И особенно в каждый Новый год. Джордж говорит о холодильнике, а ты о том, как обязательно что-то произойдет. Но, как видишь, ничего особенного не происходит.
— Да, но наступит время, и это произойдет. Должно произойти! Я буду прав, и наступит год, когда все это случится.
— Хорошо, мой дорогой. Продолжай беспокоиться. Ты, наверное, один из тех, кому неуютно, когда они ни о чем не переживают. Слава Богу, от такого беспокойства, кажется, не много вреда для здоровья. Она не сказала больше ни слова, но прижалась к нему, обняла и держала так. От прикосновения ее тела ему, как всегда, стало хорошо и покойно, и он заснул.
Несколько недель маленькой речкой вытекала вода из прорванной трубы акведука. И теперь ни капли воды не попадало в резервуары хранилища. И в то же время благодаря образовавшимся в течение долгого времени тысячам маленьких протечек, благодаря открытым и оставленным так во время Великой Драмы водопроводным кранам, благодаря серьезным разрушениям времен землетрясения, благодаря всему этому вместе накопленная вода уходила из резервуара, и уровень ее быстро и постоянно снижался.
2
Как Иш предполагал, так все и происходило. Они ничего не делали. А недели шли своей чередой. И не было слышно криков «Эй, взяли!», и никто не кряхтел и не ругался, сгибаясь под тяжестью затаскиваемого в гору холодильника; и не было слышно звона лопат на их маленьком общественном огороде. Иш, по своему обыкновению, время от времени страдал, но жизнь продолжалась, и даже у него порой не было причин для особого беспокойства. Даже ничего не делая и ни в чем не участвуя, он мог по старой студенческой привычке испытывать удовлетворение от простого созерцания происходящего. Прав ли он был, думая, что все пережившие трагедию, ставшие свидетелями уничтожения, казалось, незыблемого общества, испытали шок нервного потрясения? Так уважаемая им антропология предоставила в его распоряжение несколько примеров. Охотники за черепами и индейцы равнинных прерий, потерявшие желание приспосабливаться к изменившейся обстановке, и более того, когда грубо разрушили их традиционный жизненный уклад, потерявшие вкус к самой жизни. Если они не могли более продолжать коллекционировать черепа, нападать на «стальных коней» или снимать скальпы, у них не появлялось других желаний… А в условиях мягкого климата и легко доступной пищи могут ли появиться стимулы, определяющие потребность в переменах? Тоже достаточно распространенные примеры — аборигены островов южных морей или тропиков, где можно вполне достойно прожить, питаясь исключительно одними бананами. Или есть еще причины? К счастью, он обладал достаточными познаниями в основах философии и истории, чтобы не затеряться во множестве сравнений. А главное, он понимал, что безуспешно пытается разрешить проблемы, над которыми бились лучшие умы человечества с той самой поры, когда человек впервые начал задумываться о порядке устройства своего мира. Иш тоже невольно оказался лицом к лицу с загадками динамики и движущих сил развития общества. Что заставляет общество претерпевать изменения? В этом вопросе ему — студенту — повезло больше, чем Кохелету, Платону, Мальтусу и Тойнби вместе взятым. На его глазах общество уменьшилось до таких размеров, что в конечном итоге его можно было подвергнуть лабораторным исследованиям. Но стоило в рассуждениях добраться до этого тезиса, как тут же возникала новая, беспокойная мысль, нарушавшая простоту и изящество его выкладок. И все из-за того, что он переставал быть чистым ученым и начинал мыслить простыми человеческими категориями, как это бессознательно делала Эм. Общество, обосновавшееся в Сан-Лупо, — это не микрокосм, которым оперируют философы, не капля из общего моря, называемого человечеством. Нет, это собранные в группу личности. Это Эзра, Эм, мальчики и, конечно же, Джои! Заставьте измениться личность, как тут же изменится все состояние группы. Только одну личность! Если место Эм займет — ну, скажем, Дотти Ламур? Или вместо Джорджа — кто-нибудь с мощнейшим интеллектом, из тех, кого он помнит еще со времен Университета, — профессор Сауэр, например? И тогда снова изменится состояние. Или нет? Возможно, что и нет, поскольку окружение может оказаться гораздо сильнее и все разнохарактерные индивидуумы станут похожи на один общий, шаблонный трафарет. Но в одном Эм была безусловно права. Ей