Будь они в состоянии экспортировать продовольствие, это,
конечно, быстро бы обнаружилось. А так - просто травили свое население
по-тихому, и теперь неизвестно сколько столетий по их милости будут
рождаться уроды. Так что ацетилен на уровне ПДК - это мелочь.
Теперь мне стало уже не до сна.
Местность вокруг изменилась. Дорога петляла теперь среди поросших
умирающими соснами песчаных холмов. Часто попадались проплешины лесных
пожаров - прошлым летом здесь то и дело горело, а тушить как правило
некому. Да и незачем - здесь ведь все отравлено. И почва, и воздух, и
деревья. Комиссия по ресурсам запретила вывоз из этой зоны, и пожары
делали, в общем, благое дело. Только что часть отравы после них
оказывалась в атмосфере...
Теперь дозиметристы докладывали чуть ли не ежеминутно - я уже не
воспринимал толком все эти названия. Радовался только, что радиационный
фон оставался в допустимых пределах. А с химией мы уж как-нибудь
справимся. Не в первый раз. Если бы не пожар и не угроза взрыва...
Шоссе в очередной раз повернуло, и впереди из седловины между холмами
открылся вдруг изумительный вид на широкую, поросшую сосновым лесом
равнину. Между невысокими холмами то там, то тут блестели озера, местами
виднелись крошечные, почти игрушечные на таком расстоянии постройки. И все
это было залито ярким полуденным солнцем. Здесь когда-то располагалась
курортная зона, они когда-то ездили сюда отдыхать, охотиться, рыбачить...
А потом одному умнику пришло в голову построить в Арате комбинат. До Арата
было еще далеко - километров тридцать. Но облако дыма на горизонте ясно
указывало положение города.
Дорога резко пошла вниз, и вскоре ее снова обступили умирающие сосны.
Нападения я больше не боялся - находиться снаружи без противогаза стало
уже невозможно, а противогазы у бандитов если и были, то местного
производства. Я им не завидовал. Даже легкий и удобный вэнсовский
респиратор уже после двух часов становится в тягость. Воздух в кабине,
правда, пока оставался чистым, но всякого, кто сейчас снял бы респиратор,
я посадил бы под арест на пять суток. Хотя арестом, конечно, мало кого
испугаешь. Другое дело - то, что мы видели собственными глазами. С началом
спуска на дороге стали попадаться мертвые или умирающие птицы - в
большинстве своем чайки и вороны, обитатели свалок. Раза три машина
объезжала трупы собак - наверное, из одичавших стай, наводнивших страну
еще до оккупации и блокады. Один раз, когда мы проезжали мимо какой-то
группы построек - вблизи они поражали полной убогостью архитектуры и
какой-то печатью временного, нелюбимого жилья - мне показалось, что на
пороге одного из домов сидит человек. Если так, то останавливаться смысла
все равно не имело - здесь мог сидеть теперь только покойник.
Мало-помалу лес отступал, постройки по сторонам дороги стали
попадаться все чаще, и неожиданно после очередного поворота стена дыма
оказалась прямо перед нами. До комбината оставалось еще километра три, но
уже здесь, на окраине Арата ощущалась сила пожара. С неба сыпался черный
пепел, и все вокруг походило на негатив зимнего фотоснимка.
Я снова связался с командиром отряда заградителей. Положение
становилось критическим - они отступили от третьего цеха, и огонь вплотную
подошел к резервуарам. На чью-либо еще помощь рассчитывать не приходилось.
Резервов у штаба больше не было, мы были последними. Арат надо было
эвакуировать. Немедленно. Собственно, ради этого мы и пробивались к
городу. Все двести с лишним километров.
Но на всякий случай, пока колонна еще не вышла к центру города, и
дорога была вполне проходима, я связался со штабом. Там на дежурство как
раз заступил Мишка Говоров.
- Слушай, Майк! - обрадовался я, узнав его голос. - Как там с
железкой? - я, конечно, не надеялся, что мост починили. Но не мог не
спросить.
- Работают они. К утру обещают пустить состав.
