— Да, что вы, Сай? Вы же поработили себя сами. А мы требуем лишь налога с ваших хозяев. И они его заплатят, потому что они рабы самих себя. Увы, психономическая свобода, которая делает нашу цивилизацию счастливой, оказалась недоступной для всех остальных цивилизованных обществ. И для вашего тоже, пока.
Сайрас долго молчал, рассматривая фужер из радужного кристалла, который держал в руках. Наконец, спросил:
— А я? Чего вы хотите от меня?
— Совсем немного. Быть посредником в переговорах. А пока я хочу услышать полный рассказ о земной жизни, расскажите обо всем, что вам было доступно.
Сайрас Джеральд нервничал, он кусал губы, тер потные ладони, мял виски — вообще происходили все те физиологические процессы, которые показывали, как трудно назвать собственным именем предательство, даже давно внутренне признанное. Гавон был спокоен и настроен покровительственно. С землянином все была ясно. Необходимо только дать ему немного времени все обдумать и принять единственно возможное решение. Но Сай сказал что-то совершенно неожиданное:
— Разве это возможно, мистер Рен-Барх?
Космодор только случайно удержался от вскрика. Изумление от странного совпадения реальности со сном отозвалось в нем непонятным страхом. Лицо его осталось непроницаемым и может быть только в глазах на минуту мелькнула растерянность. Но eго собеседник ничего не заметил. Остались только неясная тревога и мысль, что необходим серьезный разговор с психономатором.
Больше он не вспоминал о сне. Сай, видимо, успокоившись и примирившись, начал рассказывать о жизни на Земле. Гавон слушал его, не стараясь запомнить — для этого был психономатор. Его объективы ощупывали каждое движение, мимику Сая, все это переводилось в единицы знаковой информации и он копил их в своей холодной памяти, добавляя штрихи к образу подсознательной жизни астронавта Сайраса Джеральда. Потом, когда Газон уже в роли дипломата будет искать точнейшую реакцию, гибчай-шую многозначительность, телепатические советы психономатора отшлифуют его поведение до единственно возможного для этой цели совершенства, до правдивейшей для землян мимики.
Со стороны они выглядели как двое друзей, которые за рюмкой доверяют друг другу свои маленькие житейские тайны. Когда Сайрас говорил об интимных подробностях, космодор располагающе и в то же время многозначительно улыбался, поднимал фужер к самым глазам и рассеянно скользил взглядом по серебристой поверхности коктейля — знал, что в такие моменты лицо его 'становится неповторимым — мужественным и красивым.
Этот разговор продолжался весь день, не прекратился он даже во время ужина. И только оказавшись в каюте, Гавон понял, что все время в нем дремало какое-то беспокойство. Здесь, в одиночестве, беспокойство перешло в обыкновенный страх, вызванный сновидением. Существование этого страха было чем-то неправильным, неестественным, оно пугало больше самого сна, так как это означало, что универсальные психономические формулы перестали быть универсальными. Действительно, там еще предвиделась и непредсказуемость третьего подсознательного пласта, но… «Психономатор, — вскрикнул космодор, — что со мной происходит?!».
«Не особенно сильное катативное смущение третьего пласта подсознания…».
«Хватит! Профилактика?».
«Катативная реакция зоны третьего пласта имеет высокую степень непредсказуемости…».
«Хватит! Можешь следить за мной ночью и прервать сон сразу же, как только он начнется?».
«Да».
Космодору почему-то показалось, что в бесплотном голосе психономатора прозвучало угодничество. И впервые в жизни испытал к нему что-то похожее на отвращение.
Уснул он незаметно. Его окружила спасительная темнота без времени и места, но она оказалась зыбкой. Чья-то рука подняла и бросила космодора на ту же самую равнину в трещинах, стянутую обручем горизонта. И снова рядом с ним шагал Сай, и перед ними скользили две тени, очерченные странным светом, падающим сзади.
«Значит, ты утверждаешь, что счастлив?» — спрашивала тень Сая.
«Как счастливы все живущие по законам универсальной психономии», — покровительственно ответила тень Гавона.
«А все живут по этим законам?».
«Все».
«И всю жизнь?».
«Да», — ответил Гавон и замедлил шаг.
«Почему молодые не всегда подчиняются Универсальным Психономическим Формулам, мистер Рен-Барх?».