не нужно переживать, что из-за своего беспокойного характера он наживет язву или невроз. Наоборот, его наблюдения над жизнью постоянно поддерживали интерес к ней и давали силы жить. Сразу после Великой Драмы и исчезновения человека он посвятил всего себя наблюдениям изменений, происходящих в природе. Но прошел двадцать один год, мир приспособился, и если изменения продолжали происходить, то происходили настолько медленно, что уже не имело смысла вести их ежедневно, и даже раз в месяц наблюдения не давали заметных результатов. Вот почему проблемы общества — его изменения и приспособляемость — вышли на первый план и приобрели для него наибольший интерес. И стоило лишь добраться в мыслях до этого места, снова приходилось поправлять себя. Он не мог и, главное, не должен быть простым наблюдателем — студентом, ищущим решение философских проблем. Платон и другие могли позволить себе только наблюдать и комментировать, делая это зачастую с долей откровенного цинизма. Свои труды они посвящали скорее поколениям будущего, не считая себя ответственными за развитие и изменение общества, в котором жили. В очень редких случаях ученые управляли обществом — Марк Аврелий, Томас Мор, Вудро Вильсон. Что касается его самого, то Иш не считал себя главой Племени, а лишь генератором идей, мыслителем в обществе всего из нескольких индивидуумов. Когда появлялась нужда, к нему обращались за помощью, и вполне возможно, что стоит им оказаться перед лицом серьезной опасности, как он займет место лидера-вождя. Вспоминая, год за годом прослеживая прожитую жизнь, он мысленно оказался в городской библиотеке, рядом с книгами об ученых, ставших волею судьбы движущими силами своего общества. Путь их не был усыпан розами. Марк Аврелий истощил себя духовно и физически в бесплодных войнах на границах Империи. Томас Мор взошел на плаху, после чего, по иронии судьбы, был канонизирован, как жертва Церкви. Биографы Вильсона тоже часто называли бывшего Президента жертвой, при этом ни одна Церковь мира не объявила его святым Вудро. Нет, наделенным властью ученым не стоило завидовать. А вот он — Иш — в обществе, насчитывающем всего тридцать шесть индивидуумов, находился в таком положении, что, по всей вероятности, мог иметь гораздо больше влияния на ход будущей истории, чем Император, Канцлер или Президент Старых Времен.
Затяжные дожди первой недели Нового года замедлили скорость падения уровня воды в резервуаре. А потом, несколько раньше, чем всегда, наступил обычный для середины зимы короткий период сухой погоды. Как кровь, через сотни тысяч мелких булавочных уколов медленно вытекающая из тела левиафана, так и дарящая жизнь живительная влага уходила через водопроводные краны, прорванные трубы и протекающие соединения. И там, где датчик уровня некогда показывал глубину, равную двадцати футам, теперь лишь тонкая пленка воды покрывала дно резервуара.
Стоило проснуться и открыть глаза, как Иш понял, что ждет его замечательный солнечный день, что он прекрасно выспался, полон сил и энергии. Эм уже встала, и он слышал доносящиеся снизу привычные звуки, означавшие, что скоро будет готов завтрак. Несколько минут Иш пролежал не шевелясь и, наслаждаясь легкостью хорошо отдохнувшего тела, медленнее, чем обычно, сбрасывал с себя сладкие остатки сна. Как везет тем, кто может позволить просто полежать в постели немного дольше обычного, и не только в воскресное утро, а в любое другое утро недели. В жизни, которую все они вели, не существовало более быстрых поглядываний на часы, и никому уже не требовалось спешить на поезд, уходящий в 7:53. Сейчас Иш жил настолько свободно, как, пожалуй, никто в те давно ушедшие Старые Времена. С учетом особенностей, характера, ему гораздо счастливее живется сейчас, чем он мог жить в те прежние времена. И когда растворились последние остатки сна, Иш встал и занялся бритьем. Горячей воды не было, но эта мелочь давно перестала его волновать. Как, впрочем, никого бы не взволновал тот факт, что он вообще не бреется. Но ему самому нравилось ощущение чистоты и приходящее с ним чувство прилива жизненных сил. Он оделся (новая спортивная рубашка, джинсы), сунул ноги в удивительно удобные домашние тапки, шлепая задниками, спустился по лестнице и двинулся на кухню. А возле кухонной двери услышал голос Эм, с такими несвойственными ей резкими интонациями.