К утру здесь, пожалуй, состав уже будет не нужен, - подумал я, глянув
на дымную стену впереди. Наверное, даже к вечеру. Это диверсия. Явная,
расчетливо-хладнокровная диверсия. Я только никак не мог понять, кому и
зачем все это нужно. Главное - зачем? Они взорвали на рассвете
железнодорожный мост в сотне километров к югу от Арата на единственной
ветке, связывающей эту местность с внешним миром. А потом начался пожар на
комбинате. Они все рассчитали точно - мы просто не могли перебросить сюда
достаточные для защиты города силы. И не было средств для эвакуации
населения. Зачем, зачем им это нужно?! Чего они добивались? Гибели
двадцати тысяч своих же сограждан? Заражения всей местности на много
десятков километров вокруг города? Нашего поражения?
Удар ради удара, месть ради мести - вот единственное объяснение. Но в
голове оно не укладывалось.
Колонна выехала на привокзальную площадь. Дальше размышлять было
некогда, пришло время действовать.
- Третий отряд, - сказал я, переключившись на общую связь. - Ректон,
ты слышишь?
- Слушаю, шеф.
- Займите вокзал, готовьте весь подвижной состав, который окажется на
ходу.
- Ясно, - он принялся отдавать команды своим людям, и я отключил его
канал. За Ректона я был спокоен, тыл здесь будет обеспечен. Только как в
этой обстановке вытащить оставшихся жителей из подвалов и убежищ и стянуть
их к вокзалу? Как, если людей и без того мало, а штаб местной гражданской
обороны на вызовы ни разу не ответил?
Краем глаза я заметил, как из колонны стали выезжать машины третьего
отряда и подкатывать к оставшемуся позади зданию вокзала. Мы многому
научились за время оккупации. В частности, тому, что на марше все отряды
перемешаны, и уничтожение какой-то части колонны - а поначалу это
случалось нередко - не выводит из строя целиком ни одно из специальных
подразделений. Когда обеспечена надежная связь, не обязательно двигаться
всем вместе. Машины Ректона по одной покидали колонну, подъезжали к зданию
вокзала, из них выскакивали одетые в защитную форму люди и разбегались в
разные стороны. Мы выехали на улицу, ведущую к комбинату, и вокзальная
площадь скрылась за углом.
Тех, кто на ней остался, я видел в последний раз.
- Шестой, шестой, выходите в район первого цеха. Четвертый,
попробуйте пробиться к резервуарам, как договорились. Второй, на помощь к
заградителям. И пусть они отведут вертолеты подальше на случай взрыва.
Все это мы решили еще несколько часов назад, сразу после выезда,
когда планировали действия отрядов. Хорошо еще, что город пока не
пострадал, не видно было ни пожаров, ни каких-либо разрушений, и наша
колонна стала распадаться на отдельные отряды, готовые к работе. Труднее
всего придется, пожалуй, Фельцману. Его пятому отряду предстояло
обеспечить стягивание жителей к вокзалу. Значит, придется залезать во все
щели, подвалы и убежища, разыскивать тех, кто там укрылся, снабжать их
средствами защиты - а у большинства, по всему судя, тут вообще никакой
защиты не было - и выводить, а кого и выносить на руках к людям Ректона.
Задача явно непосильная - но мы еще на что-то надеялись.
Теперь комбинат был совсем рядом, и клубы дыма порой мчались прямо
вдоль улицы, нам навстречу. Я многое успел повидать здесь. И то, что
осталось от Ранкаба после тактического удара перед самой оккупацией
страны. И пустынный, безнадежно зараженный радиацией Кереллар на берегу
теперь навеки мертвого озера. И многие тысячи гектаров когда-то
плодороднейших земель - теперь глинистых и пустынных, где даже сорняки с
трудом находили место для жизни. Я многое успел повидать - но до сих пор
поражался открывающемуся нам в этой когда-то великой стране. Подумать
только, весь этот ужас ее жители сотворили своими собственными руками! Без
вмешательства извне. Без чьей-либо подсказки. Без какой-то внутренней
борьбы и сопротивления. Совершенно добровольно и совершенно осознанно. Не
приди мы сюда три года назад, здесь стало бы еще хуже, еще страшнее. Нам
пришлось прийти. Даже не потому, что не мог весь мир спокойно и безучастно
наблюдать за гибелью этой земли - мир не настолько альтруистичен, чтобы
идти на крупные жертвы ради спасения неразумных и заблудших. Нет - здесь,
в этой земле, готовилась гибель и всем нам тоже. Они не оставили нам
другого выхода - только немедленная оккупация еще могла спасти мир от
гибели. И хорошо, что давно минули времена, когда страна эта представляла
собой военную угрозу. Шансов на победу в войне у них не было, и попытку их
сопротивления оккупации удалось подавить практически без труда.