Гавон удивился вопросу, потому что Сай не мог этого знать.
Шагая под бесконечным дымящимся сводом, он ответил:
«Для этого необходимо созреть, Сай. Универсальные Психономические Формулы изучаются в школе, но необходимо время, пока личность сумеет обуздать инстинкты. Добавим и физическое соревнование, которое заставляет молодых бунтовать в поиске выхода своей биологической энергии».
Что-то замедлило шаги космодора. Стена. Гавон присел на неровный каменный выступ. Опершись на стену, Сай смотрел на него светящимся взглядом своих черных глазниц. За его спиной образовалась трещина и сквозь нее были видны звезды. Трещина, корчась, как губы паралитика, произнесла голосом Сая:
«Но среди зрелых уравновешенных личностей также встречаются неудовлетворенные, мистер Рен-Барх».
«Это неправда, Сай. Ты не можешь знать этого».
«Мистер Рен-Барх, — произнесла трещина, — почему так часто взрослые, зрелые личности, не знавшие серьезных проблем в жизни, кончают самоубийством?».
«Во всякой цивилизации есть свои психические больные, Сай».
«Но почему их так много, мистер Рен-Барх?».
Что-то взорвало сон Гавона. Когда куски сознания, разбросанные взрывом, улеглись, космодор с удивлением подумал, что психономатор никогда не будил его столь сильным импульсом.
«Психономатор, — мысленно позвал он. — Почему дал развиться сну? Команда была точная».
«Физиологическая реакция, — ответил психономатор. — Сон был сконцентрирован в кратком временном интервале в ограниченной зоне мозга. Первый импульс оказался слабым, второй…».
«Хватит, — мрачно прервал его Гавон, — от второго еще болит голова. Сделай что-нибудь».
Из стены вылезло блестящее щупальце. Конец пневмошприца коснулся его виска. Гавон почувствовал легкую боль, приятное головокружение и снова уснул, на этот раз без сновидений.
После утренних процедур в биокамере к Гавону почти полностью вернулось бодрое и реалистическое восприятие жизни. Почти, так как внутри все же затаился мутный приглушенный ужас иррациональной бури сна… Как настоящий воспитанник психоно-мической культуры, Гавон хорошо знал фантазию — грязный источник душевных смут, место, где все возможно, где простая истина мечется в пылу сомнений и ничего окончательного и определенного не существует. Она была врагом его душевных сил, его гибкого, как хищный зверь ума, его неистребимого желания победы. Что это за ассоциативный взрыв, какие пласты подсознания перемешались, как получилось, что этот смешной и наивный Сай стал символом самого подсознания, заговорил языком какого-то «анти-я»? Рен-Барх не мог ответить себе на эти вопросы и не хотел почему-то обсуждать их с психономатором. Кроме того, логика дневного сознания выдвинула дневные мысли, которые не оставляли места стыду ночных видений. О, Великий Дарх, уже через пару дней надо начинать усвоение, а какие глупости лезут в голову. — Итак, ваш мир мне ясен, Сай.
Гавон замолчал и вперил взгляд в землянина. Глаза Сайраса, в которых сначала светился интерес, постепенно наполнились страхом. Астронавт начал понимать, что означают эти слова. И Гавон дал ему необходимое для этого время.. — Слушаю вас, мистер Рен-Барх, — хрипло прошептал Сай.
