решит, что она прячет еще и незаконнорожденного ребенка! Если об этом узнают родители, они ее точно убьют!
– Только отчасти. Я иногда помогаю упаковывать коробки и все такое. Мы с Кейтом учимся в одном колледже. Наша мастерская работает на кооперативных началах. У нас много друзей, которые заходят и пользуются инструментами. Хм…
Она наконец решилась и добавила:
– Хотите посмотреть?
– С удовольствием, – серьезно ответил полицейский и сунул свою рацию в прямоугольный чехол на поясе. Марси провела его через комнату на кухню. В окно в дальнем конце кухни был виден красный сарай.
Марси подняла с пола оброненную второпях посудную тряпку и бросила ее на раковину. Авось полицейский подумает, что она мыла посуду, когда он позвонил в дверь. Он очень внимательно осмотрел всю кухню, в особенности маленькие скамеечки и стульчики детсадовского размера.
– Телефонная линия тут только одна? – спросил он, остановившись посреди кухни.
– Одна. Нам сюда, – сказала Марси и отворила заднюю дверь, надеясь, что полицейский последует за ней. Но он уставился на телефон, подвешенный на стене на уровне пояса.
– А отчего это телефон так низко висит? Надо срочно придумать объяснение! Что сказал бы на ее месте Кейт?
– Видите ли, моя тетя – инвалид, она ездит на коляске, – сказала Марси наконец, сглотнув. – Вот мы и повесили телефон так, чтобы ей было удобно.
– А что, она тут часто бывает?
– Довольно часто.
– А другие аппараты в доме есть?
– Да нет, нам вроде ни к чему, мы вдвоем живем… Мастерская там.
На сухой и жесткой сентябрьской траве не осталось следов Малого народа. Эльфы поспешно разбегались кто в сарай, кто в поля. Ведя полицейского к мастерской, Марси краем глаза заметила, как из дома следом за ними выскользнул Энох. Он охранял ее – просто на всякий случай, если полицейский вдруг решит ее обидеть. Марси тепло улыбнулась – и поспешно спрятала улыбку, пока инспектор не заметил.
В сарае царила гулкая тишина. Ни единой живой души. Даже кот, который вечно спал на столе архивариуса, и тот исчез. Станки и инструменты, обычно блестящие, подернулись тонким слоем пыли. Только Марси, уже больше года прожившая с Малым народом, понимала, что все признаки заброшенности – чистая иллюзия, и на самом деле за ними следят десятки глаз.
Времени на то, чтобы прибраться в мастерской, у эльфов было больше чем достаточно. Материалы распихали по полкам и стеллажам. Мастер успел даже стереть с доски уравнения. Указка лежала на полочке для мела.
– Хм, как у вас тут славно! – сказал полицейский, обходя помещение. Он задумчиво провел пальцем по опилкам, лежащим на полу рядом со сверлильным станком. Его следы были единственными, что отпечатались на опилках и стружке. – А что вы тут делаете?
– Да все. Рождественские украшения, формочки для печенья, бусы… – сказала Марси. Она показала ему ожерелье из замысловатых деревянных бусин и камушков, которое носила на шее. Энох подарил ей его на день рождения. Ожерелье явно впечатлило полицейского.
– Красиво. Узорчик ничего, – кивнул он. – Элегантное. Жене бы понравилось.
Он взял в руки один из фонариков, что стояли на верстаке в ожидании, когда в них вставят резные экранчики, наденут сверху маленькие крыши и приделают колечки. Повертел, поставил на место, взял электродрель.
– И вы тоже их делаете?
– Господи, нет, конечно! – воскликнула Марси. Голос у нее слегка сорвался. – Я и не знаю, как все эти штуки работают! – сказала она, указывая на станки. – Я по специальности искусствовед. Работать руками – не мое дело.
На чердаке пронзительно, почти беззвучно хихикнули. Марси так и обмерла. Слышит ли полицейский сопение и перешептывание наверху, или это только у нее такой тонкий слух? Он окинул взглядом ряды крохотных скамеек перед доской Мастера.
– Какое у вас все маленькое! – усмехнулся он. – Вы тут, случаем, несовершеннолетних не эксплуатируете?
– Да что вы! – ужаснулась Марси. – Мы… у нас просто много знакомых детей, они приходят на занятия, просмотры всякие… Ну, вы знаете, – вспомнила она то, что когда-то втирал Кейт, – “Юные дарования”…
Полицейский кивнул.
