— Неплохо, — похвалил я, подсчитывая в уме, сколько раз он упомянул о лицах. — У вас очень высокий КПД. А смогу я узнать, какова пригодность моей кандидатуры для семейной жизни?
— Попрошу приложить сюда ваш опознаватель, — сказал робот, проводя меня к пульту.
Я приложил браслет к гнезду, и тотчас на щите замигали лампочки.
— Пригодность данного лица в каждой возрастной группе, — вновь забубнил робот, — определяется по пяти степеням пригодности, определяемым на основе тех требований, которые предъявляет к возможным кандидатам лицо, сделавшее запрос. По пятой степени ваша кандидатура за период, прошедший с начала текущего календарного года, соответствует двумстам сорока запросам, по четвертой степени — семидесяти одному, по третьей — девятнадцати, по второй — четырем, по первой — одному запросу. Поскольку ваша ячейка заблокирована, сведения о вас не выдавались и в справки не включались.
Я посмотрел на робота с уважением. Ведь обычная машина, а знает, что для кого-то я, Алексей Северцев, двадцати трех лет, ростом двести два сантиметра и весом сто двадцать килограммов, являюсь единственным… Интересно, кто это?
— Могу я узнать, кем сделан запрос, подпавший под категорию первой степени?
Робот повозился у пульта.
— Лицо, сделавшее данный запрос, заблокировало свою ячейку, поэтому ответ быть дан не может.
Вот так… Где-то живет неизвестная мне девушка, для которой я мог бы стать единственным, но никогда не стану. И ничего тут не поделаешь.
Я повернулся, чтобы уйти, но тут мне в голову пришла еще одна идея.
— Попрошу дать мне справку о возможной подруге жизни. Мои требования: пол — женский, возраст — 18—22 года, брюнетка, но не жгучая, рост… выражение глаз… грудь высокая… талия… походка волнующая… (Я закрыл глаза и стал рисовать портрет Тины, переводя его из зрительных образов в сухие анкетные данные). Интересуется наукой, конным боем, гимнастка, альпинистка, горнолыжница…
Я диктовал всю эту бредятину, презирая сам себя, но остановиться не мог. Закончив, я с опаской посмотрел на робота, словно ожидал увидеть осуждение в его электронных глазах. Но этот ящик на колесах стоял ко мне спиной, подключившись к пульту, и ему не было дела до моих эмоций, если он вообще имел представление об эмоциях. Из пульта выскочила карточка, робот взял ее и протянул мне.
— Ваш запрос соответствует первой степени, и ему соответствует по всем параметрам запроса, кроме не поддающихся формализации, каковыми являются требования к выражению глаз и эмоциональные ощущения от походки, всего одно лицо из числа всех лиц, взятых на учет в информатории.
Я взглянул на карточку и присвистнул. На карточке было напечатано:
“Виола Ириния Миллер, 19 лет. Звездный совет, секретарь IV класса”.
— Врет ваша машина, — сказал я. — Я эту Виолу знаю. Она же стопроцентная блондинка, а я их терпеть не могу.
Робот обратил на меня философски мерцающие электронные глаза и пробубнил:
— Поскольку данное лицо в момент регистрации по цветовым параметрам прически относилось к нежгучим брюнеткам, допустим вывод, что данное лицо изменило цвет своих волос, не поставив в известность информаторий. Данному лицу будет сделан немедленный запрос с целью внесения уточнений в его ячейку.
— Валяйте уточняйте, — сказал я и вышел.
Глава 7. Бабушек надо слушаться
Все на свете имеет свой конец. Пришли к концу и мои сборы в дорогу.
Все было обговорено и рассказано, документы оформлены, обряды запомнены, снаряжение упаковано. С огорчением я узнал, что с терилаксовой броней мне придется распроститься, поскольку такой брони на Изумрудной нет. Принцесса рассказала мне, что их кавалеры сражаются только равным оружием, и это правило соблюдается очень строго.
— Но вы получите лучший панцирь из коллекции моего отца. Он очень любил турниры и собрал Прекрасную коллекцию оружия. Вот копье с вымпелом Соискателя вы должны взять с собой. Оно послужит для вас пропуском во дворец.
— А конь? Как быть с конем?
— Коня вы купите на месте. Не везти же его с Земли. Да он и не войдет в кабину даже до середки.
Я представил себе, как получаю на Изумрудной из ВП-кабины одну половину Баязета и скачу на ней наподобие барона Мюнхгаузена… Да, коня придется искать там.
— Не огорчайтесь, — промолвила принцесса и положила свои пальцы мне на руку. — В королевской конюшне вам подберут лучшего коня. Я распоряжусь.