Гавон начал с обобщения. Земля, пояснил он, с точки зрения представителя высшей цивилизации, это огромное поле незримой войны. Настоящие войны остались в прошлом, чтобы уступить место этой возне непрестанного взаимного выталкивания нескольких сверхпредприятий. Между ними существуют неисчислимо и неизмеримо сложные для обычного человека связи. Отношения между ними напоминают дархианскую игру, в которой двое из противников заключают игру против третьего, что, однако, не улучшает их взаимоотношений. Каждый в совершенстве овладел своим оружием — производством, торговлей, технологическим прогрессом. У каждого есть свой аппарат для того, чтобы удержать положение, своя полиция, своя армия. Несчастные жители Земли находятся в центре разнонаправленных интересов, и что получается из этого, ты сам знаешь. Всех ваших социальных срывов, крамольных идей могло бы и не быть, если бы у вас существовало настоящее централизованное управление и вы могли бы заняться решением психологических проблем индивида. Наша психономия давно пришла к заключению, что индивиды составляют общество. Это для тебя может быть звучит банально, но из него мы можем сделать важный вывод, что сначала надо заняться индивидом, организовать такое существование, которое удовлетворяло бы его. Если же нет возможности полностью удовлетворить их потребности, то сделать противоположное — воспитать такие потребности, которые бы находились в границах доступного. А этого можно достичь только с помощью наших психономических формул. Мы с вами, Сай — мы оба! — выберем одну из земных суперфирм и поможем ей победить другие. Благосостояние человечества резко повысится. Фирма автоматически превратится в правительство, которому все народы будут благодарны, которому будет доверено введение новой психономической педагогики. Да, Сай, я убедился, что земное человечество достаточно близко Дархианскому и может воспринять психономию. Со своей стороны, правительство никогда не забудет, кому оно обязано, благодаря чьим психономическим консультациям достигнуто счастливое равновесие. Нашему Дарху останется снарядить лишь несколько грузовых звездолетов, которые периодически будут выплывать из нуль-пространства, приземляться около секретных складов и взлетать оттуда с грузом. Улавливаешь… помощник космодора Сайрас Джеральд?
Рен-Барх закончил свое вдохновенное выступление со сдержанной ораторской артистичностью, которая не раз показывала свою действенность при различных дипломатических миссиях. Тем более что психономатор во время всего монолога удачно нашептывал ему наиболее подходящие слова, точнейший текст…
А Сай, помощник космодора Сайрас Джеральд, был готов. Его страх, вечный страх интеллигента, порожденный постоянными сомнениями в нравственной правоте своих действий, исчез. Напротив Гавона сидел соратник, единомышленник, который, не задумываясь, отдал бы жизнь за грандиозную цель. «Готов! Готов!» — мурлыкал психономатор, хотя и сам Рен-Барх прекрасно видел это. Именно так надо создавать настоящего местного манипулятора.
«Прекрасная работа, Гавон Рен-Барх» — улыбается Доктринер, приводя в движение тонкую сеть морщин вокруг глаз.
Гавон усадил своего новоиспеченного помощника в кресло и начал объяснять ему, как манипулировать пультом гипнотаблии. Сай безошибочно повторил все действия, гипноизлучатель тихо загудел, а на экране начали мелькать таблицы программы «Теории информации и социального манипулирования». Знания, которые гипногенератор вводил в его мозг, многократно превосходили все университетские курсы Земли. Психономатор регистрировал почти стопроцентное усваивание информации. На глазах у Гавона создавался умный, гибкий, хитрый дипломат, ученый и боец. Параллельна с теорией мозг Сая усваивал и новую систему ценностей, в которой в качестве объекта преклонения и восторга Гавону Рен-Барху отводилось второе место после Доктринера.
— Приятной работы, Сай! — пробурчал Гавон и ушел в отсек.
Вечером он выключил гипногенератор. Не хотел перенапрягать мозг своего помощника, да и в этом не было необходимости. Сай уже знал почти все необходимое, а завтрашний курс окончательно затвердит принятую информацию. Мужчины поужинали спокойно, почти не разговаривая. Устаревший Сай отправился к себе в каюту, пожелав Гавону, как это требует земной обычай, спокойной ночи. Космодор кивнул ему в ответ и подумал, что ночь, без сомнения, будет спокойной — половина миссии исполнена, мысли спокойны, снов не будет. Мелькнула какая-то тень, но она быстро исчезла — нет, никаких снов не будет! Он даже не будет приказывать психономатору следить за его сном: это недостойно, это значит, что он все еще испытывает страх, притом без оснований.
Гавон Рен-Барх вошел в свою каюту. И сон встретил его на пороге. Его тело автоматически совершало действия отхода ко сну, а мысли окунулись в уже знакомую темноту. Где-то над ним была та растрескавшаяся, пульсирующая земля, а он падал с нее в пропасть неба. Земля поднялась над ним и Гавон остался один между звездами.
Потом сквозь звезды начали вырисовываться стены пещеры. Удобно устроившись между двумя сталагмитами, за ним следил Сайрас Джеральд. Свет, исходящий из черных глазниц, падал на лицо космодора, который уже знал, каким будет первый вопрос:
1 2 3