– Знаю, знаю, сам в такой организации состоял лет в двенадцать, – добродушно сказал он. – Ладно, о'кей. Извините, что я вас потревожил, мисс. Да не провожайте, до своей машины я как-нибудь сам дойду.
Он козырнул девушке и зашагал прочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Сам соперник, немолодой джентльмен с проседью и импозантными седыми бачками, который некогда был широк в плечах, но теперь, скорее, широк в животе, подошел к Моне и крепко пожал ей руку. Она ответила таким же сердечным рукопожатием и вежливо кивнула.
– Ну что, дам вперед? – деланно улыбнулся он, указывая на трибуну.
– Ну что вы! – возразила Мона, улыбаясь не менее картинно. – Лучше первым вы, конгрессмен. Старших надо уважать.
Она не стала добавлять, что ее всегда учили уступать место старичкам, но конгрессмен и так все понял. Складки жира у него под подбородком возмущенно затряслись, но он ничего не сказал, молча поклонился ей и взошел на трибуну. Стая его телохранителей и добровольных помощников отделилась от компании ее телохранителей и добровольных помощников и окружила трибуну. Конгрессмен кашлянул в микрофон. Толпа выжидательно притихла.
Его речь была известна заранее: он перечислил успехи, которых добился за те годы, что защищал интересы округа. Мона пару раз зевнула, прикрыв рот ладонью, но так, чтобы толпившиеся вокруг студенты это заметили. Кое-кто из ее помощников открыто ухмылялся. Наконец соперник сошел с трибуны. Его тут же окружила толпа избирателей и репортеров. Конгрессмена засыпали вопросами.
Мона дождалась, пока руководитель кампании ее представит, потом взошла на трибуну, будто на трон.
– Друзья, мы выслушали достойного джентльмена из Вашингтона. Теперь я хочу представить вам известную защитницу окружающей среды, госпожу Мону Гилбрет!
Послышались аплодисменты и разрозненные приветственные крики. Мона улыбнулась своей аудитории. Она давно убедилась, что формула “чем моложе слушатели, тем короче должна быть речь” работает всегда, даже если из-за этого получается, что у ее оппонента больше “эфирного времени”, чем у нее. “Надо закончить раньше, чем им надоест”, – думала Мона. Она принялась перечислять, за что ратует и что собирается делать для защиты интересов своих избирателей. Аудитория слушала ее с неподдельным вниманием. В задних рядах белокурая девушка, чернокожий парень и какие-то ребятишки раздавали листовки. Должно быть, какая-то акция протеста… Но, с другой стороны, это же студенты! Они всегда против чего-нибудь да протестуют. Вряд ли это может иметь отношение к ней. Мона закончила свою речь минут на пять раньше, чем конгрессмен, и спустилась вниз, общаться с народом.
Стоило Моне сойти с трибуны, ее, как и прежде соперника, окружила толпа.
– Госпожа Гилбрет! – воскликнул какой-то молодой человек, бросаясь к ней и пожимая ей руку под щелканье фотокамер. – Я так рад, что от нашего округа выдвигается женщина! Непременно буду за вас голосовать!
– Спасибо большое! – сказала Мона, улыбаясь в камеру. – Я стремлюсь в Вашингтон ради вас!
Студент, широко улыбаясь, отступил. На его месте тут же оказался следующий. Потом еще, еще один. Улыбки, добрые пожелания. Мона пожимала им всем руки, позировала для снимков. Руководитель ее избирательной кампании стоял неподалеку и сиял, как новенький цент. Все шло просто идеально. Конечно, рассчитывать на пожертвования тут не приходится, но многие из них – жители округа, и если Мона сумеет завоевать их расположение и сохранить его, они еще много-много лет будут посылать ее в Вашингтон…
Кое-кто из студентов задавал умные, сложные вопросы. Мона отвечала такими складными фразами, что хоть сейчас используй в качестве лозунга.
Подошла невысокая, крепко сбитая девушка с листовкой в руке.
– Госпожа Гилбрет, мне хотелось бы знать, как на вашем заводе налажена утилизация токсичных отходов. Вы действительно используете специально предназначенные для этого цистерны и системы очистки?
– А вы как думаете? – ответила Мона, улыбаясь деревянной улыбкой. По счастью, у нее был наготове подходящий уклончивый ответ. – Как вы знаете, Агентство по охране окружающей среды разработало очень сложную технологию утилизации токсичных отходов. Мои инженеры знают ее назубок!