— Я вам заранее благодарен, — вздохнул я.
Эта девушка совершенно не представляла себе, что добрый конь в хорошем бою — половина успеха. Она рассуждала как все дилетанты, для которых лошади отличаются только именами и мастью. Мой Баязет, сын Баяна и Зебры, был лучшим конем на нашей планете. Мы с Павлом искали его три года, и я не променяю его ни на какого коня в мире. Но, увы, ВП-кабины не рассчитаны на межзвездные перелеты лошадей.
Когда я впервые услышал про конные поединки на Изумрудной, это совпадение поразило меня. Но теперь мне было ясно, что никакого совпадения тут нет. Рыцарские бои на копьях, процветавшие в средние века, возродились еще в XX веке — что-что, а уж историю своего любимого спорта я знал до мельчайших подробностей. Началось это одновременно в Польше и в Англии. Польские рыцари выступали в театрализованных представлениях, устраиваемых в старинных замках, изображая битвы давних времен. В Англии в те же самые годы начали проводиться конные поединки с легкими бамбуковыми копьями. Позже, в XXI веке, после изобретения терилакса, который гарантировал спортсменам безопасность, этот спорт широко развился и впоследствии был включен в олимпийскую программу. Для меня не было удивительным, что беглецы с Земли, создав на Изумрудной свою аристократию., вспомнили про конный спорт, всегда считавшийся на Земле аристократическим.
Пальчики девушки все еще покоились на моем локте, и от этого я почувствовал, как у меня к щекам приливает жар. Удивительное сходство Ганелоны с Тиной настолько сбивало меня с толку, что я совсем запутался. С ужасом я вдруг понял, что мне нравятся обе девушки, причем одинаково сильно.
Ганелона походила на Тину как две капли воды. Нет, различия во внешности были, хотя и не очень заметные: гораздо светлее оттенок кожи, чуть тоньше губы, не такие большие глаза, неуловимые отличия в очертаниях скул, носа, подбородка.
В движениях, жестах, походке разницы обнаруживалось гораздо больше. У Ганелоны было свое особенное выражение глаз — какое-то настороженное, всегда немного беспокойное и тревожное, словно девушку непрестанно грызли тайные заботы. Властно сжатый рот принцессы свидетельствовал о решительности и твердости характера, ничуть не умаляя ее прелестной женственности. Походка казалась несколько скованной, Ганелона словно избегала быстрых движений и старалась за округлостью жестов скрыть внутреннюю резкость. Пожатие ее руки казалось вялым и безразличным, словно ей приходилось подавать руку через силу.
Впрочем, все эти мысли выветрились у меня из головы, когда вдруг выяснилось, что агенты Рюделя все же обнаружили Ганелону. Она рассказала, что недавно с ней говорил через браслет неизвестный, не назвавший и не показавший себя, и спросил, предполагает ли принцесса в ближайшее время отбыть на родину. Получив положительный ответ, он сказал: “Если передумаете — пеняйте на себя”, — и отключился, даже не попрощавшись.
— Почему вы не обратились в Службу безопасности? — спросил я, кипя возмущением. Это было неслыханно — в наше время угрожать кому-то, запугивать, вынуждать. — Вашего Рюделя и всю его шайку быстренько бы схватили и выслали домой, а Изумрудную заблокировали, чтобы никто не мог до вас добраться…
— Я думала об этом, — грустно ответила Ганелона. — Да разве во мне только дело? Рюдель рвется к власти, и моя задача — помешать ему. А для этого я должна ехать.
Чтобы отвлечь девушку от тревожных мыслей, я заговорил о Петровиче.
За последние дни я успел сдружиться с ним. Робот был неплохой парень, не то что механические недотепы из информатория и аналогичных заведений. Он побывал на моих тренировках, обучаясь искусству оруженосца, и теперь я знал, что он ничего не упустит в сложном ритуале подготовки к бою. Шутки ради я предложил ему сесть в седло. Это было уморительное зрелище — ездить он не умел совершенно, сидя на лошади, растопыривал ноги наподобие циркуля и на рыси выглядел настолько жалко, что я поскорее остановил лошадь. Однако на землю он спрыгнул легко и грациозно и, судя по всему, был весьма собой доволен.
В институте уже знали, что я ненадолго уезжаю, и, когда я зашел попрощаться, меня сразу окружили. К середине лета все мы были достаточно загорелыми, но все же одна из физиономий показалась мне чернее других. Вглядевшись, я узнал лаборанта Цоя, который только что вернулся с юга.