— Джози, детка, почему бы тебе не отвернуть кран так, чтобы не стоять целый час у раковины?
— Но, мамочка, я повернула его изо всех сил. Войдя в кухню, Иш увидел Джози с чайником в руках и тонкую струйку воды из водопроводного крана.
— Доброе утро! — поздоровался он. — Кажется, нужно звать Джорджа менять прокладки. Джози, а почему бы тебе не сбегать в сад и не набрать воды из уличного крана? Согласно кивнув, Джози запрыгала к дверям, и, когда они остались наедине, Ишу представилась возможность поцеловать Эм и поведать планы на сегодняшний день. Джози пропадала недолго и вскоре вернулась с полным чайником.
— Вода в уличном кране сначала бежала быстро, а потом тоже стала маленькой струйкой, — пожаловалась она, водружая чайник на бензиновую плитку.
— Вот же напасть! — поморщилась Эм. — А ведь надо еще мыть посуду. И Иш узнал знакомые интонации. Эм всегда так говорила, когда на их маленькую ячейку общества сваливалась очередная беда, требующая от мужского населения решительных действий. Стол для завтрака накрывали в столовой, и выглядел он так, как мог выглядеть стол для завтрака в Старые Времена. Иш занял место на одном краю стола, а Эм напротив него — на другом. Сейчас вместе с ними жило только четверо детей. Шестнадцатилетний Роберт, по законам Племени уже настоящий мужчина, сидел рядом с Уолтом — двенадцатилетним, но не по возрасту крупным и чрезвычайно деятельным мальчишкой. А напротив них, ближе к кухонной двери, Джои и Джози, в чьи обязанности, кроме всего прочего, входило помогать готовить завтрак, накрывать на стол, время от времени бегать на кухню за чем-то недостающим, после чего мыть посуду. Каждый раз, занимая свое привычное место, Иш не переставал удивляться, насколько мало эта сцена семейной жизни отличается от того, что могло происходить в Старые Времена, хотя тогда даже в самых смелых мыслях он не мог представить себя отцом такого многочисленного семейства. Независимо от числа, семья — вот, что объединяло человеческие существа в любые времена и в любом обществе. Союз отца, матери и детей сформировал основополагающую социальную ячейку, и ее можно было рассматривать скорее как явление биологическое, чем социальное. В его представлении семья оказалась самым стойким из всех социальных институтов человеческого общества. В своем развитии она предшествовала рождению цивилизаций, и вполне естественно, что единственная сохранилась после их крушения. Ну а если вернуться к накрытому столу, то на нем можно было увидеть виноградный сок — консервированный, естественно. Иш уже достаточно давно начал испытывать серьезные опасения по поводу витаминной ценности консервированных соков, да и вкусными их вряд ли можно было назвать. Но люди, по заведенной привычке, продолжали пить соки, во-первых, потому, что соки оказывали благотворное влияние на процесс пищеварения, а во-вторых, если не приносили пользы, то и вреда особого не причиняли. А вот яиц на столе не было, поскольку со времен Великой Драмы не осталось в живых ни одной курицы. Бекона тоже не было, так как данный продукт в железных или стеклянных, банках по прошествии стольких лет сделался большой редкостью, а живых свиней — насколько можно верить не отличавшимся особым усердием поискам — в окрестностях не водилось. Но стояло в центре стола блюдо с аппетитными тушеными говяжьими ребрышками, что, даже на утонченный вкус Иша, служило вполне достойной заменой пропавшему бекону. Что касается детей, то для них лучшего и не существовало. Впрочем, значительная часть их завтрака состояла именно из тушеных ребрышек. Дети выросли в основном на мясе, не представляли что-нибудь другое и мало стремились к этому другому. В противоположность им Эм и Иш еще помнили, что такое каши и поджаренный хлеб, но, спасибо крысам и долгоносикам, уничтожившим всю существовавшую некогда крупу и муку, теперь пытались разнообразить мясной стол консервированной мамалыгой, из которой, при определенном усердии, получалось некоторое подобие традиционных блюд для завтрака. Они запивали консервированную мамалыгу консервированным молоком, а если требовалось подсластить, то для этих целей использовался кукурузный сироп, так как с недавних пор им уже не удавалось найти сахар, переживший нашествие крыс и выдержавший удары непогоды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
— Да, но наступит время, и это произойдет. Должно произойти! Я буду прав, и наступит год, когда все это случится.
