— Точно! — воскликнул он радостно. — Например, дрозд! Как пели дрозды в Абхазии!
Дуновение ностальгии на миг соединило нас, и этот миг был прекрасным. Но, подумав, он вдруг нахмурился.
— К сожалению, не подойдет, — сказал он.
— Почему? — спросил я, и в самом деле удивляясь.
— Понимаешь, — вразумительно сказал он, — среди моих клиентов бывают большие люди. Они подумают, что это намек на то, что они большие птицы и поют, как страусы. Это им будет обидно! Представляешь, как безобразно поют страусы!
Казалось, он покинул страусиную страну, не выдержав их пения.
— Сколько лет ты в Москве? — спросил я, как выяснилось, на свою голову.
— Пятнадцать, — сказал он с удовольствием, видимо, считая, что точно уложился со своими планами в эти годы. — А ты?
— Сорок, — ответил я несколько уныло, потому что был не уверен, уложился ли я со своими планами в эти годы.
— За сорок лет, — сказал он сокрушенно, давая знать, что стаж далеко не всегда все решает, — можно было научиться надевать носки под цвет брюк.
Я обрадовался, что дело только в таком микроскопическом несоответствии. И как он это успел заметить! Я же не в шортах!
— У тебя в «мерседесе» случайно не завалялись черные носки? — спросил я с непосредственностью идиота. — Я бы заменил свои.
Он не обиделся за свой «мерседес», а только иронически взглянул на меня. Так, вероятно, капитан крейсера взглянул бы на рыбака, спросившего его на пирсе: братишка, нет ли у вас на крейсере завалящего весла.
— Ты все шутишь, — вздохнул он, — хотя однажды в школе чуть не дошутился с учительницей грузинского… До сих пор не пойму, как она тебя простила.
— А такой аферизм подойдет? — ринулся я в новую атаку: — «Хороший аппетит в молодости — праздник молодости. Хороший аппетит в старости — праздник маразма».
— Ты что, разорить меня хочешь? — тихо спросил он. — А еще земляк, одноклассник.
— А что? — спросил я.
— Как что! — повысил он голос. — Среди моих клиентов немало старых коммерсантов. Они приходят хорошо покушать, в меру выпить. А ты — праздник маразма! Последнюю радость у людей отнимаешь! Учти, им даже молодые бляндинки не нужны!
— Обязательно учту! — заверил я его.
Он хорошо говорил по-русски, но последние его слова прозвучали с рыдающим акцентом. От волнения, что ли?
Впрочем, я признал его правоту. Такой аферизм в самом деле неуместен в ресторане.
— После того, как я украшу твой ресторан, — сказал я с крохоборской озабоченностью, — я этот аферизм продам молодежному кафе.
— И в молодежном кафе нельзя! — твердо возразил он, словно уже был назначен надзирать за аферизмами всех питейных заведений.
— Почему? — взревел я, впадая в истерику от цензуры.
— Нельзя молодежь и стариков сталкивать лбами, — пояснил он со знакомой интонацией советских редакторов, — тем более перед тарелкой. Учти, что идея моя!
— Какая идея? — удивился я.
— Идея писать аферизмы на стенах ресторана. Мы заключим с тобой договор, что ты не будешь давать аферизмы в другие рестораны.
— Ну хотя бы аферизмы, которые не подходят тебе, я могу продавать в другие рестораны? — взмолился я.
— Нет, — сказал он жестко, но потом добавил: — Я их буду покупать и прятать. Но в книгах можешь использовать. Все, кроме тех, что будут на стенах моего ресторана. Учти, я хитрый.
Это прозвучало так: может, общего образования мне не хватает, но специальное образование у меня на высоте.
— А такой аферизм подойдет? — спросил я скромно. — «Добрых людей больше, чем злых, но злые влиятельней».
— Ты что, с ума сошел! — ответил он. — Среди моих клиентов полно влиятельных людей.
— А такой аферизм подойдет? — не унимался я: — «Женщины любят цветы, потому что цветы поддерживают идеологию внешности».
— Что-то в нем есть, — сказал он и не без сожаления добавил: — Но не подходит. К нашему ресторану прикреплена специальная цветочница. Мои клиенты дарят своим подругам цветы. Этот аферизм будет их смущать. У меня до того культурные клиенты, что иногда шампанское занюхивают цветами! Ну, ладно, — добавил он, — потом поторгуемся на месте. Ты тоже можешь поторговаться, когда я назначу цену. Кстати, давай попробуем стишки. Что мы все аферизмы да аферизмы.
— Давай, — согласился я и, призадумавшись, выпалил:
Раньше как он отдыхал?
Завалясь на нары.
А теперь — каков нахал!
Ездит на Канары.
— Здесь ничего смешного нет. Я в позапрошлом году был на Канарах… Но ты об этом не мог знать, — добавил он строго, как бы в сторону шевельнувшейся мании преследования. — Ничего особенного, — продолжал он, — на страусиной ферме угостили нас яичницей из яиц страуса. Тоже мне фирменное блюдо! Наша яичница из яиц индюшки в сто раз вкусней страусиной!