Их армия была почти небоеспособной. Их идеология нигде в мире не
находила сторонников. Но они были смертельно опасны.
Кислотные дожди от их промышленных выбросов обесплодили не только эту
землю.
Химическое загрязнение атмосферы угрожало не только их существованию.
Три подряд аварии на их ядерных реакторах заражали не только их
территорию.
А эпидемии, начинавшиеся здесь... А их разбившийся танкер, заливший
нефтью все побережье Ла-Манша... А их гражданские самолеты, которые падали
на чужие города...
Нам пришлось прийти в эту землю просто потому, что не было у мира
иной возможности выжить. Но слишком глубоко зашел тут процесс, слишком
долго мы колебались перед тем, как сделать решительный шаг. Слишком долго.
Когда мы остановились перед зданием Управления комбинатом, со мной
оставался только первый отряд - десять машин да БТР Сафонова. Ну и
дозиметристы, конечно. Люди выпрыгивали из машин, разбегались в разные
стороны. Приказы были не нужны, каждый знал свое дело, и я не вмешиваясь
слушал доклады командиров отделений Сафонову. Потом, когда в дверях
Управления показалось несколько человек, открыл дверь и спрыгнул на
засыпанный пеплом асфальт. Сразу же стал слышнее рев совсем близкого
пожара, и я даже не услышал хруста пепла под подошвами. Пришлось прибавить
громкость в наушниках, чтобы разобрать хоть что-то. Я быстро огляделся по
сторонам и двинулся к встречавшим меня людям. Ахмед, мой адъютант, уже
поднялся на крыльцо.
Лица встречавших были закрыты респираторами, а на защитной форме,
присыпанной пеплом, знаки различия совсем потерялись. Но коротышку Мансура
я признал сразу.
- Доложите обстановку, - сказал я, проходя в холл Управления.
- Десять минут назад огонь перекинулся на второй цех, - Мансур
положил на подоконник передо мной свой планшет с планом комбината, ткнул
пальцем в район резервуаров. - Здесь осталось трое наших, их теперь
отрезало от основной группы, и я приказал им уходить к свалке. Связи с
ними больше нет...
Это могло ничего не значить. Или же означать, что огонь уже там, и
взрыв может произойти в любую секунду.
- Откачку вы прекратили? - спросил я для порядка. И так было понятно,
что все магистрали теперь перерезаны.
- Какая тут к черту откачка, - Мансур махнул рукой. - Тут и за неделю
не откачаешь. У них же все насосы забиты. И потом... Это предварительные
данные, но, судя по всему, в девятнадцатом резервуаре у них Энол-К. Его не
откачаешь...
Я не удивился. Я уже отвык удивляться.
- Откуда эти данные?
- Из бумаг в комендатуре.
- А коменданта нашли? - комендант не выходил на связь с самого
начала, а потом, когда сюда прибыл отряд заграждения, и началась борьба с
пожаром, стало как-то не до него.
- Нашли... Вы о коменданте вон с ним поговорите, - Мансур кивнул в
сторону одного из сопровождавших его людей. - Только сначала скажите, что
делать моим людям у второго цеха.
Ну тут вопросов быть не могло. Какой смысл держать там заградителей,
раз огонь уже перекинулся на второй цех?
- Отводите всех, - сказал я, и Мансур сразу же бросился к выходу.
Краем глаза я видел, как он вскочил в открытый джип, стоявший у входа,
прокричал что-то водителю и помчался в сторону пожара. Мансура я тоже
больше никогда не видел.
Минут пять ушло у меня на опрос командиров отрядов. Ректон доложил,
что им удалось сформировать один пассажирский состав, уже подали его к
перрону, в подвале под зданием вокзала развернули пункт первой помощи. Но
на станции оказалось лишь три исправных локомотива, да и вагонов - включая
открытые платформы - совсем мало. Я, помню, тогда еще подумал, что дай
бог, чтобы удалось и эти-то поезда заполнить. И отправить, скорее
отправить отсюда подальше, отвезти от города хотя бы на два-три десятка
километров.
Шестой отряд вышел к первому цеху, но с огнем они, конечно,
справиться не могли.
1 2 3 4