Мне стали показывать его снимки — старинные белоснежные дворцы, реставрационные работы на Золотых воротах, состязания ныряльщиков, толпы на пляжах. Цой снимал профессионально — на объемную бумагу с электретной подложкой, поэтому цвет и глубина на его снимках приобретали полную достоверность и фотографии словно светились изнутри. Все это сейчас меня мало интересовало — я потихоньку оглядывался, ища глазами Тину, которая куда-то отлучилась. Вдруг я понял, что передо мной только что мелькнуло знакомое лицо. Я схватил уже отложенную фотографию и увидел кавалера Рюделя.
Снимок был сделан на приморской веранде, где, прячась от зноя, сидели под тентами загорелые люди — кто в шезлонгах, кто у столов с напитками. В руках у соседей кавалера были карты, а сам он держал какой-то приборчик, из которого торчала крестообразная антенна.
Этот снимок я в тот же день показал Ганелоне.
— Почему он пользуется таким приемником? — спросил я. — У него же есть браслет, — я показал на левую кисть кавалера Рюделя. — Браслет дают каждому, кто прилетает на Землю.
— Опять кого-нибудь подслушивал, — с неприязнью ответила принцесса. — Помните, как он нас подслушивал?
Девушка долго смотрела на снимок, что-то мучительно вспоминая.
— Алексей, я боюсь, — сказала она наконец. — Я не знаю, в чем тут дело, но мне страшно. У меня на родине есть одна легенда… Я почти забыла ее. Но в ней говорится о каком-то кресте, который несет всем смерть… Когда я была совсем маленькой, сестры пугали меня по вечерам рассказами об этом кресте. Я кричала от страха и пряталась под одеяло, а потом долго не могла заснуть. И сейчас мне снова страшно…
Голос ее замер. Я взял ее за руку — пальцы у нее дрожали и были холодны как лед.
— Не бойтесь, — сказал я. — Сказки — это только сказки. И меня не удивляет, что ваш Рюдель предпочел браслету собственный радиоаппарат, — ведь с помощью браслета подслушивать нельзя. А он, насколько я заметил, очень любит это занятие.
Чтобы успокоить девушку, я обещал показать снимок специалистам.
— Бабуся, — сказал я за ужином, — где сейчас Милич?
— Иво? Вице-президент Радиоакадемии? Почему ты о нем вспомнил?
— Сейчас будет удобно его побеспокоить? Я хотел бы показать ему вот эту фотографию.
Бабушка повозилась у пульта, и через десяток секунд Иво Милич высветился на экране.
— Дорогая Евдокия Адамовна, — растроганно проговорил он, — вспомнила все-таки меня, старого! А то мне стало казаться за последние десять лет, что я так и помру, не повидавшись с тобой…
— Так уж и десять! — возразила бабушка. — Три года назад мы виделись на Плутоне.
— Ах, да… Это когда ты провалила мой проект…
— Пожалуй, не стоит об этом вспоминать. — Бабушка явно не хотела говорить о некоторых своих занятиях. — Взгляни лучше на моего внука. У него есть к тебе вопросы.
— Здравствуйте, дядя Иво, — сказал я.
— Батюшки, неужели это Алеша? — Старик даже всплеснул руками. — Слышал, слышал я про твои подвиги. Не женился еще?
— Некогда ему, — вздохнула бабушка. — Спортсмен! В чемпионы метит. Ну, еще профессором стал. Учит лягушек далеко прыгать. Всех девушек этими лягушками распугал.
— Дядя Иво, что это за прибор? — поскорее спросил я, не давая бабусе увести разговор в сторону.
Ученый некоторое время рассматривал снимок.
— Не знаю, — сказал он наконец. — Вот антенна мне знакома. Только это допотопная конструкция. Когда-то очень давно ими пользовались для поляризации сигналов. Но лет сто назад появились кристаллические антенны, а еще позднее — молекулярно-фазовые.
— Дядя Иво, как ты думаешь, для чего на пляже может понадобиться поляризованная передача?
— Такую передачу сложнее подслушать. Подожди, — встрепенулся он, — а зачем это надо? Ведь связь через браслет абсолютно неподслушиваема…
— Вот и я думаю — зачем? — пожал я плечами. — И мне очень хотелось бы получить ответ на свой вопрос…
В этот вечер мы долго сидели с бабушкой за столом. Ганелона разрешила мне открыть ее секрет, и я все рассказал бабусе — про Ганелону, кавалера Рюделя, про вызов в Звездный совет. Она молча слушала, не задавая вопросов, только хмурилась и поджимала губы — мое повествование ее чем-то очень огорчило, — да барабанила пальцами по столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21