– А какие вещества содержатся в отходах вашего предприятия? – спросил молодой человек – тощий, рыжеволосый: Мона сперва даже подумала, что это Кейт Дойль, но потом увидела, что это не он, и успокоилась.
– В основном различные азотсодержащие побочные продукты. Полный список можно получить в моем офисе. Благодарю вас.
И она отвернулась к следующему собеседнику. Молодой человек явно остался недоволен ответом, но его быстро оттеснила толпе других людей, которым хотелось поговорить с Моной или просто пожать ей руку. Когда толпа наконец стала редеть, руководитель избирательной кампании Моны подошел поближе к ней. На земле валялось несколько листовок. Он от нечего делать поднял одну из них и принялся читать. Мона мельком взглянула на него – и увидела, что он меняется в лице буквально на глазах. Дочитав, он сунул бумажку в карман пиджака, словно забыв о ней, и протолкался к Моне.
– Скажите, вы ведь действительно утилизируете отходы по технологиям, безопасным для окружающей среды? – спросил он ее на ухо в коротком промежутке между вопросами.
Мона разозлилась. Может, и не стоит брать его в свою команду!
– Ну конечно! – прошипела она в ответ.
Толпа наконец рассосалась, и Мона направилась к ожидающему ее лимузину. Руководитель кампании брел за ней, гадая, что он сделал не так.
* * *
В сарай, запыхавшись, вбежал девятилетний Боргет.
– Мастер, там, у ворот, полицейская машина! Роза спрашивает, что делать!
Мастер упер указку в пол.
– Началось! Она решила предпринять ответные шаги. Надеется предать нас в руки властей.
Катра со Свечечкой встали из-за стола.
– Бежать? – спросила Свечечка. – Мы можем спрятаться в кукурузе.
– Думаю, в таком массовом исходе нет нужды. – Мастер обернулся к Марси, которая стояла у верстака рядом с Энохом. – Миис Колье, могу я попросить вас об услуге?
* * *
Инспектор полиции еще раз надавил на кнопку звонка. Приятный домик, и место славное, только очень уж уединенное. Он заглянул внутрь сквозь стекло в двери, задернутое тюлевыми занавесочками. Просторная комната со стенами, обитыми деревянными панелями, была пуста. Полицейский понятия не имел, что и где он должен искать. Эта Гилбрет прислала шерифу записку насчет того, что на ферме размещена чуть ли не целая подпольная фабрика, на которой работают какие-то нелегальные иммигранты. На дорожке перед домом стояла всего одна машина. Номер чикагский. И где же тут толпы иммигрантов? Ладно, еще один звонок, потом он обойдет вокруг дома и заглянет в сарай – может, хозяева там? Полицейский еще раз надавил на кнопку и прижался носом к стеклу, прикрыв глаза рукой от солнца.
– А если и там никого не будет, уеду! А-а, нет, вон кто-то идет.
Из двери, ведущей в большую комнату, выбежала черноволосая девушка, хорошенькая, только очень бледная. Она отворила дверь.
– Чем могу служить?
– Полиция округа, мэм. Мистер Дойль здесь? Полицейский сверился со своими бумагами:
– Мистер Кейт Дойль, владелец фермы?
– Нет, сейчас его нету, – ответила Марси, стараясь справиться с волнением. – Он в этом семестре работает в Чикаго. Может, я чем-то помогу?
– А вы кто, мисс? – спросил полицейский.
– Меня зовут Марси Колье. Я… это… живу с Кейтом.
Она буквально спиной чувствовала, как Энох прожигает ее взглядом из своего укрытия. Щеки у нее вспыхнули, но это ничего: полицейский, наверно, решит, что она смутилась оттого, что они с Кейтом не состоят в браке.
– Ну, мисс Колье, это уж на вашей совести. Я так понимаю, что на этой ферме ведется какой-то бизнес?
– Д-да… А что, это незаконно?
– Да нет, мэм, отчего же. В нашей местности разрешено заниматься коммерческой деятельностью. А вы тоже участвуете в этом бизнесе?
Марси слышала, как перешептывается Народ, спрятавшийся в одной из комнат. И Maypa тоже там, вместе с Азраи. Господи, хоть бы малышка не вздумала разораться! Не услышать ее вопли, похожие на сигнал воздушной тревоги, просто невозможно. Не дай Бог, полицейский решит, что она прячет еще и незаконнорожденного ребенка! Если об этом узнают родители, они ее точно убьют!