— Хорошо, мой дорогой. Продолжай беспокоиться. Ты, наверное, один из тех, кому неуютно, когда они ни о чем не переживают. Слава Богу, от такого беспокойства, кажется, не много вреда для здоровья. Она не сказала больше ни слова, но прижалась к нему, обняла и держала так. От прикосновения ее тела ему, как всегда, стало хорошо и покойно, и он заснул.
Несколько недель маленькой речкой вытекала вода из прорванной трубы акведука. И теперь ни капли воды не попадало в резервуары хранилища. И в то же время благодаря образовавшимся в течение долгого времени тысячам маленьких протечек, благодаря открытым и оставленным так во время Великой Драмы водопроводным кранам, благодаря серьезным разрушениям времен землетрясения, благодаря всему этому вместе накопленная вода уходила из резервуара, и уровень ее быстро и постоянно снижался.
2
Как Иш предполагал, так все и происходило. Они ничего не делали. А недели шли своей чередой. И не было слышно криков «Эй, взяли!», и никто не кряхтел и не ругался, сгибаясь под тяжестью затаскиваемого в гору холодильника; и не было слышно звона лопат на их маленьком общественном огороде. Иш, по своему обыкновению, время от времени страдал, но жизнь продолжалась, и даже у него порой не было причин для особого беспокойства. Даже ничего не делая и ни в чем не участвуя, он мог по старой студенческой привычке испытывать удовлетворение от простого созерцания происходящего. Прав ли он был, думая, что все пережившие трагедию, ставшие свидетелями уничтожения, казалось, незыблемого общества, испытали шок нервного потрясения? Так уважаемая им антропология предоставила в его распоряжение несколько примеров. Охотники за черепами и индейцы равнинных прерий, потерявшие желание приспосабливаться к изменившейся обстановке, и более того, когда грубо разрушили их традиционный жизненный уклад, потерявшие вкус к самой жизни. Если они не могли более продолжать коллекционировать черепа, нападать на «стальных коней» или снимать скальпы, у них не появлялось других желаний… А в условиях мягкого климата и легко доступной пищи могут ли появиться стимулы, определяющие потребность в переменах? Тоже достаточно распространенные примеры — аборигены островов южных морей или тропиков, где можно вполне достойно прожить, питаясь исключительно одними бананами. Или есть еще причины? К счастью, он обладал достаточными познаниями в основах философии и истории, чтобы не затеряться во множестве сравнений. А главное, он понимал, что безуспешно пытается разрешить проблемы, над которыми бились лучшие умы человечества с той самой поры, когда человек впервые начал задумываться о порядке устройства своего мира. Иш тоже невольно оказался лицом к лицу с загадками динамики и движущих сил развития общества. Что заставляет общество претерпевать изменения? В этом вопросе ему — студенту — повезло больше, чем Кохелету, Платону, Мальтусу и Тойнби вместе взятым. На его глазах общество уменьшилось до таких размеров, что в конечном итоге его можно было подвергнуть лабораторным исследованиям. Но стоило в рассуждениях добраться до этого тезиса, как тут же возникала новая, беспокойная мысль, нарушавшая простоту и изящество его выкладок. И все из-за того, что он переставал быть чистым ученым и начинал мыслить простыми человеческими категориями, как это бессознательно делала Эм. Общество, обосновавшееся в Сан-Лупо, — это не микрокосм, которым оперируют философы, не капля из общего моря, называемого человечеством. Нет, это собранные в группу личности. Это Эзра, Эм, мальчики и, конечно же, Джои! Заставьте измениться личность, как тут же изменится все состояние группы. Только одну личность! Если место Эм займет — ну, скажем, Дотти Ламур? Или вместо Джорджа — кто-нибудь с мощнейшим интеллектом, из тех, кого он помнит еще со времен Университета, — профессор Сауэр, например? И тогда снова изменится состояние. Или нет? Возможно, что и нет, поскольку окружение может оказаться гораздо сильнее и все разнохарактерные индивидуумы станут похожи на один общий, шаблонный трафарет. Но в одном Эм была безусловно права. Ей не нужно переживать, что из-за своего беспокойного характера он наживет язву или невроз. Наоборот, его наблюдения над жизнью постоянно