Он второй раз с раздражением упомянул страуса. Было похоже, что какой-то страус когда-то перебежал ему дорогу.
— К тому же у тебя получается, — добавил он, — что ты, вроде, жалеешь, что человек покинул нары. Сделай все наоборот!
Я напрягся и снова выпалил:
Раньше как он отдыхал?
Ездил на Канары.
Нынче — норму отмахал
И вались на нары!
— Убери нары! — зарычал он, — что такое: нары, нары, нары! Это тебе не пляжные лежаки! Я знаю, что это такое! Этим ты у нас никого не рассмешишь и тем более, учти, не напугаешь!
— Почему? — спросил я, творчески несколько задетый.
— Потому что все схвачено, — отрезал он, — просто бестактно солидным людям напоминать о нарах. Сделай без всяких нар и чтобы было смешно.
Я снова напрягся.
Раньше как он отдыхал?
Рухнув на лежанку.
А теперь — каков нахал?
Лег на парижанку.
— Нет, — сказал он, покачав головой, — для моего ресторана это даже неприлично. Лучше вернемся к аферизмам.
— А такой аферизм подойдет? — снова пошел я на штурм стен его ресторана. — «Закон нужен даже для того, чтобы знать, что обходить».
— Лучший аферизм нашего времени! — воскликнул он. — И как только ты догадался! Для деловых людей это сейчас самый больной вопрос! Чиновники нас дергают: — Деньги! Деньги! Деньги! — А я хочу точно знать, за что я плачу! Покажи закон, который я обошел!
Только я решил, что стена наконец взята, как он раздумчиво добавил:
— Но, с другой стороны, нет, не подходит.
— Почему? — спросил я, чувствуя себя сброшенным с невидимой стены.
— Понимаешь, — сказал он, — среди моих клиентов бывает юридический важняк. Они скажут: — Ах, ему законов не хватает? — И что-нибудь ехидное придумают специально для меня и таких, как я.
— А как тебе такой аферизм? — ринулся я с ботанической стороны. — «Пион — вегетарианский вариант розы: без шипов, но и без запаха».
— Нет, нет, — ответил он сразу, — во-первых, слишком длинно… Нет, это во-вторых. Во-первых, политический намек. Среди моих клиентов бывают солидные политики…
— Какой политический намек? — искренне изумился я.
— Ты намекаешь, что у нас правительство без шипов, но и без запаха розы.
— А раньше правительства пахли, как розы? — нервно спросил я.
— Розы не розы, а шипы были, — неглупо ответил он. — Я дважды сидел.
— «Доллар, слишком похожий на доллар, — фальшивый доллар!» — неожиданно для себя завопил я.
— Наконец в яблочко попал! — восторженно отозвался он и похлопал меня по плечу. — Наконец я разбудил твою мысль! Беру, ни одного слова не меняя!
— Таких строгих цензоров я даже в советское время не встречал, — сказал я, облегченно вздохнув.
— Да, — согласился он, — у себя в ресторане я строгий цензор. Зато плачу от души. Но мы найдем общий язык. Я предчувствую. Заходи для знакомства с рестораном и его стенами. Можешь привести с собой трех-четырех… — он вдруг запнулся. Я понял, что он хотел сказать. Однако он добавил: — Друзей.
Но он догадался, что я догадался, почему он запнулся.
— А я работаю с интеллигентными людьми, — У меня бухгалтер — физик-теоретик. Две официантки — бывшие учительницы. Бывший астроном наблюдает за залом.
— Вселенная сжимается, — напомнил я, но он это трагическое обстоятельство оставил без внимания.
Он вынул из бокового кармана визитку и торжественно вручил ее мне, как пропуск в рай.
— Но у меня нет визитки, — сказал я, продолжая держать его визитку, словно готовый вернуть ему незаслуженный пропуск. Этих визиток у меня скопились сотни. Визитки всегда дают люди, которым не собираешься звонить.
— А как же ты общаешься с нужными людьми? — удивленно спросил он, пренебрегая моей готовностью вернуть визитку. Да что — пренебрегая! Он даже махнул рукой — спрячь!
— Я обхожусь без них, — ответил я, стараясь, чтобы в моем голосе не прозвучал вызов.
— Я тебя сведу с нужными людьми, — уверенно сказал он. Мы пожали друг другу руки, и он сел в машину. Но потом вдруг наклонился, открыл окно и поманил меня. Я тоже наклонился к окну.
— Приходите, икру будете жрать ложками, — сказал он тихо, но твердо и, вдобавок кивнув головой, уехал. Последние его слова прозвучали, как масонский пароль новой буржуазии.
Разговаривая с ним, я пропустил свой троллейбус. Я вернулся на остановку и стал дожидаться следующего. Теперь я стоял, стараясь не высовываться с тротуара.

1 2