– Только отчасти. Я иногда помогаю упаковывать коробки и все такое. Мы с Кейтом учимся в одном колледже. Наша мастерская работает на кооперативных началах. У нас много друзей, которые заходят и пользуются инструментами. Хм…
Она наконец решилась и добавила:
– Хотите посмотреть?
– С удовольствием, – серьезно ответил полицейский и сунул свою рацию в прямоугольный чехол на поясе. Марси провела его через комнату на кухню. В окно в дальнем конце кухни был виден красный сарай.
Марси подняла с пола оброненную второпях посудную тряпку и бросила ее на раковину. Авось полицейский подумает, что она мыла посуду, когда он позвонил в дверь. Он очень внимательно осмотрел всю кухню, в особенности маленькие скамеечки и стульчики детсадовского размера.
– Телефонная линия тут только одна? – спросил он, остановившись посреди кухни.
– Одна. Нам сюда, – сказала Марси и отворила заднюю дверь, надеясь, что полицейский последует за ней. Но он уставился на телефон, подвешенный на стене на уровне пояса.
– А отчего это телефон так низко висит? Надо срочно придумать объяснение! Что сказал бы на ее месте Кейт?
– Видите ли, моя тетя – инвалид, она ездит на коляске, – сказала Марси наконец, сглотнув. – Вот мы и повесили телефон так, чтобы ей было удобно.
– А что, она тут часто бывает?
– Довольно часто.
– А другие аппараты в доме есть?
– Да нет, нам вроде ни к чему, мы вдвоем живем… Мастерская там.
На сухой и жесткой сентябрьской траве не осталось следов Малого народа. Эльфы поспешно разбегались кто в сарай, кто в поля. Ведя полицейского к мастерской, Марси краем глаза заметила, как из дома следом за ними выскользнул Энох. Он охранял ее – просто на всякий случай, если полицейский вдруг решит ее обидеть. Марси тепло улыбнулась – и поспешно спрятала улыбку, пока инспектор не заметил.
В сарае царила гулкая тишина. Ни единой живой души. Даже кот, который вечно спал на столе архивариуса, и тот исчез. Станки и инструменты, обычно блестящие, подернулись тонким слоем пыли. Только Марси, уже больше года прожившая с Малым народом, понимала, что все признаки заброшенности – чистая иллюзия, и на самом деле за ними следят десятки глаз.
Времени на то, чтобы прибраться в мастерской, у эльфов было больше чем достаточно. Материалы распихали по полкам и стеллажам. Мастер успел даже стереть с доски уравнения. Указка лежала на полочке для мела.
– Хм, как у вас тут славно! – сказал полицейский, обходя помещение. Он задумчиво провел пальцем по опилкам, лежащим на полу рядом со сверлильным станком. Его следы были единственными, что отпечатались на опилках и стружке. – А что вы тут делаете?
– Да все. Рождественские украшения, формочки для печенья, бусы… – сказала Марси. Она показала ему ожерелье из замысловатых деревянных бусин и камушков, которое носила на шее. Энох подарил ей его на день рождения. Ожерелье явно впечатлило полицейского.
– Красиво. Узорчик ничего, – кивнул он. – Элегантное. Жене бы понравилось.
Он взял в руки один из фонариков, что стояли на верстаке в ожидании, когда в них вставят резные экранчики, наденут сверху маленькие крыши и приделают колечки. Повертел, поставил на место, взял электродрель.
– И вы тоже их делаете?
– Господи, нет, конечно! – воскликнула Марси. Голос у нее слегка сорвался. – Я и не знаю, как все эти штуки работают! – сказала она, указывая на станки. – Я по специальности искусствовед. Работать руками – не мое дело.
На чердаке пронзительно, почти беззвучно хихикнули. Марси так и обмерла. Слышит ли полицейский сопение и перешептывание наверху, или это только у нее такой тонкий слух? Он окинул взглядом ряды крохотных скамеек перед доской Мастера.
– Какое у вас все маленькое! – усмехнулся он. – Вы тут, случаем, несовершеннолетних не эксплуатируете?
– Да что вы! – ужаснулась Марси. – Мы… у нас просто много знакомых детей, они приходят на занятия, просмотры всякие… Ну, вы знаете, – вспомнила она то, что когда-то втирал Кейт, – “Юные дарования”…
Полицейский кивнул.
– Знаю, знаю, сам в такой организации состоял лет в двенадцать, – добродушно сказал он. – Ладно, о'кей. Извините, что я вас потревожил, мисс. Да не провожайте, до своей машины я как-нибудь сам дойду.
Он козырнул девушке и зашагал прочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43