поддерживали интерес к ней и давали силы жить. Сразу после Великой Драмы и исчезновения человека он посвятил всего себя наблюдениям изменений, происходящих в природе. Но прошел двадцать один год, мир приспособился, и если изменения продолжали происходить, то происходили настолько медленно, что уже не имело смысла вести их ежедневно, и даже раз в месяц наблюдения не давали заметных результатов. Вот почему проблемы общества — его изменения и приспособляемость — вышли на первый план и приобрели для него наибольший интерес. И стоило лишь добраться в мыслях до этого места, снова приходилось поправлять себя. Он не мог и, главное, не должен быть простым наблюдателем — студентом, ищущим решение философских проблем. Платон и другие могли позволить себе только наблюдать и комментировать, делая это зачастую с долей откровенного цинизма. Свои труды они посвящали скорее поколениям будущего, не считая себя ответственными за развитие и изменение общества, в котором жили. В очень редких случаях ученые управляли обществом — Марк Аврелий, Томас Мор, Вудро Вильсон. Что касается его самого, то Иш не считал себя главой Племени, а лишь генератором идей, мыслителем в обществе всего из нескольких индивидуумов. Когда появлялась нужда, к нему обращались за помощью, и вполне возможно, что стоит им оказаться перед лицом серьезной опасности, как он займет место лидера-вождя. Вспоминая, год за годом прослеживая прожитую жизнь, он мысленно оказался в городской библиотеке, рядом с книгами об ученых, ставших волею судьбы движущими силами своего общества. Путь их не был усыпан розами. Марк Аврелий истощил себя духовно и физически в бесплодных войнах на границах Империи. Томас Мор взошел на плаху, после чего, по иронии судьбы, был канонизирован, как жертва Церкви. Биографы Вильсона тоже часто называли бывшего Президента жертвой, при этом ни одна Церковь мира не объявила его святым Вудро. Нет, наделенным властью ученым не стоило завидовать. А вот он — Иш — в обществе, насчитывающем всего тридцать шесть индивидуумов, находился в таком положении, что, по всей вероятности, мог иметь гораздо больше влияния на ход будущей истории, чем Император, Канцлер или Президент Старых Времен.
Затяжные дожди первой недели Нового года замедлили скорость падения уровня воды в резервуаре. А потом, несколько раньше, чем всегда, наступил обычный для середины зимы короткий период сухой погоды. Как кровь, через сотни тысяч мелких булавочных уколов медленно вытекающая из тела левиафана, так и дарящая жизнь живительная влага уходила через водопроводные краны, прорванные трубы и протекающие соединения. И там, где датчик уровня некогда показывал глубину, равную двадцати футам, теперь лишь тонкая пленка воды покрывала дно резервуара.
Стоило проснуться и открыть глаза, как Иш понял, что ждет его замечательный солнечный день, что он прекрасно выспался, полон сил и энергии. Эм уже встала, и он слышал доносящиеся снизу привычные звуки, означавшие, что скоро будет готов завтрак. Несколько минут Иш пролежал не шевелясь и, наслаждаясь легкостью хорошо отдохнувшего тела, медленнее, чем обычно, сбрасывал с себя сладкие остатки сна. Как везет тем, кто может позволить просто полежать в постели немного дольше обычного, и не только в воскресное утро, а в любое другое утро недели. В жизни, которую все они вели, не существовало более быстрых поглядываний на часы, и никому уже не требовалось спешить на поезд, уходящий в 7:53. Сейчас Иш жил настолько свободно, как, пожалуй, никто в те давно ушедшие Старые Времена. С учетом особенностей, характера, ему гораздо счастливее живется сейчас, чем он мог жить в те прежние времена. И когда растворились последние остатки сна, Иш встал и занялся бритьем. Горячей воды не было, но эта мелочь давно перестала его волновать. Как, впрочем, никого бы не взволновал тот факт, что он вообще не бреется. Но ему самому нравилось ощущение чистоты и приходящее с ним чувство прилива жизненных сил. Он оделся (новая спортивная рубашка, джинсы), сунул ноги в удивительно удобные домашние тапки, шлепая задниками, спустился по лестнице и двинулся на кухню. А возле кухонной двери услышал голос Эм, с такими несвойственными ей резкими интонациями.
— Джози, детка, почему бы тебе не отвернуть кран так, чтобы не стоять целый час у раковины?
— Но, мамочка, я повернула его изо всех сил. Войдя в кухню, Иш увидел Джози с чайником в руках и тонкую струйку воды из водопроводного крана.
— Доброе утро! — поздоровался он. — Кажется, нужно звать Джорджа менять прокладки. Джози, а почему бы тебе не сбегать в сад и не набрать воды из уличного крана? Согласно кивнув, Джози запрыгала к дверям, и, когда они остались наедине, Ишу представилась возможность поцеловать Эм и поведать планы на сегодняшний день. Джози пропадала недолго и вскоре вернулась с полным чайником.
— Вода в уличном кране сначала бежала быстро, а потом тоже стала маленькой струйкой, — пожаловалась она, водружая чайник на бензиновую плитку.
— Вот же напасть! — поморщилась Эм. — А ведь надо еще мыть посуду. И Иш узнал знакомые интонации. Эм всегда так говорила, когда на их маленькую ячейку общества сваливалась очередная беда, требующая от мужского населения решительных действий. Стол для завтрака накрывали в столовой, и выглядел он так, как мог выглядеть стол для завтрака в Старые Времена. Иш занял место на одном краю стола, а Эм напротив него — на другом. Сейчас вместе с ними жило только четверо детей. Шестнадцатилетний Роберт, по законам Племени уже настоящий мужчина, сидел рядом с Уолтом — двенадцатилетним, но не по возрасту крупным и чрезвычайно деятельным мальчишкой. А напротив них, ближе к кухонной двери, Джои и Джози, в чьи обязанности, кроме всего прочего, входило помогать готовить завтрак, накрывать на стол, время от времени бегать на кухню за чем-то недостающим, после чего мыть посуду. Каждый раз, занимая свое привычное место, Иш не переставал удивляться, насколько мало эта сцена семейной жизни отличается от того, что могло происходить в Старые Времена, хотя тогда даже в самых смелых мыслях он не мог представить себя отцом такого многочисленного семейства. Независимо от числа, семья — вот, что объединяло человеческие существа в любые времена и в любом обществе. Союз отца, матери и детей сформировал основополагающую социальную ячейку, и ее можно было рассматривать скорее как явление биологическое, чем социальное. В его представлении семья оказалась самым стойким из всех социальных институтов человеческого общества. В своем развитии она предшествовала рождению цивилизаций, и вполне естественно, что единственная сохранилась после их крушения. Ну а если вернуться к накрытому столу, то на нем можно было увидеть виноградный сок — консервированный, естественно. Иш уже достаточно давно начал испытывать серьезные опасения по поводу витаминной ценности консервированных соков, да и вкусными их вряд ли можно было назвать. Но люди, по заведенной привычке, продолжали пить соки, во-первых, потому, что соки оказывали благотворное влияние на процесс пищеварения, а во-вторых, если не приносили пользы, то и вреда особого не причиняли. А вот яиц на столе не было, поскольку со времен Великой Драмы не осталось в живых ни одной курицы. Бекона тоже не было, так как данный продукт в железных или стеклянных, банках по прошествии стольких лет сделался большой редкостью, а живых свиней — насколько можно верить не отличавшимся особым усердием поискам — в окрестностях не водилось. Но стояло в центре стола блюдо с аппетитными тушеными говяжьими ребрышками, что, даже на утонченный вкус Иша, служило вполне достойной заменой пропавшему бекону. Что касается детей, то для них лучшего и не существовало. Впрочем, значительная часть их завтрака состояла именно из тушеных ребрышек. Дети выросли в основном на мясе, не представляли что-нибудь другое и мало стремились к этому другому. В противоположность им Эм и Иш еще помнили, что такое каши и поджаренный хлеб, но, спасибо крысам и долгоносикам, уничтожившим всю существовавшую некогда крупу и муку, теперь пытались разнообразить мясной стол консервированной мамалыгой, из которой, при определенном усердии, получалось некоторое подобие традиционных блюд для завтрака. Они запивали консервированную мамалыгу консервированным молоком, а если требовалось подсластить, то для этих целей использовался кукурузный сироп, так как с недавних пор им уже не удавалось найти сахар, переживший нашествие крыс и выдержавший удары непогоды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65